
Полная версия:
Больны обыкновенностью
– Кто она, – спросила я, не подавая виду другим.
– Своего рода активистка, её запер здесь брат, говорит она псих, сказал, её мозги расплавились от её стремления равноправия и счастья всем. Бедная, могла бы быть ветераном этой помойки, с таким стремлением и взглядами на мир тебя не выпустят.
Пару секунд молчания, осознания всей жестокости мира, всей сгнившей натуры серого социума.
– Как тебя зовут?
– Эйли… Эйли Кингсмен.
– Фамилия с интересным значением. Я Дисс.
– Да, знаю. Ирония в том, что попала сюда за феминистский взгляд на мир. Мы ведь все одинаковые, да?
– Нет, Эйли. Мир – это сборище поддонков, которые истребляют уникальность. Никогда бы не хотела слышать, что ублюдки, которые уничтожают близких, на самом деле со мной одной крови. Они не одинаковые, вот это и является ненормальностью.
Она поняла мой настрой, не хотела подставлять, чтобы я не начала выплёскивать эмоции и не попала под раздачу. Наш разговор закончился тогда, когда мы уже сидели за столом, ели пресную кашу и компот, который будто высушивал весь твой рот, который невозможно было пить. А ведь мы в привилегии. Это центр, куда отправляют женщин из богатых родов. Так же у нас хотя бы есть крыша над головой, еда на столе. Чего ещё остаётся просить, всё же есть! Нет меня. Нет мыслей. Смысла жить нет.… Всё как есть…
Глава 3 «Порог»
Есть ли порог любви? Есть ли порог ненависти? Что может быть общего между этими понятиями? Ответ прост – у них нет лимитов, они убивают. Если любишь человека, который никогда не будет твоим ни при каких обстоятельствах. Это убивает внутренне, когда ночами не спишь, думая о ней, о любви, которая запрещена стереотипами и ограниченным мышлением. Но как оно убивает физически? Тут вступает в головокружительный танец с сильными эмоциями понятие ненависти к любви. К любви, которая не видит пол, расу, которая слепа на внешность, но проницательно вглядывается в сердце. Эмоции, то, что ты чувствуешь контролировать невозможно, можно только подавить за счёт здоровья и духовного счастья. Поэтому эти эмоции можно отбить только издевательством и невообразимыми ограничениями. Нам, девушкам Креста, повезло. Мы можем рожать, мы нежные красивые создания, поэтому над нами не издеваются так, как над мужчинами, у которых те же мысли, что и у нас. К ним относятся как к псам, по их мнению, они должны быть мужчинами, что значит быть сильным. Быть сильным настолько, чтобы унизить женщину, чтобы ненавидеть тех мужчин, которые не находят противоположный пол привлекательным. Почему только так? Почему так серо и неинтересно? Я противлюсь тем людям, которые так считают, что нужно следовать по традиционным дорогам развития надоедливой типичной жизни. Поймите, это не я. Всё зависит не от меня, а от того, что внутри меня. Искоренить так же нельзя, как и цвет кожи. Я – я, ничто более и менее.
Но что так же не имеет порога – моя любознательность. Я наконец-то начала рассматривать, что же это было под порогом. Очень похоже на бумагу. Единственное, что она была очень спрессована, что была похожа на что-то между картоном и тонким слоем древесины. Видимо давненько здесь лежит. Я начала аккуратно открывать этот лист бумаги, чтобы узнать, что находится внутри. Открывая, я порезала себе палец острым краем бумаги. Обычно листы режут больно и глубоко, поэтому у меня немного начала выступать кровь. Я просто вытерла палец об одежду и продолжила раскрывать дальше.
Время проверок, но я об этом забыла, поэтому моё расследование было прервано парой работниц, которые ворвались в мою комнату. К счастью, они не переворачивают комнаты с ног на голову, поэтому я спокойно, стоя в ванной, спрятала этот лист под одежду. В комнате было прибрано, так же я ничего запрещённого не храню, из-за чего осмотр проходил не больше 15 секунд. Достав лист после их ухода, я обнаружила, что его края были частично покрыты кровью. Я заглянула под одежду и заметила, что он оставил несколько неглубоких ран на моей груди. Надеюсь, в этот раз мне никто не помешает…
«Первая кровь пущена мною, а не сумасшедшими религиозными фанатиками. Это дело принципа». Эти слова были написаны внутри. Видимо оно и должно было меня порезать, значит, тут могут и убить. На обратной стороне было написано «Д. Д., активист». Джуди… Она ведь новенькая, как она уже бывала в моей комнате? Может из-за того, что она зашла в мою комнату, пока все где-то находились, за ней начали бежать и, в конце концов, она упала с крыши? Надеюсь, я когда-то узнаю правду. Нужно расспросить Эйли! Но… дело в том, что… я не знаю, как она выглядит. Нам нельзя делать контакт глазами, чтобы нас не обвинили в заговоре. Она может меня узнать, так как видела меня сзади, я её, к сожалению, не видела.
Снова коридор, снова колонна девушек. По идее Эйли должна быть за мной, как и в прошлый раз, значит, её комната находится слева от моей, если смотреть с коридора на дверь.
– Эй, – шёпотом сказал знакомый уже голос.
– Эйли, это ты?
– Не кричи! У тебя руки порезаны, ты с ума сошла? Тебя могут серьёзно наказать за попытку самоубийства.
– Нет, нет, это я бумагой порезалась.
– Бумагой? Бумага тоже запрещена, чтобы ты не могла себя порезать ею, а ещё отправлять письма кому-либо. У тебя серьёзные проблемы, мадам.
– Что ты знаешь о Джастис?
– О, она здесь находилась очень долго. Потом её перевели в отдел для особо опасных, у которых, так сказать, мысли слишком правильные. Она выступала за равноправие и мир. Кому нужен мир, если это не прибыльно?
– До этого она была в моей комнате?
В ответ я ничего не услышала. Я ненароком хотела повернуться посмотреть, что случилось, но очень удачно краем глаза увидела работницу, видимо из-за которой Эйли замолчала.
– Да, дорогуша, именно в твоей, вы очень даже похожи… были. Знаешь, что с такими любопытными делают, – спросила работница, – а то же, что и с этой больной психопаткой, которая возомнила в себе Иисуса. Таких ждут каторги, их мысли слишком неверны. Тебе повезло, твой папочка заплатил кругленькую сумму на адаптацию, живи, порхай как бабочка до поры до времени. Ты заплатишь за всё.
Я испугалась не на шутку. Хорошо, что Эйли ещё не попало, она ведь уже здесь больше недели, ей сложней. Для меня лучше было умереть, чем находиться в неволе. Смысл этих мучений, если этого не изменить, это не мой выбор. Хотелось бы мне иметь возможность включить и выключить все мои влечения и прихоти как свет на кухне. Жизнь работает не так. Люди, которые кидаются на таких как я с криками: «Это ненормально! Так не должно быть!» зачастую являются необразованными и отвратительными личностями. Сейчас они с тобой дружат, а после того, как узнают правду, поливают тебя грязью с головы до ног, будто забывая о том, что и до этого я была такой. Что изменилось?
И снова здравствуй, комната. Белые стены, белый потолок. Точно так же, как и мир. Одинаковый. Единственное, что выделяется среди этого белого бытия – это мои красные от слёз глаза. Мне обидно. Просто проявите уважение, дайте мне жить своей жизнью, без стандартов стереотипной личности. Дайте подышать без утруждающих дыхание всхлипываний разбитого сердца. Убивает то, что тот, кого ты любишь на самом деле тебя и убивает, хотя он показывает, что ты для него не пустое место. Маска незнаний.
А может мне и вправду лучше. Я начала понимать, что со мной происходит. Нет Красного, его больше нет. Почему? А потому, что нет смысла. Когда каждый день ты просто сидишь, ничего не делая, ты теряешь себя, мозг начинает отмирать. Но всё равно это не мешает некоторым людям жить таким образом жизни. Хочу,… хочу яблоко. Давно не ела чего-то вкусного. Понимаю, что жизнь, которая была до этого – просто сказка, нужно было любить каждую секунду. Птица. Синяя такая. Села на окно. Не думала, что буду рада такому событию.
– Птица, птица, залети
Дай свой голос, расскажи
Как мне жить да как мне спеть
Нет ведь, крыльев улететь…
Открылась дверь. Я смотрела в окно с приоткрытым ртом и слегка наклонённой головой налево. Плечи. Больно. Теперь меня тащат от проклятой свободы. Я не сопротивляюсь, будет только хуже. Зная, что сейчас мне будет плохо, я смирилась с тем, что имею. Хоть сама говорю находить радость в ежедневном мире, но как найти что-то в мире, когда ты сидишь взаперти.
– Привет, пап, – сказала я, – как тебе живётся, понимая, что ты изверг и бесчувственный человек? Запереть свою дочь за ориентацию и отличающуюся точку зрения. Умно…
– Дисс, прости. Так ведь будет лучше.
– Чем? Правда, ты избавишься от моего предпочтения любить девушек. Только у меня не будет предпочтений ни к чему. Это место убивает, ты убьёшь меня, если ты хочешь иметь дочерь, вытяни меня с этой помойки для отходов.
– Я бы с радостью, но… Я не могу.
– Правильно, религия? Вы живёте за кулисой радужной картинки, которая закрывает правду, заставляет вас видеть только то, что она хочет, что приемлемо, а что нет.
– Ведь это неправильно.
– Мне плевать! Это не выбирают, я такая, какая есть. Даже если бы могла выбирать, ты какое имеешь право управлять моими желаниями? Неправильно – это заставлять своих детей гнить! Заставлять их страдать! Заставлять их умирать медленно и в одиночестве! Это правильно?! Ты потерял мою любовь к тебе, ты мне никто! Иди в свою грёбанную церковь, раз уже она тебе ближе родной дочери! Ты беспомощная тряпка, не представляю, под какими веществами мама должна была быть, чтобы жить вместе с тобой, – я была в ярости. Лучше бы меня и не вели на встречу с ним, я знала, что мне будет только хуже.
Меня швырнули в комнату. Не понимаю, либо я слишком тихо говорю, либо действительно больна, но мои слова никто не слышит. Моё мнение не учитывают, моё сердце оставляют без внимания. Просто разбили его и ещё и ходят по осколкам, чтобы оно было разбито навсегда. Со временем эти осколки теряются в глубоком океане депрессии и неопределённости, сердцу никогда уже не вернуть его прошлый вид. Может, это не я больна, а мир болен? Болен от зависимости дискриминации, зависимости от правил. У всех закрыты глаза, стоя на пропасти, на ухо им шепчут, что, если сделать шаг вперёд, мы вступим в новую жизнь, на встречу к истине.
Я нашла порог любви – это ненависть. Тот, кого я любила теперь тлен, теперь я не люблю даже себя. Порог ненависти есть – это любовь. Но этот порог слишком высок для преодоления. Никогда… слышите, никогда больше не полюблю кого-либо. Нет желания, ибо уже доказано, что любовь предаёт.
Глава 4 «Путь в рай»
Я дышу, я живу. День за днём, месяц за месяцем. Что ещё нужно от жизни? На самом деле много чего. Чего я должна достичь? Как добиться момента, когда мне скажут: «Вы здорова, собирайтесь, Красный Крест отпускает Вас»? На самом деле, такие сны и снятся, но в основном они о том, как я сижу в яме с идеально ровными стенами, покрашенными в чёрный, и высоко сверху на меня светит фонарь. И всё, я живу там, ничего не делая. Весело, правда? Так я себя чувствую и здесь. Полное ощущение пустоты, и таким образом я серьёзно начинаю думать, что мир вокруг меня остановился, что абсолютно все те, кто снаружи живут такой же скучной жизнью, как и я, где ничего не имеет значение.
Хочу, чтобы меня перевели в новое место. Пусть это будет камера строгого режима. Будет больно, но зато разнообразно. Я смогу хоть что-то чувствовать. Пусть ноет тело, чем душа. Пусть я буду кричать от издевательств надо мной, чем от безысходности. Пусть буду плакать от физической боли, чем моральной. Хочу быть молчаливой, потому что у меня болевой шок, а не из-за того, что мне не о чем говорить. В эти моменты мне будет не до чувств, поэтому и избавлюсь от переживания и слёз горя, буду думать о том, что когда-то просто умру. Нужно действовать, устроим вечеринку для этих столетних рухлядей, заставим всех здесь подвигаться.
Я своей мотивацией и упорством начала отрывать ножку от кровати. Злость, безысходность. Все мои негативные эмоции влились в мои руки и начали тянуть этот кусок дерева со всей силы. Я уже была готова делать что угодно, рвать и метать, но ножку мне всё-таки удалось оторвать. И что мне с ней делать? Думаю, знаю что. Выбито первое окно, второе. Дверь нараспашку, я выбегаю в коридор, но меня сразу хватает работница. План действий? Правильно, ударить её по голове ножкой от кровати. На удивление это сработало без проблем. Босыми ногами по холодной каменной плитке, я бежала в сторону главного здания в надежде добраться до колокола. Когда у тебя адреналина внутри больше самой крови, для тебя абсолютно любые препятствия – ничто. Я и так считаю работников этой психушки ничем, но в этой ситуации смысл воспринимается буквально. Ступеньки казались маленькими камушками, а длинные коридоры как комнаты в центре города, где не поместится и фортепиано, но которые стоят больше нашего шикарного особняка. А вот и она… вершина.
Я не ненормальная, я человек, не нормальный человек. Люди, у которых есть личность, сделали бы, как и я. Что мне терять? У меня выбор: стать рабом и до конца жизни быть серой крысой, либо сейчас показать свою настойчивость и умереть сразу. Возможно, даже, сбежать. Мне лучше умереть, чем стать такой, как все. Меня это не устраивает, я лучше им сдамся, и буду умирать от мучений, я не такая, хочу просто нормально жить. Хочу семью, собаку, посмотреть на улыбку своих детей, купить продукты и приготовить ужин… с мамой.
Нет… только не она! Они стоят. Внизу. Э… Эйли у них. Нож у горла, схватили её за волосы. У меня есть план. Руки, главное руки. Я знаю, я учила. Вверх, показать, дать, вниз, руки у горла, вверх. Она кивнула.
– Что ты там машешь, дура? Слезай оттуда, или твоя подруга сейчас покинет этот мир из-за тебя! Ты слишком смела для такого…, – я знала, что она это рассказывает для того, чтобы, во-первых понизить мою самоуверенность и заставить задуматься о чём-то, и во-вторых тянула время, чтобы за мной поднялись работники этой психбольницы.
– Я сдаюсь! Отпустите её. Я спускаюсь, готовьтесь принять меня готовую к любому наказанию.
Они очень странные. Действительно, они отпустили Эйли, всё-таки за неё платит семья, они не могут её убить. Все расступились перед входом для эффектного шоу по поимке преступницы. Это здание – просто красивая студия, где всё украшено для гостей, для новеньких, чтобы скрыть все недостатки. Как будто пришли на фотосессию, а это просто красивая сценка, где все фотографируются, а вокруг просто пусто… ничего. Поэтому здесь никого на тот момент не было. Эйли начала бежать. Все были слишком сосредоточены на мне, поэтому не сразу поняли, что Эйли пытается сбежать.
– Может быть вы и сильны, но дух бунтарки сильнее всех вас! Первая кровь пущена мною, а не сумасшедшими религиозными фанатиками. Это дело принципа, – это были мои последние слова.
Я начала бить в колокол и после пары секунд этого процесса, рысью начала бежать туда, куда показала прийти Эйли языком жестов. Мы периодически общались между собой жестами, что потом стало нашим тайным языком только между мной и Эйли. Потому как здание большое, работники в одно и то же время открывают окна для проветривания. Я это увидела, когда первый раз пришла сюда с отцом, они не успели закрыть окна до нашего прихода. Так как здание построено для показухи, то и клеток на окнах нет. Из-за этого я с самого начала думала, что это просто лагерь или что-то на подобии школы, но естественно это оказалось не так. Сила анализа и скорости – главный путь к успеху. Так как окно было на втором этаже, а ступеньки и длинные коридоры – серьёзное препятствие для старых полных женщин-смотрителей, которые называют себя «врачами», у нас было куча времени. Мы спрыгнули на забор, на котором не было колючей проволоки, естественно, чтобы показать приезжим, что они используют гуманные способы лечения. Это всё?
Окно в будущее, окно на свободу. Я… я не могла поверить, что ещё буду помнить, что такое свобода. Дышать свежим воздухом, чувствовать ещё мокрую от росы траву своими босыми ногами и наконец-то бежать! Бежать вдаль, радоваться, веселиться. Но пока в этот момент главным было убежать, неважно куда, просто бежать, так как адреналина в крови было предостаточно для полноценного марафона. Я не знаю, чего до этого додумалась только я. А может этого хотели все, но просто-напросто боялись? К счастью, я у них уже не спрошу. Я теперь поняла, почему Джастис Джуди била в колокол тогда. Она хотела забрать с собой кого-то, как и я. Ведь мне не просто так захотелось забраться туда, покричать, я хотела, чтобы вывели Эйли, или чтобы она вышла сама. Что сработало. Видимо тогда Джуди или поскользнулась, или оступилась, ведь тогда перед её выходкой шёл мелкий дождь. А возможно тогда неподалёку была смотритель, которая столкнула её. Я никогда не узнаю, ведь, к сожалению, боялась посмотреть на происходящее.
Бежали минут десять и наконец-то добрались к лесу. Этот Крест был расположен посреди сельской местности, посреди чистого поля. Я, зная о том, что за нами всё равно бегут, изменила курс немного в другую сторону. Ноги уже пекли от колючек и шишек, которые опадали с хвои. Эйли была сильная, она бежала и не говорила о том, что она устала. Мы немного уменьшили наш темп.
– Ты была знакома с Джуди?
– Да, она тогда выбралась наверх и звонила в колокол, чтобы забрать меня…, – сказала Эйли.
– И ей тоже?
– Что?
– Ты… ты ей тоже понравилась?..
В ответ я не услышала ничего, я только увидела её улыбку, которую она пыталась скрыть. И правда, такая, как она понравилась бы всем. Добрая, красивая, милая… Я смогу описывать её долго, даже не разговаривая с ней много. За это всё время я её довольно хорошо узнала. Тишина тоже рассказывает о твоём характере.
– Эйли, я хотела спросить. Ты…
– Да, Дисс. Я знаю, что ты хочешь спросить, меня именно из-за этого сюда и посадили. За то, что глянула на соседскую придворную немного с интересом. А та и пожаловалась, меня отправили сюда «вылечиться».
Я хотела спросить, взаимны ли наши чувства. Нравлюсь ли я ей, потому что она была для меня очень интересной личностью. Медленным темпом мы шли пару минут. Когда мы замолчали, то начали снова бежать, чтобы дойти куда-нибудь дальше. Поначалу бежали север к лесу, потом на запад, там, где находился мой дом. Мы не планировали жить на улице, а у Эйли отец слишком строгий, чтобы возвращаться туда. Он нас отправит туда обратно, а вот если мы туда снова вернёмся, то нам в буквальном смысле не жить. Мой папа говорил, что не может меня оттуда вытащить, если бы не хотел, он бы просто сказал, что не будет пытаться. Я надеюсь, что у него появилось немного добра в его сердце, надеюсь, отец хоть немного осознал свою ошибку. Я просто хочу увидеть свою маму.
Мы остановились у маленького ручья, чтобы отдохнуть. К счастью, в лесу мы никого не слышали, так как кроме этих больных, которые рванулись за нами, здесь могут быть и дикие животные, которые съедят нас не, потому что мы мыслим по-другому, а потому что мы – пища. Огонь зажигать было не вариант. Во-первых, животные, а во-вторых по дыму и свету нас легче будет найти, чего мы и избегаем. Помыв ноги в ручье и отдохнув на камнях, мы отошли немного от берега, так как чаще всего хищников легче всего встретить именно там. Мы устроились под деревьями, уложив пору веток для удобного сна. Здесь условия жизни хуже, чем там, где мы были, но, Господи, как же здесь прекрасно, на свободе.
Стемнело, нужно лечь пораньше, чтобы как можно раньше встать и добраться домой вовремя. Эйли легла лицом к дереву, а я сплю лицом к лесу, так как сплю более чутко, чтобы заметить опасность заранее. Мне не спалось, потому что за день пережила слишком много стресса. Я перевернулась на другой бок, в надежде на то, что я быстрее усну, но пока не было никаких изменений, ветки кололи везде.
Посреди ночи я проснулась от неожиданного треска. Эйли подскочила, и я увидела, что на неё просто упала маленькая сухая веточка. Естественно и я, и она не на шутку испугались, потому что на уме почти каждую минуту как бы не умереть. Я поднялась, чтобы узнать, всё ли хорошо. В её волосах осталось немного остатков от ветки, поэтому я осторожно их выбрала. Эйли пристально смотрела в мои глаза.
– Испугалась?
– Есть немного, – сказала Эйли с улыбкой.
– Что так рассматриваешь?
– Тебя.
Я улыбнулась и вот-вот хотела наклониться к ней поближе, чтобы попробовать начать первой и почувствовать её поцелуй. Он нежный, или грубый? Но… она это сделала до того, как я решилась. Это… это было очень… красиво. Мне именно казалось, что она делала это очень красиво. Хотелось увидеть нас со стороны. Медленно мы опустились на землю. Она не прекращала, значит, я тоже неплохо целовалась, хоть и первый раз. Если кто-то тебе действительно очень нравится, то это произойдёт само собой. Я проводила руками по её одежде, пытаясь нащупать её кожу, хотела почувствовать именно её тело. Она была одета в ту же одежду, что нам давали в Центре, что как мне казалось, только делало из неё большую красавицу. Я наконец-то приподняла её юбку и начала трогать её ноги. Они были приятными на ощупь. Может, выше? С каждой секундой хотелось потрогать её всю, я чувствовала себя свободно, нам никто не помешает. Это всё длилось минут пять, я никогда не получала столько удовольствия, я хотела бы, чтобы это никогда не заканчивалось. Одежда только прерывала контакт между нами, поэтому она осталась лежать около дерева. Она смотрела в мои глаза и улыбалась. Я почувствовала приятное ощущение внутри. Я в первый раз поняла, что такое любовь…
Глава 5 «Это конец?»
Утро. После прошлой ситуации я заснула вмиг, потому что забыла о проблемах и сфокусировалась на том, что мне приносит удовольствие, но мне всё же было немного неудобно перед ней.
– Доброе утро, – сказала Эйли.
– Доброе, – сказала я, пытаясь не смотреть её в глаза, мне было немного стыдно, хоть и она вчера это начала.
– Что-то не так?
– Эйли, прости за то, что было сегодня ночью.
– За что? Тебе за это стыдно? Тебе не понравилось?
– Нет, нет! Всё было замечательно, может тебе не понравилось…
– Тогда почему бы я это начинала и продолжала? Не переживай, всё нормально.
Мы пошли к ручью, чтобы умыться и попить воды. Ужасно хотелось есть, потому что мы не ели уже больше суток, и плюс ко всему давали нам еду не лучшего качества, которая совсем не насыщает. Не было времени искать что-либо, а ещё есть и риск, что то, что мы найдём – ядовито. Нужно было идти прямо сейчас, что мы и сделали. Я не знала, сколько нам нужно было идти, но я знала, что мы были ближе, чем думали. Мы пересекли ручей и направились на запад, потому что я чётко помню, куда мы ехали по дороге, но по дороге идти было слишком рискованно, нас легко было бы поймать. Шаг за шагом, мы пришли к поселению от куда я пришла. Всё такое знакомое. Несколько месяцев взаперти и теперь я люблю каждую травинку, каждую соринку. Я думала, что этот Центр отобьёт желание жить, но он только подарил мне осознание, как же прекрасно мне живётся, что нужно ценить то, что имеешь. Но всё же мне не хватало основного – свободы быть собой. Я хотела, и буду хотеть это изменить, и буду бороться за себя. Не удастся, тогда и меня не будет, потому что смысла быть куклой в театре под названием «Мир», я не вижу.
В город входить было опасно, всё-таки могли уже там устраивать обыски и искать нас, нужно было незаметно и с осторожностью добраться до дома и поговорить с отцом. Я очень надеялась, что он всё понял, что он меня примет. Вернее сказать это единственное решение, которое сделал бы нормальный человек, у которого есть сердце и мозги. На улице было прохладно, над посёлком собрались нагнетающие серые тучи, собирался дождь. Я не знала, как нам дойти туда. Единственное, что можно было сделать – это просто переодеть нашу одежду навыворот, так как они были чёрные снаружи, а белые под низом. Что мы и сделали. Вблизи это выглядело не очень, издалека не было похоже на нас. Решили держать дистанцию между нами, чтобы было менее подозрительно. Первая шла я, чтобы Эйли могла следовать за мной. Пройдя квартал, я дошла до своего дома, но остановилась, чтобы подождать Эйли. Я обернулась, чтобы посмотреть, где она, но её не было. Улица шла прямо, поэтому я бы её точно увидела. Тут она выбегает из чьего-то двора и начинает бежать ко мне навстречу. Я уже начала нервничать. Через несколько секунд от туда же вышел человек, став посреди тротуара и расставил ноги, будто кого-то ждал. Он просто смотрел, как бежала Эйли.
– Что случилось?
– Я… я шла, – с отдышкой говорила Эйли, – а меня кто-то схватил… он,… видимо… думал, что я ищу, как подзаработать, потому что хожу в такой одежде, одна, спокойно, утром, будто ищу клиента.
– Я никогда не видела его, это очень странно. Давай, заходи, а то кто-то ещё нас увидит.
Я пропустила Эйли вперёд, а сама краем глаза посмотрела на того мужчину. Он всё также стоял и смотрел вдаль. Странно очень, может он узнал нас, может он сейчас пойдёт и всё расскажет членам Красного Креста? Много догадок можно из этого составить, но спрашивать у него я, естественно, не собиралась. Мало ли что…