Потому что это колдовство

Её нигде не было. Генки тоже.

Что-то внутри заставило бежать на берег, где они с  Олей обычно купались по ночам и любили друг друга.

Смех был слышен издалека. Его друг, бывший друг, и бывшая любимая, он так решил, выходили обнажёнными из моря, держась за руки.

Досматривать спектакль до конца Виталий не стал.

В палатке Лидии Романовны горел свет. Юноша постучался.

– Извините, я вынужден уехать по семейным делам.

– Что тут скажешь. Действуй, если до утра не передумаешь. Зарплату позже пришлю. На дорогу, надеюсь, деньги есть?

– Имеются, – ответил Виталий, еле сдерживая слёзы, – не передумаю.

– Понимаю. Оленьку не поделили. Зря она так. Генка хороший работник, но не семьянин. Ему простор нужен, всех на свете хочет попробовать. Жаль, очень жаль. На следующий год на тебя рассчитывать?

– Не знаю. Я теперь совсем ничего не знаю.

– Можешь ко мне свои вещи принести. Утром машину выделю. Не бойся, приставать не буду. Не куксись. Это жизнь. Сам понимаешь: Коля любит Олю, а Оля любит Васю. Любовный треугольник.

– Спасибо, Лидия Романовна.

Утром Виталий обнаружил Олю у входа в командирскую палатку. Она чутко дремала. Оказывается там, на берегу, девушка его видела.

Оля долго извинялась, плакала, пыталась прижаться к Виталию. Он был непреклонен.

Виталий, приехав домой, купил ящик водки. На душе было паршиво. Жить совсем не хотелось, умирать тоже.

Начал пить.

Сначала было противно, потом втянулся.

Недели через две, когда запасы горючего закончились, на выходе из квартиры он столкнулся с Олей. Оказывается, она тоже уволилась.

– Если ты не сможешь меня простить, я убью себя и его.

– Кого, Оля?

– Твоего… нашего ребёнка. Я беременна. От тебя, Виталик. Поверь. У нас ничего не было. Врать не буду, если бы ты нас не нашёл, я бы с ним переспала. Тогда я ещё не знала, что у нас будет ребёночек. Скажи честно, он тебе нужен?

– Милая девочка, не представляешь, как бы я был рад, не будь того ночного купания.

– Да или нет?

– Мне нужно подумать.

– Сколько? Можно я подожду у тебя?

– Ты уверена, что не только ребёнок причина того, что ты здесь?

– Клянусь. Я люблю тебя. Не представляешь, что со мной творилось все эти дни.

– Хорошо, раздевайся. Сейчас сбегаю за водкой. Будем исправлять положение. Но это совсем не значит, что я тебя простил. И да, ещё один вопрос: вы закончили свой спор с Генкой?

– Какой спор?

– Думаю, тебе лучше знать. Он сказал, что последнее слово будет за ним.

– Ну, уж, нет! Тут он не угадал. Можно я тебя поцелую?

– Нет. Пока нет.

Соблазн велик

Размеренная, уравновешенная временем, сбалансированная характерами, образом жизни  и совместными целями семейная жизнь не располагает к особенным соблазнам, поскольку счастливым супругам довольно своего, того, чем они безраздельно владеют. Разве что соблазн слишком велик или  тормоза заблокированы тем или иным катализатором.

Резкие мимолётные перемены в жизни дают временный подъём сил, обманчивое состояние эйфории, но ненадолго, поскольку затраты духовной и физической энергии чересчур велики.

Для того, чтобы это понять, нужно уметь любить, в том числе себя, и внимательно слушать подсказки внутреннего собеседника.

Павел Егорович Кулаков, заместитель начальника планового отдела, мужчина тридцати семи лет, примерный муж и отец двух девочек школьного возраста направлялся в командировку на целую неделю.

Он и Альбина Витальевна Ганечкина, опытный бухгалтер из смежного отдела, светловолосая стройная женщина, с которой постоянно контактировал по службе, должны будут делать доклады на семинаре.

Занятие это мужчине не нравилось. Павел Егорович человек сугубо домашний, семейный. Пытался он отбиться от поездки, но тщетно. Начальник отдела не захотел его слышать. Обещал в конце квартала выписать приличную премию.

Жена собирала Егора, как на войну. Несколько смен белья, носки, рубашки, галстуки. Целый вечер она инструктировала, где что лежит, давала советы, даже записку заготовила, каким лекарством в случае чего лечиться.

Альбина Витальевна записала номер его телефона, – на всякий случай. Мало ли что.

Интересно, что она имела в виду?

Встретились на железнодорожном вокзале. Билетов, как ни странно (зима ведь – не курортный сезон), не было. Им предложили дорогое двухместное купе, пришлось соглашаться.

Вагон жарко натоплен, пришлось раздеться до рубашки, расстегнуть ворот. Попутчица села напротив.

Никогда прежде Павел Егорович не замечал её внешности. Бухгалтер и бухгалтер, дело знает, ошибок не делает. Ему не приходило в голову разглядывать женщину на работе. Даже возраст её не был ему интересен.

В тесном купе, где заняться было совсем нечем, внешность попутчицы привлекла всё же внимание. Не то чтобы сразу, чуть позже, когда устроились, разложили вещи.

Долго не разговаривали. Альбина Витальевна показала глазами, характерными жестами и мимикой, что пришло время переодеться, что стесняется.

Павел Егорович галантно расшаркался, вышел. По вагону взад и вперёд ходили пассажиры. Чтобы не мешать, он вышел в тамбур. Там было холодно, сквозь щели в дверях свистел ветер.Пришлось вернуться.

Мужчина тихонечко постучал.

– Минуточку. Потерпите, Павел Егорович, заканчиваю. Да, да, теперь можно.

Женщина загадочно улыбалась. Было видно, или ему так показалось, что она намеренно прихорашивалась, чтобы произвести впечатление.

В нос медленно просочилось облако сладковато-терпких нездешних ароматов, спровоцировавших некое давно забытое напряжение во всём теле.

Павел Егорович улыбнулся, невольно уставился на слегка оголённую область декольте, приподнятую приличного размера тугими шарами. Этот взгляд был пойман, хотя длился всего долю секунды.

Женщина инстинктивно прикрыла ладонями ложбинку между полушариями, кокетливо покраснела. Румянец на лице с лёгким экзотическим загаром был едва заметен, но придал коже настолько привлекательную яркость, что попутчик сглотнул слюну.

Нужно было что-то делать, чтобы не привлекать внимание.

Мужчина достал кроссворд, курицу-гриль, хлеб и бутылку водки. Попутчица вынула из сумки косметичку, шоколад, пару апельсинов и книгу, купленную на вокзале.

Павел Егорович взялся разгадывать шарады, время от времени поглядывал на Альбину. Его будоражил едва ощутимый запах женской тайны, находящейся на расстоянии вытянутой руки.

– Какая у неё бархатистая кожа. Надо же. У моей Регины тоже была такая, когда родила первую дочку, Верочку. Почему она молчит? Пора бы уже выпить за знакомство. Мы ведь впервые вдвоём.

Альбина выпрямила спину, положила ногу на ногу.

Круглые коленки, красивые мышцы, аккуратные ноготки приятного цвета, тонкие пальчики. На обложке книги изображён страстный поцелуй.

Кажется, что попутчица страстно увлечена повествованием.

Как же хочется поговорить.

– Знаете, Альбина Витальевна, в поезде я люблю спать. Да, вот, спать… но сначала нужно покушать, расслабиться, иначе не получается обрести покой. Могу предложить немного водки, самую малость, для разговора. Что-то сегодня не гадается.

– Хорошо. Одну стопочку. Чтобы не казаться букой. Нам ведь почти сутки ехать вместе. Мне тоже не читается. Вы любите читать?

– Да, конечно. Но я ничего с собой не захватил. Да и голова не тем занята. Доклад я подготовил, но по ходу возникают новые мысли. Мне обещали премию в случае положительной рецензии. Деньги мне пришлись бы кстати.

– Выбросьте из головы. Доклад, премию в особенности. Сами же сказали, расслабиться нужно. Пить из чего будем?

– Увы, из гранёных стаканов, как в студенчестве. Помните, как это замечательно, быть студентом, у которого ничего, кроме мозга нет за душой? Зато любви было до чёрта.

– Скажете тоже. Разве можно забыть самые прекрасные моменты жизни? Стакан, так стакан. Вспомним молодость.

– Альбина Витальевна, не вам говорить о молодости. Вы ещё тот цветок. Никогда не думал, что вы настолько очаровательны.

– Вот этого я не люблю. Я женщина, не вы. Флиртовать – моя привилегия. Можете не рассчитывать на адюльтер. Я счастлива со своим мужем. Он у меня…

– Это не честно. Причём здесь муж? Закусывайте. Предлагаю по три бульки водки на брудершафт и в люлю. Приставать не собираюсь. У меня тоже жена, я её так люблю. Но я мужчина, в конце концов. Имею право сказать привлекательной женщине правду? Вы мне симпатичны. У вас…

– Павел Егорович, голубчик, я знаю все свои плюсы и минусы. Сейчас вы снова начнёте заглядывать в вырез платья, на коленки. Я же знаю, что у вас на уме.

– Просветите, милая Альбина. Да, я мужчина, и что? Вам было бы плохо, если бы я слегка помял ваше платье?

– Вот этого я и боялась. Думаете так просто отказать симпатичному мужчине? А потом, что будет с нами потом?

– Ляжем спать.

Альбина Витальевна надолго замолчала. Ей ужасно трудно выговорить внятное “нет”, если на самом деле хочется совсем иного. Женщина чувствовала настолько сильное притяжение, что трусики однозначно придётся менять.

Как романтично стучат колёса на стыках рельс. Дальняя дорога, приятный попутчик. Разве трудно расслабиться и получить удовольствие?

– Наливайте, Паша. По одной и всё.

– Замечательно. Я знал, чувствовал, что нравлюсь вам.

Мужчина выпил залпом, чтобы стать ближе, вытер рукавом рот, с вожделением приблизил к попутчице разгорячённые губы. Альбина хотела, очень даже, узнать, что может быть дальше.

Она улыбалась лукаво, обдумывая свои действия, мозг сопротивлялся непонятно чему. Женщина чувствовала, как твердеют соски, как расплавляется возбуждённая магма где-то в глубине недр.

– У нас ещё осталось по рюмочке. Правда, я делить не умею. Разольёте, Альбиночка?

– Можно посмотреть ваш доклад?

– Завтра, всё завтра. Сегодня у нас другая повестка.

– Можно полюбопытствовать, какая?

– Сегодня только о любви.

– Именно так. Мой муж…

– Не поминайте всуе то, о чём думать не следует.

В голове у обоих неописуемый ералаш: хотят одно, думают другое, говорят третье, чего совсем не хочется.

Альбина перестала улыбаться. Она серьёзна как никогда прежде. Ну что такого, если Павел Егорович потрогает её тугую грудь? Право слово, от этого ничего не изменится. Зато она познает вкус счастья. Возможно познает.

Он чувствует каждое движение её мысли. Он верный муж и изменять тоже не собирается. Что с того, если они разок…

Поезд бежит. Водка закончилась. Альбина подобрала юбку, слегка приоткрыв дорогу в рай. Она нервничает, сомневается. Адюльтер в её понятии приравнивается к проституции. Но Паша так хочет её, просто кипит. Это видно невооружённым взглядом.

Мужчина кладёт руку на мягкое колено. Альбина слегка заводится, даже не может сдержать стон, но, подумав мгновение, нежно отводит его руку. Встаёт, целует в лоб.

– Спокойной ночи. Очень рада была познакомиться.

– Да-да! Взаимно. У вас приятная кожа.

– Обыкновенная. Спасибо за компанию.

– Жаль, очень жаль.

– А мне напротив. Вы мне очень понравились.

Альбина спит. Или делает вид, что почивает. Павел Егорович читает её книжку. У него горячее сбивчивое дыхание и сбивчивые, крамольные мысли.

Утром попутчица отворачивает от Павла опухший, нездоровый взгляд. Оба молча пьют чай.

Павел Егорович подхватывает багаж сотрудницы, останавливает такси, договаривается с водителем. Платит тоже он.

Альбина благодарит взглядом, прижимается к его лицу щекой.

На коже Павла Егоровича вспыхивает румянец.

А что, если…

– Альбиночка, давайте заселимся в один номер. В целях экономии, конечно. Разницу прогуляем. Должны же мы чем-то заниматься в свободное от работы время.

– Павел Егорович, миленький. Давайте не будем забегать вперёд. У нас ещё есть время.

Их номера совсем рядом. Они вместе ходят на семинары, завтракают, обедают.

Платит Павел.

После лекций коллеги гуляют по городу, обедают в ресторане, танцуют.

Тело Альбины невыносимо пахнет желанием. Она прижимается к Павлу Егоровичу всем телом, чувствует, как неистово набухает вожделение.

Мужчина держит её талию как кубок с вином, намереваясь немедленно его выпить. Что творится в его мозгу, Павел Егорович не осознаёт в полной мере. Мысленно он уже находится где-то внутри своей визави.

После ресторанчика коллеги идут в парк, где берег реки превратили в огромную горку.

Им весело. Во всяком случае, так кажется со стороны.

Альбина замерзает. Павел отогревает её пальчики, целует глаза.

Женщина раскрывает уста.

Несколько жарких поцелуев, шаловливая рука, проникающая в зону декольте, стон сладострастия.

Луна на небосводе сходит с ума, желая увидеть, чем это закончится.

Павел Егорович предлагает выпить кофе с коньяком.

Предложение принято.

Одна рука мужчины на колене коллеги, другая накрывает маленькую ладонь. Павел Егорович ощущает дрожь в желанном теле, напряжение внизу живота достигает апогея.

Женщина не сопротивляется, позволяет гладить, целовать шею и ухо.

Следует предложение идти греться в номер. Ответа нет.

Альбина жеманно прижимается к коллеге, позволяет поцеловать себя в губы.

Они уже вместе. Дальше даже не стоит строить прогнозы.

В этот момент в кармане Павла Егоровича звонит телефон. Он извиняется, поднимает трубку.

– Да, любимая, да. Лекарство принял. Сейчас доработаю доклад и ложусь. Да, конечно. Люблю, целую! Спокойной ночи, родная.

Альбина забирает у Павла Егоровича руку, выходит из транса, шумно вдыхает несколько раз.

– Спасибо за прекрасный вечер, Паша. Мне давно не было так хорошо.

– К тебе или ко мне?

– Каждый к себе. Я устала.

– Нам скоро уезжать.

– Именно об этом я и подумала.

Павел Егорович попытался обнять, встретил запрещающее движение.

Альбина Витальевна положила палец поперёк его рта, затем прижала к своим губам.

– Прекрасный вечер, Павел Егорович. В такую лунную ночь прекрасно спиться.

– Особенно вдвоём.

– Это правда. Я так соскучилась по мужу.

– А как же…

– Что именно?

– Я хотел сказать, что мне тоже будет, о чём вспомнить.

Их номера в шаговой доступности.

Оба не спят.

Завтра последний семинар и домой. Он хочет её, она его. Это так очевидно.

Хорошо, что не каждый из нас способен на измену.

Перекрёстное опыление

Эта странная история разворачивалась на моих глазах. Поверить в неё, если не видел происходящее сам, попросту невозможно, потому что порядок событий абсурден. Однако вопреки логике все участники парадоксального шоу обрели счастье.

Было у меня два друга.

Конечно, друзей тогда было больше, но история касается только двоих.

Росли мы как все: играли в одни игры, хулиганили, дружили, ссорились, дрались.

Мальчишки, одним словом.

В определённое природой время начали влюбляться: кто раньше, кто позже.

Самый первый обзавёлся подружкой Андрей Куракин. Принялся он ухаживать за Леночкой Смоляковой из параллельного класса, черноглазой дюймовочкой с томным взглядом и невесомой фигуркой.

Не влюбиться в неё было попросту невозможно. Конкуренция за её вниманием среди мальчишек была запредельная, но выбрала Леночка именно моего друга.

Конечно, все мы Андрею завидовали, но не особенно сильно: опыта отношения с девочками ни у кого ещё не было.

Жил он с мамкой: безотцовщина.

Так вышло, что отца он не знал никогда. По какой-то причине  мама жила без мужа и факт отцовства упрямо утаивала. Короче, тёмная семейная тайна.

Мама у Андрея, тем  не менее, была замечательная: немного строгая, в меру требовательная, однако справедливая и добрая. Только вечно пропадала на работе. Видимо в семьях, где один родитель, это обыденно.

В её отсутствие и вызрела большая любовь, поражавшая всех нас недетскими чувствами и поступками этой замечательной парочки.

Поначалу было обычное любопытство, когда мальчик познаёт девочку и наоборот. Трансформация отношений происходила в открытом режиме: в детстве мало что скрывается от друзей.

Потискались Андрей с Леночкой по скамейкам в школьном дворе да по подъездам, прошли “курс молодого бойца”  начинающих любовников и решили перебираться в более комфортную обстановку – домой, благо никто таким встречам не мешал.

Шуры-муры, кино в телевизоре, чай с конфетами и поцелуи на сладкое.

Оба сладкоежками оказались. Поцелуям в обнимку посвящали всё свободное время. Прерывались только на приготовление домашних заданий, которые быстренько делали вместе, учитывая при этом время прихода мамки.

Слюнявили друг дружку в тысячу слоёв, растворялись в мире неведомых прежде грёз, спешили познать азбуку любви на практике. Жалели ребята лишь о том, что начали процесс познания слишком поздно, что упустили столько благодатного времени даром.

Если бы знали, как прекрасен мир любви, начали бы с пятого класса.

Андрей всерьёз расстраивался, что четыре года жизни пропали даром.

Так они промурлыкали весь девятый класс.

Времена тогда были более вегетарианские, чем нынче – даже о кунилингусе молодые люди осведомлены не были, а про безобразия ниже пояса и помыслить не смели. Зато поцелуи освоили в совершенстве: любую мелодию могли языком сыграть, зажмурившись или глаза в глаза.

Всё, что до уровня бюста, перецеловано было несчётное число раз. Ребята даже названия придумывали для необычных, но желанных ласк. Но про это мы намного позднее узнали.

Про нас, друзей, было почти забыто. Лишь редкие встречи. Практически никакой достоверной информации про  их любовные отношения не было: только сплетни, глуповатые шутки и домыслы.

В разговорах эта парочка числилась женихом и невестой, а взрослые несли шёпотом про них всякую несусветную ересь.

В десятом классе Леночка познакомила свою лучшую подружку, Светлану Соколову, со вторым моим другом, Сергеем Клёновым. Мы их в шутку стали называть светло-серыми, по созвучию имён.

Это прозвище приклеилось к парочке моментально. Ничего не поделаешь – мальчишки любят навешивать на друзей прозвища-ярлыки, зачастую обидные и не особенно приятные. Это хотя бы нейтральное, без подтекста, как бы констатация случайного цветового совпадения имён и судеб.

Светло-серые сразу взяли аккорд: отношения их развивались поступательно, чересчур стремительно. То, чего их друзья-подружки не успели разведать за целый год, эти познали за несколько месяцев.

К концу года Сергей и Света не только признались друг другу в вечной любви, но и запланировали в мечтах скорую свадьбу, в том числе детишек. Короче, расписали в мечтах  будущее до мельчайших деталей, чуть не до последнего вздоха.

Как в юности водится: мы предполагаем, а родители располагают непосредственными рычагами воздействия.

Светкины родители настояли на прекращении контакта, пока дочь не закончит  институт. Еще бы: у мамы высшее образование, у папы тоже, а дочка неучем будет? Сначала диплом, а после, если любовь не угаснет, всё прочее.

Понятно, что насильственное разлучение любовной пары, познавшей не просто азы, а нечто большее, глубинное, вызвало истерику.

Слёзы, сопли, прощания, расставания. Сергея не подпускали к дому подружки, Свету держали под круглосуточным контролем.

Напрасно родители думали, что владеют ситуацией.

Невозможно оторвать приклеенные намертво тела без боли.

Любовное недомогание перешло в хворь: Света замкнулась, начала стремительно худеть, совсем перестала есть, потом и спать.

Родители встали в стойку, принялись спасать девочку свою ненаглядную: Серёгу отправили служить в армию. Папа Светкин подсуетился, чтобы призвали героя-любовника без промедления. Парень, с горя или по какой иной причине, спорить не стал.

Погоревала дочка и начала роман в письмах сочинять. Иной день два письма милому напишет, а то и три. Вроде успокоилась, в институт поступила. Ждёт.

У Андрея с Леночкой в это время развивались почти идеальные отношения. Они боготворили друг друга. В жизнь ребят никто не вмешивался: мама была рада, что сын вырос настоящим мужчиной.

Влюблённые сами решили – до свадьбы ни-ни. Только лёгкий флирт, поцелуи и прикосновения выше пояса. Но на свадьбу настроились.

Леночка специально, чтобы с милым не разлучаться, экзамены в институт провалила. Ждут, не дождутся совершеннолетия, чтобы сразу объявить о начале совместной жизни и познать все прелести взрослой любви.

Отношения в их паре складывались почти идеальные: ни ссор, ни укоров, ни претензий. Андрей и Лена  словно родились для совместной жизни.

Один вывих всё-таки был: несмотря на юный возраст, Леночка до страсти мечтала иметь детей. Имена придумала для первенцев, портреты их рисовала, выкройки для детских одёжек собирала, читала книжки по педагогике.

На этой почве покоя не давала любимому, расписывала прелести семейной жизни. Но Андрея это ничуть не раздражало: рад и согласен, только поддакивает.

Андрей в институт поступил сходу, чтобы в армию не идти. Леночка работать оформилась на фабрику,  не захотела на родительской шее сидеть.

Молодые еле осени дождались, когда совершеннолетие справили: сразу заявление в ЗАГС подали.

Родителей поставили в известность уже по факту.

Поселились у мамы Андрея. Свадьбу не справляли, только вечеринку для самых близких.

Сразу после свадьбы со всей возможной в этом возрасте серьезностью начали "делать ребёнка". Всё по учебнику, с графиками периодов овуляции и прочими вычитанными премудростями.

Светлана долго ждала своего часа, реализуя в мечтах Леночкины откровения: подруга была более сведуща в эротических отношениях с мужчиной, довольно часто подробно рассказывала ей о тонкостях взрослой любви.

Как же хотелось Светлане испытать всё то, что для подружки стало обыденным, увидеть своего единственного мужчину в первозданном виде, как задумала его природа и вот оно, чудо единения, взаимопроникновения двух любящих, ждущих друг друга тел, стремящихся к слиянию и продолжению рода.

Она была настолько готова, что первый фейерверк в мозгу взорвался ещё до того, как Серёжа вошел в неё.

Когда он ласкал там, куда не проникал ещё никто и никогда, Света улетела, отключилась, потеряла связь с пространством и временем, окунувшись в нирвану, словно проваливалась в бездну, падая в неё головой вниз.

Ей показалось, что полёт длился целую вечность.

Вернувшись обратно в своё тело, Леночка обнаружила Сергея, который лежит на ней и дышит как марафонец на последних метрах дистанции. Уж он целовал её и ласкал: обнимал, мял, трогал. Везде-везде.

Всё это было упоительно прекрасно, хотелось ещё и ещё. Невозможно было прекратить и прерваться. Единения следовали одно за другим, почти без перерыва. Пока Сергей отдыхал, очень недолго, Света облизывала его языком и губами, не смея всё-таки взглянуть на отдельные анатомические детали любимого.

Леночка с первого дня совместной жизни чуть не каждый день делала тест на беременность.

Тщетно.

Два года службы Сергея в армии пролетели в ожиданиях и чувственных грёзах. Светлана складывала стопочками письма от милого в заветную коробку, перечитывала их бесконечно и плакала, плакала.

За эти годы из длинноногой невесомой газели девушка превратилась в стройную прелестницу, знающую себе цену. Мальчишки в институте табуном хороводились вокруг неё. Только зря.

Кроме милого сердцу Серёжи никто ей не был нужен.

Любимый тоже верным оказался. Соблазнам, которых в увольнениях предостаточно, не поддался, сохранил свою преданность. Вернулся домой, правда, только осенью, почти на полгода позднее установленного законом срока. Так вышло.

Ушел Сергей в армию хилым и голенастым, а вернулся мужчиной с широкой  грудью, накачанными мышцами и стальным торсом.

Радости у обоих не было конца.