скачать книгу бесплатно
Здесь столько дней расплющено зазря,
на времени безумной наковальне.
Окраина. Бесплодная земля,
а вместе с тем загадка вековая.
Здесь выцвела небес голубизна
и, говорят, недалеко от ада.
Я здесь, признаться, даже и не знал,
что выжить можно, если очень надо.
* * *
Эй, синоптик, ты никакой пророк,
ты пургу нам гонишь опять,
Я готов теперь за дождя плевок
половину жизни отдать.
Душно так, что хоть океан обрушь,
не остынет это тепло,
и на много вёрст дышит жаром сушь,
превращая весь мир в стекло.
И на сотни вёрст здесь владенья зла
(о хорошем мечтать не смей),
и где зрел урюк, где росла трава,
там лишь только логово змей.
Я здесь ноги свои до крови стёр,
и меня не надо стыдить,
что июльский солнечный тот костёр
не пытался я остудить.
Выбрал я свой путь, как всегда, кружной,
где полынь одна да осот.
Словно знал, что этот палящий зной
очищение принесёт.
* * *
Можно, наверно, сойти с ума,
если тот час настал,
если вокруг ветров кутерьма,
Северный Казахстан.
Степь та в белёсой траве мертва,
ждёт, как сурка питон.
Здесь бы напиться воды сперва,
а умереть – потом.
Глаз устаёт. Тут простор сквозной.
Солнце не может сесть.
Здесь до серёдки прожарит зной,
если серёдка есть.
Здесь я осунулся, одичал…
Дело, наверно в том,
что, как тифозник, степь по ночам
дышит горячим ртом.
Скулы ей судорогой свело.
Это – какой-то шок.
Ей, как и нам с тобой, тяжело,
превозмогать ожог.
Всё измолотит своим цепом
лютых ветров отряд.
Этот свирепый антициклон
люди не победят.
И не покажется вовсе – нет! —
вялотекущим сном
этот совсем настоящий бред,
этот жары дурдом.
* * *
Ветер, как сыщик, рыскал
низких глухих басов
в зарослях тамариска,
сдерживавших песок.
Не выносящий тени,
рос из последних сил
южный двойник сирени
(здесь его звать жынгыл).
И в той бескрайней шири,
там, где недель бурда,
происходило в мире
то же, что и всегда.
Ястреб – лишь он не дремлет.
юрких мышей гнобя…
Я, как жынгыл, всё время
сдерживаю себя.
Майские ждёт он грозы,
чтоб посреди песков
вдруг распуститься гроздью
ласковых лепестков.
Снова любуюсь ими,
и когда дремлет зной,
знаю: меня обнимет
тёплый ветер степной
* * *
В палатке вьюгу я стерпел
и онемел, когда я выжил:
глаза тюльпанные степей
раскрылись по команде свыше.
Ещё местами снег лежал,
и лету не было резона,
но душу резал без ножа
тот алый свет – до горизонта.
За что я это заслужил?
Я только без году неделя.
Я был всего лишь пассажир
на мокрой палубе апреля.
И жаркий солнечный огонь
в минуту осушал болотца…
Я ждал мгновения того,
когда та кровь в мою вольётся.
Наверное, всё дело в том, —
и в этом вовсе нет обмолвки, —
что мне хотелось стать цветком,
который вечно в самоволке.
* * *
Висит тошнотный этот день,
нельзя нигде охолонуть.
Жара, как в преисподней, где
от зноя закипает ртуть.
Палатка — душный саркофаг,
и дело в том, и дело в том,
что солнце здесь не друг, а враг,
который вялит нас живьём.
Но это солнечное бра
не заслужило бранных слов:
чтобы постигнуть суть добра,
знать надо, что такое зло.
Оно коварно, как шайтан,
само себя не тратит зря.
Оно таится где-то там —
за равнодушьем сентября.
И, костенея на ветру,
я думаю, что дьявол с ним,
мне всё равно, ведь я помру,
не путая одно с другим.
Времена года
* * *
Весна – это просто безумство,
Но разве тут чья-то вина?
Весна не бывает безустой,
ты слышишь, как шепчет она?
Ты слышишь: всё громче и громче
в апрельской предутренней мгле
бессвязные песни бормочут
бродяжные соки в стволе?
Победа их вовсе не близко.
ещё надо ждать до поры.
Но нет благороднее риска,
чем этот безумный порыв.
* * *
В лесу ещё всё серое,
но выглянул прострел.
Зимы вторую серию
апрель не досмотрел.
Засуетились «смежники» —
пьют солнечный отвар
прозрачные подснежники
и прочая братва.
Внезапное явление,
отсюда и азарт.
Раскрыты в изумлении
их синие глаза.
И пребывают в праздности —
нет никаких забот.
И светятся от радости,
как ёлка в Новый год.
* * *
Истощилась зима,
потеряла и силу и власть.
Влажно взбрякли снега,
птичий слышится радостный гимн.
Только всё это мне