Сиротская Ойкумена

Постников поставил несколько подписей.

– Запомните кодовое число: 9819. Сообщите его в фонде поддержки переселенцев, и вам окажут помощь. Серверная Республика заинтересована в притоке мигрантов и часто закрывает глаза на нелегалов, там действует государственная программа ассимиляции беженцев. Вот карта тамошнего банка. На нем сумма достаточная, чтобы купить билет на поезд до восточных регионов, и еще на пару банок консервов хватит. Как можно скорее постарайтесь убраться с западного побережья. Сейчас там неспокойно – за последние годы туда убрались многие активисты ИГИЛ, их помалу отстреливает армия и полиция. На востоке материка жизнь полегче, там находится, кстати, столица – Эфраим. Но все же полиции остерегайтесь. За выдачу нелегалов государство местным платит – сдадут с потрохами, не успеете «мама» сказать. Но не стоит переживать, все будет хорошо. Более всего на свете, как огня избегайте людей Модератора – с подозреваемыми в саботаже они суровы. В последние годы там стала зверствовать его тайная служба – так те просто звери. Запомните, начальника этой структуры зовут полковник Горацио. Сталкиваться с ним не рекомендую. В его ведомстве не пренебрегают пытками.

На это Постников не нашел ничего умнее, чем спросить:

– А что там с обеспечением безопасности на месте высадки и по маршруту следования?

– Мы гарантируем, что все будет как надо, – с любезностью заверил его клерк. – Наши сотрудники в реальном времени отслеживают ситуацию. Так что бросьте переживать. Думайте о хорошем – мой вам совет. Здоровее будете.

Парень погрузился в изучение сопроводительных данных, и в офисе на несколько минут зависла полная тишина, подобная той, что бывает после того, как кто-то сморозил глупость – только гораздо более долгая. Похоже, в старый особняк не проникали никакие внешние звуки, и разобрать можно было лишь тихое журчание, похожее на плеск жидкого хладагента в домашнем холодильнике.

– Миклуха? – вдруг радостно крикнул клерк, отчего Постников даже немного вздрогнул. – И как работает вживленная аппаратура? Нравится?

– Бюджетная модель: как раз по моим запросам. Скорость не ахти какая – но спам фильтрует будь здоров. Кстати, смартфон воспроизводится при сборке организма?

– Не вопрос! Эта марка проецируется. Сейчас начались проблемы с новыми моделями яблока и самсунга – их прошивают по требованию спецслужб, так что черта с два ты их переправишь. А рабочие лошадки типа «Миклуха Вортекс» – те на ура идут. Все содержимое памяти смартфона – на вашу ответственность, нас это не касается, о чем сказано в договоре. Короче, приготовьтесь, мы начинаем.

Клерк встал, с наслаждением потянулся, подошел к дальней стене и откинул, судя по звуку, тяжеленную металлическую створку на роликах. Из-за нее вылетел нестерпимый медицинский свет, а по ногам прошла волна холода вместе с клубами пара, напомнившими о парилке. Холодильник лязгнул и захлопнулся, свет отрезало, и клерк исчез, оставив посетителя в некотором недоразумении и во мраке. Постников ждал, что его пригласят перейти куда-то еще для очередной процедуры, но ничего такого не происходило. Через пару минут он попытался узнать время, но смартфон отчего-то не отвечал. И только тогда до Постникова дошло, что переселение души давно уже началось.

Все-таки не просто так в комнате была такая темень – она скрыла начало от него скольжения. Постникову вскоре стало заметно, что его сознание несколько поплыло. Он вытянул в темную пустоту перед собой руку, но не почувствовал ни руки, ни даже легчайшего движения воздуха. Это было его предпоследнее ощущение.

– Добро пожаловать! Приветствуем новоприбывших граждан республики и желаем новой счастливой жизни! – шепнул ему в уши неизвестный голос, при этом пальцы пронзило легкое электрическое покалывание. Оно было Постникову уже знакомо – точно такое было прежде, в доме старика Горемыкина.

Вот это и было последнее.

«Холодный доктор – чертов прощелыга», еле успел подумать пропадающий Постников и окончательно вырубился.

CNN: «Госдепартамент: Кровавый тиран Модератор Элайджа получает российскую военную помощь.

Официальный представитель Госдепартамента США заявил на сегодняшнем брифинге, что поставка Российской Федерацией комплексов орбитального базирования С900 в закрытое серверное пространство непризнанной республики Орфой противозаконна. Этот неконструктивный шаг России дает Коалиции демократических государств право в качестве зеркальной меры снабдить повстанцев серверного пространства оборонительными системами HYPER THAAD, способными нейтрализовать новую угрозу, исходящую с орбиты. Очередной виток эскалации напряженности вокруг закрытого серверного мира – всецело на совести российского режима, отметил официальный представитель Госдепартамента».

7 глава

Сквозь мрак прибыли загадочные слова «Сырой Брод», и снова не стало ничего. Только начало покалывать тончайшими иглами руки, затем ноги, но все онемело и не слушалось его. Истинно сказал классик: «чепуха совершенная делается на свете. Иногда вовсе нет никакого правдоподобия».

Постникова окатило шумом, как будто включилось радио. Стало слышно, как по каменному полу таскали тяжести, будто мешки с картошкой по складу. Похоже, драка – какие-то люди с пыхтением колошматили и пинали друг друга. Глаза Постникова все еще были слепы, и он мог полагаться лишь на слух. В уши вонзилась ледяным шилом трель полицейского свистка, и свалка замерла, кого-то повели прочь.

Скандальная стычка угасла. Поблизости разговаривали, как ни в чем ни бывало.

– Языком трепать – не мешки ворочать, – плаксиво говорил невидимый тип. – А ты не садись в карты с брюнетами. Обдерут за милую душу – у них это быстро…

– Так я и говорю. Сидит на болоте такой Дáрах. – многозначительно басил другой голос. – Полевой командир, повстанческая армия у него. Вот он – сила, не то что эта ваша милиция в обгаженных трусах! А вот у него серьезные ребята, они весь юг держат. И поддержку серьезную имеют – оттуда, знаете ли… Туда двигать надо, явное дело

Плаксивый голос язвительно возражал: – Эти, с болот, что ли? Опоили они вас, никак? Да, уж эти-то во главе с вашим распрекрасным Дарахом как раз и наведут порядочек! Кишки ваши на барабан намотают, «мама» сказать не успеете…

Бас недовольно ответил «хм» и принялся громко скрести пятерней щетину.

– Дарах! – плачуще и язвительно вскрикивал первый жалобщик и щелкал пальцами. – Освободитель! Да его бандюки только и могут, что девок на кочках портить! Эту вашу хваленую повстанческую армию федералы на шомполе вертели!

Плюнув на пол, бас обреченно подытожил: – Все тут хороши.

– Это верно. Кормить будут, не знаете?

– Дождешься от них…

Отчасти проморгавшись, Постников первым делом смог разглядеть какого-то мальчишку. Пацан лет от силы четырех с бутылкой воды указал на Постникова рукой и с тревогой спросил:

– Мама, а куда дядя едет?

– Я подкидыш, – просипел Постников и подмигнул. Вышло совсем не смешно, потому что голос каркнул, будто спросонья.

– Некрасиво пальцем показывать, – рассеянно одернула ребенка мать и вытерла сыну нос бумажным платком.– Туда же, куда и все остальные.

У нее был затравленный вид и заплаканные глаза.

Глаза как будто приходили в норму, и зрение стало проясняться. Постников видел перед собой расплывчатые, будто он смотрел из-под воды, контуры двух-трех голов и пониже – параллельные линии, которые через минуту оказались спинками металлических кресел. Очень просторная, большая комната, точнее, зал ожидания. Похоже, вокзал или аэропорт. Перед зрачками упорно маячил размытый световой бублик, какой появляется, если немного потереть глазные яблоки пальцами, а боковое зрение упорно отдавало мутью. Но все помалу набирало четкость и глубину, а вместе с ней становились более понятными и звуки. Постникова обступил знакомый каждому вокзальный гомон – обрывки слов, шаги, детский плач. Вскоре он поймал себя на том, что его взгляд непроизвольно поворачивает в одном и том же направлении, словно компасная стрелка. Там, напротив и через проход, немного правее, сидела девушка. Она показалась Постникову невозмутимой и неподвижной, как статуя. У девушки была чистая и хрупкая шея под белокурыми, светлыми завитками на затылке, она читала книгу или учебник. Девушка была похожа на первокурсницу, собравшуюся домой, потому что начались каникулы. На каменном полу возле ее аккуратных и тоже очень чистых ног стояла небольшая дорожная сумка на колесиках с пристегнутой кошкой, которая была связана из черной и белой шерсти. И была она всего на пару лет моложе его дочери, никак не более.

– Встать! – яростно скомандовал женский голос прямо в ухо. – А ну оторвал задницу, живо!

Переведя взгляд, Постников увидел даму – или лучше сказать гражданку. Она подкралась бесшумно или давно стояла здесь. Зрение все еще мутилось, поэтому поворачивать голову приходилось с доворотом.

– Чего расселся! Нельзя сидеть! – налетала мегера. На мегере был форменный темно-синий костюм с красивым металлическим отливом. Берет с серебристой кокардой, строгая прическа, волосы совершенно седые. На рукаве шеврон. Сотрудница железнодорожной компании или служащая на станции.

– Я попробую, – косноязычно пробормотал Постников, еле ворочая деревянным языком. Он приподнялся. Мышцы будто окостенели, однако ноги слушаются. В два приема, как штангист, Постников сумел успешно приподняться и даже встать.

– Да что с ними сюсюкать? – поддержали даму из скамеечных рядов. – В предварилку его сдать надо. Не вокзал, а какая-то ботоферма!

– Он уходит, не надо! – крикнула седая женщина и снова повернулась к Постникову: – Да иди же ты скорее, нельзя тут появляться!

Постников медленно осмотрелся, отыскал пиктограмму, указывающую направление к туалету и отправился в путь мимо людей, чемоданов и сумок. Ноги его вышагивали на удивление исправно, хоть и сидела в каждом колене добрая пригоршня ваты. Но слух постепенно возвращался, особенно если сглотнуть раз или два.

Тем не менее, он сослепу зацепил плечом человека в годах, копавшегося в гигантском дорожном бауле. Его толстый зад перегородил всю дорогу.

Постников извинился и спросил: – Не подскажете, где тут найти банкомат?

Невинный вопрос, заданный упитанному пассажиру, отчего-то показался тому до крайности забавным. Он, как актер перед антрактом, взмахнул толстыми короткими ручками и расплылся в иронической ухмылке:

– Надо же – еще один! Так ты мертвая душа? Только что прилетел? Нет здесь никакого банка – и банкоматов тоже нет. Выкинь к черту твою карту.

– Кто, я?.. Но почему вдруг «мертвая душа»? – удивился Постников.

– Да кто же ты еще-то? – хамил жирдяй. – Банкоматов нет. И банков никаких здесь нет. И поезда не будет, не жди!

Проинформировав собеседника таким манером, толстяк повернулся к нему спиной и с новой энергией нырнул в свою титаническую сумку, как будто собираясь в ней устроиться на зимовку.

Под сводами зала проплыл нежный аккорд, и с потолка затем было сказано:

– Скорый поезд «Сырой Брод – Баллибей» задерживается на неопределенный срок, причина – неприбытие поезда. Пассажиров с детьми приглашает комната матери и ребенка, действующая в круглосуточном режиме. Свободных мест в привокзальном отеле, к сожалению, не появилось.

Постникову стало ясно, чего здесь не хватало. В мешанине вокзальных шорохов, слов и шарканья недоставало самого главного, словно шампура в шашлыке – стука вагонных колес и волн шумного воздуха, расталкиваемого составом. Ведь не может быть, что поезда здесь бесшумные.

Путь к вокзальной уборной пролегал вдоль шеренги автоматических пригородных касс, похожих на никелированных одноруких бандитов из Лас-Вегаса. Только ни один бандит почему-то не работал и, похоже, все были обесточены напрочь. В полумраке над кассами светился, словно готический витраж, единственный голографический плакат высотой метра в два с половиной. На плакате сияло знакомое лицо – человек лет пятидесяти, и рядом шли его слова:

«Мы сами!

Модератор Элайджа призывает граждан Республики Остров голосовать за полную автономию и экономический рост.

В единстве – к единой цели!».

Постников не стал останавливаться, чтобы лучше изучить лицо кровавого диктатора (если верить СМИ демократических стран) Ильи Ефремова. Впереди уже виднелась нужная дверь. Он вошел в мужскую уборную и решительно шагнул к умывальнику. Глянув на себя в зеркало над раковиной, Постников вздрогнул. В приглушенном свете светодиодных ламп на него уставился жутко изможденный человек неопределенного возраста, скорее дряхлый, чем пожилой, с нездоровой бледной кожей, с многодневной бесцветной щетиной, с затравленным и равнодушным выражением лица. Он был одет в поношенную и обмятую спортивную куртку, под которой проглядывала несвежая футболка и еще целый ворох всевозможного тряпья, явно натянутого для тепла. На плечах лежали две ярко-желтые синтетические лямки, а за спиной обнаружился довольно тощий и нисколько не тяжелый рюкзак для детского загородного пикника. Отрицать очевидное было бы глупо: человек в зазеркалье оказался матерым бомжом.

– Да уж, – сказал Постников своему двойнику, – красота – это страшная сила!

Все же холодная вода из-под крана – это, доложу вам, вещь! Утершись бумажными салфетками и напихав таких же в рюкзак про запас, а заодно с ними прихватив еще два небольших куска железнодорожного мыла, Постников выбрался из туалета, толкнул выходную дверь зала ожидания и оказался на полупустом перроне. Его обступило раннее утро, солнце висело еще низко и в полусне ленилось за крышами. Теперь он знал, где находится восток.

Оглядевшись (мало ли где ходит милицейский патруль), он двинул заурядной обывательской походкой вдоль железнодорожного пути навстречу незаметно всплывающему солнцу.

Утренний воздух еще не прогрелся как следует, и было зябко. Еще оказалось, что Постников шел на восток не один. Одиночки, пары и целые семьи также отправились в путь с утра. Пройдя сотню-другую метров, он догнал целый табор – семейство числом не меньше дюжины домочадцев. Ярких расцветок пожитки были свалены цыганской грудой на багажной тележке и старательно примотаны бечевкой, а на самом верху горы, на чемоданах и узлах, аристократично покачивалась пожилая женщина с грудным младенцем на руках. Она курила сигарету и отворачивалась в сторону, чтобы пепел не попадал ребенку в глаза. Старуха недоверчиво покосилась на Постникова разбойничьим карим глазом и показала ему желтый и костлявый средний палец. Тележку толкал чернявый парень лет тридцати, а за ним следовали его жена с волосами цвета фуксии, тоже с младенцем на руках, и еще несколько человек разновозрастных детей, и все были увешаны сумками.

Топая вслед за ними, Постников услышал рыдание не рыдание, а душераздирающий плач: – А-ха-ха, гыыыы!..

Но это оказался вовсе не всхлип, а смех. Все же удивительно устроен человек: иной раз и объяснить нельзя, почему он сразу соображает, что смеются ни над кем иным – а как раз над ним лично. Смешливый весельчак, судя по его одежде, состоял в должности перронного носильщика, а его красноватая и щекастая физиономия подсказывала, что досуг он беззаветно посвящал одной излюбленной цели. Именно таков был красавец, что трясся в пяти шагах, его просто скрючило в дугу, но при этом он показывал на Постникова пальцем, что было само по себе, согласитесь, невежливо.

– Прорвало, что ли?! Ой, не могу… – булькал в агонии носильщик. – И откуда вас так… ой, столько лезет-то, а?..

– Чего надо? – мрачно поинтересовался Постников, внутренне готовясь дать в морду. Но веселый носильщик совладал с одышкой и сказал: – Ты это, не серчай. Раньше вашего брата-покойника сразу в миграционный приемник кидало. А ныне – как медом тут намазано, на станцию всех проецируют. В приемнике теперь сразу в оборот берут – а тут, глядишь, с беженцами смешался – и поживешь малость. Понимать надо.

– Пьян ты, что ли?

– Работы нет – имею право! – гвардейски отрапортовал носильщик. – А ты – покойничек непрописанный, так и знай. Я таким же был после проекции – и ничего. Тогда можно было прописаться, а теперь – с этим строгость. Отловят тебя, худо будет.

– Спасибо, – ответил Постников и пошел дальше. Его странный собеседник закричал ему в спину:

– Эй!

– Алкаш и безумец какой-то, нечего на нем зацикливаться, – решил Постников и прибавил шагу.

– Да постой ты, эй! – орал назойливый носильщик. – Ты лучше в Баллибей держи. Там найдешь круглосуточный универсам, в нем работа есть – товар грузить, улицу мести… От голодной смерти скольких спасли. А если тебе надо дальше на Восток – автосервис на краю города ищи, автостопом поедешь. В одиночку не выжить тебе, имей в виду… А тележку-то я им загнал, да. Багажную – хе-хе…

Смех пьяного человека без следа растворился в привокзальном утре. Постников больше не оглядывался и двигался своей дорогой, входя в ритм. Кончился перрон, и потянулась гравийная насыпь, а четыре вокзальных пути сошлись в двойную ветку. Придорожные склады, мастерские и прочие нужные постройки тоже остались позади. Бетонные шпалы увели путника за город и доставили к умиротворяющей реке между низких и пологих берегов. У воды из ивняка здесь и там выглядывали зеленые камышовые островки, а в воде то и дело всплывали и расползались круги – похоже, в реке водилась рыба.

Начинало припекать. В лугах уже проснулась живность: шмели, стрекозы и мотыльки занимались своими делами, а повыше носились какие-то небольшие птицы, которых было хорошо слышно, и шагать под залихватские трели стало куда веселее, чем по городу. Пахло разогретой пропиткой для шпал и обычными луговыми травами. Утоптанная грунтовая дорога, что пересекла рельсовый путь, с легким изгибом взбегала на плечо невысокого холма, поросшего жухлым лопухом. Дальний склон спускался к балке или к озеру, а там, за спокойным зеркалом воды, соблазнял глубокой синевой хвойный лес. Постников глядел по сторонам во все глаза. Его уже полностью отпустило от паралича. Это были те самые места, где высадился после дерзкого рывка завлаб и повелитель нового мира. Не так далеко за спиной Постникова остался великий Западный океан, а впереди на тысячи километров пролег огромный континент – Восточная Гондвана. Идущего охватил легкий озноб, знакомый каждому, кто испытал хоть раз чувство прикосновения к тайне.

Несмотря на то, что морское побережье было рядом, полуденная жара раскочегаривалась адская. Влажный лоб атаковала крылатая кавалерия, а ветерок поддувал уж очень слабый и толку в нем не было почти никакого. Постников свернул от железнодорожной насыпи к воде, где ивняк разросся погуще, и постановил немедленно устроить привал. Энергично содрал с себя многослойное тряпье, побросал в воду и тут же все перестирал, щедро намыливая одним из двух украденных на вокзале кусков мыла, мял и тер долго, а потом тщательно полоскал в сонной речной прохладе. Развесил по гибким ивовым веткам, чтобы постиранное высыхало на солнцепеке, а сам забрался в холодный поток, плескался, переступая на вязкой подушке ила, и в итоге стер об себя весь обмылок.

Припекало все крепче, джинсы и куртка обсыхали на глазах. А поездов, между прочим, так и не было слышно на линии. Движение отсутствовало полностью – как в направлении станции Сырой Брод, так и от нее. И смартфон упорно молчит, отказывается ловить сеть. Будем надеяться, это временно.

В смешном детском рюкзачке были найдены две банки дешевых рыбных консервов, одна банка говяжьей тушенки, три упаковки армейских галет, десять брикетов лапши, пять пакетиков кофе и армейский же котелок со следами копоти на облупленных боках. Котелок есть, а чая нет – нехорошо. Нож швейцарско-китайский универсальный, ложка, вилка. Маленькие пакетики соли и сахара, два коробка спичек и красивый туристический буклет со свернутой картой для путешественника по Восточной Гондване. Маршрут в ней был заботливо прорисован красным маркером. Карта сообщала, что путь отсюда до города Баллибей займет часа три, не больше. Полиуретановый коврик, свернутый в трубу. Аптечка – плоская коробочка размером в половину ладони. Идентификационная карта личности с размытым портретом обладателя, она же банковская карта. А банкоматов нет.

Вылезший из реки посвежевший человек блаженно вытянулся на пружинистом полиуретановом коврике и закрыл глаза. Тихо плескалась вода и сонливо шелестели ивы, издалека доносились неразборчивые голоса. Открыв глаза, Постников понял, что он задремал и спал в итоге не менее двух часов. Торопливо нахватал по берегу сухого топляка, запалил костер и вскипятил воду, пристроив котелок на толстую ветку с развилкой. Пил кипяток, решив приберечь кофе, и пообедал распаренной лапшой. Вообще, разумнее будет привыкать к умеренности.

Оттер песком котелок, прошелся пучком травы и прополоскал, аккуратно упаковал пожитки в рюкзак. Одежда высохла лучше некуда, а что все было мятое – так на это мы, ясное дело, плевать хотели. И не худо бы еще удочкой разжиться. И обязательно солью.

Нет на свете лучше картины, чем в те дни, когда в полдень солнце заливает цветущие луга и проселочные дороги, а трава не успела еще поблекнуть и забуреть от июльского зноя. Жизнь в такие минуты может показаться вполне сносной.

И знаете, в целом оказалось не так уж страшно. Теперь – добраться до второй точки, отмеченной на карте. Там устроиться на ночлег в каком-нибудь сарае. Ночевать на берегу, в неизвестности, – не дело. Здесь водятся комары, а то и кто похуже. Он двинул дальше.

8 глава

Если верить дрожащей маркерной линии, то ходу до ближайшей от станции деревни Речная было часа полтора, никак не больше.

Постников приложил ухо к рельсу – послушать, не идет ли где поезд. Рельс безмолвствовал как мертвый, а железнодорожный мост, наоборот, отзывался живым гулом на ветру. Вскарабкавшись по скобам на самый верх стальной мостовой фермы, где порывами хлестал дерзкий ветер, Постников поднялся во весь рост на широкой поперечной балке, щедро усеянной засохшим птичьим пометом, и огляделся во все стороны. Под ногами дышал удивительный мир – новый, но удивительно знакомый. Ртутная сабля реки плавно забирала на юг, в той же стороне проглядывали буро-зеленые холмы и терялись в синеватой дали вперемежку с небольшими перелесками. Кое-где проглядывали ровными линиями куски возделанных полей, по которым бродили черные точки галок. По траве катался невидимый ветер и разгонял волны, ветки берез гнулись и воздух протяжно шелестел в кронах, выворачивал листву серебристой изнанкой кверху. Но скажите на милость: разве может в таком месте случиться хоть что-то неприятное? Вздор, не может быть – все не так уж плохо!

Когда Постников спустился на землю и углубился в тень сосняка, из кустов прямо перед ним вылетел рыжий зверь и потрясенно застыл совсем близко, всего шагах в пяти. Лиса, рыжая лесная лиса. Смотрела умно, будто запоминала. Фыркнула и неторопливо растворилась в подлеске.

Через час с небольшим размеренной ходьбы поодаль в траве, словно шляпки подосиновиков, проглянули шиферные скаты и трубы деревенских крыш. Сразу за опушкой потянулись поля с остатками картофельной ботвы – урожай здесь уже собрали. По деревне бродили какие-то люди, урывками доносился пронзительный детский плач. Подойдя ближе, Постников услышал непонятное ритмичное похлопывание. Приглядевшись, он понял: полуоторванная полоса жестяной кровли пустого дома загнулась и хлопала на ветру. На жердевом скелете пугала, торчащего посреди вытоптанного огорода, отдыхала матерая сорока и стреляла глазом по сторонам. Этот край деревни словно вымер. Только посреди улицы брела ему навстречу изможденная и оборванная в лоскуты женщина с ввалившимися щеками. Прикрыв ладонью глаза от солнца, она так и сверлила пришельца глазами, будто собиралась нанизать его на нитку про запас.

Сорока залихватски выдала автоматную очередь, а женщина подошла и вдруг ловким движением прильнула к его плечу и зашептала прямо в ухо:

– Я тощая да ловкая – сделаю хорошо, сам же обрадуешься!

Постников сказал «нет» и отмахнулся локтем, и странная женщина, как ящерица, сиганула за угол. Детский плач стал еще громче, а в нос ударил стойкий смрад нищеты. На заборах всюду висели пятнистые детские пеленки и какие-то дырявые ковры. Улицу прорезал истошный женский визг, а за ним свинцовой картечью посыпалась площадная брань другой женщины: «Твою мать, куда ковшик свой ставишь, лахудра!».

Ветер притащил запах дыма – за деревней, похоже, жгли костры. Люди в Речной стоят таборами, потом что здесь кончается первый дневной переход от Сырого Брода к востоку, к тишине и к хоть какой-то безопасности. Глядя на пеленки, Постников быстро сообразил, что мысль о сне на сеновале ему придется забыть. Конечно, спать где-то было надо – а тут, извольте видеть, ковшик. Скверно люди здесь живут, заметно сразу.

В поле за кривой жердяной околицей выстроились полукругом разномастные машины, прицепы и велосипеды, а обитатели этого бивака поддерживали огонь, волокли охапки дров, надерганных из поленниц, тополиные ветки и кое-где уже ломали заборы, чтобы не зябнуть ночью. Вымахали на огородах пестрые купола шатров, слепленных из всего что только можно – бумажных пакетов, одеял, кусков шифера и целлофановых клочьев.