Темный бог вечности. Червивое яблоко 2

Чтобы взойти на научное занудство такого уровня высоколобости, повода для страха у нее было явно маловато. Что касается волнений за своего Всегда Правого покровителя, то они к этому времени были основательно поумерены, поскольку в итоге из ее умствований поперла уж и вовсе несусветная дурь. Совершенно перестало получаться из них что-либо путное.

Эни просто из сил выбивалась, а выходило одно: будто бы трехэлементная связка Разрушитель-компьютер-человек может быть устойчивой только с третьим элементом в виде человека, работающего чуть ли не на чистой математической логике с полностью отсутствующей эмоциональной составляющей. Во всяком случае, то, что находилось на ее месте, если и было эмоциями, то уж никак не человеческими эмоциями. Любому нормальному человеку ясно, что это есть бред, дичь, плешь и чушь – какой же это, извините, человек в таком случае? Это, конечно, не просто какая-то компьютерная программа, но уж точно и не человек! К тому же, если важнейший третий элемент есть компьютерная программа, получается, что его как бы и вовсе нет – этих программ что в Разрушителе, что в Конверторе пруд пруди, еще одна программа, пусть даже пакет программ, пусть и запредельной сложности, ничего тут не добавит. К тому же, когда она с подобным подходом принималась анализировать Кулакоффа, все было в самом тривиальном порядке.

Дурь такого масштаба – это было уже слишком. Эни с наслаждением забросила к чертям собачьим все свои умствия, хотя яйцеголовое святило, к которому она изредка обращалась за консультациями, от проявленных ею способностей к научному занудному кретинизму был в полнейшем отпаде. Находясь на ее счет в приятном заблуждении – Эни соблюдала все мыслимые условия конспирации – профессор приглашал ее на работу к себе в лабораторию, хвастался личным знакомством с "неслабыми чинами" в аппарате Ответственного секретаря самого Советника от Науки, обещал быструю защиту диссертации и ха-арошую карьеру. Был он человечек уже старенький, так что – решила Эни – сексуальные поползновения оказывались явно ни при чем. Она даже всерьез подумывала пристукнуть старикана во избежание утечки – узнает кто о ее высоколобиях, ведь засмеют – но потом подумала, что это с ее стороны уже полная шизофрения. Ну, кому из знакомых вообще в голову придет заинтересоваться занудством такого уровня, а уж связывать с ним ее имя?.. Бред постыдный!

Сегодня Координатор вызвал ее к себе сам. И пространственный коридор для ее яхты обеспечил тоже сам. Что ему от нее было нужно? Похоже, он снова собирался дать ей конфиденциальное поручение, которого не хотел или не мог давать своим Советникам. Эни еще раз с гордостью подумала о той особой роли, которую она тихой сапой уже начала потихонечку играть при самом могущественном человеке вселенной. Но это еще что! Погодите, господа хорошие, погодите и Вы, многоуважаемый сэр Кулакофф, то ли еще будет, когда Его Всегда Правое Величие обретет новое молодое, сильное тело. Она будет фавориткой императора! Причем, не простой подстилкой в постели. Отнюдь. А уж он-то непременно станет императором! От "Его Величия" до "Его Величества" один крохотный шажок… вот только куда – вниз или вверх?

5

В каждом событии Эни искала – и находила – свидетельства своего особого статуса, явочным порядком подтверждавшее ее претензии. Вот и сейчас, когда она увидела, что прямо в причальном створе ее дожидается не кто-нибудь, а сам Ответственный Секретарь Его Величия, за глаза называемый в сферах "сушеным сперматозоидом", она с гордостью сказала себе, что нисколько не преувеличивает собственного значения, так сказать, при Всегда Правой Особе.

"Сушеная пучеглазость" был вернейшим барометром политической погоды и поведением своим предсказывал для нее, пардон, предсказания самые благоприятные. Встречать ее он явился аж в истинном теле, что делом было ошеломительно небывалым, если учесть, что Всегда Правый находился на борту дредноута и мог его себе затребовать каждую секунду. "Ага, сволочь, лебезишь! " – думала Эни, всячески демонстрируя "Сушеному" дружелюбие, и даже не просто дружелюбие, а приятственную сердечность.

Ответственный, в свою очередь, являл собою воплощенную предупредительность и радость от долгожданной встречи, но границ фамильярности не переступал. Держался в рамках. Совсем – ах, ты, черт! – как капитан ее яхты… и это красноречиво свидетельствовало о многом. В конце концов, каждый нижний для каждого верхнего – серв. "Пшел вон! " ему, сукиному сыну, и "Ты! ", а он тебе "Вы…" и "Чего изволите-с?", потому что ты для него сюзерен и хозяин. А вот теперь и спросим себя, так ли уж много было в Империи людей, которые бы осмелились смотреть на "Сушеного" сверху вниз?

– Леди Боди, – сказал сэр Сушеный Сперматозоид, небрежным движением руки выметая с причала сбежавшихся к яхте блюстителей всяческих официальностей и формализмов независимо от количества и размера звезд на их погонах, – Его Величие ждет Вас для конфиденциальной беседы. Но (-улыбка!-) если хотите отдохнуть или, скажем, припудрить носик (-еще улыбка!-), можете сначала осмотреть апартаменты, которые я для Вас подготовил. С Его Величием я все улажу, у меня припасена на этот случай парочка суперсрочных докладов… Сочтете нужным высказать какие-нибудь замечания или пожелания, я лично прослежу за исполнением (-серия улыбок, показатель радушия зашкаливает!-).

– Благодарю, Вас, сэр, – сказала Эни с точно дозированной в голосе долей уверенности, что все идет, как должно, и так будет всегда. – Условия моего быта, когда я нахожусь на службе Его Величия, меня нисколько не волнуют, – даже не пряча лицемерия, добавила она.

Его Сушеность невозмутимо наклонил голову, принимая к исполнению пожелания, как высказанные, так и подразумеваемые.

– Прошу сюда. Я распорядился подать для Вас личный кар Его Величия.

В словах "я распорядился" сэр Сперматозоид ненавязчиво выделил специфической интонацией местоимение "я". А дальше проследовало еще одно свидетельство подтверждения ее статуса. Биопы из личной охраны Координатора, которые, как известно, с откровенной беспардонностью раздевали взглядом всякую смазливую женщину и, разве что, не облизывались, на сей раз при ее появлении обратились в… д-ой, во что такое, соляные столпы отдыхают… будто в кар садилось само Величие собственной величественной персоной.

Координатор подчеркнуто и даже демонстративно любовался посетительницей.

– Спасибо за яхту, дорогой, – сказала она первым делом. – Это такая клевость!

– Проходи, дарлинг, присаживайся… нет-нет, сюда, поближе, чтобы мне не приходилось вертеть головой. А экипажем ты довольна?

– Чем? – не вполне поняла она. – Ах, ну да…

– Ты и не заметила, что на яхте есть экипаж? – рассмеялся Координатор. – Вот и старайся для тебя. А я старался… э-э… да.

– Как это не заметила? Все я заметила. Капитан очень милый. – Координатор тоненько прыснул, Эни споткнулась, очаровательно смутилась и старательно покраснела. – Да ну тебя! Я совсем не в этом смысле.

Отсмеявшись, Координатор резко сменил тему.

– Перед тем, как перейти к делу, мне бы хотелось немного поболтать с тобой. Просто так. Ни о чем. Для отдыха. А то я все время в делах, в заботах, в хлопотах. Я уже просто забыл о том, как выглядит красивая женщина.

– Рассказывай, – протянула Эни. – А то я не видела, какие красотки возле тебя толкутся.

– Это не красотки, это исполнители, просто они женского пола. И вообще, таких красавиц, как ты, много быть не может. Что в прежнем теле, что в нынешнем, ты товар штучный и очень-очень дефицитный. Это радует.

Эни надулась и подчеркнуто пожала плечами.

– Старая перечница Лайза была когда-то красива? В самом деле?

– Ты была красива всегда.

– Я уже устала тебе говорить, что я и старая грымза совершенно разные люди. Я нынешняя и Лайза Старкофф не имеем между собой ничего общего… практически.

Координатор остро взглянул на нее и картинно удивился.

– Так-таки и ничего? Ты же не могла возникнуть просто на голом месте? Тем более что ты знаешь, откуда взялась. Добро бы ты воспринимала старую Лайзу как мать, я знаю такие случаи.

Эни, и сама последнее время то и дело ловившая себя на подобной крамоле, вдруг обозлилась.

– Ага, тоже мне, матушка!

– Мне очень трудно принять твое отношение к собственному прошлому, – пробормотал Координатор с подчеркнутой рассеянностью. – Как ни крути, Лайза и есть твое прошлое.

– Ты почему-то все время задаешь мне этот вопрос. Чуть ли не при каждой встрече. Неужели тебе это все так любопытно? Что касается меня, мне воспоминания о старой карге не то, чтобы неприятны, а вроде как бы она под ногами путается. Неинтересны они и лишние.

– Мне это не просто любопытно, а очень интересно и важно, – терпеливо сказал Координатор. – Не забывай, что если у тебя это уже давно позади, то мне оно еще только предстоит. Но! Я и в новом теле должен быть… э-э… естественным продолжением меня в теле старом.

– А-а… ну, да… понимаю… преемственность и все такое… Конечно, мой опыт тебе полезно можно использовать. Сейчас я попробую рассказать. Что касается детства, то оно – да, безусловно, мое. Но вот уж хоть ты меня убей, вся взрослая жизнь гнусной старушенции Старкофф воспринимается мною как невнимательно прочитанный роман. Нет-нет, не обольщайся, со старой перечницей у меня нет ничего общего. С нынешней, в смысле, взрослой, я имею в виду. Можешь не сомневаться, если – и когда – тебе захочется вспомнить старое, ты получишь ту самую, свою девочку, причем практически на том самом возрастном рубеже, на котором когда-то с нею расстался… ну, почти. А вовсе не гнуснопсовую перечницу Лайзу омерзительную. Согласись, взрослая Лайза сформировалась уже после тебя, без тебя, под влиянием совсем других людей и не имеет к тебе ни малейшего отношения.

Координатор смотрел на Эни с задумчивым выражением лица и молчал. Эни почему-то почувствовала потребность оправдаться.

– Вот уж чем я точно себя не ощущаю, так это ее полным продолжением. Тут как в компьютерной игре, понимаешь? Когда у тебя много жизней. Ты проживаешь одну, другую, третью, но они все в каком-то смысле независимые. И опять же, как в компьютерной игре, если тебя убили, то не насовсем, ты просто вернулась в место последней записи. А она у меня какая?.. Правильно, расставание с тобой. Возможно, все дело в том, что мое тело прекрасно чувствует свой биологический возраст. И оно требует наполнить себя, так сказать, предысторией именно на этот возраст, а остальное – все случившееся между последней записью и возвращением к ней – отбрасывает за полной ненадобностью. Новая жизнь у меня не продолжает старую. Она мне… совсем другая.

– Параллельная? Тогда получается, ты все равно признаешь жизнь Лайзы своей жизнью.

– Ну, я не знаю. Мне никогда тебя не… как это… не перелогичить, и никакие контакторы тут не помогут. Ты, видимо, плохо себе представляешь, каково нам приходится рядом с тобой, обыкновенным людям. Иногда мне кажется, что я четко отслеживаю твою мысль. Мне понятны все ее повороты, развитие, глубина, нюансы. И вдруг ты говоришь такое, что – трах-бабах – все летит к черту, я чувствую подспудно огромную глубину, мощь невероятную, чудовищную, но как ты к этому пришел? Загадка! Я всегда предпочитаю получать от тебя четкие конкретные указания, а не терятся во мраке неизвестности с собственными догадками и всякими прочими логизмами. И тогда я порву любую глотку… да… только вели. Так что, наверное, ты прав. Но все равно, с какого-то момента я живу заново, новая жизнь полностью отвергает старую. Я презираю и отвергаю старуху Старкофф, сто пинков ей в брюхо! Я Эни, а не Лайза… и как раз чего-то подобного ты, как я догадываюсь, категорически хочешь избежать.

– Неплохо, девочка. Я, мне кажется, уже говорил тебе, что ты неплохо меня знаешь. По-своему. Это радует. Но вернемся к нашим баранам. Разве в таком случае у тебя не теряется всякое ощущение… э-э… продолжения жизни?

– Почему? – изумилась Эни. – Хорошо, признаю. Я была Лайзой Старкофф. Но сейчас я Эни Боди. И я признаю своим наше с нею общее прошлое только до, скажем, расставания с тобой. В новом обличье живу только я, ей нет места в этой моей жизни. Пусть даже я живу второй раз! Но отдельный! И потом буду еще кем-то, и еще, еще – ты решишь кем, и буду отвергать прожитое, и буду жить вечно… благодаря тебе, дорогой. Когда я поняла, что буду всегда, меня охватил такой восторг, такая благодарность тебе, такое благоговение перед тобой, что я поняла – я сделаю все, чтобы ты был мною доволен всегда. Ради тебя я пойду на… что тебе потребуется, на то и пойду.

Координатор с видом удовлетворенным и благостным кивал головой.

– Ты не понимаешь, а я не умею объяснить, – горячилась Эни. – Попробуй себе представить, что чувствует обыкновенный обыватель по отношению к богу, тогда, возможно, ты поймешь.

– Ага, ага, – оживился Координатор. – Ну-ка поподробнее с этого места, пожалуйста. Что такое ты имеешь в виду?

– Ну, как… – озадачилась Эни. – Это совсем не значит, что я выдумываю про тебя и говорю про тебя чего-нибудь, чего нет. Не знаю, отдаешь ли ты сам себе в этом отчет, но ты действительно постепенно обретаешь, мне кажется, сверхчеловеческий… как бы сказать, свойства, что ли… Масштаб, вот. Да, именно так. Масштаб. И вот тебе доказательства, чем отличается твоя личность от подобной масштаба меня. Ты хочешь жить одну жизнь, единую, долгую, через Вечность, только менять тела. А я тоже хочу жить вечно, но не долго, а много. Понимаешь? Чтобы жить в свое удовольствие как можно больше самых разных жизней. Жить одну жизнь вечно я бы не смогла, не мой масштаб, мне стало бы скучно. Да и тебе бы я осточертела одна и та же, как не знаю, что. Жду – не дождусь, когда ты, наконец, захочешь меня снова… и не смотри на меня так. Я прекрасно понимаю, что ты не станешь ограничивать себя одним телом. Ну… и что ты на меня уставился?

Координатор смотрел на нее изумленными глазами.

– Ты раз за разом поражаешь меня, девочка. Какой великолепный аналитический ум! Ты совершенно самостоятельно поднимаешься до постижения столь высоких… э-э… категорий, что, я, право, даже уж и не знаю. Я почти в восторге. Правда, ты не всегда адекватна… э-э… по эмоциональному отклику на иные раздражители, но и здесь ты гораздо более чутка, чем другие. Приматы, знаешь ли, народ ограниченный. Я тобой горжусь. Подумать только – понять, что я не стану ограничивать своих удовольствий одними человеческими телами только. Браво!

Координатор несколько раз беззвучно плеснул ладошками, показывая, в сколь великом изумлении он находится, и продолжал:

– Ты ухватила проблему за самый… э-э… да. Вот именно.

– Ничего я такого не хватала, говорю, что думаю… что я такго ухватила-то, вообще?

– Императорская власть?.. Человеческие тела?.. Женщины?.. Ты права, это мелко, фи, какая пошлость! К моим услугам, конечно же, тела самок всех живых существ. Да что там живых, мне будут принадлежать все тела, одущевленные и неодушевленные, вся материя мира, вся его энергия… Божественность моего масштаба становится очевидной, пусть пока и получервям! Что касается тебя, то телами для множества жизней я тебя обеспечу. Это в моих интересах. Обладать одной и той же самкой в самых разных телах… как это, должно быть, увлекательно. И познавательно!

6

Кулакофф заказал себе "Розу Марисы", подумал и решил, наплевав на всяческую конспирацию, послать такую же выпивку охранявшим его азерским парням. Где-то тут еще должны были быть, вроде бы, мальчики Ланса, но их он не знал и, вообще, не был уверен в их присутствии. Азерцы же оккупировали соседний столик, лица имели скучные, даже выпивка из автопоилки в подобном баре была им явно не по карману. Конспирация конспирацией, но совесть-то надо иметь!

Атмосфера в баре дошла, как бы это сказать, до форменных чудес. Лабухи в диком грохоте закончили фьют о трусиках и теперь с треском и громом лабали очередной разухабистый "манкистеп" с жизнеутверждающим названием "Улыбка задницы просторной". Смысл в тексте, который они вопили, угадывался с трудом, и не только из-за запредельного грохота. Впрочем, посетителям оный и не требовался. Тема у фьюта – самое оно, музыка – зажигательнее некуда, девочки вокруг – доступнее не бывает, лабухи первый сорт, выпивка первый сорт, гуляй, братва, бредлам сегодня наш … вот они и "обезьяношагствовали" в полном согласии с танцем. О чем думал Ланс, назначая встречу в подобном месте? Конспирация конспирацией, но и уши друзей можно было бы пожалеть.

Человек, с которым Ланс устраивал Кулакоффу встречу в столь одиозном заведении, как бар Мареша, должен был появиться с минуты на минуту, и его появления Кулакофф ожидал с большим нетерпением.

Нет, разумеется, он не был первым представителем Свободных Миров, вошедшим в контакт с Гнездом после знаменательной победы над гвардией Компаний. Через межзвездную сеть люди из окружения Рекса общались уже с добрыми двумя десятками планет. Но до сих пор никто не выражал желания лично встретиться с вождями мятежной Азеры. И что такое желание высказал Третий Соправитель свободной конфедерации Аталана – пожалуй, самого могущественного объединения независимых от Империи миров, означало настоящий прорыв во внешнеполитических делах Азеры. В конфедерации, расположенной еще ближе к ядру Галактики, чем система Сола, очень пристально следили за развитием конфликта вокруг Азеры и Райны, справедливо полагая, что их планеты следующие в очереди на разграбление. Формально третий Соправитель прибыл в Столицу для ведения переговоров с имперскими властями, очень непростых переговоров, кстати сказать. Подданным Аталана всегда чинились всяческие препятствия при поступлении в высшие учебные заведения Империи. Что касается знаменитой Академии при Корпусе Пространства, то уже который учебный год в составе ее студентов и стажеров нет ни одного аталанца.

В Столице чрезвычайно удивились наивности столь высокопоставленного аталанского чиновника – ясно же, что случайностью такое отношение к аталанцам не объяснишь, и что в Империи просто-напросто нет дураков, готовых – пусть и за хорошие деньги – повышать квалификацию высших офицеров потенциального противника. А посол Аталана при первой же представившейся возможности связался с Лансом… что, безусловно, делает честь разведке коалиции, поскольку аталанец просил Ланса организовать ему встречу с полномочным представителем руководства Азеры.

Кулакофф уже начал проявлять признаки нетерпения, когда углядел, наконец, в проходе между столиками знакомую могучую фигуру Поля Ланса, взявшего на себя лично сопровождение посланца к месту встречи. Рядом с Полем шагал, часто-часто перебирая ножками, маленький человечек, типичный горожанин, и был он никуда ни годный конспиратор, поскольку ни на грош в нем не было венциянской дуракаваляльной расхлябанности, пофигизма барного завсегдатая, да и карнавальный костюм сидел на аталанце, как на корове седло. Бредламом от него и не пахло. Напротив того, от всей его маленькой фигуры так и перло ощущение незаурядной внутренней силы, несгибаемой воли и жесткой напористости.

Ланс, проходя мимо Кулакоффа, коротко кивнул ему и подсел к сидевшим неподалеку крепким парням, а человечек отодвинул ногой стул рядом с Кулакоффом и присел на самый кончик, впившись острым взглядом в его лицо.

– Не ожидали увидеть горожанина? – спросил он вместо приветствия.

– Ну отчего же? – весело сказал Кулакофф. – Здравствуйте.

– Впрочем, Вы и сами не гигант, – продолжал человечек, по-прежнему игнорируя всяческую вежливость и прочие политесы. – Я удивлен. Вы выбрали для встречи бар Мариса, ну и вкусы у Вас… что уставились на меня?.. Мариса и Мареша это одно и то же, историю знать надо, как говорит мой хороший заочный знакомый сэр Координатор по делам колоний. А что же сэр Азерски сам не пришел? Мы для него мелочь пузатая в прямом и переносном смысле, не снисходит до нас, шестерок шлет?

Кулакофф весело расхохотался.

– Зря Вы так стараетесь, – с трудом выговорил он сквозь смех. – Моя фамилия Кулакофф, возможно она Вам знакомая. И я неплохой инт. Насквозь вас вижу и вдоль, и поперек, и по диагонали. А Вы хороший артист, право, так натурально все, Вам бы в рекламу пойти телетаксерную, цены бы Вам там не было.

– Кулакофф, значит… Как же, как же, наслышаны. И ученый мэтр, и запредельная звезда, и шишка административная в одном флаконе. По всем мирам, говорят, санаторы носятся, высунувши языки, ловят его. А он на сволочном столичном Бродвейчике глушит себе модные болтушки, и в ус не дует. Нагличаем?

– Отчего же и не понагличать в приличной компании? – пожал плечами Кулакофф. – Вот только мы с Вами должны еще некоторые формальности соблюсти. Познакомиться, так сказать.

– А, это вы насчет верительных грамот? В смысле, тот ли я человек, которого Вы сочтете за приличную для себя компанию? Тот, тот. Я действительно уполномочен вести переговоры вплоть до проработки вопроса о возможном союзе. Так что командировка у меня к вам долгая, надоем еще. Дайте сюда Ваш компьютер, я в него соответствующий файлик перекину.

– Какие пошлости! – делано удивился Кулакофф. – Обойдемся и без компьютера. Вы только вот очечки свои темные снимите и посмотрите мне в глаза… Ага… ага… Ну, вот вы их и предъявили, свои верительные грамоты, вот мы и познакомились. Еще раз здравствуйте, господин Спирос.

– Это не рисовка?.. Нет?.. Впечатляет, впечатляет.

– Пустяки. Сейчас мы с Вами допьем наш дринк, болтушка и в самом деле очень даже ничего, прослушаем фьют, хит сегодняшнего дня, видели, при входе анонс? Уж больно название у хита… как бы это сказать… незаурядное: "Улыбка задницы просторной". Тут сейчас вколачивают в моду новый танец "манкистеп", так что все обезьянничают, как могут. Слышите, "Трусики" играют? У них тут все зациклировано. Следом в программе идет как раз "Задница". Прослушаем, а потом я провожу Вас к нашему вице-королю.

– Он что же, где-то здесь недалеко? – удивился приезжий.

– В каком-то смысле… – рассеянно сказал Кулакофф, – во всяком случае, идти недолго.

– Знаете что, – сказал приезжий, – давайте отправим задницу в задницу, тем более что она просторная, и пойдем сразу. Не терпится мне, если честно, познакомиться с человеком, который разнес в пыль и мелкие дребезги гвардию Компаний прямо на глазах сэра Координатора по делам колоний и всего четвертого имперского Космофлота. Не знаю, имеете ли вы представление тут в Столице, насколько легендарной личностью сделался в Галактике вице-король Азеры? Небось, даже и не осознаете?

– Отчего же, вполне себе осознаем, – сказал Кулакофф, вставая. – В задницу, так в задницу. Раз уж Вы не желаете лично насладиться рождением хита, который завтра будет распевать и "манкистепить" каждый дурак в галактике… вперед! Только… Вы не будете возражать, если мы потом сюда вернемся? Вместе с Рексом? Мы давно порываемся устроить ему прослушивание этих фьютов, да все никак. Молодежь наша просто мечтает, а то он у нас на классике воспитанный, на земной эстраде двадцатого – двадцать первого веков. Элвиса ему подавай, Майкла Джексона, на худой конец – Леонтьева или, там, Кобзона. В современных эстрадных изысках ни уха, ни рыла, извините. Только благодаря Вам и надеемся его сюда затащить.

Посол некоторое время озадаченно хлопал глазами, потом вдруг весело улыбнулся и сказал:

– Кто я такой, чтобы вставлять вам палки в колеса? Это даже как-то увлекательно. Разумеется, я – за!.. Э-э, да Вы, сэр Кулакофф, извините, пройдоха. Просчитали меня заранее, хитрец!

Парни за соседним столиком мгновенно сорвались с места и пошли – трое спереди, двое сзади, прокладывая дорогу и прикрывая в беснующейся толпе. Освободившиеся столики оказались мгновенно заняты счастливцами, которым повезло оказаться рядом в нужный момент. Что касается хита, то даже за дверями бара аж до самого поворота штольни их преследовал истошный вопль контртенора, ведшего в фьюте сольную партию:

Задница, о-о, задница!

Просторная задница!

Она вам улыбается!

Вам, и только вам…

– да уж, хит, и в самом деле, был зубодробительный и обещал стать не менее популярным, чем был в прошлом сезоне знаменитый "Завтрак на халяву".

К ячейке Кулакофф с приезжим подошли вдвоем, охрана осталась у входа в тунеллин. Тунеллин был моноэтажным, тупиковым, второго выхода не имел, а ячейка была последней в блоке и располагалась у самой стены тупика. Приезжий иронически хмыкнул и покачал головой: такое расположение конспиративной квартиры показалось ему верхом дилетантства. Блокировать и повязать горе конспираторов санаторам тут было даже не пара пустяков – полпустяка; все это весьма плохо вязалось с тем представлением об Азерски и его людях, что успело у него сложиться ранее, правда, на базе слухов и всяческих россказней. Кулакофф распахнул люк и сделал приглашающий жест рукой. Приезжий вошел внутрь и замер на месте.

Да… знаете ли…

Психологи называют это, кажется, эффектом нарушенного ожидания. И они правы, психологи. Что нарушено, то нарушено, ничего не скажешь.