Читать книгу Жизнь и мнения Тристрама Шенди, джентльмена (Лоренс Стерн) онлайн бесплатно на Bookz (11-ая страница книги)
bannerbanner
Жизнь и мнения Тристрама Шенди, джентльмена
Жизнь и мнения Тристрама Шенди, джентльмена
Оценить:

5

Полная версия:

Жизнь и мнения Тристрама Шенди, джентльмена

На основании лучших работ, какие ему удалось достать пo этому предмету, он убедился, что местом этим не может быть верхушка шишковидной железы в мозгу, как думал Декарт; ибо, рассуждал отец, она представляет подушку величиной всего с горошину; хотя, по правде сказать, догадка эта была не плохая, – поскольку в указанном месте заканчивается такое множество нервов; – так что отец, по всей вероятности, впал бы точь-в-точь в такую же ошибку, как и этот великий философ, если бы не дядя Тоби, который ее предотвратил, рассказав ему случай с одним валлонским офицером, лишившимся головного мозга, одна часть которого унесена была мушкетной пулей в сражении при Ландене, – а другая удалена французским хирургом; – и тем не менее он выздоровел и вполне исправно нес службу без мозга.

– Если смерть,– рассуждал про себя отец,– есть не что иное, как отделение души от тела; – и если правда, что люди могут ходить взад и вперед и исполнять свои обязанности без мозга,– то, конечно, седалище души находится не там. Q. E. D.[49].

Что же касается того тонкого, нежного и чрезвычайно пахучего сока, который, как утверждает знаменитый миланский врач Кольонисимо Борри в письме к Бертолини, был им открыт в клетках затылочных частей мозжечка и который, по его же утверждению, является главным седалищем разумной души (ибо вы должны знать, что в последние просвещенные столетия в каждом живом человеке есть две души, – из которых одна, согласно великому Метеглингию, называется animus, а другая anima); – что касается, говорю, этого мнения Борри, – то отец никоим образом не мог к нему присоединиться; одна мысль о том, что столь благородное, столь утонченное, столь бесплотное и столь возвышенное существо, как anima, или даже animus, избирает для своего пребывания и день-деньской, лето и зиму, барахтается, точно головастик, в грязной луже, – или вообще в жидкости, хотя бы самой густой или самой эфирной, – одна эта мысль, – говорил он, – оскорбляет его воображение; он и слышать не хотел о такой нелепости.

Таким образом, меньше всего возражений, казалось ему, вызывает та гипотеза, что главный сенсорий, или главная квартира души, куда поступают все сообщения и откуда исходят все ее распоряжения,– находится внутри мозжечка или поблизости от него, или, вернее, где-нибудь возле medulla oblongata[50], куда, по общему мнению голландских анатомов, сходятся все тончайшие нервы от органов всех семи чувств, как улицы и извилистые переулки на площадь.

До сих пор мнение моего отца не заключало в себе ничего особенного,– он шел рука об руку с лучшими философами всех времен и всех стран.– Но тут он избирал собственный путь, воздвигая на этих краеугольных камнях, заложенных ими для него, свою, Шендиеву гипотезу, – такую гипотезу, которая одинаково оставалась в силе, зависела ли субтильность и тонкость души от состава и чистоты упомянутой жидкости или же от более деликатного строения самого мозжечка; отец мой больше склонялся к этому последнему мнению.

Он утверждал, что после должного внимания, которое следует уделить акту продолжения рода человеческого, требующему величайшей сосредоточенности, поскольку в нем закладывается основание того непостижимого сочетания, в коем совмещены ум, память, фантазия, красноречие и то, что обыкновенно обозначается словами «хорошие природные задатки»,– что сейчас же после этого и после выбора христианского имени, каковые две вещи являются основными и самыми действенными причинами всего; – что третьей причиной или, вернее, тем, что в логике называется causa sine qua non[51] и без чего все, что было сделано, не имеет никакого значения, – является предохранение этой нежной и тонкой ткани от повреждений, обыкновенно причиняемых ей сильным сдавливанием и помятием головы новорожденного, которому она неизменно подвергается при нелепом способе выведения нас на свет названным органом вперед.

– Это требует пояснения.

Отец мой, любивший рыться во всякого рода книгах, заглянув однажды в Lithopaedus Senonensis de partu difficili[52], изданную Адрианом Смельфготом, обнаружил, что мягкость и податливость головы ребенка при родах, когда кости черепа еще не скреплены швами, таковы, – что благодаря потугам роженицы, которые в трудных случаях равняются, средним числом, давлению на горизонтальную плоскость четырехсот семидесяти коммерческих фунтов, – вышеупомянутая голова в сорока девяти случаях из пятидесяти сплющивается и принимает форму продолговатого конического куска теста, вроде тех катышков, из которых кондитеры делают пироги. – Боже милосердный! – воскликнул отец, – какие ужасные разрушения должно это производить в бесконечно тонкой и нежной ткани мозжечка! Или если существует тот сок, о котором говорит Борри, – разве этого не достаточно, чтобы превратить прозрачнейшую на свете жидкость в мутную бурду?

Но страхи его возросли еще более, когда он узнал, что сила эта, действующая прямо на верхушку головы, не только повреждает самый мозг или cerebrum, – но необходимо также давит и пихает его по направлению к мозжечку, то есть прямо к седалищу разума. – Ангелы и силы небесные, обороните нас! – вскричал отец, – разве в состоянии чья-нибудь душа выдержать такую встряску? – Немудрено, что умственная ткань так разорвана и изодрана, как мы это наблюдаем, и что столько наших лучших голов не лучше спутанных мотков шелка, – такая внутри у них мешанина, – такая неразбериха.

Но когда отец стал читать дальше и узнал, что, перевернув ребенка вверх тормашками, – вещь нетрудная для опытного акушера, – и извлекши его за ноги, – мы создадим условия, при которых уже не мозг будет давить на мозжечок, а, наоборот, мозжечок на мозг, отчего вреда не последует, – Господи Боже! – воскликнул он, – да никак весь свет в заговоре, чтобы вышибить дарованную нам Богом крупицу разума, – в заговор вовлечены даже профессора повивального искусства. – Не все ли равно, каким концом выйдет на свет мой сын, лишь бы потом все шло благополучно и его мозжечок избежал повреждений!

Такова уж природа гипотезы: как только человек ее придумал, она из всего извлекает для себя пищу и с самого своего зарождения обыкновенно укрепляется за счет всего, что мы видим, слышим, читаем или уразумеваем. Вещь великой важности.

Отец вынашивал вышеизложенную гипотезу всего только месяц, а уже почти не было такого проявления глупости или гениальности, которое он не мог бы без затруднения объяснить с ее помощью; – ему стало, например, понятно, почему старшие сыновья бывают обыкновенно самыми тупоголовыми в семье.– Несчастные,– говорил он,– им пришлось прокладывать путь для способностей младших братьев.– Его гипотеза разрешала загадку существования простофиль и уродливых голов,– показывая a priori, что иначе и быть не могло,– если только… не знаю уже что. Она чудесно объясняла остроту азиатского гения, а также большую бойкость ума и большую проницательность, наблюдаемые в более теплых климатах; не при помощи расплывчатых и избитых ссылок на более ясное небо, на большее количество солнечного света и т. п. – ибо все это, почем знать, могло бы своею крайностью вызвать также разжижение и расслабление душевных способностей, низвести их к нулю, – вроде того как в более холодных поясах, вследствие противоположной крайности, способности наши отяжелевают; – нет, отец восходил до первоисточника этого явления; – показывал, что в более теплых климатах природа обошлась ласковее с прекрасной половиной рода человеческого, – щедрее наградив ее радостями, – и в большей степени избавив от страданий, в результате чего давление и противодействие верхушки черепа бывают там столь ничтожны, что мозжечок остается совершенно неповрежденным; – он даже думал, что при нормальных родах ни одна ниточка в нем не разрывается и не запутывается, – значит, душа может вести себя, как ей нравится.

Когда отец дошел до этих пор,– какой яркий свет пролили на его гипотезы сведения о кесаревом сечении и о великих гениях, благополучно появившихся на свет с его помощью!– Тут вы видите,– говорил он,– совершенно неповрежденный сенсорий; – отсутствие всякого давления таза на голову; – никаких толчков мозга на мозжечок ни со стороны os pubis[53], ни со стороны os coxygis[54], – а теперь, спрашиваю я вас, каковы были счастливые последствия? Чего стоит, сэр, один Юлий Цезарь, давший этой операции свое имя; – или Гермес Трисмегист, родившийся таким способом даже раньше, чем она была наименована; – или Сципион Африканский; – или Манлий Торкват; – или наш Эдуард Шестой, который, проживи он дольше, сделал бы такую же честь моей гипотезе. – Люди эти, наряду с множеством других, занимающих высокое место в анналах славы, – все появились на свет, сэр, боковым путем.

Надрез брюшной полости или матки шесть недель не выходил из головы моего отца; – он где-то вычитал и проникся убеждением, что раны под ложечку и в матку не смертельны; – таким образом чрево матери отлично может быть вскрыто, чтобы вынуть ребенка. – Однажды он заговорил об этом с моей матерью, – просто так, вообще; – но, увидя, что она побледнела как полотно при одном упоминании о подобной вещи, – счел за лучшее прекратить с ней разговор, несмотря на огромные надежды, возлагавшиеся им на эту операцию; – довольно будет, – решил он, – восхищаться втихомолку тем, что бесполезно было, по его мнению, предлагать другим.

Такова была гипотеза мистера Шенди, моего отца; относительно этой гипотезы мне остается только добавить, что братец мой Бобби делал ей столько же чести (я умолчу о том, сколько чести делал он нашей семье), как и любой из только что перечисленных великих героев. – Дело в том, что он не только был крещен, как я вам говорил, но и родился в отсутствие отца, уезжавшего в Эпсом, – к тому же был первенцем у моей матери, – появился на свет головой вперед – и оказался потом мальчиком удивительно непонятливым, – все это не могло не укрепить отца в его мнении; потерпев неудачу при подходе с одного конца, он решил подступиться с другого.

Тут нечего было ожидать помощи от сословия повитух, которые не любят сворачивать с проторенного пути, – неудивительно, что отец склонился в пользу человека науки, с которым ему легче было столковаться.

Из всех людей на свете доктор Слоп был наиболее подходящим для целей моего отца; – ибо хотя испытанным его оружием были недавно изобретенные им щипцы, являвшиеся, по его утверждению, самым надежным инструментом для помощи при родах, – однако он, по-видимому, обронил в своей книге несколько слов в пользу вещи, которая так сильно занимала воображение моего отца; – правда, говоря об извлечении младенца за ноги, он имел в виду не благо души его, которое предусматривала теория моего отца, – а руководился чисто акушерскими соображениями.

Сказанного будет достаточно для объяснения коалиции между отцом и доктором Слопом в дальнейшем разговоре, который довольно резко направлен был против дяди Тоби. – Каким образом неученый человек, руководясь только здравым смыслом, мог устоять против двух объединившихся мужей науки, – почти непостижимо. – Вы можете строить на этот счет догадки, если вам угодно, – и раз уж воображение ваше разыгралось, вы можете еще больше его пришпорить и предоставить ему открыть, в силу каких причин и действий, каких законов природы могло случиться, что дядя Тоби обязан был своей стыдливостью ране в паху. – Вы можете построить какую угодно гипотезу для объяснения потери мной носа по причине брачного договора между моими родителями – и показать миру, как могло случиться, что мне выпало несчастье называться Тристрамом, наперекор гипотезе моего отца и желанию всей нашей семьи, не исключая крестных отцов и матерей. – Все эти еще не распутанные вопросы, наряду с пятью десятками других, вы можете попытаться решить, если у вас есть время; – но я заранее говорю вам, что это будет напрасный труд, – ибо ни мудрый Алкиз, волшебник из Дона Бельяниса Греческого, ни не менее знаменитая Урганда, его волшебница жена (если бы они были живы), не могли бы и на милю подойти к истине.

Пусть поэтому читатель соблаговолит подождать полного разъяснения всех этих вопросов до будущего года, – когда откроется ряд вещей, о которых он и не подозревает.

Конец второго тома

Том третий

Multitudinis imperitae non formido judicia; meis tamen, rogo, рarсаnt opusculis – in quibus fuit propositi semper, a jocis ad seria, a seriis vicissim ad jocos transire.

Ioan. Saresberiensis, Episcopus Lugdun[55]

Глава I

– Желал бы я, доктор Слоп,– проговорил дядя Тоби (повторяя доктору Слопу свое желание с большим жаром и живостью, чем он его выразил в первый раз)[56], – желал бы я, доктор Слоп, – проговорил дядя Тоби, – чтобы вы видели, какие громадные армии были у нас во Фландрии.

Желание дяди Тоби оказало доктору Слопу дурную услугу, чего никогда и в помыслах не было у моего дяди, – — оно его смутило, сэр, – мысли доктора сперва смешались, потом обратились в бегство, так что он был совершенно бессилен снова их собрать.

Во всяких спорах,– между мужчинами или между женщинами,– касаются ли они чести, выгоды или любви,– ничего нет опаснее, мадам, желания, приходящего вот так нечаянно откуда-то со стороны. Самый верный, вообще говоря, способ обессилить такое адресованное вам желание состоит в том, чтобы сию же минуту встать на ноги – и, в свою очередь, пожелать желателю что-нибудь равноценное. – Быстро выравняв таким образом счет, вы остаетесь как были, – подчас даже приобретаете более выгодное положение для нападения.

Это будет полностью мной разъяснено в главе о желаниях. – —

Доктору Слопу этот способ защиты был непонятен, – доктор был поставлен в тупик, и спор приостановился на целые четыре минуты с половиной; пять минут были бы для него гибельны. – Отец заметил опасность, – — спор этот был одним из интереснейших споров на свете: «С головой или без головы родится младенец, предмет его молитв и забот?» – — он молчал до последней секунды, ожидая, чтобы доктор Слоп, к которому адресовано было желание, воспользовался своим правом его вернуть; но приметя, повторяю, что доктор смешался и уставился растерянными, пустыми глазами, как это свойственно бывает сбитым с толку людям, – сначала на дядю Тоби – потом на него самого – потом вверх – потом вниз – потом на восток – потом на северо-восток и так далее, – пробежал взглядом вдоль плинтуса стенной обшивки, пока не достиг противоположного румба компаса, – после чего принялся считать медные гвоздики на ручке своего кресла, – приметя это, отец рассудил, что нельзя больше терять времени с дядей Тоби, и возобновил беседу следующим образом.

Глава II

«– Какие громадные армии были у нас во Фландрии!»

– Брат Тоби, – возразил отец, снимая с головы парик правой рукой, а левой вытаскивая из правого кармана своего кафтана полосатый индийский платок, чтобы утирать им голову во время обсуждения вопроса с дядей Тоби. —

– Образ действий моего отца в этом случае заслуживал, мне кажется, большого порицания; вот вам мои соображения по этому поводу.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Людей страшат не дела, а лишь мнения об этих делах (греч.).

2

Наоборот (лат.).

3

О славный день! (лат.)

4

О вкусах не спорят (лат.).

5

На всем в целом (фр.).

6

С золотой ниткой (фр.).

7

О суетности мира и быстротечности жизни (лат.).

8

В течение года в среднем (лат.).

9

Своенравности (фр.).

10

Сумятица (фр.).

11

Остротой (фр.).

12

Женщина, независимая от своего мужа в отношении имущественном (фр.).

13

Сколько бы раз это ни повторялось (лат.).

14

Замки (фр.).

15

Довод к личности (лат.), то есть обращенный к убеждениям и предрассудкам лица, которому хотят что-нибудь доказать.

16

Наученный Богом (греч.).

17

Довод, рассчитанный на невежество (лат.).

18

Да здравствует дурачество (фр.).

19

В природе вещей (лат.).

20

 Римские церковные обряды предписывают в опасных случаях крещение ребенка до его рождения, – но под условием, чтобы какая-нибудь часть тела младенца была видима крестящему. – — Однако доктора Сорбонны на совещании, происходившем 10 апреля 1733 года, – расширили полномочия повивальных бабок, постановив, что даже если бы не показалось ни одной части тела младенца, – — крещение тем не менее должно быть совершено над ним при помощи впрыскивания – par le moyеn d’une petite canule, – то есть шприца. – Весьма странно, что святой Фома Аквинат, голова которого так хорошо была приспособлена как для завязывания, так и для развязывания узлов схоластического богословия, – принужден был, после того как на решение этой задачи было положено столько трудов, – в заключение отказаться от нее, как от второй chose impossible. – «Infantes in matеrnis uteris existentes (рек святой Фома) baptizari possunt nullo modo»*). – Aх, Фома, Фома!

Если читатель любопытствует познакомиться с вопросом о крещении при помощи впрыскивания, как он представлен был докторами Сорбонны,– вместе с их обсуждением его,– то он найдет это в приложении к настоящей главе.– Л. Стерн.

* Дети, находящиеся в утробе матери, никаким способом не могут быть окрещены (лат.).

21

Vide Deventer, Paris Edit, in 4° t°, 1734, p. 366. – Л. Стерн. См.: Девентер, Париж, изд. ин-кварто, 1734 г., стр. 366.

22

 Докладная записка, представленная господам докторам Сорбонны. Некий лекарь-акушер докладывает господам докторам Сорбонны, что бывают случаи, правда очень редкие, когда мать не в состоянии разрешиться от бремени, – и бывает даже, что младенец так закупорен в утробе своей матери, что не показывает ни одной части своего тела, в каковых случаях, согласно церковным уставам, было бы позволительно совершить над ним крещение, по крайней мере условно. Пользующий лекарь утверждает, что при помощи шприца можно непосредственно крестить младенца без всякого вреда для матери. – Он спрашивает, является ли предлагаемое им средство позволительным и законным и может ли он им пользоваться в вышеизложенных случаях?

Ответ. Совет полагает, что предложенный вопрос сопряжен с большими трудностями. Богословы принимают, с одной стороны, за основоположение, что крещение, каковое является рождением духовным, предполагает рождение первоначальное; согласно их учению, надо родиться на свет, дабы возродиться в Иисусе Христе. Св. Фома, 3-я часть, вопр. 88, ст. 11, следует этому учению как непреложной истине: нельзя, – говорит сей ученый, сей святой доктор, – крестить младенцев, заключенных в утробе матери; св. Фома основывается на том, что неродившиеся младенцы не могут быть причислены к людям; откуда он заключает, что они не могут быть предметом внешнего воздействия, чтобы принимать через посредство других людей таинства, необходимые для спасения. «Младенцы, в утробе матери пребывающие, еще не появились на свет, дабы вести жизнь с другими людьми, а посему они не могут подвергаться воздействию людей и через их посредство принимать таинство во спасение». Церковные уставы предписывают на практике то, что определено богословами (относительно этих вещей), а последние все одинаково запрещают крестить младенцев, заключенных в утробе матери, если нельзя было увидеть какую-нибудь часть их тела. Единомыслие богословов и церковных уставов, полагаемых за правило в епархиях, представляет такой авторитет, что им, по-видимому, решается настоящий вопрос. Однако же Духовный совет, принимая во внимание, с одной стороны, что рассуждение богословов основано единственно на соблюдении благовидности и что запрещение церковных уставов исходит из того, что нельзя непосредственно крестить младенцев, заключенных в утробе матери, что идет вразрез с настоящим предположением; а с другой стороны, принимая во внимание, что те же богословы говорят о возможности совершать наудачу таинства, установленные Иисусом Христом, как легкие, но необходимые средства для освящения людей; и кроме того, считая, что младенцы, заключенные в утробе матери, могут получить спасение, потому что они могут быть осуждены на вечные муки; – по этим соображениям и ввиду представленного доклада, в котором заверяется, что найдено верное средство крестить заключенных таким образом младенцев без всякого вреда для матери, Совет полагает возможным пользоваться предложенным средством, в уповании, что Бог не оставил этого рода младенцев без всякой помощи, и полагая, как в означенном докладе сказано, что средство, о котором идет речь, способно обеспечить совершение над ними таинства; со всем тем, поскольку дозволить применение предложенного средства значило бы изменить повсеместно установленный порядок, то Совет считает, что пользующий лекарь обязан обратиться к своему епископу, коему и подобает судить о пригодности или об опасности предложенного средства, и так как Совет полагает, что, с соизволения епископа, следовало бы обратиться к папе, коему принадлежит право изъяснять уставы церкви и от них отступать в тех случаях, когда закон не может иметь обязательной силы, то сколь бы ни казался разумным и полезным способ крещения, о коем идет речь, Совет был бы не вправе его одобрить без согласия обеих названных властей. Во всяком случае, можно посоветовать пользующему лекарю обратиться к своему епископу и сообщить ему настоящие решения и, буде названный прелат согласится с доводами, на кои опираются нижеподписавшиеся доктора, считать лекаря полномочным во всех тех случаях, когда было бы слишком опасно ждать, пока будет испрошено и дано позволение употребить предлагаемое им средство, столь благоприятное для спасения младенца. Впрочем, Совет, допуская возможность пользоваться названным средством, полагает, однако, что, буде младенцы, о коих идет речь, появились бы на свет вопреки ожиданию тех, кои воспользовались бы названным средством, то их надлежало бы окрестить условно, в каковом своем мнении Совет сообразуется со всеми церковными уставами, кои, дозволяя крещение младенца, показывающегося наружу частью своего тела, предписывают тем не менее и наказывают окрестить его условно, буде он счастливо появится на свет.

Подвергнуто обсуждению в Сорбонне, 10 апреля 1733 года.

А. ле Муан, Л. де Роминьи, де Марсильи

23

Условно (фр.).

24

Посредством шприца и не причиняя ущерба отцу (фр.).

25

Вершину (греч.).

26

Платон – мне друг (лат.).

27

Но еще больший друг мне истина (лат.).

28

Перед судом науки (лат.).

29

Довод к совестливости, приведение к нелепости, необходимость признать сильнейший довод (лат.).

30

Искусство логики (лат.).

31

Свистательный довод (лат.).

32

Палочный довод (лат.).

33

Довод при помощи кошелька (лат.).

34

Довод таганом (лат.).

35

Вещественный довод (лат.).

36

Для народа, то есть для широкого читателя (лат.).

37

Пентаграф – прибор для механического копирования гравюр и картин в любых пропорциях.– Л. Стерн.

38

Лобковая кость (лат.).

39

Бедренная кость (лат.).


Вы ознакомились с фрагментом книги.

bannerbanner