скачать книгу бесплатно
Это странный и незнакомый мир. В нем существуют сильные машины и сильные люди. Наверное, они живут по своим правилам и своим законам. И хочется думать, что эти и правила, и законы честнее и лучше, чем в ее привычном мирке. Примерно так думала Лена, снова начав свое шествие по демонстрационной полосе, но только теперь в обратную сторону. Она и не заметила, что пробыла на МАКСЕ четыре часа. Устали ноги. Ей захотелось сесть. В первом же попавшемся кафе она выпила кофе и съела пирожок. Еще посидела, отстраненно поглядывая по сторонам. А в голове были самолеты. Лена в первый раз наяву видела их полет.
Пока она закусывала, демонстрационная полоса постепенно пустела. День стал клониться к вечеру. Люди тянулись к выходу. А Лена все смотрела в небо, в ту сторону, куда улетели самолеты. И небо казалось ей тревожным и радостным. И каким-то странно сиренево-голубым.
Кафе опустело. Худой официант стал вытирать ее стол. Подъехал рабочий технической службы на забавной оранжевой тележке собирать мусор. Лена поняла, что пора уходить. Она расплатилась и пошла снова по опустевшей уже полосе в поле, к выходу. Персонал хлопотал возле техники, закрывали двери, чистили площадки.
На автобусы, развозившие зрителей к станции электричек, выстроились огромные очереди. Лена встала в конец. Откуда-то прилетел уже прохладный по-вечернему ветер. Лена поеживалась в своей курточке. Вдруг какой-то знойный и черноволосый человек гортанными криками стал агитировать пассажиров ехать с ним на его маршрутке. Маршрутное такси якобы стояло неподалеку.
– Два часа будете на автобус стоять, а на маршрутке – р-раз, и все в порядке! – размахивал он руками. – Э-э-э, какие люди, все бы вам халяву подавать… – горестно качал он седеющей уже головой.
Лена подумала и первая решительно вышла из очереди.
– Где ваша маршрутка?
– Молодец, дэвушка! – Водитель показал ей, куда идти. Следом за Леной потянулись и другие. Но оказалось, что автобусы в пути задерживались не просто так. На дороге от аэродрома к станции образовался огромный затор. Несколько машин ГИБДД с включенными мигалками свидетельствовали о их явном намерении блокировать дорогу всерьез.
– В объезд поедем! – не растерялся маршруточник. Не доезжая до места затора, он быстро развернулся и свернул на еле заметный проселок. Маршрутка теперь по ухабам ехала среди густого леса.
– Я здесь двадцать лэт уже живу, все тропинки знаю!
– У себя в горах бы лучше знал, – пробурчала какая-то женщина на сиденье рядом с Леной.
Очень скоро они выехали на другую, уже вполне широкую дорогу. Лена обрадовалась. Затянувшееся возвращение мешало ей снова пережить необыкновенное впечатление, произведенное на нее выставкой и полетами. Лене хотелось домой, выпить горячего чаю, сесть за компьютер, поделиться увиденным с друзьями. Особенно много друзей у Лены не было, но контакты – и после школы, и после университета – остались. К тому же были среди ее знакомых и несколько молодых людей – так, ничего особенного, но на которых она тоже не прочь была бы произвести впечатление. Но очень скоро, проехав несколько километров по новой уже дороге, маршрутка опять встала.
– Пока випов не провэзут, дороги не будэт, – горестно сказал маршруточник и съехал на обочину. Вперед двигаться все равно было невозможно. Он вышел из кабины и закурил. Пассажиры молча еще сидели некоторое время.
Вокруг дороги стоял густой сосновый лес, может быть, как раз из-за него и показывались в небе самолеты. Высокие стволы сосен наверху золотило вечернее солнце. Подлесок уже темнел в вечерней тени. Чего сидеть? Выйдет, подышит. Лена на всякий случай взяла свою сумку и выпрыгнула из маршрутки. Прошлась вперед по обочине, вернулась и опять остановилась. Стоять на земле было приятно – трава после августовских дождей отросла, хоть и невысокая еще, но свежая. Зеленая. А дальше земляные кочки утопали в рыжих прошлогодних сосновых иголках. Может, здесь даже и грибы есть, но Лена углубляться в подлесок не стала. Однако зорким глазом все-таки углядела вблизи муравейника кустик земляники. На одной веточке еще цвел кособокий запоздалый цветок, а рядом с ним под листом пряталась коричневая засохшая ягода. Лена сорвала, понюхала, подула на ягодку, бережно отерла с нее пальцами придорожную пыль, слегка поморщилась, но не удержалась – сунула ягоду в рот. Земляника оказалась горькой, сухой и все-таки ароматной.
Скоро осень. Лене стало немного грустно. Водитель – мужчина, как показалось Лене, средних лет, из небольшой серебристой машины, что съехала на обочину следом за их маршруткой, в открытое окно несколько раз с интересом взглянул на Лену. Она подобралась, но вместе с тем и отвернулась. Девушка на обочине – это как-то уж получилось слишком.
– Девушка, а ведь вы – переводчица? – вдруг услышала она у себя над ухом довольно приятный голос. Лена обернулась. Тот самый мужчина из серебристой машины стоял около нее и с интересом смотрел на нее сверху вниз.
– Нет, – удивленно сказала она. – Вовсе я не переводчица. Почему вы так решили?
– Странно, – мужчина покачал головой. – Я сначала не мог вспомнить, где я вас уже видел, а потом вспомнил. Это же переводчица!
– Нет, – Лена пожала плечом и перекинула сумку. – Вы меня с кем-то спутали. – Она уже хотела отвернуться и забраться снова в свой микроавтобус, но мужчина вдруг как-то по-домашнему тепло сказал:
– Да подождите, у меня и доказательство есть! Не уходите никуда, – он быстро открыл дверь своей машины и взял с сиденья фотоаппарат. Фотоаппарат Лене показался знакомым. Кажется, она начала понимать. Что там говорил этот краснорожий? Камера не моя…
Лена уже с любопытством ждала, что будет дальше.
– Смотрите! – Мужчина встал близко рядом с ней, загорелся экран фотоаппарата. На Лену пахнуло удивительным запахом. Что-то незнакомое, смесь металла, резины, масла, она могла представить, что так пахнет от автогонщиков или возле доменной печи, вскользь она видела ее на картинке в учебнике химии – это был удивительный запах. Так никогда не пахли никакие Ленины знакомые. Это был запах рабочего человека, но работа у него была неизвестная Лене. Она наклонилась и взглянула на снимки. Ей бросился в глаза американский флаг, и вот она стоит среди мужчин в летных комбинезонах. Сбоку будто прячется от кого-то противный краснорожий. Он пригнул голову, так что было плохо видно его лицо, а его желтый галстук, запомнившийся Лене, запрокинулся ветром ему на плечо.
– Это совпадение, – улыбнулась Лена и посмотрела прямо на мужчину. – Я все-таки не переводчица. Но я, кажется, знаю, как вас зовут. Вы Валерий.
– Вот это да. Таких совпадений не бывает. – Теперь он с удивлением, но вместе с тем и с улыбкой смотрел на Лену. У него были небольшие зеленовато-карие глаза и рыжеватые волосы. Он был не так уж высок, но весь какой-то очень надежный, сильный. А что производило это впечатление силы, Лена и ответить бы себе не могла.
– Да, совпадение. – Теперь ей уже не хотелось никуда ехать. Так бы она и стояла рядом с ним. – Совершенно удивительное, но совпадение. Я была сегодня на выставке, и меня один ваш товарищ попросил всех сфотографировать. А потом…
На дороге внезапно началось движение. Машины с обочин стали съезжаться на полосу, где-то впереди, далеко раздался вой мигалок. Водитель ее маршрутки бросил третий уже по счету окурок под колеса и заторопил пассажиров:
– Поэхали уже, поэхали!
Лена тоже интуитивно дернулась в направлении своего микроавтобуса.
– Ваши вещи все с собой? – Валерий вдруг взял ее за руку. Лена ужасно вдруг почему-то заволновалась и только кивнула.
– Садитесь ко мне! По дороге доскажете…
И Лена не стала раздумывать. Валерий провел ее к передней дверце, отгородив от других, тоже торопливо выезжающих машин, подсадил ее в салон. Когда они поехали, Ленина маршрутка уже затерялась довольно далеко впереди.
– Вы сумку поставьте назад, чтобы она вам не мешала.
И Лена послушно поставила сумку. Почему-то она как-то сразу поняла, что надо делать все, что ей скажет этот сильный незнакомый еще человек.
Довольно быстро они выехали на многополосное шоссе и помчались в сторорону Москвы, не обгоняя, но и не отставая. Лена была не большой знаток вождения, но и то, как Валерий вел машину – спокойно, но уверенно, – ей тоже сразу же понравилось.
– Ну, колитесь теперь, как вас зовут? Оказывается, меня-то вы уже знаете. – Валерий, улыбаясь, посматривал на нее.
И Лена, обычно скромная и осторожная Лена, вдруг все ему без утайки о себе рассказала. И как ее зовут, и где она работает, и что живет с мамой, а с ее отцом мама давно разошлась, и еще раз повторила, как она попала на тот случайный снимок.
– А ведь мне про вас этот мой знакомый сказал, – пояснил Валерий, – что вы – наша новая переводчица.
– Он вас разыграл, – улыбнулась Лена. – Правда, я не понимаю, зачем это ему понадобилось.
– Хотел, наверное, скрыть от меня, что нарушил секретный режим. Мы ведь контактируем с американцами строго в рамках специальной программы.
– До сих пор? – удивилась Лена.
– Так ведь и они с нами тоже так, – пожал плечами Валерий. – Они наши потенциальные противники. Хотя, конечно, сейчас совсем не то, что раньше. Мне рассказывали, что в семидесятые их на наш аэродром и вовсе бы не пустили.
– Почему?
– Зачем им вблизи смотреть нашу технику? Фотографировать будут. Потом по фотографиям изучать.
Лене стало немного жутковато, но вместе с тем и ужасно интересно.
– Я так поняла, что вы тоже имеете к этим делам отношение?
– Я летчик, – сказал Валерий.
– И вы сегодня летали? – поразилась Лена.
– Сегодня не летал. Сегодня наших летало шестеро. Трое не участвовали. Мне тоже не повезло. Дежурил возле машины. У нас на тренировке несчастный случай произошел два года назад. Начальство до сих пор осторожничает. Ну, правильно, конечно… Осторожность не помешает…
Лена слушала его со смесью недоверия и удивления. Почему-то ей казалось, что таких людей и таких профессий, как у этого Валерия, сейчас вообще нет. Ни о чем таком никто уже не говорил, не показывал, не писал… По телевизору во время парадов или в редких новостях демонстрировали только машины. А то, что кто-то управляет машинами, – это оставалось за кадром. Лена и думать никогда не думала, что может познакомиться с таким человеком. Сама эта поездка с Валерием, их разговор казались ей нереальными, как будто она смотрит какой-то фильм. И в то же время ей ужасно не хотелось, чтобы их знакомство закончилось просто так. Вот он довезет ее до какого-то места. Может быть, всего лишь до метро, а не до дома, и она должна будет уйти. А он останется в своей необыкновенной жизни, и она больше никогда ничего о нем не узнает. С другой стороны, чего это она так озаботилась? Ведь очень вероятно, что он женат и у него есть дети…
Подмосковные города внезапно закончились, машина замедлила ход, встраиваясь в новую пробку. Четыре полосы были перегорожены – строилась новая дорожная развязка.
– Знаете, а если бы вы были переводчицей, я бы вас еще проще нашел! – сказал вдруг Валерий.
– А зачем? – даже как-то оробела Лена.
– А вы мне понравились.
Лена растерялась, не зная, как себя вести. Такого напора в отношении нее никто, пожалуй, еще не демонстрировал.
– Вы это всем сразу говорите? – У нее даже в горле немного пересохло.
Валерий немного помолчал. Протянул руку, включил музыку.
– А чего тянуть? – Машина практически стояла среди десятков других машин. Я человек серьезный, с серьезными намерениями. – Он, снова улыбаясь, будто изучающе разглядывал Лену. Ей вспомнилась фраза из какого-то фильма. Ее часто в разговоре употребляла Ленина мама. Сейчас она к месту или не к месту всплыла в Лениной памяти.
– Приходите ночью на сеновал, не пожалеете! Вы привлекательны, я – чертовски привлекателен, – сказала она. – Не так ли?
Но Валерий не обратил на этот выпад никакого внимания.
– А вы ведь, – он немного подождал, пропуская сбоку другой автомобиль, – надеюсь, не замужем?
– Я – нет, – даже немного испуганно ответила Лена. И набравшись храбрости спросила: – А… вы?
– И я не замужем, – сказал Валерий, махнул в окно другому водителю и выбрался из пробки. Дальше они мчались к Лениному дому, оставив позади широкие проспекты, пробираясь по узким из-за везде припаркованных машин улицам.
Ленин район был не пафосный, но и не бедный. Обычная девятиэтажка утопала в зелени деревьев. Березы дорастали почти до крыш. Пониже набухали колючие шарики каштанов. Еще ниже зеленели кусты сирени и жасмина.
– Хорошо тут у вас, – Валерий почти подъехал к Лениному дому.
– Не жалуюсь. И до метро пешком пятнадцать минут. – Лена соображала, где бы ей лучше выйти. Прежние улыбки, перегляды, смущение – все куда-то исчезло, ушло. Осталась усталость и ощущение чего-то недоделанного. Ей уже стало немного досадно, что она вот так сразу, как это говорят, «повелась». Сейчас они въедут в ее двор, она выйдет из машины, и ничего больше не будет. Значит, не судьба. – Лена не относилась к тем девушкам, кому хотелось замуж любой ценой.
– А у нас в степи сейчас сушь. – Так Лена узнала, что Валерий пока служит в далеком военном гарнизоне. При каком-то таинственном институте, и как она поняла, занимается испытаниями самолетов. Вопрос о его переводе в команду «Соколов» – уже вопрос решенный. Все дело в квартире. Когда ее дадут?
– А у тебя большая семья? – Она спросила это уже без стеснения, как спрашивает товарищ. И вдруг услышала:
– Моя жена утонула в прошлом году. Мы были в санатории на Черном море. А сын живет сейчас у моих родителей.
– А сколько ему сейчас? – спросила она. Сразу в душе забилась какая-то нотка – жалостливая и тревожная. Ей опять стал близок своим несчастьем этот почти незнакомый человек.
– Шесть лет. Скоро в школу. Как только переведусь, сразу заберу его сюда.
– А у меня нет детей, – жалобно зачем-то сказала Лена.
– Будут еще. Нам во двор?
– Не обязательно. Я могу выйти и здесь, на углу.
Но Валерий все-таки доехал до ее подъезда.
– Ну, счастливо? – В ее голосе не прозвучал вопрос, хочет ли он ей позвонить. И Валерий тоже не спросил ни телефонный ее номер, ни адрес электронной почты. Лена не то чтобы обиделась, как-то не поняла, а зачем он все-таки ее подвозил? Она вошла в подъезд и уже с лестницы услышала, как уехала его машина.
В течение всей следующей недели никакого продолжения этой истории не было, и Лена, поначалу почти постоянно вспоминая Валерия, начала уже постепенно забывать о своем неожиданном знакомстве. Хотя ощущение силы и защищенности, которые она уловила в этом человеке, остались. Не мог он просто так исчезнуть, думала она. Может быть, снова улетел куда-нибудь? И вдруг в субботу увидела серебристую машину около своего подъезда. Она замедлила шаги, не зная, как себя вести. Валерий появился с тортом и букетом роз.
– Я пришел познакомиться с твоей мамой, – сразу сказал он, как только она подошла. Лена даже не улыбнулась, от неожиданности стала лихорадочно вспоминать, а вообще заправлена ли у нее в комнате постель.
– Ты не смущайся. Я ведь не на парад пришел.
Она пожала плечами. Ну, что же, пусть будет, как будет.
Когда она познакомила Валерия с мамой, тот вел себя так, будто они с Леной уже давным-давно знают друга. Потом он стал приезжать каждое воскресенье. А через месяц объявил, что получил перевод и комнату в общежитии. И что они с Леной должны пожениться к Новому году. А в октябре месяце он будет выступать на авиасалоне под Парижем.
* * *
Когда в горячке я согласилась ехать в Париж, я и понятия не имела, в какие ввязалась хлопоты. Во-первых, мне понадобился загранпаспорт, которого у меня не было. Во-вторых, хоть Лена сама выбирала и туристическую фирму, и отель, деньги за свою долю все равно должна была дать я. Моя экономия, связанная с отвратительным аппетитом, в конце концов, сыграла мне на руку. Оплатить путевку я смогла сама. Но совсем без денег ехать в Париж, это было бы по меньшей мере странно. Я ткнулась к нескольким оставшимся знакомым – всюду получила отказ. Один из телефонных разговоров на эту тему услышала моя мать.
– Если ты хочешь поехать отдыхать, конечно, мы с папой дадим тебе деньги.
Чуть не с первого же дня моего романа с НИМ мои родители, случайно увидевшие нас на улице, высказались о моем избраннике резко и несправедливо. Он, в свою очередь, никогда о них дурно не говорил, но он с ними практически и не был знаком. Но даже если бы и познакомился поближе, это мало что изменило бы. Его такие вещи не интересовали. Свой выбор сразу же сделала я, и не в пользу родителей. Примерно с этого времени между нами будто установилась высокая непробиваемая стена. Меня раздражало любое их участие в моей жизни, и если раньше я бывала испугана и шокирована некоторыми неосторожными высказываниями моей матери, то последние десять лет я попросту не слышала, что она мне говорит. Возражать было бесполезно, да мне и не хотелось возражать. А после ЕГО смерти это было бы и бессмысленно. Мы ограничивались редкими замечаниями. Отца я видела еще реже – он много работал. Когда он приходил, мать кормила его в кухне, а я не выходила. Меня подташнивало от запаха еды. Иногда я слышала, как он спрашивал у матери обо мне.
– Как Танечка?
– У нее болит голова, – был почти неизменный ответ. Меня он вполне устраивал.
Сейчас мать стояла в коридоре с вытертой старой сумкой. Когда-то из этой сумки мне выдавались деньги на завтраки в школе, потом на кафе в институте.
– Отдашь, когда сможешь, – сказала мне мать, подавая пачку денег. Если бы она не сказала, что «в долг», я бы их никогда не взяла. Но сейчас я неуверенно протянула руку.
– Я очень рада, что ты поедешь. И даже не спрашиваю – куда. Куда бы ты ни поехала – это должно пойти тебе на пользу, – сказала мать. Я ничего не ответила на это. Почему она все время вмешивается в мою жизнь? Какое ей дело, куда я собираюсь? Это она нарочно сказала, что ничего не спрашивает, а потом с отцом наверняка будут обсуждать это каждый день, пока я не уеду. А если я скажу, что собираюсь в Париж, она наверняка припомнит ту мою давнюю поездку…
Язык мой не повернулся сказать «спасибо». Я стояла с деньгами в коридоре, как ледяной столб, пока она не ушла. Потом я вернулась в свою комнату и долго сидела, разглядывая деньги. Они жгли мне руки, застилали глаза. Несколько раз я порывалась встать и вернуть их. Но мысль о том, что если я не поеду сейчас, то я уже никогда в Париж не поеду, заставила меня остановиться. Я и сама не подозревала, как много значила для меня сама эта идея – Париж. Я ведь была там счастлива. Несколько дней сплошного счастья. За это, в принципе, можно было бы отдать жизнь. Если пересчитать на Москву – здесь за десять лет у меня вряд ли набралось бы столько дней такого безоблачного, щенячьего восторга. А ведь я там плакала. Да, сейчас я вспомнила, что я плакала в Париже. А здесь, в Москве – слезы не лились. Они окаменели внутри меня. Я вдруг вспомнила, что в Англии жила такая королева – Виктория. Она после смерти своего мужа, принца Альберта, устроила в своем дворце траурный зал, в котором просидела несколько лет, почти никуда не выходя. Она носила черное и все плакала по своему горячо любимому супругу. Она даже не приходила на открытия заседания парламента, и англичане стали этим очень недовольны, потому что они хотели видеть свою королеву. И вот однажды к ней пришли ее министры и сказали, что, посколько она является действующей королевой, ей пора выходить и приниматься за работу. И она вышла, видя в этом свой долг, но, видимо, печаль ее сидела в ней так глубоко, что она перестала влезать во все тонкости управления государством, и это как раз способствовало тому, что английская монархия стала выполнять больше представительские, чем управленческие функции. Конечно, это звучит как лекция, которую я читаю студентам, но это вообще-то моя особенность. И ОН тоже всегда говорил мне, что нужно «повышать образность языка». Боже, как я была благодарна ему за замечания! Не хуже, чем сама Виктория, которая почти во всем следовала советам своего принца Альберта. Но я – не королева. Какое уж тут государство? Я все никак не могу управиться с собственной жизнью. А впрочем, собственная жизнь – разве это тоже не госудаство, в котором ум – парламент, а руки-ноги – армия? Господи, как ОН бы посмеялся надо мной за эти мои фантазии… ОН был гениальным поэтом.
Он был безумно талантлив, мой друг. Но зарабатывал деньги тем, что писал какую-то халтуру. Сценарии сериалов. Он сам даже не говорил никогда о том, что пишет. Когда я приходила к нему и с благоговением спрашивала, над чем он сейчас работает, он отрывался от компьютера, прищуривал глаза и рисовал мне словесные картины, будто смотрел через видоискатель камеры. Он мог рассказывать что угодно – я слушала и восхищалась, потому что его рассказы были и в самом деле достойны восхищения. Он рисовал мне картины: как голубеют и блестят на солнце вершины гор, как спотыкаются измученные лошади, и краснокожие воины с раскрашенными лицами ведут их под уздцы, и камни падают из-под копыт прямо в пропасть. Как достойно сидят в повозках под шерстяными пологами их женщины, завернутые в красные одеяла, и держат у груди сморщенных, смуглых детей. И эти картины были совершенно отличны от тех, которые потом воплощались в экранной жизни.
– Танька, деньги еще никто не отменял, – говорил он.
Но, как я могла заметить, денег у него почти никогда не было. Он не умел с ними обращаться. Он их не любил. И когда они появлялись, растрачивал их, не считая, на всякие глупости. Мы тогда и в Париж поехали на неожиданно свалившийся на него гонорар. Он вел переговоры, чтобы открыть в Париже выставку своих фотографий – он ведь еще чудно фотографировал. Правда, когда мы туда приехали, того человека, с которым мой друг вел переговоры, на месте не оказалось, тот зачем-то должен был срочно улететь в Штаты. Но, как оказалось, мой друг нисколько из-за этого не расстроился. Уже потом я узнала, что в Париж он, похоже, сбежал. Его третья жена вроде бы родила ему ребенка. А он говорил, что ребенок не от него, и поэтому он не хочет ехать в роддом. Я была счастлива, потому что надеялась на его развод…
Но это я узнала потом, а в Париже я даже не знала, что он, оказывается, в третий раз официально женился. По большому счету, это не имело для меня никакого значения. Ведь мы и познакомились, когда он уже был женат. Только на своей первой тогда жене. Однако любил он всегда только меня. Только меня…
Кстати, это именно он пристрастил меня к кофе. Он пил его постоянно. Он обожал жевать кофейные зерна. Он говорил, что они придают ему бодрость, как индейцу на горном перевале, уставшему от трудного пути. Это было правдой. Ему было от чего устать. Вся его жизнь была войной. За себя. Он много лет искал себя, и он искал тех, кто сможет его оценить в полной мере. Он выдавал халтуру на-гора, но я-то знала, что в его столе лежат прекрасные куски никому не нужных произведений. Гениальные отрывки чудесных сценариев, сотни страниц незаконченных романов, целые действия брошенных пьес. Он почему-то не мог ничего закончить. Бросал, загораясь новой идеей, работу, на которую потратил много времени.
– Почему ты бросил? – спрашивала я его.
– Потому что это – говно. – И он расписывал мне замечательные новые проекты. Восхитительные идеи. Они были чудо как хороши. Только чтобы их воплотить, у него всегда не было времени и не было денег. У меня тогда денег тоже было немного. Как, впрочем, и сейчас. И вот я смотрела на эти бумажки, что дала мне мама, и думала – как это гадко с моей стороны – пользоваться ее деньгами. Она ведь терпеть не могла ЕГО. С другой стороны, мой друг часто брал деньги в долг. Я возьму в долг, – решила я. И обязательно отдам, что бы ни случилось. После этого мне стало легче. И вся моя затея с поездкой с этого дня получила реальное воплощение. Я доведу дело до конца. Я поеду. Может быть, в Париже мне повезет, и я снова увижу ЕГО, хотя бы во сне. Мне очень не хватало снов, в которых я была бы вместе с ним. Я потихоньку начала собираться.
* * *
Внезапно оказалось, что у Лены в Париже была двоюродная или троюродная тетка. Нельзя сказать, что Лена совсем не слышала о ней, но редкие разговоры в семье о какой-то Маше, которая была намного старше ее и когда-то давным-давно неудачно вышла замуж за какого-то француза, Лену не очень волновали. Однако мама вдруг сказала:
– В случае чего, в Париже есть к кому обратиться. Маша живет там уже лет двадцать. Совсем ее теперь, наверное, не узнать, – и вздохнула.
