Саномания

– Вот, Сано, и так, постепенно, незаметно, может любовь подкрасться! И тогда, я как порядочная, все как есть, мужу-то своему, так и так мол, влюбилась, ухожу от тебя. А Он, – так ведь и меня любила! – а я-то понимаю тепереча, ведь есть с чем сравнивать, перво время то любила, а тепереча просто не знала, что не любовь то была вовсе! И так кажной раз, влюблялась, брала чемоданы, детей в охапку и вновь выходила замуж. В новой-то в любви рожала следующее дите. И при этом, уверенно считала, что вот ОНА – ЛЮБОВЬ, та, которая сейчас пришла, самая что ни на есть теперь настоящая, от которой (как говорят) «крышу» сносит… Вот так Сано, когда встречаются похожие и родные души, вдруг понимаешь – мой человек! Так и мы с Сан Санычем… Кажной день открывали в друг дружке очередные похожести, так и врастаешь в человека постепенно, когда нежная забота, когда понимаем все с полуслова, когда бесконечность тем для приятного разговора…

Верю, что мы появились в жизни друг друга не случайно. Бог соединил… Целый день не вижу ЕГО, вдруг чувствую, что он где-то рядом, в окно взглянула, а он по улице идёт и сердце в миг взрывается словно! Душа кричать начинает, о НЕМ, конечно, да так кричит, кажись вся деревня слышит… И так мы счастливо с Сан Санычем жили, и родила я ему сына, и он так справедливо, по-отцовски относился ко всем нашим теперь уже трем сыновьям одинаково, как к своим, я ему была так благодарна!

А вскоре, случилась беда, жена его, бывшая, серьёзно заболела и скончалась. Схоронили её на нашем сельском кладбище. В этот день, Сан Саныч сорвался, и впервые за три года напился, ушёл из дома, я потеряла его тогда, и ночевать не пришёл. А на утро, его обнаружили на кладбище, обнял свежую могилку бывшей жены и умер…

Вот, Сано и скажи, где тут любовь?! Для меня все это было такой трагедией! Как я выжила?! Казалось, никогда не выйти мне из состояния такого горя, словно разумом помешалась…словно жизнь меня покинула… Трудно было, если б не дети…целых два года я выкарабкивалась из этой болькой пустоты… А после, собралась и приехала сюда, на Родину, к маме… Тут душа успокоилась, тут благодать, жизнь, одним словом. Все будет хорошо. И верю, что все же любовь есть, что есть любовь долгая и что это чувство главное в жизни человеческой. И так хочется, Сано, любви самой что ни на есть настоящей, взаимной, чтоб на всю жизнь, как вот у Сан Саныча, чтоб до самого последнего мгновения этой жизни! Ведь та самая, настоящая любовь, это когда готов жизнь отдать за человека, смысл любви – в самой её жертвенности!

И ведь когда Она приходит, как-то все становится сразу по-другому, не так как прежде. И понимаю нутром-то своим, что ЛЮБЛЮ! И не просто это блажь, аль соблазн какой, с энтим-то справиться не сложно, а вот любви сопротивляться никак не можно! Любовь должна жить, коль пришла, да и не приходит она сама-то, дар это Божий! Ведь сколько людей на земле несчастных, которые живут, но так ни разу и не испытают сие чувство. И душить в себе любовь, по природе своей человеческой – преступление!

А ведь, ты знашь, Сано, я только сейчас, рассказывая тебе о своей жизни, поняла, что самая-то настоящая моя любовь была – первая, к моему Гоше…агааа, к нему…

Пришла от соседей Авдотья Алексеевна, стали на кухне с тёткой Еленой шушукаться. А Сано, стоял у окна в горнице, и молча смотрел на зарождавшийся месяц, ещё на совсем светлом небе. Зашла в горницу бабушка.

– Сано, а Сано! КлИчу тебя, клИчу, а тебя будто нет! Тетка Елена ушла уж, пора вечЕреть, пошли говорю исть! Санечка, какой-то ты, как кувалдой по голове, посля озера-то! Что тебе там Илья наговорил? Вижу, и Елена, не молча меня тута ждала, а она может насочинять, что для твоих ушей рановато до усвоения. Молчишь-то пошто?!

– Бабуль, шум в голове, все в ней перемешалось, не могу разобрать – где хорошо, где плохо, и смеяться хочется, а все больше плакать…

– Сынок, когда в голове такой бардак, говорят – хаос, тут главно нужно научиться распознать, где ШУМ, а где СИГНАЛ. Сигнал, подсказка как раз несёт полезное для человека, нужное направление куда двигаться по жизни. Вот такую подсказку нужно срочно принять, а есть такие сигналы, которые тут же нужно отметать поганой метлой, а остальной мусор подавно! Ладно, посиди тута, в тишине ещё чуток, раскидай по полочкам полезное и не очень, да приходи ужинать, я пошла на стол накрывать.

С раннего утра я бежал со всех ног к Кольке, чтоб рассказать про любовь деда Ильи, про его Лизавету (нашу теперь любимую учительницу Елизавету Даниловну), Пузан же ничего о ней не знат! А ещё про лебединну верность.

Как это приятно, просто поговорить с людьми и узнать что-то новое, так вот живёшь и думашь, что уж все знашь об энтой жизни, а вот и нет! А у Зойки-то, вона сколько книг, она их читат, и кажной день узнает что-то интересное. Вот бы с ней поговорить, только она все нос воротит, взросла уже… Поскорее б мне уж в школу, научиться все делать самому и читать, и писать… это ж кака сила!

– Пузан привет! Полезли на тополь, что-то по секрету расскажу!

– Здорово Сано…Не выспался я сегодня, все про любовь думал, така она разна быват, оказывается! Вот так живешь, и совсем не знашь, где она тебя, слезливая да с ума сошедшая, подкараулит?!

Мы залезли на тополь, в наш домик. Уселись на краешек, спустили ноги, положили подбородки на перекладину и какое-то время молчали в даль светлую…

– Ладно, Коль, так уж и быть, рассказывай первый.

– А че я-то, первый? Сам прибежал ни свет ни заря, полезли на тополь, чтой- то расскажу по секрету…

– Ладно, давай по жребию, вот монетка, мой герб! – Мы кинули монетку…

– Ну вот, как всегда, везунчик же ты Сано! Ладно, сначала я расскажу про баушку Федору. Ну вот, Сань, ты не поверишь! Где тут может быть запрятана любовь? История така проста, её даже придумать невозможно…

Однажды, они со своей мамой пошли в лес по грибы. Она то молода была, и многие парни из нашей-то деревни добивались её, но она тогда ещё маме своей сказала, – «Будете насильно замуж выдавать, то в озере нашем и утоплюсь.» Хочу сказыват, по любви. Года идут. А любви-то все нет и нет! Предки её нагнетают, мол, вона женихов сколько, как на подбор, выбирай, пока всех не разобрали, останется косой да рябой! А из кого выбирать-то, если с измальца росли вместе и всех как облупленных знат. Ведь все наши деревенски парни как на ладони, как она сама выразилась: – видно птицу по полёту, добра молодца по соплям!

Вот, по грибы-то и пошли. А в лесу, между деревьев и притаилась любовь-то! В это ж само время, из соседней деревни Григорий, со своей мамкой, да в той же самый лес, по те же самые грибы, ага! До этого момента, они ж друг друга в глаза ни разу не видели, и знать не знали, что есть они на свете белом! А тут, прошли мимо, один раз только взглянули в глаза-то, и вот она – любовь… Ладно ещё если б совсем рядышком прошли, а то так, из далека, промелькнули между деревьями и все! Сано, разве так быват?! А уж на следующий день, все как полагатся: сваты, гармошка, никто и не ждал вовсе. А она-то, баушка-то моя, то есть тогда-то молода невеста Федора, ведь всю ночь не спала, все смотрела как он грибы меж деревьев ищет! Не думала, не гадала, что поутру уж просватана будет! Любовь, что тут скажешь…

И жили вместе почитай тридцать лет, и дети, и дом, да война все порушила… Сано, на всю нашу деревню, ежели посчитать, то дедов с десяток наберётся, да и то половина из них на войну не ходили. Вот война, дрянь такая! А мы тут про любовь…

– Да это понятно, война дрянь, не то слово! Только Коля, я так разумею, что бы больше не было войны, нужно всем на земле любить научиться! Давай рассказывай, про родительску любовь, узнал что?

– А предки мои, у тех вообще никакой романтики (ет, мамка так сказала). Батя, только с армии вернулся, и все! Край конец жениться срочно надо! Он как был в солдатской форме, созвал друзей и в тот же вечер свататься к соседке Клаве. А она ему, – «Сашенька, да как же я замуж-то? Ты погоди немного, я учусь ведь, в училище на машиниста башенных кранов. Да и потом, где ж в деревне хоть один башенный кран? В городе хочу жить!» – Вот, от ворот значит поворот! А ты ж знашь, если мой батя чего уж решил! На следующий же вечер, он со своими друзьями (сватами) к другой соседке: «Рая», мол так и так, – выходи за меня замуж, будем жить поживать и добра наживать! Ну а мамке-то, батя мой будущий, Александр Кузьмич нравился уж давно! И она тогда молвила: «И я не стала жеманиться и кабениться, а сказала ДА»,– и откуда она эти слова вычитала? Сано, ты знаш, о чем они? Вот и я не знаю… А маманя, нет нет, да при случае припомнит бате, соседку Клаву… Поженились они значит, сначала Зойка родилась, потом уж я… Наблюдаю я Сано за ними, живут, не ссорятся, нас с Зоей не обижают, вроде все хорошо, но вот где меж ними любовь, не пойму! Потому-как и не разобрался, если честно, что это такое – любовь-то? Может ты мне растолкуешь? Давай рассказывай, теперича свои «секреты».

И я рассказал Кольке, вначале про Илью и его любовь всей жизни Елизавету Даниловну, потом уж про лебединну верность, и про то, как не ценим того, что у нас есть…

Мы ещё долго молча сидели на тополе, болтали ногами и по-тихому плакали о истории про лебедей, а с верху моросил летний, тёплый грибной дождь, от чего наших слез не было видно.

К обеду, как и обещал бабушке, я притащился домой, правда, от дождя, мокрый до нитки… Авдотья Алексеевна хлопотала вокруг печки.

– Сано, скажи, а вот обязательно полкать по улице под дождём, чтоб на сквозь промокнуть?! Кажись, если ты и мокру одежу снимешь, тебя все одно выжимать нужно! Давай, скорее обалакайся в сухое, да обедать будем.

Я переоделся, и в своих думках о любви, будто не замечал ни чего вокруг.

– Санушко, ты ет где сегодня отсутствуешь? Вроде ты здеся, а вроде как все ещё на тополе… Ты хоть замечаешь, что кушаешь?

– Бабуль, ты много о чем мне рассказывашь, а о самом главном, о деде Андрие, о любви вашей, ещё ни разу и не обмолвилась…

Теперь уж и бабушка, будто бы отлучилась куда, так в задумчивости пообедали, убрали со стола. В окошко заглянуло яркое летнее солнце. Мы вышли на улку и послелбедней традиции, уселись на тёплые ступеньки порога…

– Про само главно говоришь, в моей жизни? Хорошо, слушай…

Было мне тогда двенадцать аль тринадцать лет – совсем ещё девчёнка. Как-то бегали мы по деревне, играли во что-то. Остановил меня дядя Андрий (правда, никакой он мне не дядя, а всех же взрослых людей зовём так), взял меня за подбородок, приподнял мои глаза, заглянул в них с верху, и говорит: «Дуняша, ты расти давай поскорей, а я подожду, женой моей станешь». Поцеловал меня в носик и пошёл своей дорогой. Я-то давно уж в него влюбилась. Да все, почитай, деревенски девки по нем сохли. Две даже дрались за него возле конторы нашей, вечером, после танцев. Все космы друг дружке повыдирали. И смех, и грех! А я, как увижу его ещё издалека, сразу столбенею на ходу. Он степенный, высокий, здоровенный, красииивый…

Ему 25 годков тогда уж было. Один раз только сказал, что ждать будет. Как пошутил будто, потому как внимания на меня боле никакого не обращал вовсе, будто меня и нет. А я извелась вся, по ночам все подушки проревела. Засуну угол подушки в рот, чтоб никто не слышал, а слезы льют как из ведра. Но эт не от горя вовсе! От какой-то внутренней радости, что не пустое я место, коли мне, таки слова сказали. Да ещё более от того, что мала я, и ждать долго, пока вырасту. А так мне хотелось, чтоб в один миг – и стать взрослой! Бегала по деревне-то, все его выискивала да подсматривала за ним издалека. Работящий Андрий, на все руки мастер: и дома рубит, и печи кладёт, и в технике разбиратся. В деревне все его очень любили и уважали. А девки? Может, и гулял с кем, не знаю. Только слез по нем, пролила много. Просто сходила с ума.

Помаленьку росла, а он и не замечал вроде. А как исполнилось мне семнадцать лет, на следующий же день к нам и сваты. Без всякого предупреждения. С гармошкой, на лошадях. Лошади с бубенчиками, с лентами. Все было красиво, как полагатся. Не дружили мы с ним, не гуляли по улице, не встречались, как щас молодёжь-то – выбирают все, то с одной, то с другой. А он сказал –ЖДИ! И вот тебе и на! Зашли сваты в хату: «У вас товар, у нас купец!». А он-то, Андрий: «Дуня, выходи за меня замуж», – говорит…

Ну вот, дождалась! И че было слезы лить? А он, такой был – сказал слово, значит все – так тому и быть! И жили мы с ним хорошо. И за девятнадцать лет совместной жизни ни разу и не поссорились. Правда, он много не говорил, да и я молчунья. Только в душе целый день, то ликует, а то так по нему заскулит! Думаю, придёт домой, все ему расскажу, как люблю его сильно… А вот пришёл, до ночи ж, все в работе. Уставший, обнимет меня, голову мою прижмёт к груди, так и стоим, обнявшись, только слышу через рубашку, как его сердце ко мне прорывается. Я ж всегда маленькая была, да худа как щепка. Он подхватит меня на ручищи свои сильные да давай кружить, потом посадит меня прямо на стол, присядет на табурет, обнимет колени мои и так снизу смотрит на меня глазищами своими синими!

А я плакала от счастья. Так мне было мало моего Андрейки! Да и он, смотрел на меня будто в прозапас. Утром уходит на работу, и как в последний раз на меня смотрит, будто выпить меня хочет до дна. Да волосы мои все поправлят. Так кажной раз. Прям не хотела его отпускать от себя. Иль хоть с ним вместе иди и сиди там рядышком, на его работе. Он уходил, а я уже скучала. Так целый день о нем и думала. Вот така любовь. Каки тут слова, если все в глазах, и прижаться к родному хочется! А спали с ним, только – обнявшись. Устанет один бок, я перелезу через него и опять спим, обнявшись. И дети у нас хорошие… А потом ВОЙНА. Ушёл на фронт в сорок первом, а через два месяца похоронка пришла. Двадцать пять лет уж прошло с того чёрного дня, а как вчера все было… Да.., все в тот день потеряло смысл: и краски, и запахи будто в раз исчезли, вдруг все стало черно белым. Слезы катились по щекам не спрашивая разрешенья. В душе никакого покоя, словно я сама погибла на той войне. И только моя любовь, моя вера помогла выжить. Считала, что ошибка это, что жив мой Андрей Емельянович, что исправно воюет как герой, а может в лазарете весь израненный, а может пропал без вести и сейчас в плену. Пусть! Но только б живой! Всю войну ждала, что вернётся, что однажды постучит в окно… Да и сейчас, Сано, продолжаю ждать, потому как живёт Андрий в моем сердце и пока оно стучит, моя любовь жива…

Вот таким был твой дед. Очень ты на него похож…

И никого боле я так и не полюбила. Да и мужиков почти всех на войне той, поганой, поубивало. Когда теряш любимого человека, думаш, почему так мало любил, мало слов хороших говорил. И ещё боле начинаш любить, теперь уж воспоминания. И боле начинаш ценить то, что сейчас имеш… Эх, Сано, как бы все вернуть, да начать сызного…

Мы обнялись и одновременно сказали – «Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ», и давай хохотать на весь огород. Смеялись долго, до слез и коликов в животе…

– Пойду я, погуляю бабуль…

– Пойди мой хороший, только не долго, время-то к вечеру!

Я вышел за ограду, мне совсем не хотелось гулять, и тем более не хотелось никого видеть. А хотелось, спрятаться от всех, уединиться и спокойно «переварить» эти два дня. Я залез на тополь, и вдруг подумал, как все же много в жизни бывает впервые. Вспоминая последние прожитые дни, я стал находить то или иное, что происходило, или я чувствовал, но впервые, и это открытие меня очень порадовало. Интересно, подумал я… Да и дед Илья сказал: «Вообще Сано, жить – очень интересно».

Вот и сейчас, я впервые сидел на тополе в полном одиночестве, отчего ощущения были более острыми, пространство более широким, а мысли более свободными…

Любовь… какая она все же разная…

За эти два дня, разбираясь в вопросе любви, и слушая рассказы о чужих Божественных чувствах, я несколько раз плакал. Каждый раз сам себе задавая вопросы; разве любовь, не бывает без слез?! Любовь, это благо и счастье, или страдания, боль и слезы? Я все думал, какой же может быть моя любовь, когда вырасту? И я стал «примерять» на себя каждую из услышанных историй. Но ощущение того, что – эта с чужого плеча и как-то широка и свисает, а эта – уж совсем тесновата, не оставляло меня…

И вот мне уже очень много лет. И я вновь стою, у совсем уже старого тополя, это все, что осталось от моего детства. Деревня исчезла, все заросло бурьяном и кустарником, не считая нескольких домиков, в которых доживают свой век старики. Прошло ровно полвека с тех детских событий, когда я впервые окунулся в человеческие истории, в которых главную роль играла ЕЁ ВЕЛИЧЕСТВО ЛЮБОВЬ. И было в моей жизни разное. Но с самого детства я знал, что на Землю мы приходим учиться любви, и для ребёнка очень важно то, что он получит в начале своей жизни.

И я абсолютно верю, что есть она любовь, вот такая, где женщина – это женщина: милая, нежная, страстная, умная, верная, добрая, мама, девочка… а мужчина – это мужчина: сильный, ответственный, любящий, справедливый, нежный, с чувством юмора – мальчишка… Где слова – не пустой звук. Где кроме взгляда, остальное не важно, для полного погружения в человека в тонкой связи с ним. Верю, что есть любовь без всяких сомнений, как непреложная истина, а не как жертва обстоятельств, гонимая различными страхами.

Хочется верить, что есть такая любовь, которая не может быть терпима на расстоянии, потому как расстояние – диктатор, жестокий и непримиримый.

И, наконец, хочется верить, что любовь – это любовь, а не что-то спрятавшееся удачно под её видом.

Любовь…какая ж она разная, и, у каждого человека – своя…

Глава 2

ПРОБУЖДЕНИЕ

Ну вот, я опять живу! Каждое утро для меня, как новое рождение, – пока спал, вроде бы и не жил, а летал где-то на другие планеты…

Будит меня радио. Ровно в 6.00 начинает играть гимн Советского Союза. Он мне очень нравится, поэтому накануне вечером включаю радио на полную громкость. И, когда утром «ПА-ПА, ПА, ПА-ПА, ПА!», моя бабушка уже знает, что я проснулся. Возвращаясь с других планет, начинаю осознавать, что лежу на пуховой перине, прикрытый пуховым одеялом. Втягивая в себя родные запахи, наконец понимаю – я, Д О М А…

Напевая в такт радио мелодию гимна, слышу краем уха, как метёт за окном вьюга и как на кухне хозяйничает моя родненькая бабулечка. Каждое утро она меня балует, извлекая из своей волшебной «русской» печки, оладушки, пончики или блинчики.

Давайте, наконец, знакомиться! Зовут меня все по-разному. Бабуля называт – САНО, это потому, что я уже большой и ХОЗЯИН в доме, единственный мужчина на всю нашу с бабушкой семью. Оттого у меня много обязанностей; ухаживать за всей живностью, следить за порядком во дворе и присматривать за здоровьем моей бабуленьки. Мама называет меня САНЕЧКОЙ. Папа, мою маму также называет (она, как и я, – Саша, – Александра Андреевна).

Мои родители уехали из деревни в Северный Казахстан «поднимать Целину». Откуда она упала и почему такая тяжёлая, я не знаю. Но родители взяли с собой в помощь моих братьев, старшего Колю и младшего Юру, которому всего-то четыре года. Вот чем он может помочь?!

В деревне все меня зовут САШКА ДУНИН. Дуня, это имя бабушки – Авдотья Алексеевна. А так всех деревенских детей кличут. Фамилии, конечно, у всех есть, но как будто и вовсе нет, называют по именам бабушек или мам, редко по имени папы: ФЕДОРИН, РАИН, БОРИСОВ, а вот по имени дедушек вообще никого не зовут. Бабуля сказала: «Всех дедов, на войне Великой, поубивало…»

– Итак, ноги на ширине плеч, руки на уровне груди! – Пора вставать, по радио всех на зарядку приглашают, а меня ждет в хлеву наше животное хозяйство. Всех вместе, бабушка их называет – скотиной.

Бегу на кухню, обнимаю бабушку Дуняшу и к умывальнику. Одним пальцем проковыриваю заспанные глаза, но бабушка обнимает меня за шею и жёсткой рукой мусолит моё лицо, обливая ну, шибко холодной водой!

– Сано, ты помнишь, какой сегодня день?

– Ура, да! Сегодня же встречаем Новый год!

Ёлку на Новый год взять было негде. Поэтому, вчера весь вечер, мы с моим самым закадычным другом Колькой – пузаном, наряжали берёзку. Вырезали снежинки из бумаги и клеили из разноцветных полосок и бумажных флажков цепочки гирлянд.

Колька живёт в соседнем доме. Его родители не поехали «поднимать Целину», поэтому их семья большая и у них всегда весело. У Коли есть старшая сестра Зоя. Они часто приглашают меня в гости. Зоя придумывает всякие игры или, обыкновенно (если на улице холодно), читает нам разные книжки. У Кольки два прозвища – Чеглок и Пузан. На первое прозвище он обижается, а я не понимаю почему? Вроде птица такая, как орёл. А вот «Пузан» – он «надувает» и без того большой живот и довольно улыбается…

– Бабуль, а мы пойдём сегодня в сельмаг (сельский магазин)?

– А то! Обязательно сходим. Пшено нужно курям, и так, значит, по мелочи что-то.

По мелочи – это бабушка мне всегда берет карамельки: «Слива», «Яблоко», «Какао-подушечки» и ещё маленькие кругленькие похожие на арбузики, которые почему-то называются «Крыжовник».

Мне очень нравится ходить в магазин, в нём столько разных предметов, я смотрю на них, а некоторые можно даже потрогать. Когда вырасту, буду работать продавцом!

От печи идёт приятное тепло. Опять с утра нет электричества. Бабушка убирает заслонку, и у печки открывается большой рот, из которого струится нежный свет от потрескивающих угольков. Я сижу за столом, уплетаю блинчики и не могу оторвать заворожённого взгляда от мерцающих бликов печи. – Бабуль, вот скажи, почему, то, что ты достаёшь из этой печки, такое вкусное? Печка, что ли, волшебная?

– И печка волшебная, а все больше Санушко, от любви, от милости Божьей. Я ведь готовлю в этой печи для тебя, для любимого моего внучика. Думая о тебе, творю Иисусову молитву, с желанием, чтоб приготовленная мною пища понравилась. При этом сама испытываю счастье, наблюдая с каким аппетитом ты кушаешь. Приготовленная пища с именем Господа и любовью через сердце, обладает невероятной силой. Кушая,ты получаешь мою любовь, эту силу, через пончики, блинчики, супчик, от чего становишься лучше, чище, сильнее. Потому как, через меня, к тебе приходит милость Божья…

– А я думал, что это наша печка такая волшебная, оказыватца ещё нужно любить и творить молитву… А сложная эта молитва, научи, баб…

– Да, Сано – нужно любить! И все, что ты делашь с именем Господа, все обязательно получится хорошо и так как тебе нужно… А молитва очень простая и произносится так:

– Господи Иисусе Хресте, сыне Божий, помилуй меня грешного. Вот и вся молитва. Ну да ладно Санушко, помолясь, покушали значит, пора и за работу!

Бабушка просыпается ещё раньше, чем я, управляется со всей живностью, убирает у них, кормит и меняет подстилку. Я одеваюсь теплее, каждый раз беру кусок хлеба для моей любимой коровы Фроси, хлеб, обильно посыпаю солью, это что бы молочка было больше.

– Доброе утро, Фрося. Вот, кушай. И спасибо тебе за молочко, за сливочки и творожок. – Бабушка всегда мне говорит, что нужно благодарить и коровку, и курочек. И нашу продавщицу тётю Любу, она добрый и приветливый человек. Всегда улыбается и обязательно сунет мне в карман лишнюю конфетку. А ещё тётя Люба непременно просит меня, чтобы я закрыл глаза и так закрытыми покрутил ими – она громко смеётся и удивляется, какие у меня длинные ресницы.

– Ну что, Фрося, сейчас я надёргаю тебе сена, – сено у нас для коровы на сарайкиной крыше. В потолке, прямо под сеном сделана дыра, и очень удобно специальным крючком дёргать коровке этот корм. Затем я сыплю курочкам пшено. Пока они клюют, я собираю яйца, которые куры снесли ночью. И самое любимое моё дело – это убрать снег со двора. Сегодня снегу намело сугроб с меня ростом. Одному не справиться, буду звать друга Кольку! Если снега много, то мы по очереди друг другу помогаем, да и веселей работать вдвоём.

– Слава Богу, управились! Теперь, стало быть, Сано, идем в магазин? – кличет меня бабушка.

– Ура, в магазин! Бабуль, нужно купить звёздочку на нашу новогоднюю «ёлку»! А ещё, я хотел сделать подарок Кольке, большую деревянную лопату. Он мне снег помогает убирать!

– Вот ишо! Разве это подарок? Хорошо, Сано, с подарком мы что-нибудь придумам!

– Доброе утро, Люба! – мы вошли в сельмаг. В углу магазина, на подставочке стояли блестящие, зелёненькие, с ремешками для валенок ЛЫЖИ! Вчера их еще не было. Значит их только сегодня завезли. Я подошёл поближе. Ростом был не велик, от чего мой подбородок вокурат лег на прилавок. Всё остальное вокруг перестало для меня существовать! Лыжи – моя самая заветная мечта. Я представил, как надеваю их на валенки и со скоростью спускаюсь с горы, ветер готов сорвать с меня шапку, а я качусь и качусь…