скачать книгу бесплатно
– Сочувствуешь?! Ну, ты даёшь, дед! Коле плохо. Он сюда здоровый приехал. Тебе не стыдно?
– Кто знал, что этим кончится, – пожал плечами дед. – Надо было сразу признаться: так мол и так, сделан из сахара, ограниченной годности. Я ведь ему навстречу шёл.
– Что теперь делать?
– Лечиться. И не смотри на меня так. Прожжёшь насквозь – придётся всему Репино карантин объявлять. Давай, зови его сюда ко мне, во двор.
Вика убежала. Спустя несколько минут она вышла из дома, сопровождая еле переставляющего ноги, одетого в ватник инвалида.
С выражением прощающегося с жизнью мученика на лице Коля приблизился к деду.
– Однако как тебя скрутило, – заметил дед. – Холодно в ватнике-то?
– Да-а, – передёрнул плечами Коля.
– Видишь, как всё вышло – не так, как хотелось бы. Выбор теперь у тебя невелик. Либо таким навсегда останешься, либо послушаешь меня.
Борясь с собой, Коля попытался обрести дополнительную устойчивость.
– Что? – приложил к уху руку дед.
– Ш-ш-ш…
– Не слышу! – рявкнул дед и сбросил куртку, оставаясь в одной тельняшке.
Вика вцепилась в Колю сзади. Он отчаянно заморгал глазами.
– Если веришь мне, – голос деда звучал натянутой струной, – айда за мной. Утренняя роса нынче свежа и бодра как никогда. Сольёмся с ней в одно целое. И не слушай мою Викторию. Она тебе сейчас не подмога.
– Греков! – попыталась урезонить деда Вика.
Но тот отмахнулся. Его внимание было целиком устремлено на Колю.
– Ну, что, двое здесь мужиков или один?
Вместо ответа Коля начал раздеваться.
– Вика, отвернись! – приказал дед.
Глаза Вики растерянно заметались, не зная, что делать, как противостоять творящемуся беспределу, она отвернулась и начала молча поднимать падающие наземь Колины ватник, рубашку, штаны…
Дед в одних плавках устремился к колонке. Обнажённый Коля – за ним.
– Ты сам виноват, – говорил дед, сатанея на ходу. – Породнился вчера с водой, теперь надо жить с ней в союзе, разлуки, как видишь, она не прощает.
Жадно хватая воздух ртом, словно пойманная рыба, Коля прислушивался.
Дойдя до колонки, дед встал босыми ногами на цементную плиту, сжал кулаки и, потрясая ими, послал вызов всему холоду на земле, в небесах и на море. Поставил ведро под кран, открыл вентиль. Кран выдохнул, задумался на мгновение и брызнул струёй шумной ледяной воды.
Ведро наполнилось до краёв. Коля замер. Дед подмигнул ему, схватился за дужку и, подняв ведро, в мгновенье ока облил себя водой с головы до пят.
– Уф!
Коля поёжился.
– М-моя очередь?
– Точно.
– А м-может не надо? – жалобно выдавил Коля.
Но дед, как будто не слыша его, скомандовал:
– Вставай на моё место!
Через силу, как неживой, Коля шагнул на плиту.
Снова зашумела струя, ведро начало заполняться водой.
– Стой смирно, – велел дед. – Закрой глаза, отключись.
– А как отключиться? – спросил Коля, зажмуриваясь.
– Это просто. Вспомни себя до рождения.
Скрипнула дужка, донёсся лёгкий плеск. Коля почувствовал лёд всей изнанкой кожи. Стиснул зубы…
Вода выплеснулась.
Он открыл глаза. Лужа расплывалась у ног. Мимо.
Улыбаясь, дед покачал пустым ведром.
– Молодец!
– Дед! – Стоя у дома и прижимая к себе Колину одежду, Вика сердито смотрела на них.
– Идём, – махнул ей дед рукой.
Коля молчал, не в силах произнести ни слова. Рот его был открыт. Он дышал им взахлёб, как отпущенная в воду рыба. Уже не больной – битый, тот самый, за которого всегда дают двух. Небитых.
После экзекуции, отправив внучку и Колю в дом, дед взялся было снова за рубанок, но сноровка покинула его. Инерция была велика. Экзекутор доминировал над плотником. Он решил передохнуть. Отложил рубанок, развернулся и пошёл по следу молодёжи. Возвращать былое равновесие.
– Эй, Серафим! – раздался вслед ему оклик.
Он оглянулся. За забором маячила грузная фигура соседа Леонтия. Махая руками, тот звал к себе. Изменив направление, дед пошёл ему навстречу.
– У тебя никак гости? – спросил Леонтий, поздоровавшись.
– Да, – ответил дед. – Внучка.
– А парень кто?
– Какой парень?
– Цыган. Никак жених, а? – Лицо Леонтия розовело на глазах, предвкушая свежую животрепещущую новость для всего посёлка.
– Привиделось тебе. Внучка одна.
Леонтий растерянно вытаращил глаза.
– Не было никакого цыгана, – сказал дед. – Собака на цепи – почуяла бы.
– Шёл я мимо давеча… – неуверенно начал Леонтий.
– Меня рядом видел? – спросил дед.
– Нет.
– Я же говорю – привиделось. Мне с чужаком на одном дворе не разойтись.
– Ладно, шут с ним, – проговорил Леонтий, смотря на деда с недоверием. – Значит, одна твоя внучка?
– Одна голубка, одна.
Вынужденный поверить на слово, Леонтий махнул рукой. Порозовевшее лицо начало бледнеть. Оставляя в покое чужие радости и печали, пришло время вспомнить про свои собственные.
– Беда у меня, Серафим.
– Что случилось?
– Мыши. Целое кладбище в подвале.
– Вот это да! Неужто голодуха доконала?
– Я было поначалу и сам так подумал. Да у всех, вишь, знак характерный – хребет переломан. Опознал, чья работа. Летом у меня мансарду семья снимала. Тихая, хорошая, всем довольная. И я ею доволен тоже был. Питались они там же – в мансарде. На погибель мышам. И, вишь, одну за другой потом из мышеловки тихо, тайком, в простенок отправляли. Он худой у меня. Все до подвала и долетали. Полез намедни за огурцами, а там…
– Вернули, стало быть, тебе твоё добро? – заметил дед, улыбаясь.
– Нагадили поганцы в самую душу. Что теперь делать?
– Яму копать, – посоветовал дед. – Для братской могилы. Чем глубже, тем лучше.
Сзади в доме скрипнула дверь, наружу выглянула Вика.
– Дед! Ты где? Мы с Колей ждём тебя.
– Иду, – откликнулся дед.
Леонтий, насторожившись, вытянул шею.
– Коля? А кто это – Коля?
– Родственник малолетний.
– А говорил – одна внучка.
– Так он от земли два вершка. Не считается.
– Он на тебя больше похож или смуглее? – вновь начало розоветь лицо Леонтия.
– Чуток смуглее.
– Он самый и есть цыган! – не терпящим возражений тоном заявил Леонтий. – Два вершка волосы у него на голове.
– А хоть бы и так. Что теперь?
– Женихаться приехал?
– Эх, как у тебя личность разгорелась! – заметил дед. – Был бы курящим – прикурил.
– А всё же?
– Напрасно ты полыхаешь, Леонтий. Нет здесь ни женихов, ни невест. Одни родственники. Вечером уезжают.
– Ах, Серафим, – покачал головой Леонтий. – Старый ты краб. Так и помрёшь со своими тайнами.
– Вот свидимся на том свете, тогда и исповедуюсь, – улыбнулся дед. – Узнаешь всё.
Они не покидали дом до вечера. Пользуясь подвернувшейся возможностью, дед обучал Вику премудростям домашней кулинарии. Под его руководством она попыталась приготовить обед – первый в своей жизни. Не хватило нескольких ингредиентов. Каких именно, дед не уточнил, лишь многозначительно прищурившись во время общей пробы.
Коля долечивался. На сей счёт в его распоряжении были пар от сваренной в мундирах картошки, горячий сладкий чай и старые, выцветшие от времени, фронтовые фотографии деда.
Пришло время отъезда. Как ни отговаривали деда и Вика, и Коля, он отправился провожать их на станцию.
Стоя перед раскрытыми дверьми электрички, Вика не удержалась и бросилась ему на шею.
– Не забывай про меня, – сказал он ей на ухо. – Приезжай.
– Обязательно, – прошептала она. – Я люблю тебя, очень-очень…
Прощаясь и жмя руку деда, Коля смотрел на него во все глаза. Стараясь запечатлеть всё, не пропустить ни одной детали, он высекал его навечно в граните своей памяти.
Электричка уехала. Смахнув невольную слезу, дед постоял, посмотрел ей вслед и отправился домой.
Оставленный один, визжа и лая, пытаясь вырваться на волю, Рой бесновался на цепи. Дед открыл калитку, прошёл во двор и остановился перед псом. Утихомиривая, потрепал по загривку. Поднял глаза в небо, приложил пятерню к груди и, унимая свои сердечные боль и трепет, вздохнул.
– Будем зимовать, Рой.
