скачать книгу бесплатно
– Сынуль, привет! Я еду?
– Привет, мам. Ты чего-то рано. Мы только закончили.
– Получилось пораньше освободиться. Но ничего, я подожду. Ты голодный? Хочешь печёное яблоко?
– Ну… Лучше сосиску.
Я рассмеялась:
– Ладно. Собирайся, скоро буду.
Попивая глинтвейн, немного прогулялась вверх по улице, купила парочку жареных в капустном листе колбасок, попросила упаковать их в термобокс. Уже отходя от прилавка, услышала вдогонку: «So beautiful baby!». Удивлённо обернулась – кто тут такой смелый? Не то, чтобы я была неприкасаемая – слова мне не скажи, а просто не каждая фрау осталась бы довольна таким вниманием. А некоторые и вовсе оскорбились бы. Это же сексизм, делать незнакомой женщине комплименты! Смех, да и только – я к этой философии так и не привыкла. Мне по-прежнему нравились и комплименты, и мужское внимание.
Смельчак оказался невысоким, чернявым, слегка пучеглазым. Характерным таким – в кожаном полупальто и кепке, в лаковых «крокодиловых» туфлях и с барсеточкой под мышкой. Классика. Как будто на машине времени прилетел. И ничего особого не хотел, просто не удержался, выразил восхищение. Я кокетливо улыбнулась и ответила на родном:
– Спасибо.
Он с готовностью подмигнул:
– А я так и понял, что ты русская.
– Сильно заметно?
– С первого взгляда. Наши женщины самые красивые, а у тебя ещё и коса такая! Ты не Алёнушка, случайно? Иванушку себе не ищешь?
Постепенно смеркалось, огни разгорались всё ярче, толпа гуляющих гомонила всё громче. Предпраздничная атмосфера словно пузырьки шампанского проникала в кровь, поднимала настроение. Я глянула на часы в телефоне – ещё восемь минут в запасе…
Просто стояли и болтали ни о чём. Как я и определила с первого взгляда, Давид оказался армянином. Сам из Краснодара, приехал в Германию с двоюродным братом и дядей покупать машину с рук. Сейчас, вот, спустился из апартаментов за сосисками к ужину. Я посоветовала им сходить лучше в ресторанчик традиционной немецкой кухни, здесь, неподалёку. Он спросил, а как тут вообще живётся, стоит ли переезжать сюда на ПМЖ, я ответила, что не знаю, так как уехала из России почти пятнадцать лет назад и совершенно не представляю как там сейчас. Он как-то непонятно махнул рукой:
– Да по большому счёту, всё так же. Только магазинов больше стало.
В кармане пиликнула сигналка, давая знать, что автозапуск, так и не дождавшись меня, отрубился.
– Ладно, Давид, мне пора, – искренне улыбнулась я. – Приятно было поболтать, передавай привет брату и дяде. И счастливо вам доехать домой. И кстати, будет время – обязательно сходите в местный Морской музей, такого больше нигде в мире нету!
– Давай, землячка! – он неожиданно открыл руки для объятия, и я поддалась душевности момента.
Обнялись, как давние знакомые, и я собралась уже идти, как меня неожиданно дернули под локоть и потащили в сторону.
– Так тебе, значит, ехать пора, да? И куда же, интересно? На блядки?
– Землячка, всё нормально? – тут же окликнул меня Давид.
Я махнула ему рукой:
– Да, всё хорошо, спасибо! – и повернулась к Олегу. – Какого хрена происходит?
– Да, вот именно! Какого хрена? Значит, со мной посидеть у тебя времени нет, а с мужиками левыми тискаться – есть, да? Кто это? – мельком глянул на так и не ушедшего, наблюдающего за нами Давида и склонился ближе к моему лицу. – Любовник?
Я не выдержала, рассмеялась:
– Это последний русский, Серёжа! Он меня понимает и жалеет.[3 - Фраза из к/ф «Гардемарины, вперёд!»] – И выдернув локоть из его пальцев, пошла прочь.
– Какой ещё Серёжа? – не понял тот киношного прикола. Поспешил за мной. А когда дошли до машины, схватил за плечо, вынуждая повернуться к нему: – Нет, погоди, я не понял, ты чего тут устраиваешь? Это месть что ли? Я же сказал: не истери, на неделю всего лечу! На новый год здесь уже буду!
– О Господи, Олег, да хоть на месяц! – вспылила я. Настроение резко поползло вниз. – Хоть на два, понял? Пофиг мне. По-фиг!
Он охренел. Замешкался, соображая как реагировать.
– Так кто это был?
– Да говорю же, последний русский… – снова начала было я, но он вдруг схватил меня за подбородок, с силой сжал пальцы:
– Детка, ты охренела? Бросить меня решила? На хача? этого променять?
От неожиданности я попятилась назад, оступилась, но, взмахнув руками, удержала равновесие. В голову ударила кровь. И ярость.
– Руки убрал от меня, сука… – прошипела я сквозь зубы и впечатала ему в грудь бумажный стаканчик с недопитым глинтвейном. По пальцам к запястью тут же потекло ароматное тепло. – И если ещё хоть раз…
Он отпрянул. Нервно стряхнул со своего пижонского пальтишка потёки виноградного сока.
– Ты дура психованная!
– На хренпошёл, урод!
Запрыгнула в машину, бросила на переднее пассажирское бумажный пакет с колбасками и яблоком для Алекса. Потряхивало. Вот чего я так и не смогла преодолеть даже после длительной работы с психологами, так это паники от проявления физического насилия по отношению к себе. Может, это потому, что ни одному из четырёх специалистов я так и не рассказала о том, что пережила в том чёртовом подвале?
Откинула козырёк, глянулась в зеркало: лицо бледное, глаза перепуганные, а на подбородке красные пятна от пальцев Олега. И только теперь почувствовала, что до сих пор больно. В носу тут же засвербело, взгляд затуманился слезами. Лихорадочно оправила волосы, постаралась взять себя в руки. Сунула ключ в зажигание и заметила вдруг насыщенные розовые пятна на молочно-белом рукаве. И тут же, словно это стало последней каплей, меня прорвало. Вцепилась в руль, ткнулась в него лбом и заревела. И вот казалось бы – с чего? Сложно сказать, но не из-за пальто, точно. Просто всё как-то одно к одному. Всё как-то не так и не то.
Глава 3
Двумя годами ранее. Август – ноябрь 2008г.
Пока поднималась в лифте на нужный этаж офис-центра, пыталась унять сердце. Что я ему скажу? Как? А главное – ну согласится он… И что потом?
Да что, что – ничего ужасного! Не я первая, не я последняя. Совесть? К чёрту её! Неужели я не имею права на элементарное уважение?!
А в остальном – моей зарплаты и социальных выплат нам с Алексом вполне хватит на жизнь среднего достатка. Да, ему снова придётся поменять частную гимназию на государственную, но, возможно, это и к лучшему? Тогда можно будет переехать, например, в Дрезден и сразу сориентировать Алекса на поступление в Высшую школу изобразительных искусств. Или в Дрезденский Технический университет – в зависимости от того, куда его окончательно развернёт, к искусству или к инженерии. А если захочет пойти по военному профилю – так и вообще не важно, где именно заканчивать школу.
Но это всё потом, сейчас бы понять, как говорить с Николосом…
Шла по коридору, стараясь не цокать каблуками, чтобы не привлекать к себе внимание, но всё равно ловила вороватые взгляды снующих вокруг клерков. Мужики они и есть мужики, как бы ни пыталось современное общество уравноправить и обезличить гендерный фактор. И моя ли вина, что местные женщины, в большинстве своём, не считают нужным носить на работу макияж и хоть сколько-нибудь женственную одежду? Нет, они вовсе не «страшные», как я частенько слышала по юности на родине – это всё дурацкий стереотип. Они обыкновенные. Встречаются как несуразные, так и симпатичные, и даже красивые – как везде. Но ведь любую привлекательность можно убить мешковатой, хотя и удобной одеждой, и усреднёнными, грубоватыми манерами. Я же так не хотела. Мне нравилось украшать себя и быть женственной. И я предпочитала перетерпеть день на неудобных каблуках и иметь у себя в студии и в машине сменные балетки на плоском ходу, чем и в пир, и в мир ходить в одних и тех же полуспортивных мокасинах.
У поворота в сектор частного бизнеса невольно замедлила шаг. Решительность стремительно испарялась.
Логистическая компания Трайбера занимала офис похожий на огромную квартиру: за стильными, графитно-серыми раздвижными дверями с золотой вывеской, располагался светлый холл с ресепшн, шесть отдельных кабинетов, большой конференц-зал и не менее просторная приёмная с кабинетом генерального. Здесь меня знали, приветливо салютовали и бросали дежурное «Как дела?», а я кивала и улыбалась в ответ, изо всех сил стараясь унять дрожь в коленях, от которой так и норовили подвернуться щиколотки.
В приёмной сидела Анна. Ну естественно. Кто же ещё? Мы обменялись натянутыми улыбками.
– Я могу пройти? – спросила я.
– Сейчас уточню, – сухо ответила она, и сняла трубку селектора.
Я смотрела, как она хлопает белёсыми ресницами, ожидая, пока Ник ответит, и думала о том, что жизнь странная штука. Когда-то я не знала, как мне соперничать с изысканной Боярской, просто не умела ещё подать себя правильно… А теперь не понимаю, что противопоставить блёклой Анне. Перестать ухаживать за собой, ограничившись базовой гигиеной и модой унисекс?
– Фрау Трайбер, – вывела меня из задумчивости Анна, – герр директор готов вас принять.
Николос сначала закончил подписывать стопку бумаг и только потом поднял взгляд на меня:
– Слушаю.
Ни здравствуй, ни хотя бы дежурного приветственного кивка. А ведь с момента конфликта, глупого какого-то, возникшего на пустом месте, прошла уже неделя. Последние годы мы с ним и так-то больше походили на деловых партнёров, чем на супругов, а теперь и вовсе – на воинствующих конкурентов. Хотя казалось бы, ну причём здесь внешняя политика и наша семья, да?
…Острый кризис начался чуть меньше месяца назад – спустя несколько дней после того, как вооружённые силы Российской Федерации якобы вторглись на территорию Грузии. Я тогда об этом ещё даже не знала. Не знало и подавляющее большинство граждан Германии. Жизнь просто шла своим чередом, телевидение эту тему не муссировало – по всем каналам тогда в основном обсуждали текущие Олимпийские игры. Да и небо на землю не упало. И только Николос, следящий за геополитикой, стал вдруг вспыльчивым и нетерпимым. Ко мне. Господи, ну какой бред! Как будто это я послала те войска!
Первый раз он вспылил, когда однажды утром я, безо всякой задней мысли, заговорила с Алексом на русском. Кстати, вспылил – это ещё мягко сказано. Ведь это на людях Ник был неизменно очень сдержанным и деликатным, но дома… Мог орать, чеканя и без того грубые немецкие согласные так, что, казалось, стены резонируют. А мог и запустить, не глядя, тем, что попалось под руку. Не в меня и не в Алекса, слава богу, но всё равно бывало страшно. В общем, в тот раз он категорически запретил нам с Алексом говорить на русском в его доме. В ЕГО. Это он особенно подчеркнул. Я тогда с трудом сдержала слёзы и, делая вид, что ничего не случилось, просто собрала с пола осколки графина и, вытерев лужу апельсинового сока, тут же приготовила новый. Не знаю, как умудрился доесть свой завтрак Алекс – он так ни разу и не поднял взгляд от тарелки.
Второй раз конфликт произошёл десять дней спустя: Николос пригласил на домашний ужин важных клиентов из Китая. Такое случалось довольно часто. Я, в качестве радушной хозяйки, провела уже тысячу и один подобный приём и прекрасно знала, что готовить и как сервировать стол, а так же как себя вести, создавая расслабленную, располагающую к доверительному общению обстановку, и в какой момент, подав кофе, исчезнуть.
После ужина Ник обычно вёл гостей к себе в кабинет и уже там завершал дела. Но в этот раз, выходя из гостиной, один из китайцев остановился у большой картины на стене. Это был пейзаж, написанный мною здесь же, в Гамбурге, на одном из уютных закутков озера Альстер, в конце позапрошлой весны. Гость восхитился работой и сказал вдруг, что изображённый вид напоминает ему Россию.
– Это правда, что ваша жена имеет русские корни? – спросил он у Николоса и тот вынуждено улыбнулся в ответ. Тогда китаец повернулся ко мне и выдал на неплохом русском: – Очень хорошо! Знаете, я большой любитель России! Давно, ещё в середине восьмидесятых учился в Москве на переводчика. И если бы при рождении мне дали возможность выбирать, я бы попросил у бога родиться русским!
Это было неожиданно и очень приятно, но, несмотря на то, что китаец дружелюбно улыбался и был явно расположен к общению, я лишь вежливо кивала ему в ответ и старалась не вступать в диалог. Однако в какой-то момент это стало уже неприлично и мне всё же пришлось немножко поболтать с ним, а потом, сославшись на дела, извиниться и сбежать.
После того, как они уехали, Николос не ругался и не орал. Он просто перебрался в гостевую спальню и перестал не только спать со мной в одной постели, но и разговаривать. Причём коснулось это только меня, с Алексом он вёл себя, как ни в чём не бывало. Это было очень тяжело. Я чувствовала себя ненужной. Лишней. Тем более что Нику, в отличие от меня, было к кому сходить, развеять тоску-печаль, и я об этом знала, хотя и молчала.
И вот, буквально пару часов назад, после недельного, практически полного, изматывающего бойкота со стороны мужа, Алекс обмолвился, что Ник разговаривал с ним об отказе от Российско гражданства в пользу немецкого. Хотя по закону ребёнок имеет право на двойное! И оно, как говорится, карман не тянет! Мало ли как жизнь повернётся? Тем более что Алёшка русский! Русский, и всё тут!
И я не выдержала. Кое-как отвела урок и рванула к мужу. Нет больше сил! Хватит!
– Если ты пришла помолчать, это можно было бы сделать и дома, – вывел меня из задумчивости Ник. – Что случилось? Надеюсь, дело не в Алексе?
– Нет, – растерялась я. – То есть да. Николос… Я хочу развод!
Он сцепил руки перед лицом, упёрся в них губами. Задумчивый взгляд заскользил по беспорядочно разбросанным на столе бумагам. Наконец поднял его на меня:
– И в чём же причина?
– Ты смеёшься? Причина в том, что ты меня ненавидишь!
– Ты не права. И я не знаю, что ты себе придумала, но развод не дам.
Я нервно рассмеялась.
– Господи, Ник, я всё-таки жена правозащитника! Немножечко знаю о своих правах, да? Если не дашь ты, даст суд. Всё равно даст! Просто это растянется на три года. Зачем нам это? Тебе зачем?
– Мила, давай поговорим об этом вечером? – неожиданно мягко попросил он. – Ты сейчас на эмоциях, я вижу. Тебе нужно успокоиться. – Глянул на часы. – Давай сделаем так – сейчас у меня совещание, я не могу уделить тебе время. Но обещаю освободиться сегодня пораньше. Если хочешь, сходим куда-нибудь, и там поговорим. Хорошо?
– Нет, Ник. Я не вижу о чём тут говорить, всё и так понятно. Это невыносимо! Ты словно повинность какую-то со мной отбываешь. Зачем? Или, думаешь, я не знаю о твоих отношениях с Анной? Или, думаешь, мне не больно о них знать? Хотя нет, не больно. УЖЕ не больно. Мне просто надоело это всё! Живи с ней открыто, если хочешь, это твоё право, только дай мне развод!
Он опустил голову, и надолго замолчал. А я вдруг испугалась. Если сейчас он начнёт взывать к моей совести, напоминать о том, что сделал для нас с Алексом – мне нечем будет крыть. Он ведь действительно сделал всё, что мог. И только благодаря ему я сейчас на свободе – со знанием языка, с легальным гражданством и высшим образованием. Но главное – с сыном. Это ли не плата за бесконечное терпение?
– Мила, я не дам тебе развод, – наконец спокойно сказал он.
– Как хочешь! Значит, я подам на него в одностороннем порядке.
Ник кивнул.
– Твоё право, в конечном итоге от меня мало что зависит. Но имей в виду, что Алекс останется со мной. И это даже не обсуждается. Хочешь уйти – уходи одна.
У меня аж в глазах потемнело.
– Николос, ты… Ты не посмеешь!
– Формально, я его настоящий отец, а ты всего лишь моя жена. – Поднял голову, посмотрел на меня жёстко, без тени сочувствия. – Или ты забыла?
– Ник…
Запиликал селектор, Ник нажал кнопку громкой связи.
– До начала совещания три минуты, – напомнила секретарь.
– Хорошо, Анна. Спасибо.
Я невольно усмехнулась. А ведь он даже не дрогнул, когда я созналась, что знаю о них. Может, потому, что давно уже было понятно, что знаю, но терплю? И что? Рассчитывал, что это будет тянуться бесконечно? Ну что ж… Как ни горько признавать, но верно рассчитывал. Вот только не надо было перегибать палку!
– Николос, очнись, Алекс мой сын! МОЙ! И если понадобится, я буду доказывать это в суде. Генетическую экспертизу не обманешь, и ты прекрасно это понимаешь.
– Извини, тебе пора, – собирая документы на столе в аккуратные стопочки, ответил он. – И давай всё-таки поговорим спокойно. Сегодня я приеду пораньше.
***
До вечера я передумала всё что могла – вплоть до того, чтобы просто взять Алекса и сбежать. Глупо конечно, сама понимала. Ведь куда я могла увезти ребёнка без визы и согласия отца, кроме, как в одну из стран Евросоюза? Да и увезла бы, а дальше что? Уже на второй день его отсутствия в школе этим заинтересовалась бы дирекция, а затем и Schulamt[4 - Schulamt – Министерство школьного образования Германии (Staatliches Schulamt)]
Это ведь не Россия, где можно прогуливать школу по записке от мамы – просто потому, что неохота, а потом тупо нагнать программу к концу четверти. Здесь за каждый пропущенный день нужно отчитаться.
Да и вообще всё глупо, кроме одного – пойти на мировую, дожидаясь совершеннолетия Алекса. Ведь я-то, конечно, стала гражданкой Германии: и язык выучила, и образование получила, и работу в частной Галерее искусств, но для коренных немцев я всё равно оставалась эмигранткой, и это чувствовалось в их отношении – слегка небрежном, слегка снисходительном и заведомо предвзятом. Я словно всегда была слегка «не до», как впрочем, и любой другой эмигрант. И это в обычных, бытовых вопросах, а чего уж говорить об участии в судебных разбирательствах, которых я, к слову сказать, боялась, как огня? Камила Петровна Трайбер, в девичестве Иванова, это ведь что-то с чем-то! С таким прошлым только и оставалось, что сидеть тише воды, ниже травы.
Николос действительно приехал пораньше. Как ни в чём не бывало, принял душ, переоделся. Появился на пороге гостиной, где я сидела, тихонечко, словно мышка, и лихорадочно соображала, как же мне себя вести.
– Ты готова?
– Смотря к чему.
Он спокойно прошёл к фортепиано, открыл крышку.
– Надень что-нибудь эффектное. Например, то красное платье, в котором ты была на благотворительном ужине в Кёльне.
