скачать книгу бесплатно
Мысленно я ухмыльнулся. Орри такой предсказуемый! Решил, будто человек с бомбой в нашем доме – это мой промах, и предложил свои услуги, явно метя на мое место. Заметьте, я не говорю, что он глуп, вовсе нет.
– Черт, да я тоже с голода не умираю! – подал голос Фред. – У меня две семьи. Живу я не тут, но вы с Арчи, сэр, моя профессиональная семья.
– И моя, – добавил Сол. – Я сам оплачу свои накладные расходы.
– Пф! – бросил Вулф. – Я же сказал, это мое дело. Арчи, выдай им по пятьсот долларов каждому. Не исключено, что придется кого-то подкупать. Запиши, как обычно. Думаю, хотя бы частично мы получим налоговый вычет.
Я открыл сейф, достал коробку с наличностью, разложил деньги на три кучки – по десять двадцаток, двадцать десяток и двадцать пятерок подержанными купюрами. К тому времени, как я закончил, все члены семьи стояли, в том числе и Вулф. Когда троица прибыла, он всем пожал руки, но сейчас никто на рукопожатии не настаивал. Ребята знали, что Вулф этой привычки не одобряет. Они забрали деньги и отправились в прихожую за пальто.
Я проводил их, задвинул засов и вернулся в кабинет. Вулф держал в руках список имен и распечатку моего разговора с Айгоу. Наверное, будет перечитывать перед сном.
– Половина двенадцатого, надо же! – произнес он. – Я иду спать и тебе советую. Спокойной ночи.
Я пожелал ему того же самого и принялся убирать стаканы и бутылки.
Глава 8
В четверть одиннадцатого утром в четверг я вышел из Южной комнаты и закрыл за собой дверь, с которой наконец-то убрали ленту Нью-Йоркского департамента полиции. Ральф Кернер, сотрудник городской мэрии, захлопнул свой блокнот в обложке из искусственной кожи и сообщил:
– Надеюсь, к понедельнику мы подготовим оценку. Предупредите мистера Вулфа, чтобы готовился к худшему. Как ни крути, сегодня везде только худшее.
– Ну да. Мы готовы к расходам. А разве не полагается скидки за ремонт комнаты, где недавно убили человека?
Ральф засмеялся. Такое правило: всегда смейся шутке клиента, даже скверной.
– Надо, пожалуй, ее предусмотреть на будущее. Передам мистеру Орбаху. Значит, вы отвели его туда и оставили одного? – Он снова усмехнулся. – Хорошо, что сами ушли.
– Еще бы! Я, бывает, творю глупости, но не до такой же степени.
Спускаясь за Ральфом по лестнице, я воображал, как делаю ему подножку и он катится вниз по ступенькам.
С уборкой в кабинете я покончил, но появление Кернера оторвало меня от расследования. Я позвонил Натаниэлю Паркеру узнать насчет адвокатов Джадда и Аккермана, потом связался с нашим банком и расспросил о банкире Хане, потом справился у Лона Коэна насчет специалиста по безопасности Романа Вилара и лоббиста Эрнеста Уркхарта. На Айгоу сведений было достаточно, если, конечно, не появилось чего-нибудь новенького. Ха! Вдобавок на нижних полках нашлось семь справочников, на считая телефонных книг по пяти боро Нью-Йорка, Уэстчестеру и Вашингтону. Справочник директоров был открыт на букве «Н»: я проверял, не упомянут ли кто-нибудь из шести гостей, присутствовавших на обеде, в списках сотрудников «НАТЕЛЕК», когда в кабинет вошел Вулф.
На его письменном столе скопилась почта за три дня, и он взялся ее изучать. Как обычно, сначала бегло проглядывал и половину отправлял в мусорную корзину. Я, разумеется, проводил предварительный отбор, выбрасывал большинство рекламных проспектов и прочую ерунду. Почти на все стоящие письма он отвечал собственноручно, в особенности на написанные от руки, поскольку, как он однажды мне объяснил, каждое такое письмо есть выражение вежливости. Остальные же ответы он попросту надиктовывал мне. Ему нравится диктовать. Когда я как-то сказал это вслух, он кивнул и заметил, что, доведись ему писать письма самому, корреспонденты рисковали остаться вообще без ответа. Я указал, что это было бы невежливо с его стороны, на что он разразился очередной речью из тех, от которых у меня волосы встают дыбом. Короче, мы ответили на два десятка писем, три или четыре из которых, по обыкновению, были от коллекционеров и охотников за орхидеями, и время от времени отвлекались на телефонные звонки – от Паркера, Лона Коэна и Фреда Даркина. В очередной раз повернувшись в кресле, я поразился: Вулф подошел к книжным полкам и взял «Илиаду» в переводе Фицджеральда[13 - Имеется в виду перевод «Илиады», выполненный американским поэтом и критиком Р. Фицджеральдом (опубл. 1974). Другие переводы, о которых идет речь далее, – это, вероятно, переводы Р. Латтимора (1951), Р. Грейвса (1959) и Э. Риса (1963).]. В почте обнаружилась новая книга Герблока[14 - Герберт Л. Блок, или Герблок, – американский художник, автор множества карикатур на злободневные внутри- и внешнеполитические события.] «Специальный репортаж» с дарственной надписью и доброй тысячей карикатур на Никсона, но, по всей видимости, Вулф утратил интерес к этой книге и рисункам, ведь он и так расследовал дело, связанное с Никсоном. В общем, он вернулся за свой стол и стал читать про фальшивого коня вместо фальшивого государственного деятеля.
От ланча Вулф не отказался. Сначала мозговые кнели, а потом зобная железа теленка, сваренная в белом вине, обваленная в панировочных сухарях и взбитых яйцах, затем обжаренная и политая миндально-масляным соусом. Мне доводилось пробовать это блюдо в «Рустермане», где оно значится в меню как ris de veau amandine[15 - Зобная железа с миндалем (фр.).], но у Фрица получается намного вкуснее. Хотя, конечно, до Вулфа с его вкусовыми сосочками мне расти и расти, это я твердо знаю – он сам мне говорил.
После ланча мне показалось, что мы вернулись к привычному распорядку жизни. Теодор принес подборку сведений о произрастании и цветении орхидей, а я внес эти сведения на карточки. Привычная повседневность, неделя за неделей; два процента растений – именно столько Вулф продает – приносят доход, а прочие идут по расходным статьям, заодно с третью моего рабочего времени. Вулф выслушал доклад о моих утренних расследованиях, которые не дали никакого результата, и углубился в сравнение перевода Фицджеральда с тремя другими переводами, которые тоже имелись у нас на полках. Ему пришлось потрудиться, так как эти книги стояли на верхней полке и он был вынужден взобраться на стул. В четыре часа он отправился в оранжерею. Со стороны могло показаться, будто у нас нет ни малейших забот. От членов семьи известий не поступало, а Вулф не удостоил «Специальный репортаж» Герблока даже мимолетного взгляда. Правда, мои ноги и легкие усиленно просились на улицу, а руки устали стучать по клавишам, но у Сола, Фреда и Орри не было при себе переносных раций, поэтому я вынужден был сидеть на месте.
В шесть часов лифт жалобно заскрипел и пополз вниз, но жалоба механизмов продлилась всего четыре секунды. Вулф остановил кабину выше, чтобы заглянуть в Южную комнату, где не был с ночи вторника. Минуло почти десять минут, прежде чем скрип раздался снова, то есть он хорошенько осмотрелся в развалинах. Когда Вулф вернулся в кабинет и сел за стол, то заявил, что моя догадка насчет полутора тысяч долларов за ремонт представляется необоснованной, если учесть, как выросли цены буквально на все, от сахара до штукатурки. Я в ответ восхитился его умением складывать слова – мол, вы ухитрились соблюсти аллитерацию через «р» в простом сравнении. Он притворно отмахнулся от похвалы и занялся письмами. У него, кстати, есть привычка перечитывать свои тексты не для того, чтобы найти ошибки – их по определению быть не может, – а чтобы дать понять, что, случись мне допустить помарку, та непременно будет замечена.
Без десяти семь, когда я заклеивал конверты, зазвонил телефон. Я снял трубку:
– Резиденция Ниро Вулфа, Арчи Гудвин у аппарата.
Ну да, до шести вечера – кабинет, а после шести – уже резиденция. Не хочу, чтобы люди думали, что я тружусь с утра до вечера. Ведь в большинстве контор рабочий день заканчивается в пять.
– Могу я поговорить с мистером Вулфом? Меня зовут Роман Вилар. В-И-Л-А-Р.
Я прикрыл микрофон ладонью и повернулся к Вулфу:
– Фред одного спугнул. Это Роман Вилар, пресловутая безопасность. Хочет поговорить с мистером Вулфом. Ударение на первом слоге, кстати.
– Понятно. – Вулф снял трубку своего аппарата, а я остался слушать. – Говорит Ниро Вулф.
– Это Роман Вилар, мистер Вулф. Вы вряд ли обо мне слышали, а вот я о вас наслышан, разумеется. Но нет, вы все-таки обо мне знаете, по крайней мере, знает ваш человек Гудвин. Он общался вчера с Бенджамином Айгоу.
– Да, мистер Гудвин мне рассказывал.
– Естественно, он же должен был доложить вам то, что узнал от мистера Айгоу. А мистер Айгоу связался со мной и пересказал свою беседу с Гудвином. Я сообщил остальным, и мы все собрались вместе у меня в квартире. Мистер Айгоу и еще четверо. Позволите задать вопрос?
– Да. Возможно, я вам отвечу.
– Благодарю. Вы известили полицию или окружного прокурора о том, что Гудвин узнал от мистера Айгоу?
– Нет.
– Спасибо за прямоту. А намерены известить? Нет, простите, что спросил. Нелепо ожидать, что вы поделитесь со мной своими намерениями. Мы обсуждали ситуацию, и один из нас собирался прийти к вам и пообщаться лично, однако мы решили в итоге, что пойдем все вместе. Не сейчас, конечно, вы ведь обедаете или готовитесь к обеду. Вас устроит в девять часов?
– Здесь? В моем кабинете?
– Конечно.
– Адрес вы знаете?
– Конечно.
– Вы сказали – еще четверо. Кто именно?
– У вас есть имена. Мистер Айгоу передал список Гудвину.
– Хорошо. Ждем вас к девяти.
Вулф повесил трубку, и я последовал его примеру.
– Требую повышения зарплаты, – сказал я. – Вчера мой рабочий день начался в четыре утра. Конечно, инфляция разгулялась, а президент Форд требует от нас умеренности и добровольных ограничений, но недаром говорят, что человек достоин своего жалованья. Мне понадобилось всего десять минут, чтобы заставить Айгоу сознаться.
– «Ибо трудящийся достоин награды за труды свои»[16 - Лк. 10: 7.]. Библия, Евангелие от Луки. Наша троица вызвалась трудиться бесплатно, а ты хочешь прибавки, хотя это ты впустил Пьера в мой дом.
Я кивнул:
– А вы, когда он мертвый лежал на полу посреди разбросанной вокруг штукатурки, сказали: «Тебе и так придется». Однажды мы с вами обсудим это подробно, но не сейчас. Мы ведь беседуем, лишь чтобы показать, какие мы разные. Будь мы обычными людьми, давно бы уже пожимали руки, улыбались друг другу или танцевали джигу. Ну, ваша очередь.
Вошел Фриц. Перед тем как подавать еду, он обычно делает три шага – никогда четыре. Но, завидев нас, он замер и произнес:
– Что-то стряслось.
Черт подери, мы и вправду разные! Фриц отлично это знает. Кому знать, как не ему.
Прежде чем направиться в столовую, я набрал номер Сола, дождался сигнала автоответчика и наговорил сообщение: дескать, на еженедельную нашу партию в покер не успеваю, шлю привет Лону Коэну.
Глава 9
Единственным зримым свидетельством того, что у нас гости, было присутствие шестерых мужчин, сидевших в креслах. Поскольку дело было семейное, а не стороннее, о нем можно было говорить за столом, так что, когда опали языки коньячного пламени на жареной утке а-ля мистер Ричардс, Вулф разрезал птицу, а Фриц передал мне мою порцию и забрал свою, мы обсудили, не поставить ли в кабинете столик с закусками, но решили этого не делать. Иначе гости подумают, что им тут рады и желают всяческого благополучия, а это если и правда, то лишь наполовину. Да, мы были им рады, но добра вовсе не желали – во всяком случае, одному из них.
Чужаку, вошедшему в кабинет, с первого взгляда стало бы понятно, что красное кожаное кресло занимает центральное место. Я предполагал усадить в него Бенджамина Айгоу, но тип с роскошной гривой светлых волос и пронзительно-серыми глазами уселся туда раньше, чем назвал свое имя. Это оказался лоббист Эрнест Уркхарт. Они все представлялись Вулфу, прежде чем сесть; остальные пятеро расположились в желтых креслах, расставленных двумя рядами, лицом к столу Вулфа, трое спереди и двое сзади, вот так:
– Извините, если показался вам высокомерным или дерзким, мистер Вулф, – сказал Уркхарт. – Я занял это кресло только потому, что джентльмены, которых вы видите перед собой, решили: раз уж мы все любим поговорить, надо выбрать одного из нас, который отвечал бы за всех. Выбор пал на меня. Сами понимаете, это не из-за того, что прочие немы. В конце концов, двое из них юристы, а я не могу повторить за сэром Томасом Мором, что решительно отвергаю всех адвокатов.
Неудачное начало. Вулф не терпит любителей цитат, да и к Мору относится критически, благо тот посмел очернить Ричарда III[17 - Имеется в виду «История короля Ричарда III» Т. Мора, во многом утвердившая в обществе выгодное сопернику Ричарда, Генриху VII, представление о Ричарде как о тиране, узурпаторе и убийце.]. Интересно, а Уркхарт на самом деле лоббист? Выглядел он скорее как доброжелательный и снисходительный церковник. Может, именно потому, что поднаторел в лоббизме. И голос у него был соответствующий.
– У нас вся ночь впереди, – отозвался Вулф.
– О, надеюсь, мы управимся быстрее. Очень хотелось бы. Как вы, должно быть, уяснили из сказанного мистером Виларом по телефону, нас чрезвычайно заботит то, что? мистер Айгоу поведал мистеру Гудвину относительно мистера Бассетта, а также линия рассуждений мистера Гудвина. Честно говоря, нам эти домыслы видятся беспочвенными, и…
– Хватит! – перебил его своим сочным баритоном Айгоу. – Черт побери, я ведь просил!
– Эрни, мы же договорились, – добавил Аккерман.
Фрэнсис Аккерман, адвокат из Вашингтона. Лично у меня и в мыслях не было приплетать сюда Уотергейт (без меня желающие найдутся), но, когда они цепочкой заходили в дом, этот тип, с его отвислыми щеками и скошенным подбородком, показался мне улучшенной копией Джона Митчелла[18 - Джон Митчелл – генеральный прокурор США при президенте Р. Никсоне; после расследования Уотергейтского скандала был приговорен к тюремному заключению.]. Раз он назвал Уркхарта «Эрни», отсюда следовало, что он из тех адвокатов, которые на короткой ноге с лоббистами. По крайней мере, с одним лоббистом.
Уркхарт кивнул. Не Аккерману, не Айгоу, не Вулфу – просто кивнул, и все.
– Простите, заболтался, – сказал он Вулфу. – Прошу забыть мои последние слова. Итак, нас заботят потенциальные последствия того, о чем мистер Айгоу рассказал мистеру Гудвину. Вдобавок он назвал наши имена, а сегодня о двоих из нас кто-то наводил справки – очевидно, по вашей просьбе. Правильно? Это вы своих людей послали?
– Да.
– Значит, признаете?
Вулф погрозил ему пальцем. Какая неожиданность! Я был уверен, что он отделался от этой привычки пару лет назад.
– Не стоит, мистер Уркхарт. Искать в любых словах признание – один из старейших и грязнейших адвокатских трюков, а вы не адвокат. Таково мое утверждение.
– Проявите снисхождение. Мы не просто озабочены, мы встревожены. Нас посещают некоторые опасения. Мистер Гудвин сказал мистеру Айгоу, что за обедом в «Рустермане» один из нас якобы вручил мистеру Бассетту клочок бумаги, и…
– Нет.
– Прошу прощения?
– Он сказал мистеру Айгоу, что Пьер Дюко уверял, будто видел, как кто-то из вас передал мистеру Бассетту клочок бумаги. Это единственный факт, о котором Пьер счел нужным упомянуть, и потому мы считаем его важным.
– Важным с какой точки зрения?
– Не знаю, но именно это мы намерены выяснить. Через неделю после вашего обеда мистера Бассетта застрелили. Через десять минут после того, как Пьер сообщил мистеру Гудвину, что видел, как кто-то передал записку мистеру Бассетту на том обеде, он погиб от взрыва бомбы в моем доме. Заметьте, ничего другого он сообщить не успел. Скажите, мистер Уркхарт, это вы вручили мистеру Бассетту записку за обедом?
– Нет. Я хотел бы…
– Достаточно одного «нет». – Вулф повернул голову. – Это были вы, мистер Джадд?
– Нет.
– Вы, мистер Аккерман?
– Нет.
– Вы, мистер Вилар?
– Нет. Я…
– Вы, мистер Хан?
– Нет.
– Мистер Айгоу, вы уже ответили мистеру Гудвину отрицательно, однако я спрошу снова: это были вы?
– Ха! Нет.
Вулф обвел взглядом слева направо всех присутствующих:
– Что ж, господа, я в затруднительном положении. Либо Пьер Дюко солгал мистеру Гудвину, либо лжет один из вас. Не думаю, что Пьер приврал, ибо какая ему от того выгода? Позвольте следующий вопрос. Видели ли вы, как кто-то из вас передает мистеру Бассетту записку за обедом? Предупреждаю сразу, новые «нет» мне не нужны, я хочу услышать «да». Кто-нибудь готов высказаться?
Ответом было молчание. Потом Роман Вилар произнес:
– Жаль, что нельзя спросить у Пьера. Он, к сожалению, мертв.
Вилар, связанный с безопасностью, обладал запоминающейся внешностью – сплошные углы: угловатый подбородок, крючковатый нос, острые уши, даже плечи угловатые. Похоже, он был моложе всех – навскидку чуть за сорок. Его замечание по поводу Пьера лично мне напомнило наставления Вулфа в среду утром, когда я собирался искать эту шестерку. Тогда я и не подозревал, сколько пыли можно поднять одной маленькой ложью. Пожалуй, еще кто-нибудь повторит, что Пьер будто бы сказал мне, что видел, как Бассетту за обедом передавали записку, – и я поверю в это сам.
– Верно, Пьер Дюко мертв, – согласился Вулф. – Я видел его, без лица, уничтоженного взрывом. И жаль, что мы не в силах его расспросить. В противном случае все вы здесь бы не сидели. Я бы пригласил кого-нибудь одного. – Он повернулся к Уркхарту. – Вы сказали, что вас заботит не только утверждение мистера Гудвина в беседе с мистером Айгоу, но и слова самого мистера Айгоу. Меня тоже. Потому-то я и поручил навести о вас справки – обо всех без исключения. Мистер Айгоу рассуждал об «одержимостях». Я подобным не страдаю, но испытываю болезненное пристрастие к проделкам Ричарда Никсона и его присных. Насколько я понимаю, целью вашей встречи за обедом было обсуждение этого вопроса. Верно?
– Можно сказать и так…
– Замолчите, Уркхарт! Вулф, наш разговор записывается?
Это Альберт О. Джадд, второй адвокат. По виду почти ровесник Вилара, выглядит прилизанным, но не скользким и явно отвалил немало деньжат за покрой и подгонку своего светло-серого костюма, ткань которого как бы намекала на полоски, но на самом деле никаких полосок не было. Красота!
Вулф пристально посмотрел на него:
– Вы должны сознавать, мистер Джадд, что такой вопрос обоснован, только если тот, кто его задает, верит тому, кто отвечает. Но с какой стати вам верить мне? Вы же не ждете, что я скажу «да». И какой вам прок в моем отрицании? Впрочем, я все-таки отвечу. Нет, разговор не записывается. – Он снова оглядел собравшихся, от Джадда до Уркхарта. – Мистер Вилар спрашивал меня по телефону, известил ли я полицию или окружного прокурора о том, что мистер Айгоу рассказал мистеру Гудвину. Я ответил отрицательно. Он уточнил, собираюсь ли я это сделать, но потом поправился и признал, что не вправе ждать от меня искреннего ответа. Но я опять-таки отвечу. Снова «нет». В настоящее время я не намерен извещать кого-либо. Я хочу выяснить, кто убил Пьера Дюко, и у меня есть основания полагать, что в ходе расследования я узнаю, кто убил Харви Бассетта. – Он поднял руку ладонью вверх. – Господа, я прекрасно понимаю, зачем вы пришли. На текущий момент представители закона никоим образом не подозревают вас в причастности к убийству. Точнее, к двум убийствам. Разумеется, они изучали перемещения и действия мистера Бассетта непосредственно перед его кончиной, но мы с вами знаем, что покойный вел активную светскую жизнь, поэтому полиция вряд ли обратила внимание на тот обед за неделю до гибели Бассетта. Знай копы то, что известно мне, они не просто предположили бы, что кто-то из вас может быть замешан, нет, вы стали бы главными подозреваемыми. – Вулф повернулся в мою сторону. – Твой блокнот, Арчи.
Я взял блокнот и ручку. Вулф закрыл глаза, открыл их, убедился, что я готов, и закрыл снова:
– Не на бланке, на обычной бумаге. Всего-навсего список вопросов. Как давно вы были знакомы с мистером Бассеттом и как охарактеризовали бы ваши с ним отношения? Почему вас пригласили на встречу по поводу предполагаемых технических махинаций Ричарда Никсона с магнитофонами? Вы знали, что Никсон, по мнению мистера Бассетта, «испортил» магнитофоны? Согласны ли вы с этим утверждением? Участвовали ли вы в какой-либо деятельности, так или иначе связанной с Уотергейтским скандалом, и если да, то в какой именно? Контактировали ли вы когда-либо с кем-то, кто был причастен к Уотергейту? Известно ли вам, хотя бы по слухам, о причастности кого-то из других гостей на обеде к Уотергейтскому скандалу, и если да, то откуда? Что вы делали и где были вечером в прошлую пятницу, двадцать пятого октября, с шести вечера до двух часов ночи? Где вы были и что делали в понедельник, двадцать восьмого октября, с полудня до полуночи? – Вулф открыл глаза. – Шесть копий. Нет, пяти хватит, нам своя не нужна. Не спеши. – Он повернулся к гостям. – Вот, господа, те вопросы, которые вам непременно зададут. Либо я, либо полиция. Выбирайте, кому отвечать. Вы должны понимать…
– Это уже слишком! Слишком, Вулф! Я старший вице-президент четвертого по размеру капитала банка в Нью-Йорке! Мы заплатим вам сто тысяч долларов за то, что вы возьметесь представлять наши интересы. Половину завтра наличными, выплата остатка гарантируется – возможно, всеми присутствующими и лично мной. Но устно. Без письменного подтверждения.
Голос Уилларда К. Хана был вроде и негромким, но того сорта, когда слышишь и разбираешь каждое слово. Выглядел он… квадратным, прямой противоположностью угловатому Вилару. Квадратная челюсть, квадратные плечи, будто его из камня вытесали.
Вулф поглядел на него сверху вниз:
