скачать книгу бесплатно
В 1885 году Адам демобилизовался из армии и отправился в долгий путь домой. Внешне он изменился мало, так и не приобретя военной выправки, что после службы в кавалерии и неудивительно. В некоторых эскадронах кавалеристы гордятся походкой вразвалку.
Адам жил как во сне. Резкая перемена привычного, пусть и ненавистного уклада жизни, всегда дается нелегко. По утрам он просыпался в одно и то же время, секунда в секунду, и подолгу лежал в кровати в ожидании сигнала «подъем». Ноги тосковали по плотно облегающим крагам, а без жесткого воротничка шея казалась голой. По прибытии в Чикаго он непонятно зачем снял на неделю меблированную комнату, прожил там два дня и отправился в Буффало, но передумал и поехал на Ниагарский водопад. Домой Адаму не хотелось, и он, как мог, оттягивал момент возвращения. Мысли о доме радости не вызывали, а те чувства, что довелось там пережить, давно умерли, и воскрешать их желания не возникало. Будто загипнотизированный, он часами смотрел на водопад, рев которого оказывал одурманивающее действие.
Как-то вечером на Адама напала разъедающая душу тоска по тесным солдатским казармам и походным палаткам, и вдруг возникло непреодолимое желание окунуться в самую гущу толпы, не важно какой, лишь бы почувствовать человеческое тепло. Первым, подвернувшимся по дороге людным местом оказался маленький, битком набитый прокуренный бар. С радостным облегчением он угнездился в людской гуще, словно кошка, высмотревшая укромный уголок в поленнице. Адам заказал виски и принялся неторопливо отхлебывать из стакана, чувствуя, как по телу расползается приятная теплота. Он никого не видел и не слушал чужих разговоров, а просто наслаждался близостью людей.
Было уже совсем поздно, посетители бара начали расходиться, и Адам с ужасом подумал о моменте, когда придется вернуться домой. Вскоре он остался один в компании бармена, который яростно протирал стойку из красного дерева, всем своим видом давая понять, что пора уходить.
– Налей-ка еще одну, – обратился он к бармену.
Бармен выставил на стойку бутылку, и Адам только сейчас заметил ярко-красное пятно у него на лбу.
– Я нездешний, – признался Адам.
– На водопадах большинство посетителей приезжие, – ответил бармен.
– Я служил в армии, в кавалерии.
– Вон оно что! – откликнулся бармен, не желая поддерживать разговор.
Адам вдруг почувствовал непреодолимое желание поразить этого человека, прорваться сквозь стену безразличия.
– Воевал с индейцами, – продолжил он свой рассказ. – Вот были времена!
Бармен не произнес в ответ ни слова.
– У моего брата тоже отметина на голове.
Бармен потер рукой красную метку:
– Она у меня с рождения, и с каждым годом становится все больше. Твой брат тоже с ней родился?
– Нет, случайно поранился. Он мне об этом написал.
– Обратил внимание, что моя отметина похожа на кошку?
– И правда похожа.
– Вот ко мне с детства и прилипла кличка Кот. Говорят, матушку напугала кошка, когда она меня носила.
– А я еду домой. Давно там не был. Выпьешь со мной?
– Спасибо. А где ты остановился?
– В пансионате миссис Мэй.
– Как же, знаю. Говорят, она потчует постояльцев супом, чтобы меньше мяса съели.
– Да, в любом ремесле есть свои тонкости, – задумчиво протянул Адам.
– Вот именно. В моем деле тоже немало премудростей.
– Истинная правда, – согласился Адам.
– Жаль только, главной премудрости я не знаю.
– И что же это?
– Да как выпроводить тебя домой и закрыть бар.
Адам молча уставился на бармена.
– Шучу, – попытался исправить неловкость бармен.
– Пожалуй, отправлюсь поутру домой, – сообщил Адам. – То есть вернусь в свой дом.
– Что ж, желаю удачи, – откликнулся бармен.
Ускоряя шаг, Адам брел по темному городу, будто хотел убежать от преследующего по пятам одиночества. Под угрожающий скрип ступеней он поднялся на просевшее крыльцо пансиона. В прихожей тускло светила керосиновая лампа. Кто-то предусмотрительно прикрутил фитиль, и огонек дрожал как при последнем издыхании.
В дверях комнаты застыла фигура хозяйки. Тень от ее носа падала на кончик подбородка, а холодные, словно на портрете, глаза следили за каждым его движением. Миссис Мэй принюхивалась к запаху виски, исходившему от постояльца.
– Доброй ночи, – пробормотал Адам, но хозяйка не ответила на приветствие.
На площадке верхнего этажа он оглянулся. Миссис Мэй стояла, подняв голову, и тень от носа уже падала на шею, а зрачков совсем не было видно.
В комнате Адама пахло многолетней пылью, которая неоднократно намокала, а потом снова высыхала. Он вынул коробок, чиркнул спичкой и зажег огрызок свечи в черном лакированном подсвечнике. Огонек осветил провисшую, как гамак, кровать, покрытую грязным лоскутным стеганым одеялом, по краям которого вылезли клочья ваты.
Ступени снова заскрипели, и Адам понял, что хозяйка заняла позицию в дверях, намереваясь выплеснуть скопившееся недовольство на очередного постояльца.
Он сел на жесткий стул, опершись локтями о колени, и обхватил руками лицо. Ночную тишину нарушил надсадный кашель, доносившийся из соседнего номера.
И тут Адам осознал, что не может вернуться домой. Много раз он слышал от бывалых солдат подобные истории и сейчас собирался последовать их примеру.
«Я просто не мог это пережить. Некуда податься. Друзей и знакомых нет. Поколесил по стране и очень скоро перетрухнул, как малое дитя. Сам не помню, как оказался у дверей казармы и принялся упрашивать сержанта, чтобы взял обратно. Будто он делает мне большое одолжение».
Возвратившись в Чикаго, Адам заключил повторный контракт на военную службу и попросился в свой полк. Поезд повез его на восток, и сослуживцы из родного эскадрона казались самыми близкими людьми.
В ожидании пересадки в Канзас-Сити он услышал свое имя, и в следующую минуту ему в руку сунули депешу, приказ явиться в Вашингтон в канцелярию военного министра. За пятилетнюю службу в армии Адам даже не выучил, а впитал каждой клеточкой сознания правило не удивляться никаким приказам. Рядовому солдату далекие военные божества в Вашингтоне казались сумасшедшими, о которых лучше не думать и не вспоминать, если сам хочешь остаться в здравом уме.
Явившись в положенный срок в канцелярию, Адам назвал секретарю свое имя и уселся ждать в приемной, где и нашел его отец. Адам не сразу узнал Сайруса, и ему потребовалось некоторое время, чтобы прийти в себя от изумления. Сайрус стал большим человеком и одевался соответственно положению: пиджак и брюки из тонкого черного сукна, черная широкополая шляпа и пальто с бархатным воротником. Картину довершала трость из эбенового дерева, которой Сайрус манипулировал как шпагой. И вел себя Сайрус как подобает большому человеку. Неспешная доброжелательная речь, размеренная и без суеты, отсутствующая прежде широта в движениях и новые вставные зубы, придающие улыбке особое коварство и сходство с лисьим оскалом, независимо от чувств, которые Сайрус испытывает в данный момент.
До Адама наконец дошло, что перед ним родной отец, но оправиться от изумления удалось не сразу. Он перевел взгляд вниз и вдруг обнаружил, что деревянная нога исчезла, а вместо нее появилась обычная, сгибающаяся в колене и обутая в начищенный до блеска короткий ботинок из лайковой кожи с прикрепленными резинками. При ходьбе Сайрус слегка прихрамывал, но это не имело ничего общего с прежней ковыляющей походкой.
– Механическая, – пояснил Сайрус, поймав удивленный взгляд сына. – Работает на шарнире с пружиной. Когда постараюсь, могу вовсе не хромать. Я потом сниму ее и покажу тебе. А теперь пошли со мной.
– Я прибыл по приказу, сэр, и обязан доложить полковнику Уэллсу.
– Я в курсе и сам попросил полковника отдать такой приказ. Идем.
– Если позволите, сэр, я сначала схожу с докладом к полковнику Уэллсу, – смущаясь, возразил Адам.
– Я тебя испытывал, – важно заявил Сайрус, меняя тактику. – Хотел посмотреть, как в современной армии обстоят дела с дисциплиной. Молодец. Я знал, что служба в армии пойдет тебе на пользу, и вот теперь, мой мальчик, ты стал настоящим мужчиной и воином.
– Я прибыл по приказу, – повторил Адам.
Стоящий перед ним человек был чужим, и в душе шевельнулось отвращение. Все здесь отдавало фальшью, и ни стремительно открывшиеся двери в кабинет полковника, ни подобострастный тон, которым он разговаривал с отцом, не изменили чувств Адама.
– Министр сейчас вас примет.
– Это мой сын, господин министр, простой солдат, каким и я был в свое время. Рядовой солдат армии Соединенных Штатов.
– После первого срока я ушел в отставку капралом, – доложил Адам.
Он не слушал обмен любезностями, погрузившись в собственные мысли. Ведь это военный министр, неужели он не видит, что отец вовсе не такой, каким хочет казаться? Он просто притворяется. Ну что с ним случилось? Странно, что министр этого не замечает.
В маленькую гостиницу, где жил отец, они отправились пешком, и по дороге Сайрус, как опытный экскурсовод, самозабвенно рассказывал обо всех достопримечательностях и исторических местах.
– Живу в гостинице, – сообщил Сайрус. – Правда, подумывал купить дом, но ведь я постоянно в разъездах, и платить за него невыгодно. Приходится колесить по всей стране.
Портье в гостинице тоже ничего не замечал и, кланяясь Сайрусу, величал того сенатором и намекал, что обеспечит Адаму номер, даже если придется вышвырнуть за дверь другого постояльца.
– Будьте добры, пришлите в номер бутылку виски, – распорядился Сайрус.
– Если желаете, могу прислать и кубики льда.
– Какой лед?! – возмутился Сайрус и стукнул тростью по ноге, которая тут же отозвалась глухим звуком. – Мой сын солдат, и я был простым солдатом, так зачем нам лед?
Жилище Сайруса поразило Адама. В номере имелась не только спальня, но и гостиная, и даже туалет, расположенный в специальной комнатке рядом со спальней.
Сайрус, вздохнув, уселся в глубокое кресло, закатал штанину, представляя взору Адама замысловатое сооружение из железа, кожи и дерева. Сайрус расшнуровал кожаный чехол, с помощью которого протез крепился к культе, и встал рядом с креслом, напоминая карикатуру.
– Натирает, терпеть нет сил, – признался он.
С отстегнутой ногой отец снова стал похож на себя, каким его помнил Адам. На смену презрению, которое он испытал в кабинете полковника, вернулись детский страх, почтение и враждебность, будто он снова стал ребенком и старается угадать настроение отца, чтобы избежать неприятностей.
Сайрус закончил возиться с ногой, выпил виски и расстегнул воротничок.
– Ну, что скажешь? – обратился он к Адаму.
– Сэр? – не понял Адам.
– Почему ты завербовался на второй срок?
– Не знаю, сэр. Просто захотелось.
– Тебе ведь не нравится армия, Адам.
– Нет, сэр.
– Тогда почему вернулся?
– Не хочу возвращаться домой.
Сайрус вздохнул, потирая кресло кончиками пальцев.
– Собираешься остаться в армии? – поинтересовался он.
– Не знаю, сэр.
– Могу отправить тебя в Уэст-Пойнт[3 - Уэст-Пойнт – Военная академия США, основана в 1802 году.]. У меня связи. Уволим тебя со службы, и поступишь в Уэст-Пойнт.
– Не хочу.
– Бросаешь мне вызов? – спокойно осведомился Сайрус.
Адам задумался в поисках лазейки из щекотливого положения и после долгого молчания ответил:
– Да, сэр.
– Налей-ка мне виски, сынок, – попросил Сайрус и, когда Адам выполнил просьбу, продолжил: – Сдается, ты не понимаешь, каким я пользуюсь влиянием. Могу натравить «Великую армию Республики» на любого кандидата, и ему никогда не победить на выборах. Даже сам президент интересуется моим мнением по государственным делам. Могу отправлять в отставку сенаторов и раздавать должности по своему усмотрению. Мне не составит труда продвинуть человека по служебной лестнице или испортить ему карьеру и уничтожить. Хоть это до тебя доходит?
Однако Адам понимал происходящее гораздо лучше, чем казалось Сайрусу, и ясно видел, что отец прибегает к угрозам с целью самообороны.
– Да, сэр, я слышал.
– Я мог бы добиться для тебя назначения в Вашингтон, взять под свое начало и научить уму-разуму.
– Пожалуй, мне лучше вернуться в полк, сэр.
От Адама не ускользнула тень разочарования и досады, пробежавшая по лицу отца.
– Вероятно, я допустил оплошность. Тупое солдатское упорство дало глубокие корни, – вздохнул Сайрус. – Что ж, распоряжусь, чтобы тебя отправили обратно в полк. Так и сгниешь в казармах.
– Благодарю, сэр. – Немного помолчав, Адам поинтересовался: – Отец, а почему вы не возьмете в Вашингтон Чарльза?
– Потому что я… Нет, Чарльзу лучше оставаться там, где он живет сейчас… ему там лучше.
Адам впоследствии часто вспоминал тон отца и выражение лица, а для воспоминаний времени было предостаточно, потому что ему действительно пришлось влачить жалкое существование в казармах. Он помнил, что Сайрус страшно одинок и сам это понимает.
3
Чарльз с нетерпением ждал возвращения брата, отсутствовавшего пять лет. Он покрасил дом и амбар, а когда до дня приезда осталось совсем мало времени, нанял женщину, чтобы та навела порядок в доме и отчистила многолетнюю грязь.
Прислугой оказалась чистенькая старушка со злобным нравом. Взглянув на посеревшие от пыли истлевшие занавески, она, не долго думая, выбросила их вон и сшила новые, а потом принялась за заросшую жиром плиту, которую никто не мыл со дня смерти матери Чарльза. Она вывела щелоком толстый слой жирной копоти от сковородок и керосиновых ламп, налипший на стены, протравила полы известью и замочила в соде одеяла, скорбно приговаривая: «Ну, мужики – грязные скоты! Свиньи и те чище. Протухли в собственном дерьме. И как это женщины за них замуж выходят! Ну и вонища! Только посмотрите на плиту – ее не чистили со времен Мафусаила».
Без соды, нашатыря и хозяйственного мыла чистоты в доме не навести, но от их запаха щипало в носу, и Чарльз переселился в сарай. Однако он успел понять, что почтенная женщина не одобряет его метода ведения хозяйства. Наконец докучливая старушонка убралась из сияющего чистотой дома, но Чарльз по-прежнему жил в сарае, так как хотел сохранить порядок до приезда брата. В сарае хранились необходимые для работы на ферме орудия труда и инструмент для их починки, и очень скоро Чарльз обнаружил, что жарить пищу на кузнечном горне гораздо быстрее и удобнее, чем на кухонной плите. Достаточно качнуть мехи, и от углей идет жар, и нет нужды ждать, пока нагреется плита. Как же он раньше не догадался?
Чарльз ждал Адама, а тот все не приезжал. Возможно, он стыдился писать брату, и вместо него это сделал Сайрус. В сердитом письме он поведал Чарльзу, что Адам завербовался на второй срок против воли отца. Сайрус также вскользь намекнул, что как-нибудь пригласит Чарльза в Вашингтон, но больше об этом ни разу не упомянул.
