Темный бог вечности. Червивое яблоко 2

– Черт тебя подери! Заткнись, зараза!

– Что?.. а, ну да, конечно, осталось совсем немного. Так вот, об этой вспышке. Все дело в том, какого она цвета. Если начинается с голубого и уходит в фиолетовый, то очень может быть, что для мужика все окончится вполне благополучно… нет, конечно, "хэппи-энд" не гарантируется, но – очень даже может быть. А вот если вспышка отливает красным и уходит в, так сказать, глубокое бордо – кранты и полный перетрах. Говорят, что-то такое испытывает человек перед собственной смертью. Колодец призрачный вертящийся, распад тела, свет наверху… может, я потому и убивала, чтобы самой не умереть, не знаю. Очнешься, бывало, еще от оргазма не отошла, всю тебя трясет, вокруг все в кровище, и сама в кровище с головы до ног, и этот запах… Ты, небось, и не знаешь, как она вкусно пахнет, свежая человеческая кровь. Сознайся, слизняк, не нюхал?

– Если ты немедленно не заткнешься, я сам сейчас буду весь в кровище, и кровища эта будет твоя!

Мерзавка потянулась, будто выворачиваясь из платья. И сказала, с презрительной ленцой, чуть растягивая слова:

– Ай, да бросьте, сударь вы мой, ведь Вы должны передать меня дальше, по инстанции, и что характерно – без единой гематомочки на клонбоди. Напротив того, вы должны всячески блюсти мой товарный вид… Ах, испытать бы еще раз этот восторг, и можно умирать, пусть даже на сей раз окончательно. Только чтобы мужик того стоил. Ну, давайте, я Вас приласкаю?.. Чего Вы боитесь? Посудите сами, что может угрожать Вам с моей стороны? Я ведь из чистого человеколюбия, из чистой бабьей жалости, в конце концов. Я Вас отымею очень тщательно и высокопрофессионально, Вы останетесь в полной уверенности, что это Вы имели меня и оттрахали, а не наоборот. Давайте, а?

Чего бы сейчас хотел господин Советник от науки более всего на свете, так это чтобы акция "Троянский конь" лично для него была уже позади. В конце концов, дальнейшее уже забота Информанта. Пусть теперь его яйцеголовые вставляют ей клонфильтр, гоняют по Полигону и экзаменуют по азерскому зеленому демократизму. Хрыч почему-то вообразил, что стоит Азерски эту стерву увидеть, так он тут же и слова не говоря, поволочет ее в постель! Женщина, да будет известно темному пню и дохлому величию господину виртуальному кандидату во Вселенские Вельзевулы, отнюдь не только тело. Натаскать потаскуху и маниакальную убийцу на память азерской зеленой демократки ничего не стоит, но если уважаемый сэр полагает, что эта на месте той не будет выдавать себя каждым словом, каждым взглядом, жестом и движением, то… вольному, естественно, воля. Сама постановка задачи в формулировке Виртуального Хрыча порочна, однако возражать и – уж тем более – спорить было бы себе дороже. А раз так, пусть, черт побери, прохиндей, подлиза и прилипала Советник от информации поломает теперь на этой сволочной проблемке свои красивые земные зубы.

Советник отвернулся от спутницы и тупо впялился в ближайший экран внешнего обзора, на котором в крайне неприятном ракурсе – справа снизу и влево вверх – проплывала, прокручивалась богом и людьми забытая планетка, отчего у человека создавалась впечатление, что он валится на нее вверх тормашками, и нестерпимо хотелось испуганно оглянуться. Значит, вот тут и находится знаменитый Полигон, и именно сюда его, Советника от науки яйцеголовые направляют и донорские тела, и клонов… и где-то здесь по полигону гонят сейчас тело для темного величия. И что из всего этого получится?.. Клонировали-то с Азерски. Для Азерски, как утверждают, чужие мысли прочесть – что мне в рожу яйцеголовому плюнуть, половина пустяка… А если и хрыч в клоне тоже станет эдак вот с чужими мыслями управляться? Как только темная сволочь в это клонбоди залезет, да начнет у всех мысли читать – тушите свет… теперь, похоже, надо уже не только слова, теперь мысли надо в темпе учиться контролировать. Куда ни кинь, черт побери, всюду клин, и молиться о спасении некому!

Между тем, спутница отнюдь не желала оставить господина Советника в покое.

– Господин Советник, взгляните-ка сюда…

Советник машинально повернулся и чуть не охнул от неожиданности. Перед самым его лицом оказался голографический портрет этой паскуды в натуральную величину, причем была мерзавка совершенно обнажена, а уж в какой позе, в каком ракурсе она себя ему явила, сволочь! Советник так растерялся, что пялился на самые интимные подробности этого – чего уж там! – великолепного тела во все глаза и чуть ли не с раскрытым ртом, а негодяйка елейным голоском продолжала, тыча пальчиком в соответствующее место на портрете:

– Вам не кажется, господин Советник, что вот это пикантное местечко на моем новом теле расположено… как бы это сказать… несколько низковато?.. заглублено расположено?.. И из-за этого практически исчезает пикантный же треугольничек вот тут, а он так эротично смотрится в облегающей одежде. Впрочем, нет. Я не права. Именно поэтому животик у меня убегает туда, вниз и назад, как у совсем юной девочки… что Вы по этому поводу думаете, господин Советник? Хоть Вы и импотент хренов, но номинально-то Вы все-таки мужик?

Советник повернул к ней налитые кровью глаза. Боже, с каким удовольствием он заехал бы сейчас ей в рожу кулаком, сшиб с ног и отпинал по животу, по почкам, по чуть ли не под нос ему пихаемому паху! Но – нельзя, нельзя, такая жалость – сдать ее Советнику от информации следовало, и в самом деле, без единого синяка, приходилось терпеть! Он снова отвернулся к экрану и сказал окружающему пространству:

– Ну и долго еще, черт побери, нам придется болтаться здесь у занюханной планетки в ожидании господина Информанта? Где его черти носят? Куда подевался этот…

– Болван, – услужливо подсказала женщина, – нет?.. кретин… тупица… идиот… может быть, задрыга?

Далее из ее уст посыпались такие эпитеты, что удержать на лице маску невозмутимости оказалось уже решительно невозможно.

– Заткни свой вонючий гальюн! – уже еле сдерживаясь, буквально по слогам вытряхнул из себя Советник. – Умолкни, паскуда, иначе я велю заткнуть тебе пасть твоими собственными грязными прокладками!

– Браво, господин Советник! Наконец-то я вижу перед собой нечто хоть отдаленно напоминающее мужика, а не снулую рыбу. И, вообще, я что?.. я ничего!.. я просто хотела помочь своему косноязычному благодетелю. Вижу, мучается, слова подобрать не может. А если господин Советник изволят думать, что его постная харя не осто… кхм… не осто-это-самое мне по самое "не могу", и меня от нее, от хари, не… как это… не блюет, то господин Советник пребывают в приятственном заблуждении. Ах, да не дергайтесь же, уважаемый сэр, а то вдруг я теперь стала нормальная обыкновенная садистка?.. Нет, я, конечно, именно садистка, мало ли, что отродясь с чужой боли кайфа не ловила. У меня ведь было как – сперва оргазм, и лишь после клочки по закоулочкам, а не наоборот. Но я такая непредсказуемая, все когда-то случается в первый раз. И вообще, отверните в сторону Ваше уважаемое хайло, сударь мой, умоляю, из Вашей пасти воняет, куда там грязным прокладкам и даже биопьим потным носкам. – Она демонстративно отвернулась от него и с преувеличенным вниманием принялась разглядывать свою голограмму. А Советник, хотя еще до полета и был твердо заверен яйцеголовыми, что ничего подобного быть не может, невольно покосился на ее длинные, невероятно красивые пальцы, увенчанные кроваво красными ногтями, жуткими и – чего уж там – на редкость подлыми орудиями убийства.

Корабль вынесло на ночную сторону планеты. "Подумать только, ни одного огонька, – сказал себе господин Советник, – вот уж воистину глухомань. Но что же, черт побери, происходит? Где этот мерзавец, Советник от информации, или хотя бы его люди? Сколько прикажете мне еще торчать на орбите?"

– Капитан, – взревел он.

На экране инфора мгновенно возникло встревоженное лицо капитана конвертоплана.

– Связаться не удается ни с господином Советником от информации, ни с его секретарем, – хмуро доложил капитан. – А заместитель по режимной части – тоже сволочь, извините, хотя террянин, а не с Земли, и по ведомству идеолог – с утра все ручки к сердцу прикладывал, мол, как только, так сразу и даже раньше, а теперь сам куда-то…

Но тут речь капитана прервалась на полуслове, глаза стали квадратными, а глядел он теперь мимо советникового плеча куда-то вглубь каюты. Советник скривился как от зубной боли и рявкнул в побагровевшую капитанову физиономию: "Свободны!" Капитан с видимым трудом сфокусировал взгляд снова на свирепой физиономии Советника, козырнул и отключился. А эта, сзади, опять принялась за свое.

– Подумать только! Здоровенный конвертоплан, уйма мужиков, и все – импотенты! Даже подлечь не под кого. Э-тто что-тто! Были же времена, Координатор, рассказывал, – так ведь за ночь траха с одной земной координаторшей… как, бишь, ее звали, имя у ней еще какое-то заковыристое, косметическое вроде бы имя… да, Килопудра, вспомнила! Так вот, за одну ночь траха с этим килограммом дешевой косметики мужики были рады жизнь отдать. И отдавали. Отдавали! А эти?.. Не-ет, мужик нынче пошел не тот, измельчал мужик, опошлел и скурвился. Как бы поступил со мной нормальный мужик? Вот здесь и прямо сейчас? Такой мужик, что имеет право мужиком называться, и плевать хотел на бабьи когти, пусть и ядовитые?.. Приковал бы наручниками к кровати, чтобы лапками пошевелить не могла, да и отымел бы по всяку в свое удовольствие, глядишь – и мне с тех удовольствиев что перепало бы… Да-а, не тот нынче пошел мужик. Не-ет, не тот!.. слышь, советничек, горе мое, а сзади-то я в этом теле еще девочка, думаешь, вру?.. оно мне надо тебе врать… а говорю для того только, чтобы ты знал, чего лишаешься, придурок долбанный!

– Ты, проклятая курва из гидропонного борделя! – заорал Советник, окончательно озверев. Он резко нагнулся к своей спутнице с явным желанием продолжить свою столь удачно начатую тираду, но лицо его при этом – такая неосторожность! – оказалось в пределах досягаемости ее прелестных ручек, чем она немедленно и поспешила воспользоваться. С каким-то утробным рычанием она вцепилась ногтями в его одутловатые щеки и сделала почти удавшуюся попытку укусить господина Советника от науки за нос.

Когда порядок в апартаментах господина Советника был восстановлен, нарушительница оного со скрученными за спиной руками и залепленным скотчем ртом брошена на пол лицом вниз, штурман-навигатор с обоими стюардами удалены повелительным жестом капитана, а доктором старательно обработаны антисептиком царапины на лице начальства, Советник, еле сдерживая клокочущую в душе ярость, отрывисто пролаял:

– Капитан! Обеспечьте мне немедленный фантом-контакт с господином Советником от теологии. Здесь, на Темной, происходит черт знает что. Вот пусть он и разбирается. В конце концов, внутренняя безопасность сфера его ответственности. И выключите к чертовой матери эту стерву. Она меня уже окончательно достала… что Вы уставились на меня, как крыса на крысоловку?.. Она – отложенный фантом. Клон она, понимаете? Клон, управляемый из компьютера фантом стервы и маньячки. Снимите с нее компьютер, она и превратится в очень мило транспортируемое бревно… ай, да пустите меня, я сам!

Отпихнув растерянного капитана, господин Советник с неожиданным для его фигуры проворством подскочил к дергающейся на полу женщине, вцепился в ее волосы обеими руками, рванул раз, другой, и выпрямился, торжествующе размахивая содранным с ее головы скальпом.

– Вот он, видите? Вот этот компьютер, – орал он, суя скальп под нос Капитану, – вот он, смотрите, видите?..

Капитан, однако же, на скальп не глядел. Он не мог оторвать взгляда от искаженного лица женщины, от ее пустеющих глаз и разом, внезапно обмякшего тела. Он наклонился над женщиной, осторожно снял с ее лица скотч и освободил руки.

– Идите, капитан, идите. Что Вы с нею возитесь, это даже не животное. Вы что, клонбоди никогда не видели?

И тут обзорные экраны продемонстрировали сэру Советнику абсолютно возмутительную картину. Чуть ли не на их собственную орбиту ворвался какой-то неизвестный конвертоплан и, не удосужившись сделать даже одного оборота вокруг Темной, не озабочиваясь всякими формальностями, вроде переговоров с космопортом, отправил к поверхности флаттер – челнок. Советник озверел.

– Идите, – орал он, – мне нужен фантом-контакт. И немедленно готовьте челнок, плевал я на всякие секретности и запрещенности. Я не намерен терпеть общество этой стервы ни одной лишней минуты.

Советник шумно перевел дух и посмотрел на спутницу, валявшуюся на полу смятым манекеном. Глаза ее были пусты, блестящи и неподвижны, с уголка искривленного рта на пол сбегала струйка слюны. Ну, вот, не удержался все-таки. Выключил. А вдруг в ней что нарушится, разладится что-нибудь, что тогда? Психика отложенных фантомов дело абсолютно новое и неизвестное. Главное – всю дорогу крепился и терпел, не оставлял одну ни на минуту, и так глупо сорвался в самом конце. И Хрыч воображает, что это чудо-юдо способно обмануть одного из умнейших людей мира, к тому же еще и настоящего бога интуиции? Он ненормальный. Право слово, ненормальный.

5

Кораблем, вызвавшим у сэра Советника от науки такую бурю отрицательных эмоций, оказалась "Лиловая Звезда", доставившая на планету сразу двух путешественников: нового лабораторного шефа, или, как он назывался на официальном чиновном языке, "Главного актуализатора науки", а также бывшего Верховного санатора Азеры, растерянного и обалдевшего до полной потери соображения. Командовал шипом к своему собственному безмерному удивлению все еще сэр Юрген Макрослип, отделавшийся – благодаря заступничеству Эни Боди, как ни странно – только испугом, пусть и отнюдь не легким, что вскорости и выяснилось.

Что касается сэра Заместителя Верховного санатора, то не тронул он уважаемого сэра коммодора, ясно же, единственно потому, что не хотел наводить двух других высокоуважаемых триумвиров на размышления, что же изволила делать "Лиловая Звезда" у Азеры, да еще в погрузочном режиме трансформера… а руки-то явно чесались. Ограничился он мимолетным и совершенно безмолвным фантом-контактом, во время которого лишь оглядел многострадальный экипаж многообещающим взглядом, а лично сэру Макрослипу хищно цыкнул зубом. Главный акционер, похоже, просто ничего не понял. Что же касается Эни Боди, эта кошмарная сучка сэра Его темного Величия с места в карьер принялась командор-санатора вербовать, причем делала это с элегантностью и изяществом коркодела, запущенного в детский плавательный бассейн. Сэр Юрген, и без того ощущавший себя между молотом и наковальней – причем именно в тот момент, когда молот уже начал свое движение вниз – впал в какое-то оцепенение, двигался и разговаривал, как сомнамбула. Не надо было быть санатором, чтобы понимать, что положение у тебя безвыходное, наступит тебе в самое ближайшее время кердык, капец и полный карачун, коли на вербовку не пойдешь. Но сэр Юрген как раз санатором-то и был, причем с ба-альшим опытом, а потому прекрасно понимал, что и в противном случае кердык был не менее неизбежен. Перепуганный экипаж пялился на него с глупейшей надеждой, а сам сэр Юрген пребывал в состоянии полного и совершенного ступора, куда ни кинь – всюду клин, хоть на Азеру сдаваться лети.

Несмотря на относительно малые размеры корвета – это вам не "Разрушитель" и даже не пассажирский конвертоплан – пассажиры даже не соизволили познакомиться друг с другом. Фетмен всю дорогу промаялся от полного непонимания всего, вокруг происходящего, да и "юное дарование", как назвал Координатор нового актуализатора, тоже пребывал в молчаливой задумчивости. Впрочем, с его точки зрения, "общество", в котором пришлось лететь – жирный среднеответственный чинуша-теолог в сопровождении многочисленных зверовидных биопов – к общению не располагало. Разве что, с биопьей начальницей-капитаншей в других обстоятельствах юный шефлаб поактуализаторствовал бы тактильно, причем, желательно наитеснейшим образом. Очень уж была хороша, стерва, он и не знал до сих пор, что среди биопов такое возможно.

Да. Вот именно, что в других обстоятельствах.

Сказать, что Генрик до сих пор был потрясен, значило, конечно же, погрешить против истины. От потрясения он оправился неожиданно быстро. Просто, наверное, подспудно ждал чего-нибудь подобного. Если подумать.

Вся его жизнь с тех пор, как он впервые покинул родную планету ради соблазнов большого мира, ради его знаний и возможностей, была отмечена специфическими вехами, и вехи эти отмечали расставания с иллюзиями.

Первая иллюзия, с которой ему пришлось расстаться, относилась к той замечательной, интересной и творческой жизни, которую ведут обитатели Старых Миров среди переполняющих оные Миры возможностей и научно-технических чудес. Как выяснилось, подавляющему большинству их обитателей все эти возможности были, есть и будут глубоко пофигу, а те, кому не пофигу, отнюдь не представляют собой элиту и соль вселенной, а есть они яйцеголовое быдло, предназначенное для усердного доения их мозгов на пользу хозяев жизни. Последняя же иллюзия, с которой он распрощался только что, побывав в кабинете сэра Координатора, касалась степени мудрости, масштабности и высочайшего профессионализма замечательных государственных мужей, элиты, управляющей галактической Империей.

С-советнички… Титаны… Небожители перетраханные! Вообще-то, в кабинете у Координатора он получил даже целую череду потрясений. Одно за другим. Уже то, как преобразился в компании равных по рангу его собственный повелитель, Советник от информации, повергло юное дарование в шок. А уж каким он… какими все они предстали пред светлейшей харей сэра Координатора – тушите свет! А сам Координатор?.. маленький, щуплый, напыщенный человечек… как он купился на это самое "Ваше Величие"? Вот это был шок! Всем шокам шок, такой боли его позвоночнику ни при каком стрессе раньше испытывать не доводилось. Чуть мебель сэру Координатору не переломал.

Все то время, что очкарик проторчал в приемной под холодным взглядом рыбьих глаз сэра Ответственного секретаря, он отчаянным усилием воли пытался преодолеть себя, взять себя в руки и хоть как-то выстроить линию своего поведения – там, за блестящей диафрагмой портала. В кабинет-руме Верховного Координатора по делам колоний должно было решиться все. Всю жизнь свою очкарик подчинил одной единственной цели – войти в число небожителей… Да и для босса, Советника от информации, тоже многое зависело от итогов совещания, иначе с чего бы ему так трусить? Впрочем, трусили в приемной все, хотя обычному человеку это вряд ли было заметно. Однако же на него, сильнейшего инта, всеобщий страх наваливался дополнительным грузом, давил, подхлестывал и без того мучительную боль в позвоночнике. Он очень хотел посмотреть на часы, но никак не мог решиться на этот предерзостный шаг. От того, какое решение примет Координатор, зависело многое – не только дальнейшая судьба, но и самая жизнь, может быть, а он никак не мог выработать разумную линию поведения.

Генрик всегда чванился своей способностью делать верные выводы и при крайне скудной информации. Но сейчас ошибка могла обойтись слишком дорого, это делало его непривычно нерешительным, а всеобщий страх, казалось, просто разлитый в приемной, вообще вязал по рукам. "Им-то, небожителям хреновым, чего боятся? " – думал он в смятении.

Решение пришло неожиданно и в самый последний момент. Когда рыбьеглазый Секретарь приглашающим жестом указал Советникам на Портал и сказал: "Входите", очкарик вдруг увидел, как напряглись лица сэров Советников, а эманация всеобщего страха с такой силой хлестнула по его и без того напряженным нервам, что он чуть не охнул. Шеф нетерпеливо подталкивал его кулаком в спину, а он, потея от облегчения и спотыкаясь, думал: "Ну, уж если так трусят эти, я обязан просто па-ни-ко-вать!.. "

Поскольку Советник от информации, присутствовал на Совете не в истинном теле, а в фантоме, весь обратный путь новоиспеченный шеф проделал один, и это было очень хорошо. На пути туда он так нервничал, так волновался, что ничего вокруг себя не замечал, и думать мог только о предстоящей встрече. А вот на обратном пути, когда все было уже позади, когда в голову даже и не полезли – поперли крамольные мысли… инт хренов, стресс пережитый виноват, не иначе… так вот, не хотел бы он на обратном пути оказаться под внимательными глазами сэра Советника, в котором все время формировал и поддерживал представление о себе как о восторженном яйцеголовом придурке, ничем – кроме науки и баб, естественно – не интересующимся… да, к тому же, еще и трепещущем перед Господином и Повелителем до спазм в прямой кишке. К счастью, начальство отсутствовало, не надо было держать себя в ежовых рукавицах, следить за каждым словом и контролировать выражение лица. Можно было просто побыть самим собой. Оказалось, он даже уже и позабыл, насколько это приятно.

При расставании сэр Советник заявил с обычной своей барской брезгливостью: "Ты, Генрик, немедленно лети назад, время не ждет, работайте, сукины дети, работайте. И помни – третья модель должна быть в кратчайшие сроки полностью готова и с головой пустой, как у натуральной блондинки. Его Имперское сиятельство начинает терять терпение. Первые две неудачи было на кого… в общем, это неудачи не нашего ведомства, третья будет уже наша, третьей быть не должно. В истинном теле я на Темной еще какое-то время буду отсутствовать. В фантоме меня вызывать только в самом крайнем случае. Е-мейл пришлешь, если вдруг. Кровь – не то что из носа, а вообще, откуда угодно, хоть из геморройной задницы – но все должно быть тип-топ. Головой ответишь"… А на вопрос юного Генрика, с чего бы это им даны такие полномочия и верховенство над Трассой, которой до сих пор бесконтрольно командовал Советник от теологии, повелитель изволили пробурчать себе под нос что-то невнятное и грязно выругаться.

Челнок плюхнулся на космодром Шварценвельд, расположенный посередине естественного заповедника, в местах, которые местный люд на протяжении всей писаной истории планеты обходил стороной и, как недавно выяснилось, не напрасно – радиационный фон в Шварценвельде и сейчас в десятки раз превышал не только допустимые, но и любые разумные нормы. Советник перед началом строительства космодрома вызвал специалистов, и они подтвердили, что – да, в этом месте некогда рвануло нечто капитальное и очень – очень грязное. По мысли сэра Советника, это было идеальное место для космодрома, поскольку Координатор возжелал свести технологическое вмешательство в местную жизнь к минимуму, "оставив местную планетную, так сказать… э-э… фауну – рычащую как невнятно, так и относительно членораздельно (шутка!) в неприкосновенности… э-э… хотя бы относительной".

Так что космопорт на Темной создан был в местах безлюдных. Строился он по типовому проекту, и вход в подземку находился от посадочных полос так далеко, будто сюда приземлялось сто челноков в день, а не всего один челнок в сто дней, да и то лишь в лучшем случае. Однако для Генрика это имело одно существенное преимущество: он мог скинуть с носа совершенно осточертевшие защитные очки и хоть ненадолго дать отдохнуть глазам от беспощадного "стандартного" света Старых Миров.

Освещенность, нормальная для аборигенов Темной, воспринималась людьми из Старых Миров как густой туман, да еще в сумерки. Аборигенам же "стандартный" свет мог стоить зрения. В подземных румах имперцев, в том числе и в лаборатории, невзирая на время суток, на головы людей изливался все тот же единый для Империи "стандартный" свет. Так что для Генрика возможность побыть без очков – пусть даже и не долго – воспринималась как подарок судьбы.

Вообще-то существовали защитные контактные линзы, которые и защищали, и не мешали. Он сам, не снимая, носил такие во время учебы в Столице. Однако румы лаборатории черт знает, зачем, отделялись друг от друга и прочих имперских румов порталами, замками, биопьими постами, все это свирепо бдело, лязгало затворами, запорами и диафрагмами порталов, на каждом шагу требуя предъявления сетчатки глаз, формулы крови, а то и генетического кода. В таких условиях о линзах и речи идти не могло. Впрочем… он же теперь Главный актуализатор. Шеф! А шеф, по крайней мере, по лабораторным румам может разгуливать совершенно спокойно, всюду совать свой нос, причем даже если и не командовать охраной, то уж поплевывать на нее в свое удовольствие он точно может. Генрик с наслаждением сдернул с носа очки, сунул их в нагрудный карман и вставил в глаза контактные линзы, благо действие их, будучи односторонним, смотреть в условиях Темной не мешало.

Спутники отстали, завозившись с багажом. Сотрудник межпортального конвоя, не сводя с Генрика подозрительного взгляда, проводил его к порталу подземки. Убедившись, что приезжий попал в поле зрения внешней охраны, он развернулся и молча потащился обратно, не утруждая себя всякими заморочками, вроде скрупулезного выполнения инструкций и, уж тем более, вежливостью.

Охраны у портала подземки было отчего-то необычно много, и у юного дарования мелькнула на какую-то долю секунды шалая мысль, что это есть его собственный почетный эскорт. Впрочем, оная шалая мысль устыдилась собственной наивности и исчезла еще скорее, чем появилась.