Ничего святого

В ту ночь я засыпал один в своей кровати, где всё ещё пахло псом. В ту ночь, впервые за две недели, в квартире никто не выл, но всю ночь напролёт я проплакал навзрыд, понимая, какое свинство я совершил.

Как и все дети моего поколения, я был большим поклонником компьютерных игр. Когда я переехал к маме с Игорем, для меня было дивом, что компьютер может стоять прямо дома. В первые месяцы на Светлогорском проезде я проводил в кабинете Игоря целые вечера, наблюдая, как он играет в «Героев меча и Магии» или Counter-Strike. Разумеется, я надеялся, что он скажет мне: «Вась, а что это всё сидишь и смотришь, как я играю? Не хочешь сыграть сам?»

И я с удовольствием бы согласился.

Пару месяцев спустя так и произошло.

В какой-то момент Игорю надоело играть, и он предложил поиграть мне. Сев за компьютер, я провёл за ним несколько часов, испытав удивительное наслаждение, что я играю в компьютер! Я делаю это так, как это делает Игорь, и у меня получается. Помню, я всё время боялся, что компьютер перегреется и сломается. Спустя пару часов я решил не злоупотреблять любезностью Игоря, вышел из игры и выключил компьютер, нажав на большую кнопку процессора.

Сделав это, я радостно побежал к Игорю сообщить о том, что я поиграл, всё выиграл и даже сам выключил компьютер.

– А как ты его выключил?

– Нажал на кнопку.

– На какую кнопку? На синюю – на процессоре?

– Да.

– Блядь! – вкрадчиво произнёс отчим. – Ну и зачем ты это сделал?

– Хотел выключить компьютер.

– Выключил?

– Да.

– А ты понимаешь, что он от этого мог сломаться?

– Нет, я не знал.

– Ну а если ты не знал, зачем ты тогда вообще полез его выключать?

– Я хотел сделать, как лучше.

– В итоге я утратил кучу важных документов, которые были открыты на рабочем столе.

Я не понимал, как можно утратить документы, если они лежат на столе, но судя по всему, это было так: на столе за исключением монитора, мышки и клавиатуры ничего не было. Я не очень хорошо осознавал, что именно я сделал не так, но я понимал, что провинился.

– Простите, – сказал я. – Я не хотел.

В этот момент в комнату вошла мама.

– Ну он же не знал, что этого делать нельзя, – примирительно сказала она Игорю. – Ты бы мог ему об этом сказать.

– Я не думал, что он полезет выключать компьютер, – ответил он.

– Он не хотел сделать ничего плохого, – спокойным голосом произнесла мама. – И он так больше не будет, правда, Вась?

– Я больше не буду этого делать, – пообещал я.

– Не будешь, – согласился Игорь.

И он оказался прав. Больше ни разу мне не довелось сесть за его компьютер.

Мама тоже умела быстро привить манеры, но её методы были более убедительны.

Когда я жил с бабушкой, у нас дома было не принято закрывать двери в комнаты, а потому стучать, прежде чем войти, меня не научили.

На Светлогорском проезде я быстро научился стучаться.

Я как-то вошёл без стука в спальню, где мама красила ногти. Она объяснила мне, что так поступать не следует. Я всё понял, но привычка не возникает в один момент. По крайней мере, мне так казалось. Когда я через пару дней захотел арбуз и пошёл в спальню к маме с Игорем спросить, можно ли мне отрезать себе кусок, они ещё спали (была суббота). Я открыл в дверь и увидел… Как вы думаете, что я мог увидеть ранним субботним утром в спальне родителей? Правильно – два спящих тела под одеялом. И всё. Когда я вошёл, мама проснулась. Она пришла в бешенство от того, что я не постучал, и начала орать на меня так громко, что проснулся не только Игорь, но и младенец. Мама пришла от этого ещё в большее бешенство и решила раз и навсегда отучить меня от ужасной привычки. Она отвела меня в комнату и велела мне лечь. Я подчинился. Она достала из моего шкафа ремень дяди Гриши, который он мне отдал, потому что ремень был старый и к тому же со здоровенной пряжкой Harley-Davidson, а дядя к тому времени уже перестал ездить на мотоцикле.

– Сейчас я научу тебя стучать! – разъярённо сказала мама. – Восемьдесят ударов ремнём.

«Ого!» – прикинул я. За всю мою жизнь ремнём (по иронии судьбы, этим же самым) меня хлестали лишь однажды: дядя Гриша не выдержал, когда я при гостях рыгнул за столом, после чего сразу же смачно пёрнул. Но дядя сделал это скорее для проформы, не сильно и всего пару раз.

А вот мама проявила настоящее рвение. Восемьдесят самоотверженных честных удара пришлись на мою изнеженную девятилетнюю задницу (слава Богу, я хоть был в брюках). После восьмого удара жопа начала гореть, словно её раскалили черти в аду. После пятнадцатого удара жар сделался нестерпимым, однако всё только начиналось. Удар за ударом, раз за разом, на меня обрушивался широкий кожаный байкерский ремень, но я не смел сопротивляться. После двадцати пяти ударов мой зад перестал гореть; на смену жару пришла ноющая боль, которая с каждым ударом усиливалась в несколько раз. Где-то после пятидесяти ударов я взмолился, чтобы мама остановилась, но она была непреклонна.

Удар! Удар! Ещё удар!

Я пытался думать о чём-нибудь, о чём угодно, только не об этой боли. Я пытался считать удары, и после каждого вычислять, сколько ещё мне осталось терпеть.

Каждый раз, когда ремень опускался на меня, я готов был заорать, но я не хотел вытащить из постели ещё и Игоря, боясь навлечь на себя ещё больший гнев.

Я не знаю, где в тот момент было мамино милосердие, но она с необъяснимым рвением полосовала ремнём мой многострадальных зад, до тех пор, пока не воскликнула:

– Восемьдесят!

«Слава Богу, это закончилось!» – подумал я в этот момент. Но тут мама вновь занесла руку с ремнём надо мной. Я весь сжался от ужаса, что мне придётся терпеть ещё и ещё удары из-за того, что я извивался и около пяти ударов пришлись на спину, и ещё столько же почти вообще меня не задели. Но мама лишь с яростью отшвырнула ремень в стену и произнесла:

– Ещё раз ворвёшься без стука – ударов будет в два раза больше!

Должен признать, очень действенный метод воспитания хороших манер.

Ни разу после этого не случилось так, чтобы я вошёл куда-то, не постучав.

Между тем я находил «бурые мины» в лифтах примерно раз в две недели. Через несколько месяцев после увлекательного поиска сокровищницы гномов я узнал, что в нашем подъезде – на одиннадцатом этаже – живёт сумасшедший дед. На вид ему было лет сто, ну или около того, – может, восемьдесят. Он не разговаривал, только мычал, словно бы хотел что-то объяснить, но никто не понимал, что именно. У деда была сестра, она иногда приезжала к нему. Она выглядела моложе, хотя применимо ли слово «моложе» к людям, кому за семьдесят? Зато она вполне нормально разговаривала.

Иногда она сдавала деда в психушку, где он обычно лежал около полугода, а потом возвращался, – говно в лифте красноречивее любых герольдов гласило о его появлении.

Сначала меня это несколько удивляло, но потом я привык. В конце концов, много ли надо – просто не наступить в колбаску в углу? Вообще, я был благодарен деду, что он всегда делал это в дальнем углу, не у входа, не в центре, а так, чтобы внутри могли ехать даже два человека (втроём уже трудно было не задеть кучку). Да и потом я стал реже попадаться на эти кучки – не чаще, чем пять-шесть раз за полгода (другие полгода дед лежал в дурдоме).

Как-то я спросил маму: почему, если дед совсем неадекватен, его не оставят в психушке совсем.

– Ну а как иначе? – сказала она. – Что ему – всё время сидеть там в обществе Наполеонов и агрессивных маньяков? Он же не опасен. Почему его должны всё время держать в психушке?

– Но он же гадит в подъезде! – возмутился я.

– Ну гадит он – и что? В конце концов, он же тоже живой, ему тоже хочется погулять, посмотреть телевизор, на лавочке у дома посидеть.

Я не стал спорить. Действительно, несколько раз в году перебиться и задержать дыхание – ничтожная цена за свободу одного человека и его право оставаться в обществе самим собой.

Поначалу у меня почти не было друзей на Светлогорском проезде, и я гулял вместе с мамой: она каждый день ходила с коляской, в которой лежал Егор. Иногда к нам присоединялась Катя – это была хорошая женщина девятнадцати лет. У неё была дочка Маша, ровесница Егора.

Часто мы втроём шли в Братцевский парк: мама с Катей с колясками о чём-то разговаривали, а я убегал вперёд и играл с деревьями и воображаемыми союзниками и врагами.

Катя жила с нами в одном подъезде, у них даже квартира была такая же, как у нас, – прямо над нами, только мы жили на девятнадцатом этаже, а она на двадцать первом. У Кати был муж Коля – отличный дядька двадцати двух лет, он продавал компьютеры, и я часто спрашивал у него разные вещи про компьютерные новинки. А ещё с ними жила Катина мама, Зинаида Петровна, прямо как в анекдотах.

Зинаида Петровна мне совсем не нравилась – это была очень угрюмая женщина, взглядом чем-то схожая с Медузой-Горгоной. Но в присутствии Коли она обычно молчала и вымученно улыбалась.

Мне всегда, с самого детства, хотелось иметь компьютер. Я не очень понимал, что я буду делать с его помощью, но в одном я был уверен: за этой странной машиной будущее и именно её развитие определит, каким будет двадцать первый век, – что-то подобное я пару раз обронил вскользь в разговоре с мамой. Если мне чего-то хотелось, мне всегда было очень неловко попросить об этом. Так было с самого детства: я мог делать какие-то намёки или проявлять заинтересованность в чём-либо, но попросить о том, что мне хочется, казалось мне ужасно невежливым. Особенно после того случая, когда я без спроса выключил компьютер.

Я мог часами наблюдать за тем, как Игорь играет в компьютерные игры (он иногда рассказывал мне, зачем и почему делает те или иные действия в «Героях меча и магии»). Я был благодарен его вниманию и тому, что он не держит на меня зла за тот случай.

Вскоре после того, как я переехал на Светлогорский проезд, мама купила мне компьютерный стол и обещала, что вскоре у меня появится и компьютер. И действительно, как-то в пятницу я пришёл из школы, а у меня в комнате стояли старый монитор и процессор Игоря. Дома никого не было, и я решил ничего не трогать до прихода взрослых.

Когда вечером Игорь и мама пришли домой, я всё ждал, когда же они наконец скажут мне что-то о компьютере. Но они ничего не сказали. Вечером я попросил маму зайти ко мне в комнату и послушать, как я читаю.

– Давай, только недолго, – сказала она.

Когда она пришла ко мне в комнату, её взгляд упал на компьютер, и я думал, что сейчас-то уж точно она скажет мне хоть что-то. Но она ничего не сказала. Я полчаса читал ей «Волшебника Земноморья», потом устал, и она начала читать сама. Прочитав полторы главы, она пожелала мне спокойной ночи, выключила свет и вышла из комнаты.

На следующий день взрослые уехали, а я остался дома один. Мне хотелось включить компьютер, но вместе с тем я боялся сделать что-то не так. С девяти утра до обеда я придумывал себе различные занятия, и наконец, любопытство взяло верх: я нажал на большую синюю кнопку: просто проверить, работает ли компьютер. Я услышал, как заурчал процессор, на экране появилось изображение: компьютер работал! Я пошёл в кабинет, взял одну из модных в то время компьютерных игр и следующие несколько часов убивал монтировкой монстров в амплуа обаятельного учёного с аккуратной бородкой.

Часов в шесть я сохранился в игре, вышел из неё, выключил компьютер (к тому моменту я уже знал, как правильно это делать) и отнёс диск с игрой обратно в кабинет.

Я не мог поверить в произошедшее. Неужели это действительно случилось? Неужели действительно было правдой? У меня наконец-то появился компьютер!

Вечером, когда мама и Игорь вернулись, я радостно пошёл их встречать.

– Добрый вечер! – поздоровался я.

– Привет, Василий! – ответил Игорь. – Как день прошёл.

– Спасибо, отлично! – сказал я.

– Чем занимался?

– Да так… – я замялся. Мне было неловко первым заводить разговор о компьютере.

– Ну ладно, – улыбнулся Игорь.

Никто и слова не сказал о компьютере – словно он стоял в моей комнате с первого дня моей жизни на Светлогорском проезде. О нём не говорили и в воскресенье, и всю следующую неделю.

Потом, в пятницу, меня отвезли к бабушке, а когда я вернулся в воскресенье вечером, компьютера в моей комнате больше не было.

Я никак не мог понять, что я сделал не так, в чём провинился. В конце концов я спросил об этом у мамы:

– У меня в комнате стоял компьютер, а потом его у меня забрали. Почему?

– Компьютер стоял у тебя в комнате, но это ведь был компьютер Игоря, – сказала она.

– Ну да, конечно, – согласился я. – Так его просто на время туда поставили и подключили?

– А ты сказал Игорю «спасибо»? – спросила мама.

– Нет.

– Когда тебе делают хорошие вещи, всегда надо благодарить. Иначе хороших вещей может не быть, – сказала она.

И я на всю жизнь усвоил этот урок.

В новой школе у меня был лучший друг Филипп. Мы с ним часто занимались всякими глупостями, гуляли по округе и говорили о школе, уроках, музыке и, конечно же, о девчонках.

Когда нам было лет по двенадцать, мы долго гуляли: ноябрьскими вечерами Тушино особенно прекрасно, раскрываясь в полном соцветии своего неповторимого колорита промзоны, бомжей, одинаковых зданий и подвыпившего пролетариата.

Половину нашей прогулки в тот вечер мы обсуждали вопрос смелости: где она возникает и где заканчивается. С высоты своих лет мы констатировали, что каждый человек оказывается перед ситуацией, когда ему предстоит сделать шаг вперёд, либо отступить назад. И каждая ситуация ставит человека перед выбором: посмеет он или испугается, а если проще: слабо ему или нет. Слабо ли начать драться, когда гопники начинают выкрикивать оскорбления? Слабо ли заступиться за девушку, которая просит о помощи, а с ней здоровенный бугай? И так далее.

Чтобы несколько отогреть замёрзшие пальцы, мы с Филиппом зашли в торговый центр «Гвоздь», который находился в некотором отдалении от нашего микрорайона, – нас туда занесли ноги и беспечная отроческая страсть к бесцельным прогулкам.

На четвёртом этаже торгового центра, как и полагалось в начале двухтысячных, располагались магазины, где продавались кино и музыка. Здесь можно было найти всё, что душе угодно: от порнографии до последнего альбома группы «Король и шут», которая в то время была флагманом в определении музыкальных предпочтений нашего класса. Единственным моим одноклассником, который не слишком почитал «КиШ» и предпочитал ему Bon Jovi, был мой друг Филипп. Но об этих его предпочтениях знал только я и, возможно, другой наш одноклассник – Яшка Алфеев.

Поскольку мы периодически наведывались в «Гвоздь», у нас обоих были с собой деньги на случай, если какой-то диск особенно приглянется. У меня было сто рублей, и в отделе уценённых товаров я мог взять три диска. А Филипп на полторы сотни мог купить целых пять.

Но мы пришли туда не за покупками.

– Ну что, слабо украсть пару дисков? – спросил Филипп, когда мы поднялись на четвёртый этаж.

– Да не вопрос, – сказал я.

Мы зашли в один из павильонов и долго осматривали диски. Сначала самые дорогие – это были самые последние фильмы на DVD (на них я даже не замахивался, поскольку мы всё ещё пользовались кассетным видеомагнитофоном). Затем мы с Филиппом стали рассматривать компакт-диски с альбомами разных групп и наконец дошли до дисконтных товаров. Здесь всё было вперемешку: старые фильмы, альбомы различных групп, пособия по Microsoft Office и прочая трижды никому не нужная ерунда. Мне не хотелось совершать кражу просто так: если уж идти на дело, то нужно было сделать это с какой-то пользой. Поэтому мы с Филиппом долго искали наиболее подходящие диски. Он достаточно быстро выбрал из всего многообразия пару концертных альбомов Bon Jovi, а я в нерешительности осматривал бесчисленный ассортимент. Наконец мой взгляд зацепил фильм «Лига выдающихся джентльменов», я не знал, о чём он, но там играл Шон Коннери, и вместе с названием этого было мне вполне достаточно. Я вытащил коробку из плотной стопки и сделал вид, что рассматриваю её.

– Вам подсказать что-нибудь? – любезно поинтересовался продавец магазина, который уже несколько минут наблюдал за нами.

«Чёрт, он, наверно, что-то подозревает!» – подумал я, глубоко вдохнул, выдохнул и ответил:

– Вы знаете, мы пока просто смотрим.

Продавец пожал плечами и вернулся на своё место перед большим телевизором, по которому показывали фильм «Открытый простор». Мне безумно хотелось посмотреть этот вестерн, но, судя по происходящему на экране, это была уже середина, а DVD находился прямо у продавца.

Я посмотрел на «Лигу выдающихся джентльменов». Он был в формате MPEG-4, такой можно было посмотреть разве что на компьютере, которого у меня не было.

«Да, в целом, какая разница?» – подумал я и снова взял коробку с диском в руки.

Филипп подошёл ко мне и незаметно протянул два облюбованных диска. Я уже хотел было взять их, но в последний момент увидел, что охранник смотрит прямо на меня. Посмотрев на него около секунды (чтобы он не подумал, что я отвожу взгляд, и чтобы не думал, что я на него пялюсь), я снова начал рассматривать коробку «Лиги выдающихся джентльменов». Затем я понял, что мне нужен ещё какой-то диск, чтобы отвлечь внимание. Я положил «Лигу» на прилавок и достал из стопки первый попавшийся фильм – это был «Рокки-3». Делая вид, будто я внимательно пытаюсь вникнуть в запутанный сюжет этого шедевра мирового кинематографа, я периодически отрывался от созерцания обложки и поглядывал на охранника, – тот что-то обсуждал с продавцом.

Я незаметно взял у Филиппа его два диска и положил их на «Лигу».

Охранник по-прежнему разговаривал с продавцом. В тот момент, когда я уже хотел взять диски, они оба как по команде повернули головы в мою сторону.

«Они всё знают!» – понял я.

Я посмотрел на Филиппа. Тот с невинным видом разглядывал коробку какой-то порнухи.

– Ну что? – шепнул он. – Зассал?

– Ещё чего, – сквозь зубы ответил я. – Просто за нами следят.

– Да расслабься ты, – сказал он. – Никто на тебя не смотрит. Хватай диски и пойдём отсюда.

– Нельзя ли потише? – предложил я.

– Да у тебя паранойя, – улыбнулся он.

Я ещё раз посмотрел на продавца. Он внимательно следил за сюжетом фильма или делал вид, что следит, а охранник, напротив, встал у выхода, сцепил руки и пристально следил за посетителями, которых в магазине было всего три человека: я, Филипп и какой-то мужик лет двадцати – он рассматривал DVD.

– Вам что-нибудь подсказать? – наконец спросил его продавец, когда Кевин Костнер на экране сказал очередную крутую фразу.

– Да, у вас «Гладиатор» есть? – ответил мужик.

– Да, вот здесь, – показал продавец.

Охранник перевёл взгляд на них, я быстро взял с прилавка диски и убрал их под куртку.

«Ещё не поздно всё сделать иначе, – подумал я. – Можно просто достать диски и положить их на место».

Я представил, как мы с Филиппом будем выходить, как охранник начнёт нас обыскивать, как он найдёт у меня диски, как мы побежим: Филиппу удастся скрыться, а меня как главного вора будут крепко держать до приезда милиции.

Я подумал: а может, всё-таки, в жопу?

Но потом посмотрел на школьного друга: он ждал от меня поступка. Неужели я должен был просто положить диски на место и сбежать, поджав хвост, как побитый пёс?

Я подвернул куртку так, чтобы диски не упали из-под куртки, даже если бы я поднял обе руки. Отпустив руки от куртки, я проверил, насколько надёжно они лежат.

Взяв в правую руку «Рокки-3» (левой я придерживал диски под курткой) я подошёл к продавцу.

– Извините, – сказал я. – А у вас есть «Рокки-4»?

– Я занят, – ответил он.

В этот момент они с тем мужиком как раз торговались за диск.

– Ну вы скажите просто, есть или нет, – продолжил я.

– Вроде нет.

– Ну и ладно.

– Брать что-то будете? – спросил продавец, увидев, что мы с Филиппом уходим.

– Это старьё брать точно не будем, – ответил я, положив «Рокки-3» на прилавок.

Продавец тут же забыл о моём существовании. Я сделал шаг в сторону выхода. Охранник сделал полшага в бок, как бы пропуская меня.

Я сделал ещё шаг. Потом ещё шаг. Уже на выходе я посмотрел на охранника, но он так и не рванулся меня обыскивать. Он поймал мой взгляд, и я со всей непринуждённостью, на которую был способен, сказал ему:

– До свидания!

– До свиданья, – бросил он мне в ответ и отвернулся.

Мы с Филиппом вышли из магазина и не спеша спустились по лестнице.

Всю дорогу до выхода из торгового центра меня преследовало ощущение, что они сейчас заметят пропажу и устремятся за нами в погоню, но никакой погони так и не было.

Когда мы дошли до подземного перехода, я отдал Филиппу два концертника Bon Jovi.

– Офигенно всё обстряпали! – сказал он.

– Да, неплохо, – ответил я.

– Как ощущения?

– Круто! – сказал я. – Я думал, они нас поймают и ментов вызовут.

– Видишь, как просто это на самом деле, – сказал Филипп. – Просто понимаешь, что тебе не слабо, и всё.

Да, действительно, сделать всё это было элементарно. А вот решиться на это было намного сложнее. Я чувствовал гордость. Не за то, что совершил первую и единственную кражу в своей жизни, но потому, что оказался способен на поступок, на настоящий смелый поступок, который определяет, кто ты на самом деле.

Мне не терпелось скорее поделиться этой новостью, но мама укладывала Егора спать, а когда я зашёл в кабинет, Игорь сказал мне, что занят.

Тогда я взял телефон и позвонил дяде Грише.

– Привет! – сказал я ему. – У меня для тебя есть подарок.

– Подарок? Ничего себе? И какой же?

– Это фильм «Лига выдающихся джентльменов» с Шоном Коннери, – с гордостью ответил я. – Я только что его для тебя украл.

– В каком смысле украл?

– Ну как? Пришёл в магазин, взял диск и не заплатил за него, – рассказал я. – Представляешь?

– Да вполне представляю, – сказал дядя. – И что, дорогой был диск, что пришлось его украсть?

Что-то в тоне дяди насторожило меня.

– Да не в том дело, сколько он стоил, – сказал я. – Дело в том, что я его украл!

– В целом верно, – согласился дядя. – И зачем ты это сделал?

– Ну как, – я несколько замялся. Я ожидал похвалы, ожидал, что он отметит мою смелость, но вместо этого я слышал упрёк в его голосе. – Я хотел проверить, способен ли я на поступок.

– Ты думаешь, что кража диска из магазина – это поступок?

– Нужно было собраться с духом, чтобы это сделать.

– Давай я предложу тебе поступок, для которого нужно на самом деле собраться с духом, – сказал дядя. – Завтра утром ты пойдёшь в тот магазин (это было в пятницу) и скажешь, что забыл заплатить за диск. Ты заплатишь за него и вот тогда ты его мне подаришь. Что скажешь?

Я согласился.

Чтобы не вызвать у дяди больше вопросов, я не стал рассказывать ему, что ещё два диска я украл для Филиппа. Вместо этого я позвонил Филиппу и сказал, что собираюсь завтра пойти в магазин и заплатить за диски.

– Пойдём со мной. Тебе ведь тоже надо это сделать, – предложил я.

– Почему это «надо»? – ответил он. – Мне ничего не надо.

– Но ты не понимаешь, – сказал я. – Это же краденое!

– Именно, чувак! В этом-то и весь кайф.

– Ты не пойдёшь со мной?

– Конечно же, нет!

«Что же делать? – подумал я. – Сегодня я украл диски. Получается, что я теперь вор?»

Мысль о том, что, украв, я теперь превратился в вора, внезапно осенила меня, словно тем вечером в длинном коридоре собственного восприятия сразу выключили все лампы, – всё говорило о содеянном.

Как же такое могло произойти со мной? Казалось бы, я – такой правильный и честный парень – и внезапно стал вором. Удивительно, как легко это могло случиться. Один шаг – всего один – отделяет честного человека от преступления, но какой путь нужно пройти, чтобы вернуться на стезю добродетели.

Я вспоминал многочисленных героев романов Уолтера Скотта – тех, кем я так восхищался, они были кумирами моего детства, – и я предал их, я поступил так, как не позволил бы никто из них. Разве что один из них – Кэмбел, разбойник. Но ведь и он был скорее Робин Гудом, нежели преступником, – его действия отдавали не злодейством, а авантюрным протестом, незаконным восстановлением справедливости. Но я, – у меня не было никакого оправдания. Я украл не для того, чтобы прокормить себя, своих близких или нуждающихся, я сделал это из тщеславия и ради собственной прихоти. Я вдруг понял, почему кража не доставила мне удовольствия, – этот поступок был направлен не во благо великой цели, это была бравада «крутого парня», в котором не было ничего крутого.

Я хотел бы всё исправить. Я хотел бы сделать так, чтобы ничего не было, чтобы диски остались в магазине. Я хотел вернуться на несколько часов назад и сказать Филиппу: