Жрица

В морщинистой руке появился пучок травы и желтый прозрачный камень.

– Травы выведут тебя в город тем же путем, что пришла, а камень брось возле Мии. Так мы найдем ее. Нужно предать тело земле.

Глава 4

Кара проснулась от стука в дверь.

Ну что еще? Она явилась в храм перед самым рассветом и успела поспать в лучшем случае час.

– Кто там еще? – недовольно и сонно буркнула она, а сама быстрее молнии подскочила, оглядела себя в зеркало. Волосы, одежда, кожа – нет ли следов ее ночной вылазки?

– Открывай сейчас же! – послышался взволнованный голос Ванды.

Еще один взгляд в зеркало. Вроде все было в порядке, но Кара не спешила отодвигать засов, сама не зная почему. Мысль о том, что Старшая бесится, доставляла ей удовольствие. Но никакое удовольствие не может быть бесконечным… Дверь вздрагивала под тяжестью ударов, и Кара, придав лицу заспанное выражение, нехотя отворила.

Ванда фурией влетела в ее комнату:

– У нас пропала девушка. Мия. Со вчерашнего дня ее никто не видел.

Старшая подозрительно оглядывала комнату. Задержала взгляд на кровати. Неужели решит заглянуть, не прячется ли под нею девчонка? Ползающая по полу жрица – такого стены храма еще наверняка не видели! Но под кровать Ванда не полезла, лишь уставилась гневным взглядом в глаза Кары.

Та пожала плечами.

– Ты так внимательна к своим воспитанницам. Удивляюсь, что они все еще не разбежались.

Кажется, Ванда решила никак не реагировать на ее выпады. Во всяком случае, никакого «Что ты себе позволяешь?!» и в этот раз не последовало.

– Девушки говорят, что видели, как вы шушукаетесь.

– И что? Разве ты запрещала мне разговаривать с другими?

Кара и сама не могла понять, почему дерзит. Ее выдержки с лихвой хватило бы на то, чтобы демонстрировать покорность до самого конца. Но она не хотела. Старшая стала слишком малозначительной, слишком ничтожной.

Несколько лет подряд она считала эту женщину исключительной, ловила каждое ее слово. Неужели дело только в том, что теперь она не может простить Ванде свое разочарование?

Впрочем, какая разница, меньше всего на свете ей сейчас следовало забивать голову ерундой. Главное – Кара получит свое зелье. Чутье подсказывало: вряд ли синеглазая колдунья станет ее обманывать.

***

Когда-то Кара была еще совсем юна, любознательна и общительна. Каждый день в храме приносил ей массу открытий, которыми она щедро делилась с другими воспитанницами, такими же счастливицами, как и она…

Им же и задавала вопросы, которых возникало немало.

Например:

– А чего на самом деле хочет чудовище?

– А ты спустись и спроси! – воспитанницы дружно рассмеялись.

Но было в их веселье что-то ненатуральное. Кара всегда чувствовала такие вещи.

– Может, и спущусь, – с вызовом ответила она. – А может, и ты спустишься!

Она в упор посмотрела на девушку, что смеялась громче всех. И смех застыл в ее горле, а на лице отразился испуг.

– Нет, ну правда. Ритуал какой-то неправильный. Если чудовищу нужны девственницы, то зачем перед самым входом в подземелье им пить зелье и принимать мужчин? А если ему нужны похоть и сладострастие, то зачем отправлять туда неопытных девиц? Лучше уж подыскивать изощренных любовниц в веселых домах…

Ей никто тогда ничего не сказал. Молча разошлись, опасливо поглядывая на слишком любопытную воспитанницу. А вот Ванде кто-то сказал, и в тот же вечер суровая жрица позвала ее к себе.

Кара была уверена, что получит нагоняй и уже гадала, что за наказание ей приготовили: придется драить храмовые коридоры или отправят на кухню. Первый вариант – лучше. На кухне – жарко, кожа лица может испортиться. Но наставница встретила девочку ласково, угостила сладостями, а когда заговорила, в голосе ее были только доброта и понимание.

– Ты умна и любознательна, – сказала она. – Ты стараешься заглянуть в самую суть вещей. Мало кто может этим похвастаться.

Кара зарделась: такой похвалы от строгой служительницы никто не получал.

– Это хорошо, – продолжала она. – Твоя ошибка в том, что ты с человеческими мерками подходишь к нечеловеческому. Чудовище, Зверь, Великий страж… У него много имен. Это существо высшего порядка, и нам не дано его постичь и понять. Мы можем лишь выполнять его волю. Так, как это прописано в древних книгах.

Эти слова показались Каре настолько мудрыми, а ее собственные умозаключения настолько беспомощными и незрелыми, что после у нее даже мысли не возникало усомниться в том, что говорит Ванда.

С тех пор авторитет наставницы был для нее непререкаем, она ловила каждое слово. Готова была лезть из кожи вон ради одобряющего взгляда. Старалась быть лучшей во всем. Она и была лучшей…

Когда Кара решила добровольно спуститься к Зверю, она несла эту весть своей наставнице как величайший подарок. Она уже представляла, как та будет ею гордиться. Но она ошиблась. Ванда пришла в ужас и стала ее отговаривать.

И чего стоили после этого все ее красивые слова!

***

Кара вышла к городской стене, когда начало смеркаться. Долго ждать ей не пришлось. Кто-то осторожно потянул ее за подол платья. Кара обернулась, готовая дать отпор, и увидела девочку лет семи.

Отправить с таким опасным поручением ребенка! Да эти колдуньи – настоящие монстры. Хотя разумное зерно в этом было. Кто станет хватать девчонку, тогда как колдунья – желанная добыча для многих.

– Благословенная велела отдать тебе это, – девочка протянула ей серьги.

Кара усмехнулась.

– Неужто Благословенная велела отдать их первой попавшейся женщине?

– Нет, – просто ответила девочка. – Она сказала отдать той, что осенена крылом смерти.

По телу Кары пробежал озноб. Такими ясными и невинными оставались глаза малышки, пока она это говорила, что Кара была готова поверить в свою неминуемую гибель. Впрочем, конечно, озноб: солнце село, на улице зябко, а одета она легко.

– Все мы ходим под смертью, – ответила она девочке. – Никто не избежит этой встречи.

Девочка помотала головой.

– Ее крыло так близко, что почти касается тебя, – она смотрела куда-то чуть выше Кары, словно и правда видела что-то такое у нее над головой.

Кара застыла, но только на мгновение. Ту, что решила спуститься к Зверю, трудно смутить речами ребенка.

– Где зелье?

– Благословенная сказала: то, что тебе нужно, спрятано внутри. Просто сломай серьги, когда придет час.

Кара опустила глаза, разглядывая замысловатый узор сережек, а когда подняла взгляд, девчонки уже не было.

– Возьми вас всех Рогатый, – вслух выругалась она и стала пробираться назад к храму.

«Прими наш дар с наслаждением и верни с любовью!» Они привыкли годами делать одно и то же, говорить одно и то же… Не особенно вдумываясь в смысл. А если вдуматься? С любовью!

Теперь у нее есть то, что поможет получить любовь Зверя.

Глава 5

Она сходит с возвышения и окунается в купель. Вода обнимает, ласкает ее жаркое тело, окутывает запахами благовоний. Теперь уже совсем скоро!

Кара нетерпеливо выходит из воды. Чьи-то руки набрасывают ей на плечи мягкую ткань… Зачем? Девушка и так вся горит, кажется, капли с шипением должны испаряться с ее кожи… Но она все-таки промокает волосы тканью и сбрасывает ее на каменный пол.

Пора!

Служительница подносит чашу – в ней тот же горьковатый настой, что давали до церемонии. Опять? Кара и без того пылает от жажды, которую, наверное, ничто не может утолить. Жажды брать, отдавать, сливаться и соединяться… Что же с нею станет, если она выпьет еще глоток?

Только делать нечего – она послушно пьет, и тут же прерывисто вздыхает – одурманенная, возбужденная, голодная… Кем бы ни был Зверь, она теперь готова его принять…

Отворилась тяжелая каменная дверь. Кара сделала шаг в неизвестность и стала спускаться по крутой лестнице – прямо в объятия темноты. С грохотом закрылась дверь, отрезав весь мир и оставив впереди лишь чудовище.

Лестница закончилась – и Кара ступила на холодный каменный пол. Она дрожала – не от страха, от возбуждения. Низ живота скручивало от желания… Где же это чудовище? Только кромешная тьма…

А может, старинные книги, а вслед за ними и жрицы врут – и никакого Зверя тут нет? А девушки умирают от холода, одиночества и страха?

Она нетерпеливо застонала.

Что-то коснулось тела Кары… Теплое, мягкое. Сначала осторожно, а потом обхватило – крепко и жарко. Она всматривалась в темноту, пытаясь угадать, как выглядит чудовище. И кажется, ей удалось что-то рассмотреть. Не зверь, не человек, не какое-нибудь мифическое существо – туман, плотный и приятный на ощупь.

Он подхватил ее, оторвал от пола, окутал собой, заставив застонать от предвкушения. Тело не просило – требовало ласки, и неведомый зверь откликался на его порывы. Он обнимал ее, ласкал ее тело, проникал в нее сильными и резкими толчками, наполняя собой и срывая с губ стоны и крики.

Она чувствовала его в себе и вокруг себя… Он наполнял ее удовольствием, которое с каждым движением будто накапливалось внизу живота и грозило вот-вот разлиться по телу небывалым прежде наслаждением.

Пора! Она потянулась, как будто чтобы поправить волосы – и резким движением сломала сначала одну серьгу, а потом и вторую.

Травы… Полынь, чабрец, душица, любисток, мята, розмарин… Что-то еще – горькое, ароматное. Она вдохнула зелье – и на мгновение даже сладострастный дурман отступил. Пришло понимание. Колдунья, забери ее Рогатый, все-таки обманула. Или Кара обманула себя сама… Разве может приворотное зелье подействовать на то, чем оказалось чудовище, – сгусток тумана, ничто, принимающее любую форму – и тут же теряющее ее? Вряд ли…

Единственный здесь, на кого могло подействовать колдовское питье, – это она сама, Кара.

Все произошло быстро. Через секунду она уже содрогалась в конвульсиях оргазма, с ужасом понимая, что это невероятное, непостижимое существо теперь стало смыслом ее жизни.

Он не отпускал, продолжал ласкать ее – тепло, нежно, успокаивающе. Прекрасен! Совершенен настолько, что каждое его прикосновение вызывает слезы восторга. Все в нем сводит с ума, лишает воли… Она уже и не помнит, зачем пришла, чего хотела…

Она не помнит, но ее тело помнит отлично – оно изгибается, до неприличия сладострастно, жаждет отдаваться, требует проникновения, тех сильных и резких толчков, страсти и наслаждения… И тут же получает – словно чудовище откликается на каждое ее желание, на каждую прихоть.

Показалось ли ей, что она услышала вздох, полный грусти, разочарования, усталости?

Подумать об этом она не успела. Ее тело наполнилось удовольствием. Долго, невыносимо долго и прекрасно. Он входит в нее, ласкает ее – и вот уже снова тело разрывает от наслаждения. И она хочет повторить это еще раз…

Нет! – кажется, она сказала это вслух.

И он замер словно в ожидании.

А она и сама не может понять, чему сейчас сказала «нет». Чего она хочет на самом деле?

Прежде всего, чтобы прошло и схлынуло вожделение – чужое, навязанное питьем жриц. Она не хочет быть рядом с ним – лучшим, что случалось в ее жизни, – такой. Она хочет чего-то другого. Чего-то большего. Чего-то, что не знает, как и назвать.

– Люби меня так, как ты хотел бы любить… – хрипло шепчет она в туман…

Она летит… Над бескрайними изумрудными полями, пропитываясь ароматом цветов. Над морем, купаясь в соленых брызгах. Она разбивается о скалы, обнимая их… Она – ветер. Она бесплотна, свободна и легка. Она – чистый восторг. Беспричинная радость переполняет ее. Он рядом. Он с ней. Он в ней и вокруг нее – такой же ветер, как и она. Нет, не такой же – другой. Сильный и прекрасный. И она не очень понимает – где заканчивается она и начинается он. И это наполняет ее еще большим упоением…

Кара открыла глаза.

– Спасибо… – шепчет она, и туман касается ее губ.

Она обнимает его в темноте, он обнимает ее и гладит по волосам. Если ты не можешь быть ветром, это тоже неплохо. У них еще есть время…

Он прекрасен. Он не чудовище и не Зверь, но тогда почему?..

– Расскажи, что происходит… Зачем этот ритуал? Он тебе не нравится, я же вижу…

Она не уверена, что произнесла это вслух. Чтобы говорить с ним, не нужны слова. И он отвечает – так же, без слов.

Она видит картины, которые сменяются одна другой и понимает, что они откуда-то из далекого прошлого. Прекрасная дева, чистая, как горный снег, спускается в подземелье, чтобы вести беседы. В ее глазах – свет, и радость, и желание делать этот мир лучше.

И он ведет с нею долгие беседы, то ли учит ее чему-то, то ли учится сам. И она возвращается в мир одаренная силой жрицы, чтобы делать этот мир лучше. Целый год. А через год на смену приходит другая, такая же чистая и исполненная света и желания творить добро.

Интересно, что становится с предыдущей? – задумывается Кара и тут же получает ответ.

Бремя власти слишком тяжело, никто не заслуживает участи нести его всю жизнь.

А перед глазами проплывает картина: та же девушка, но уже в объятиях мужа и в окружении детей.

Кара поражается, насколько хорош был замысел. Но остается еще столько вопросов.

Почему же чудовище не делилось своей силой с мужчинами?

Ну это просто. Мужчины стремятся воевать. Хочешь, чтобы в мире был мир, надо отдать мир женщинам.

Кара вспоминает Ванду, Лидию, да и себя саму… Нет, с этим утверждением она, пожалуй, не согласится.

Но он и не требует согласия. Казалось, он с удовольствием и даже какой-то жадностью прислушивается к каждой ее мысли, к каждому ее чувству… Еще бы! Годы одиночества!

А что случилось потом? Почему все сломалось? И снова ответ, который просто возникает в ее голове, минуя слова.

Однажды дева, что спустилась в подземелье, оказалась нечиста: ни помыслами, ни намерениями. Она была пропитана страхом. Из всех судеб мира ее волновала лишь ее собственная. Она ушла без дара жрицы.

А потом эта история стала повторяться и повторяться.

Они приходили отуманенные страстью и похотью, и ему ничего не оставалось, как возвращать им то, что они излучали. Когда похоть отступала, на ее место приходил чудовищный, нечеловеческий страх. И его тоже приходилось возвращать и оправдывать. Грустно. Ему грустно и больно от этого.

И ты их убивал? – еще один вопрос. Но она понимает, что не ждет ответа. Даже если он скажет «да», она не поверит. Он не может. Он не такой.

Она чувствует его замешательство, непонимание, смущение, а потом ответ:

Смерти нет.

«Смерти нет!»

Кара грустно усмехается. Когда ты бесплотный дух, летающий по бескрайним просторам, может, ее и нет, но если ты заключен в человеческое тело, пусть даже юное и прекрасное, то смерть вполне реальна… И все-таки его ответ ее успокоил. После того невероятно прекрасного полета, ей было бы больно узнать, что он мог хладнокровно убивать. Только не он.

Она продолжает нежиться в его объятиях. Его объятия – лучшее место в мире. В том, в этом и любом другом.

– Покажи мне себя! – говорит он. Или не говорит – но она сжимается от страха…

То ли просьба, то ли приказ. И она сжимается от страха. Она понимает, чего он хочет: заглянуть в самую глубину ее души, увидеть тайные помыслы, узнать то, в чем она не признается никому, а может, даже и самой себе.

Только она знает что-то, что хранится на дне ее черной души. Она готова показать это кому угодно, только не ему. Он оттолкнет ее, когда увидит. Она не переживет этот вздох разочарования.

– Ну же!

Звучит требовательно.

И она отступает, раскрывается зажмурившись. И вот он перебирает всю ее жизнь, поступок за поступком, мысль за мыслью.

Презрение к воспитанницам – таким же заложницам обстоятельств, как и она, несчастным, насмерть перепуганным.

Попытка походя, любопытства ради украсть душу у той единственной, что хотела ей помочь.

Предательство, злоба, гордыня.

Кара с ужасом ждет, когда он отшатнется, отвернется он нее – такой.

Но этого не происходит. Он прижимает ее к себе еще сильнее, баюкает как ребенка. Жалеет. И это не та унижающая жалость, которой она боялась всю жизнь, другая – добрая и светлая. На глазах Кары – снова слезы. Она прижимается к нему, почему-то ей важно запомнить это мгновение.

***

– Тебе пора возвращаться, срок подходит.

Кара сжалась, как от удара.

– Не хочу. Позволь мне остаться.

Колдунья, забери ее Рогатый, сыграла с нею злую шутку. Теперь в том мире для Кары нет места. Ее место здесь, рядом с этим существом, которое она любит так сильно, так глубоко, как не способен любить человек.

– Дважды стрелка обойдет циферблат. Ровно столько ты можешь быть тут без вреда для тела… – он продолжает настаивать.

Это не важно. Она хочет остаться с ним, вместе смотреть его цветные сны, позволять заглядывать себе в душу, чтобы с любопытством перебирать ее истории. Сколько бы у нее ни было в запасе: сутки, часы, минуты – она хочет провести их с ним.

– Нет! – она впервые слышит от него отказ.

Только она не примет отказа. Она разгадала. Он не может сказать «нет». Он откликается на ее желания и порывы, а уж это желание идет из самой глубины ее сердца, и он не может этого не видеть.

Кару окутывает темный туман. Она закрывает глаза, и вот уже они снова вместе несутся над бескрайними полями…

Глава 6

Кара очнулась в кромешной тьме. Не так она представляла себе смерть. Нет, в той пустоте, в которую она была готова окунуться, точно так же не было ни света, ни звуков. Но вот уж чего она не ожидала, так это того, что сохранит способность мыслить и чувствовать. А ведь это куда худшая участь – быть навек подвешенной в пустоте, не иметь возможности переброситься с кем-то словом, обменяться взглядом.

Впрочем, она не подвешена в пустоте. Обнаженной спиной девушка ощутила холод мрамора.

Она чувствует свое тело, она жива. Сразу после этого осознания острая боль пронзила ее сердце. Зачем он с ней так? Почему вернул ее этому миру? Почему не оставил себе, как она и просила? Почему дал ей выбор и не принял его, когда выбор был сделан? За что?

«Смерти нет…» Счастливец он, если так считает.

Кара знает: смерть притаилась рядом, за одной из колонн, и наблюдает сейчас за ней.

Спину холодило. Это ощущение было знакомо. Она не сомневалась, что лежит на том же возвышении, где начался ритуал. Только вот почему нет факелов, статуй, купели – одна лишь кромешная тьма?

Кара попыталась пошевелиться. Но руки и ноги были связаны невидимыми путами, как и в самом начале ритуала. Что ж, все верно. Страж вернул ее на алтарь, а тут уже была расставлена ловушка…

Кара прошипела ругательство, и эхо отразило его от стен. Она совершенно бессильна что-то изменить. Как и многим до нее, ей пришла пора узнать правду – нелепую до смешного, такую очевидную. И от этого еще более страшную. Теперь она знает все и ни с кем этим знанием не поделится.

Ей остается лишь дожидаться ту, что за ней придет, чтобы посмотреть в глаза настоящему чудовищу.

– Я ведь тебя предупреждала, – неужели в голосе Ванды – искреннее сожаление? Похоже, она и впрямь была привязана к своей непослушной воспитаннице.

Кара не обольщалась: никакая привязанность не помешает жрице убить ту, что прикоснулась к самой страшной ее тайне.

Ее любимый не мог убивать девушек. Это она поняла сразу. А раз это делал не он – значит, кто-то дугой.

– Каково это, Ванда, долгие десятилетия хранить такую тайну и не мочь никому ее рассказать? Как ты только не сошла с ума?

Или все-таки сошла? Кара удивилась сама себе. Она должна была злиться на наставницу, ненавидеть ту, что обманывала ее, обагрила руки стольких жертв и прямо сейчас собирается убить ее саму. Она отчаянно искала эту ненависть внутри себя и не находила. Только щемящая жалость к той, что обрекла себя на такое. Сродни той, что чувствовал он, заглядывая в ее темную душу.

Губы Ванды дрогнули.

– Надеешься заговорить меня и остаться в живых?

– Нет, – ответила Кара и к удивлению своему поняла, что говорит правду. – Я знаю, ты не оставишь меня в живых. Я унесу твою тайну с собой. Расскажи.

***

Спуститься к Великому стражу – большая честь. Жрицы выбирают достойнейшую. Она была лучшей. Она так старалась быть лучшей… Но жрицы выбрали не ее. Ей после рассказали: они долго не могли принять решение и все же сочли, что другая достойнее.

А она так хотела! Стать Верховной – это не просто целый год управлять всем этим миром, наслаждаться тем, как ловят каждое твое слово, как прислушиваются к каждому твоему дыханию. Нет, не только это! И это не главное!

Пройдет год, и любая семья в городе будет готова принять ее своей дочерью. Она сама решит, за кого выйти замуж. Впрочем, что это она! Она уже решила. Сердце Ванды сладко заныло, стоило ей вспомнить своего возлюбленного.

Только теперь ее план, включавший в себя богатую жизнь с любимым мужчиной и благородную старость в окружении внуков, летел к Рогатому. Все это достанется другой – той что хуже знала древние книги, была хуже в учебе и послушании. Но жрицы решили, что ее помыслы чисты, – и выбрали ее!

Только Ванда не сдалась. Лишь одну ночь провела она в рыданиях. К утру решение созрело. Она вышла за стены храма и направилась в домик к колдунье. У той нашлось кое-что для нее…

– А вдруг ты меня обманешь? – Ванда сжимала в кулаке монеты и боялась их отдать.

– Принесешь деньги, когда сработает, – усмехнулась старуха.

– А если я обману?

– Кто меня обманет – дня не проживет, – рассмеялась та так страшно, что Ванда опрометью выскочила за дверь.

Несколько капель янтарной жидкости, и та, которую выбрали жрицы, стала худеть и бледнеть день ото дня. Сегодня утром она отошла, а значит, пора было вернуться в дом к колдунье и отдать плату.

Золотые монеты, нехитрые украшения – все, что она смогла собрать за годы в храме, и то, что вытащила из шкатулки покойницы – ей уже не пригодится. Она высыпала это на стол и поспешила выскочить из домика, не встречаясь глазами со своей сообщницей. Вылетела как стрела и пошла, не разбирая дороги, не глядя под ноги. А когда пришла в себя, поняла, что солнце уже зашло, а она заблудилась.

Она шла, сворачивая то на одну улицу, то на другую, но, кажется, еще больше заходила в дебри. Хоть бы встретить кого-нибудь, кто покажет ей дорогу!

Не успела она об этом подумать, как из темной подворотни вышли двое мужчин. Хмельные, веселые, злые.

– Не спеши, красавица. Тут наша территория, и ходить по ней без платы нельзя.

Сердце девушки упало. У нее с собой не было ни монетки, ни колечка, ничего такого, что могло бы успокоить разбойников. Она все отнесла колдунье.

– У меня ничего нет, – осипшим от страха голосом проговорила она.

Один из них, похабно хохотнув, подмигнул ей.

– У такой красавицы, даже если ничего нет, всегда что-то есть…

Она поняла, что он имел в виду. Взмолилась. Разрыдалась… Ей никак нельзя… Только не сейчас!

Но ее слезы не трогали разбойников. Один уже по-хозяйски шарил у нее за пазухой, до боли сжимая грудь, второй, тяжело и громко дыша, задирал юбку…

– Постойте! Я могу предложить что-то лучше! – она старалась вложить в эти слова как можно чувства. В конце концов, она будущая служительница храма. Ей ли не уметь разговаривать с чернью!

Разбойники прислушались. И даже их потные руки стали мять ее не так крепко.

– Чего еще ты придумала?

– Я еще девица… Жених у меня есть. Попортите – и вся жизнь сломана… Да и вам какая радость брать силой да на слезы смотреть. А если не станете девства лишать – уж я сумею отблагодарить.

Она умудрилась извернуться и погладить пальчиками раздувшийся пах одного из разбойников. Они ослабили хватку – и Ванда скользнула на мостовую, опустилась на колени…

Девушки в храме, шушукаясь, рассказывали, что жаркие любовницы из дорогих веселых домов за большие деньги дарят своим клиентам изысканную ласку – языком и губами. Как это делать – она током не представляла. Все ее знания о том, что бывает между мужчиной и женщиной, ограничивалось двумя тоненькими любовными книжицами, которые воспитанницы тайком передавали друг другу, пряча от служительниц. Да и эти оборванцы вряд ли посещали такие заведения. Она развязала подпоясанные веревкой штаны одного из разбойников. Достала оттуда его «орудие любви» – так в любовных книжицах назывался мужской детородный орган. Провела по нему рукой раз-другой, да неловко обхватила губами…

Мужчина зарычал и вдавил член ей глубоко, почти в самую глотку, ухватил ее за волосы и стал насаживать на себя раз за разом… По щекам катились слезы, лицо болело, словно его свело судорогой, а он все толкался и толкался, пока во рту не разлилось соленое, горькое. Не успела она передохнуть – по губам уже водили вторым «орудием любви», ничуть не меньших размеров, чем первое. Ванда всхлипнула и приоткрыла рот.

В храм она пришла перед самым рассветом. Незамеченной пробралась в свою комнату. Все болело… Разбойники не обманули – никто не нарушил ее девственность. Но они сполна насладились ее телом: мяли, сжимали, облизывали, кусали… И, вдоволь наигравшись, снова засовывали свои  набухшие отростки ей в рот.