скачать книгу бесплатно
Эмили держала в руках документ. Свидетельство о том, что её мать признана бракованной и изолирована. «То есть, отец не просто изменил маме и развёлся с ней. Он специально изолировал её, хотя бракованной она не являлась. Чтобы у меня даже и выбора не было – с кем остаться. Поэтому мама не пришла в суд, поэтому она не отвечает на мои сообщения и звонки. Моя здоровая, моя родная мама в изоляции»
Эмили буквально задрожала от злости, она плачет, задыхаясь в собственных слезах, плачет и не может остановиться. Страшно.
Девушка предпринимает попытку успокоиться, обдумывая план мести с холодной рассудительностью.
Она некоторое время валяется на полу, раскинув руки в стороны и смотря в потолок…
Она продолжает пялиться вверх. Лежит пару часов, пять, семь, десять – она уснула спустя какое-то время, предварительно вынув из телефона сим-карту…
Эмили ни о чём не жалеет. А, может, и зря.
Эмили Мартин собирает вещи. Эмили Мартин садится на поезд. Эмили Мартин больше нет. Теперь есть Пэйдж Тёрнер, горящая пламенем обиды. Обиды на несправедливость. Пэйдж Тёрнер, полная решимости сделать всё вокруг таким, каким оно и должно быть. Просто Пэйдж, твёрдо уверенная, что правильно, а что ужасно.
Папочка будет очень зол, узнав, что его дочь уже на пути в другой город, где с радостью раскроет его секреты и перевернет всё вокруг с ног на голову.
Может, всё началось ещё позже, ведь через пару недель она узнала, что отец вернулся назад. С него были сняты все обвинения. Он даже был назначен на пост генерального директора Синего круга. Очень иронично. Теперь она не могла отступить.
Пэйдж ненавидит своего отца. Это нельзя объяснить в двух словах. Всё о чём она мечтала – услышать его одобрение. Но этого не происходило. Этого не произойдёт уже никогда. Но самое непростительное – это то, что он сделал с мамой.
Когда-то давно, так давно, что даже и вспоминается с трудом, Эмили была маленькой и счастливой. Абсолютно счастливой, какими могут быть только дети. Всё о чём можно мечтать у неё было. Но однажды всё изменилось. Когда вскрылось, что Эмили бракованная. Отец отстранялся, и, казалось, с каждым днём семья раздражала его всё больше и больше. Они с мамой очень часто ссорились, а она наблюдала за этим, еле-еле приоткрывая дверь. Иногда он мог ударить её. Несильно, конечно, но этого было достаточно, чтобы вызвать чувство отвращения и паники. «Почему она позволяет ему это?».
Что ж, когда он изменил – она ушла. Или, выходит, он заставил её уйти. И маленькая девочка с большими грустными глазами осталась один на один с самым страшным человеком в своей жизни.
Что-то с ней было не так. Может быть, она напоминала отцу о неудачном браке, потому что была сильно похожа на мать внешне.
Он всегда подзывал её к себе строгим голосом:
– Эмили, подойди, пожалуйста.
Эмили вздрагивает, заслышав голос из кабинета. Что-то не так с его интонацией. Что-то явно ему не понравилось. Она, в своём клетчатом сарафане, белой блузке крадется к отцу. Тот расположился в гигантском кожаном кресле, покуривая сигару. Эмили закашлялась, в кабинете стояла неплотная дымка. Чучело ястреба смотрело на неё с презрением.
– Да, папочка.
Он со всей серьезностью поправляет очки и смотрит на неё исподлобья. Девушку пронизывает страх. Еще не зная, в чем её вина, она опускает глаза в пол. Её отец стервятник, хищник, готовый разорвать когтями любого, кто перед ним провинился. Он нервно стучит пальцами по столу, предвкушая серьёзный разговор:
– Видишь ли, Эмили, до меня доходят слухи. Слухи, которые мне очень не нравятся.
– Но я ничего не дела…
Он перебивает её:
– Я не закончил.
– Прости.
– Так вот, мне очень неприятно слышать о том, что моя дочь хамка. Но, к сожалению, именно об этом мне сообщил твой преподаватель по итальянскому. – Эмили молчит. – Он поднимает одну бровь и приказывает – Подойди.
Она молча повинуется.
– Вот теперь, Эмили, я жду твоих объяснений.
– Он сам виноват.
Отец наклоняется к ней ближе, наигранно приставляя ладонь к уху:
– Что, прости?
Эмили нервно сглатывает. «Нет, не на этот раз»
– Он сам виноват. – Громче повторяет она. – Папа, он ко мне придирается, занижает оценки, ты же мне веришь?
Отец встает и опирается кулаками о стол.
– Слушай меня внимательно. Со своими репетиторами можешь вытворять, что хочешь. Но это элитная гимназия. Скандал может плохо отразиться на моей репутации. – Он садится обратно и делает пару затяжек – Я могу быть уверен, что больше такого не повторится?
Эмили огрызается:
– Если он не будет придираться, этого не повторится.
В ту же секунду её щека горит от неслабой пощечины.
– Дура! Я тебя предупредил. Уходи.
Эмили убегает, захлебываясь в слезах, она запирается в своей комнате, валяется на полу, бьётся головой о стену. Дрожащими руками она сама себе зажимает рот.
Этого было так много в её жизни… Даже когда она была помладше:
– Папа, скажи, что я сделала не так?
Он, как и всегда, не останавливаясь, сшибает её с пути:
– Эмили мне не до тебя сейчас!
Она бросается к его ногам, цепляется за них, но он непоколебим, мчится куда-то вперёд словно локомотив.
– Папочка, скажи мне! В чём я виновата?
Он останавливается.
– Эмили… Я занят.
Он стряхивает её как грязь с сапог и отдает охраннику лаконичный приказ:
– Запри её в комнате.
Эмили и не пытается сопротивляться. Иначе будет больнее. Её психика, самооценка, всё рушится. По маленькому кусочку, раз за разом…
Пэйдж заставляет себя прекратить размышления об отце. Она не просто так сменила имя. Прошлое должно оставаться в прошлом. Она еще отомстит.
В комнате стало очень душно, и Пэйдж распахнула окно. Когда она ложится в кровать и сворачивается калачиком, на секунду чувствует себя той прежней Эмили, слабой и беззащитной.
Мэттью. Спустя три дня после знакомства с Пэйдж.
Прошло пару дней, с тех пор как Пэйдж покинула их дом и, странно, но Мэттью был уверен, что увидит её снова. Такая яркая и ошеломляющая, она не могла просто взять и исчезнуть из его жизни. В любом случае, сейчас Пэйдж не особо его беспокоила.
До этого дня. До этого разговора.
Всё начиналось так непринужденно:
«На что делится девяносто один?» – задумчиво протянул один из голосов. Мэтт небрежно бросает:
– Девяносто один ни на что не делится. Это простое число.
Этан, сидящий напротив разочарованно вздохнул:
– Вообще-то на 7 и 13, гений. Помнится, Эвелин сказала тебе не отвечать им.
Эвелин… Школьный психолог. Молодая и наивная, она так хотела помочь. Мэттью вспоминает, как издевался над ней. Он точно помнит, она говорила:
– Голоса в голове? Мэттью, это очень серьезно и, знаешь, поскольку ты уже достаточно взрослый…
Он перебивает:
– Вы хотели сказать «поскольку у тебя нет родителей».
Её брови испуганно подлетают, он обожал наблюдать эту картину и специально её провоцировал. Эвелин оправдывается:
– Что за вздор, у всех есть родители! Так вот. К сожалению, это проблема не моего профиля. Тут тебе сможет помочь другой врач.
Мэтт горько усмехается:
– Вы действительно так сильно боитесь слова «психиатр»?
Он в подробностях вспоминает кабинет.
Посветлевшие желто-песочные обои с нежно-розовыми бутонами. Окна выходят на школьный двор. Первый этаж. Издалека доносится визг весенних улиц. Его разбавляет успокаивающее тиканье часов. А ещё там было огромное вычурное винтажное кресло, выглядящее венцом роскоши и комфорта на фоне остальной невзрачной мебели. Мэтт бы прекрасно здесь себя чувствовал. Если бы не Эвелин. Если бы не весь дурацкий мир, за стенами.
Она смущённо поправляет очки.
– Эти голоса тебе мешают, ты должен от них избавиться. Врач назначит курс лечения, выпишет таблетки, всё будет хорошо.
Мэттью молчит. Он прекрасно понимает, что не пойдет к психиатру, но молчит. Потому что на самом деле он вовсе не хочет её расстраивать. Смущать её безумно интересно, ведь Эвелин мягкая и милая. Но она девушка, в конце концов, а воспитание никак не позволяет ему серьезно их обижать.
Когда Мэтт выныривает из размышлений и возвращается в кабинет, она обеспокоенно лепечет:
– Пообещай, что запишешься.
Он неубедительно кивает, чтобы освободиться. Сейчас Мэтт выйдет из кабинета, закроет дверь и больше ни разу не встретит Эвелин. Кажется, её уволили, а может, она переехала…
Он оказывается в настоящем и отвечает Этану:
– А ещё Эвелин первая направила меня к психиатру. Ей было так неловко.
– Да уж, ты был лишь на одном приеме, зря ты бросил лечение тогда.
Мэттью стало обидно. Этан что-то задел. Что-то больное и глубокое.
– Считаешь меня психом?
Этан отрицательно качает головой:
– Нет. Отнюдь.
«Врет!» – заорал какой-то из голосов. Мэттью боится, что согласен с ним. Этан продолжил:
– Просто тебе бы могло стать лучше. Я же помню, каков ты, когда забрасываешь таблетки.
Таблетки?! Как же он их ненавидит, да пропади они пропадом. Ненавидит, но всё равно пьёт, потому что помнит, что случается, если этого не делать. Мэтт слегка погрустнел.
– Проехали. Так, о чем ты хотел поговорить?
Этан прочищает горло. Он нервно потирает ладони. Дурной знак.
– Мы собираем сопротивление. Мне нужно твое участие.
Мэттью не понимает:
– Что? Что ещё за «мы»? Какое сопротивление? Ты вообще о чём?
Секунд двадцать Этан молчит. Потом он встаёт и, опершись ладонями на стол, с воодушевлением и жаром начинает свою речь:
– Мы должны доказать, что бракованные не опасны для общества, и их изоляция – бессмыслица и глупость. Мы добьемся свободы. Всё будет по-честному. Я докажу, что мы такие же люди, как и они, и искореню понятие «бракованный».
Он выдыхает и падает обратно на стул.
Теперь молчит Мэттью. «Опять это «мы»… Так странно» Его разум не может осмыслить сказанное. Он бормочет:
– Что ты несёшь? Это же бред! Просто безумие! Ты бессилен, Эт. Что ты вообще можешь сделать?
Этан готовился.
– Я и не надеялся, что ты в меня поверишь. Теперь будет стимул доказать тебе. – Он отводит взгляд, явно готовясь к манипуляции – И я уверен, что мама бы меня поддержала.
Мэтт нервничает, но он тоже умеет ранить.
– Да ты её и не знал вовсе.
Этан не поддается на провокацию, оставаясь спокойным и уверенным, он говорит:
