скачать книгу бесплатно
– Вот что не предложишь, всё не твоё, – сказала Лена, – может, и жизнь не твоя?
«И жизнь, – грустно подумала Маша, – и дом чужой, и мужчина, которого люблю. Я будто украла что-то, но почему? Может, бросить всё и вернуться. Но куда? К маме? Нет, только не к маме».
Открылась дверь, и салон вместе с ветром влетела юная темноволосая девушка.
– Я на маникюр, – сказала она, – не опоздала?
– Проходите, – улыбнулась ей Маша, разглаживая на столе салфетку, – что будем делать?
Яр
Ранним утром последней недели августа Яр стоял на высоком берегу, смотрел на синюю воду реки, руки его покоились на чёрном руле велосипеда. Ветер нежно трепал взъерошенные тёмные волосы. На щеках пробивалась щетина; он провёл ладонью по скуле – это его всегда успокаивало. Природа, одиночество, небрежная щетина – что ещё может быть нужно?
В последнее время ему снились странные сны, а снам он доверял. Он давно уже не сомневался в том, что мир – это иллюзия, но сны воспринимал как конкретное послание, адресованное ему лично. Яр давно, ещё с детства, убедился, что какая-то незримая сила управляет его жизнью через сны. Его судьба подчинялась всегда неким странным законам, которые он изучал по своим снам и частично по книгам и семинарам. Семинары могли быть разными: по йоге, рэйки, шаманским практикам, сновидениям, какие-то авторские методики, трансовые танцы, но главное – в них должна была присутствовать духовная составляющая, нечто, уводящее за пределы обычного восприятия, раздвигающее границы реальности для новых состояний и ощущений – более сильных, чем то, что предлагала обычная жизнь.
Каждый раз Яр постигал что-то новое и все тщательно собираемые частички опыта прикладывал к своему основному мировоззрению. Так что его личная философия представляла собой некий паззл, являющий уже довольно гармоничную картину, но всё же многих кусочков в нём ещё недоставало, и он продолжал страстно искать эти кусочки, чтобы заполнить оставшиеся пробелы.
Иногда возникало ощущение, почти уверенность, что очередной духовный наставник, наконец, открыл ему глаза, и всё встало на свои места, что больше нет вопросов и всё предельно просто и ясно, но стоило вернуться обратно в реальную жизнь, и достигнутая гармония достаточно быстро лопалась, как мыльный пузырь – окружающие люди не замечали его духовных подвигов и словно специально провоцировали на негативные эмоции, хотя он никогда не желал никому зла и старался вести себя с близкими, коллегами и подчинёнными разумно, спокойно и корректно.
Поэтому он вновь и вновь стремился убежать от действительности в свои сны, фантазии и приятные состояния: на природу, тренинги или в женские объятия.
Почему-то ему всегда казалось, что женщины знают больше – они как будто видят всю картину в целом, в то время как мужчины вынуждены выкладывать кирпичики – работая в строительстве, он знал в этом толк. Есть инженеры, которые создают проект, есть начальники, контролирующие работу, есть рабочие, но никто из них точно не знает до самого конца, каким будет конечный результат, у женщин же есть некая способность видеть всё сразу во всех временах. Именно это и привлекало Ярослава в женщинах.
Каждый раз погружаясь в новый мир ощущений с очередной дамой, он открывал для себя целую вселенную. Не то чтобы там находились нужные кусочки паззла, нет, но на какое-то время глубокое взаимодействие с женщиной позволяло увидеть конечный результат, ещё не проявленный, но уже существующий на тонком плане – общую вселенскую гармонию, которую он и искал.
Правда, чаще всего это занимало какие-то краткие мгновения, поэтому очень важно было уметь растягивать общение, как бы выпадая из времени в пространство абсолютного наслаждения.
Теперь все его мысли занимала прелестная брюнетка – художница с глубокими мудрыми глазами и стройными ножками, к тому же картины, которые она писала, удивительным образом повторяли многие образы из его снов. Скрытое послание из духовного мира вдруг начало материализоваться, и Яр не мог не думать об этом.
Но его беспокоила Маша, разговоры о ребёнке, о котором она мечтала, и просьбы начать в коттедже ремонт. В прошлом месяце, уступив истерикам жены, Яр действительно нанял бригаду, чтобы построить для неё идеальную жизнь. Но это был просто порыв, который прошёл так же быстро, как и начался – ветер успокоился, и снова ровно и сильно забилось сердце – сердце, которое методично, как часы, отстукивало ритм смысла, ради которого он жил. Этот смысл был поиском божественной гармонии, тех недостающих кусочков паззла, без которых он после кратковременных моментов прозрения снова падал во тьму неведения, заблуждений, омрачающих страстей. Если кого-то не устраивали его ценности, то это были их проблемы. Проблемы недостатка ума, мудрости или контроля. Его жизнь подчинялась поиску – и он не собирался поддаваться ни на какие манипуляции.
На самом деле, Яр вообще не понимал, зачем нужны дети, да и коттедж, построенный как-то в нетрезвом порыве по европейскому макету, слишком большой для одной маленькой семьи, не вызывал в нём никакого интереса. Яр вообще считал, что для жизни в городе достаточно и квартиры.
Его пугали эмоции Маши, которые она не выплёскивала сразу, а подолгу копила внутри, он всю жизнь обладал повышенной чувствительностью к ритмам других людей и просто не мог находиться рядом с ней – это было всё равно, что сидеть возле бомбы и слушать часовой механизм.
Яр знал, что долго она не выдержит и скоро взорвётся. Как именно это произойдёт, он не мог предсказать, но оказаться рядом в этот момент точно не хотел.
Однако он испытывал некоторое недоумение, не до конца понимая, что именно завело механизм саморазрушения в этой хрупкой девочке. Она всегда была спокойна, мила и сговорчива, как истинная ведическая жена, ни в чём ему не перечила и готова была на всё, лишь бы быть с ним – даже отпускала одного на семинары, хотя ей и не нравились увлечения мужа. Она доверяла ему, да и как иначе – он ведь фактически вытащил её из нищеты и беспросветной жизни в этой халупе у вокзала с тараканами, вонючими кошками и бухими родственниками. Теперь она могла даже не работать, но продолжала, потому что не хотела сидеть у него на шее – хотя это, конечно, был просто каприз. В любом случае, он ни в чём не ограничивал жену и вообще всегда относился уважительно к ней и её свободной воле.
Но с тех пор, как Маше взбрело в голову завести ребёнка, что-то вдруг поменялось: она стала вздорной, капризной и требовательной, и Яру всё меньше времени хотелось проводить дома. Конечно, у него не раз бывали мысли разойтись с Машей – он давно ничего к ней не чувствовал, да и привычки никакой не осталось. Привыкать к чему-то – это было ему не свойственно, он любил разнообразие и свободу. Можно было бы ещё привыкнуть к чему-то приятному, но в жизни с Машей приятного явно не хватало. Он не относился к числу тех мужчин, которые хотят после рабочего дня прийти в вылизанную квартиру и наесться до отвала домашней еды – хотя с этим Маша справлялась даже слишком хорошо.
Ярослав предпочитал питаться очень скромно, часто устраивал себе разгрузочные дни или вообще мог неделями голодать. Так что последнее время, возвращаясь с работы, он чаще всего переодевался и уходил – гулять, на тренировку, на семинар, в гости к Злате. Со Златой он проводил довольно много времени и знал, что Маша ревнует к ней больше всего, но тут у неё не было повода для ревности. Конечно, Яру не могла не нравится Злата, но она не воспринимала его как мужчину, да и в ней, казалось, недоставало той открытости и глубины, которых искал Яр в женщинах. Подруга скорее напоминала недоступную вечно прекрасную богиню, манящую издалека и дарящую лишь платонические чувства, возвышенные и обезличенные. Они могли говорить часами на темы, интересные обоим, прокладывать себе пути по сказочным дорогам образов, сновидений и духовных озарений, и он ни за что бы не отказался от этого удивительного общения.
Другое дело эта огненная Лара! Она сначала явилась ему во сне – сошла с трона, охваченного пламенем и полуобнажённая, в развевающихся красных лентах, спустилась к нему и, оплетая его своим горячим телом, танцевала с ним танец страсти.
Затем он увидел её впервые в реальной жизни, когда они собирались на очередной семинар. Яр тогда заехал за Златой, а она попросила забрать ещё её подругу. Он остановил машину возле голубой девятиэтажки и почему-то, посмотрев вверх, не мог отвести взгляда от крыши над угловым балконом на девятом этаже – ему вдруг захотелось обязательно подняться на эту крышу, потому что угол смотрел прямо на широкую улицу, уводящую к лесу. Оттуда должен был открываться изумительный вид.
А потом появилась она. Это действительно было как во сне. Он медленно переводил свой взгляд с крыши вниз, пока не увидел девушку, грациозную и энергичную, в ней чувствовалось много силы и огня. Высоко подняв голову, она торопилась к машине на каблуках, в чулочках (он обожал чулки), в коротком чёрном приталенном пальто, длинные тёмные волосы развевались на ветру. Он сразу запомнил все детали, впитывая её всем своим вниманием, она была как гром – после сияния молнии во сне – неожиданная, яркая, манящая.
Однако в тот миг он не выдал себя – ни словом, ни жестом, он вёл себя как будто ничего не случилось, позволяя событиям развиваться своим чередом. В конце концов, Яр никуда не спешил.
То, что должно произойти, рано или поздно происходит. Вот и всё.
Ему всегда всё давалось легко.
Так почему же он не разводится? Из жалости? (действительно, очень не хочется смотреть на женские слёзы, слушать проклятия в свой адрес и смотреть, как расстроенная Маша собирает свои вещи, чтобы, поджав хвост, с позором убраться обратно в тот бомжатник, откуда она пришла). Возможно. Яр не был злым человеком, и он ни за что не выгнал бы её вот так, но знал, что, если объявит о расставании, она сразу уйдёт. И кем после этого он будет себя чувствовать?
Лень и страх? Конечно, все эти бумажные хлопоты с разводом… А вопросы родных, коллег? Не хотелось даже представлять. Да и вообще, зачем? Чтобы женщины открыли на него охоту? (Так и будет, ведь он, в общем-то достойный жених. У большинства местных работяг и квартиры-то своей нет.) Чтобы жениться снова и опять наступить на те же грабли? Маша, по крайней мере, несмотря на заскоки, достаточно беспроблемная жена.
«Подожду, – подумал Яр, – посоветуюсь ещё раз со Златой».
Видения
Когда небо озарилось оранжевыми отсветами закатного солнца, Лара поднялась на крышу с бутылочкой красного сухого вина. Она любовалась цветом напитка, покачивая бокал, отпивала маленькими глоточками, наслаждаясь терпким насыщенным вкусом, и размышляла о сегодняшней беседе.
Если верить Злате, то счастье возможно… Он спрашивал о ней… у них с женой не очень. Но значит, нужно что-то делать, они ведь давно знакомы, и он так часто заходит. Лето кончается. Всё чаще мерзнут руки. Она устала от неудач в любви и больше не хочет быть одна. Конечно, может быть, нужно куда-то выходить и знакомиться с новыми людьми – если б у неё была мама, то она наверняка не позволила бы ей сидеть одной на крыше, размышляя о чужом мужчине, не имея друзей и общаясь лишь с одной подругой. Но Лара всегда была замкнута, и шумный пустой мир вокруг совсем её не привлекал.
А семинары Златы, общение с Яром – всё это открывало новые грани жизни, расцвечивало красками её одинокую жизнь – совсем как картины. Разве сможет она найти других людей, с которыми ей будет так же хорошо? Вряд ли! В общении важна глубина, а много ли тех, кто легко открывается навстречу и у кого внутри – целый мир? Конечно, она не знает точно, но наверняка нет.
Ей вдруг захотелось написать особую картину. Образ невесты с карты Стаса не давал покоя, но, возникая ежедневно перед её внутренним взором, видоизменился в таинственную фантасмагорию.
Девушка в свадебном платье, перед ней – зеркало в кованой оправе, в отражении – чудовищная фигура, оскалившаяся по-звериному, одетая в чёрный костюм жениха с белой бабочкой на шее. Из-за ворота пробивается уродливая шерсть, а позади виден длинный лохматый хвост – как у волка или большой собаки.
Дальше, на заднем плане, ей представлялись две реки, сливающиеся в одну – белая и красная.
– Не знаю, зачем, – сказала Лара сама себе, – это надо нарисовать. Тут есть смысл, пока не понятно, какой, но в любом случае, должно получиться красиво и интересно.
Живя одна, девушка иногда разговаривала сама с собой.
Лара отпила ещё вина. Она смотрела на лес вдали. Тени деревьев углублялись, темнели, и ей почудилось вдруг, что они движутся, оскаливаясь мордами чудовищ, но она помотала головой, чтобы стряхнуть наваждение.
– В конце концов, всё просто отлично, – улыбнулась она, – я люблю Яра, и мы будем вместе.
* * *
Проснувшись на рассвете, Лара задумчиво лежала без сна. Она вспоминала парня, с которым встречалась пару лет назад. Парень ей очень нравился, он работал в баре, у него были светлые волнистые волосы, которые он завязывал в пучок на затылке. Его звали Марк. Когда они оставались наедине, он распускал волосы, и Лара любила прикасаться к ним, зарывшись в них носом, вдыхать лёгкий ванильный запах с ароматом дыма трубки, которую он курил… Ничего не существовало в тот момент: только они вдвоём, их тела, переплетённые в страстном порыве, учащённое дыхание, стоны наслаждения, и всё пропадало, мир дрожал и падал в глубокую тьму, они летели вместе – свободно, бесстрашно. Хотелось, чтобы это длилось подольше.
Но всё когда-то заканчивается. Положив голову на обнажённую грудь Марка, она продолжала ласкать пальцами его нежную светлую кожу, а он курил свою трубку, наполняя комнату ароматом ванили.
Потом он уходил, обычно не говоря ни слова, и она не знала, когда он снова вернётся.
Она думала, что любит его, но боялась об этом сказать.
«Ты клёвый» и «Мне с тобой хорошо» – вот и все слова, на которые она решалась. Страшно было не сказать о любви, а услышать молчание в ответ. Или ещё хуже – не разделяя её чувств, он бы просто ушёл и больше не вернулся. Лара не знала, что у него в голове.
На её попытки выразить свои чувства Марк отвечал:
«Ты просто очень впечатлительная. Быстро увлекаешься».
Сейчас, на заре уходящего лета, чувствуя приближение холодов и внутренне страшась этого, Лара вспомнила почему-то этого парня. Однажды он просто перестал приходить, а она больше не бывала в том баре, чтобы не видеть его и не испытывать боли.
Тогда ей было легко это сделать, а будет ли так же легко сейчас?
Правда ли то, что она просто впечатлительная и новое увлечение пройдёт и быстро забудется? Вообще, это свойственно творческим людям.
Но что в сущности она знала о Марке? В её воображении он не был реальным человеком, а состоял из мгновений и образов, на которые она реагировала, как наркоман на свои любимые снадобья. Дым, запахи, ощущение мягкого шёлка волос и нежной кожи под пальцами, таинственность… Он ничего о себе не рассказывал. Возможно, даже имя его было ненастоящее. Лара не знала этого парня.
Но Яра – Яра она знала! Они столько часов проводили вместе за душевными беседами, она до краёв была наполнена его миром, которым он делился с ней – не бытовыми деталями, но тем, чем жила его душа: горными вершинами, родниками, далёкими лесами, по которым он любил гулять… он показывал ей свои любимые места и делился сомнениями и переживаниями на духовном пути. Он рассказывал ей свои сны… странно, но почему-то все образы его реальности были необыкновенно близки ей.
При воспоминании о нём сердце Лары забилось сильнее. Увлечение это или любовь? А может быть, всё дело в том, что они слишком много времени проводят вместе, и любой другой мужчина, находясь всегда рядом, точно так же проник бы в её мысли?
Столько вопросов, а ответов нет. И где их взять?
«К чёрту», – сказала Лара, мотая головой. Мысли утомили её. Она рывком отбросила одеяло, встала с постели и пошла на кухню заваривать чай. С чашкой в руке девушка вернулась в комнату и, отхлёбывая на ходу, начала доставать краски, кисти, палитры, поставила мольберт, закрепила холст.
Думать было бессмысленно. Она хотела изобразить то, что рвалось наружу, в поисках ответов. Так всегда бывало. Ответы приходили через творчество.
Красные мазки поползли по белому холсту, их становилось всё больше, и вот они превратились в поток кровавой реки, которая мчала свои ужасные воды навстречу белому руслу. У основания огромного дерева, уходящего ввысь множеством ветвей, корнями пронизывающего всю землю вокруг, две реки слились в одну, соединяя в себе мечты и боль, любовь и отчаяние.
Кованые завитки зеркала превратились в страшных чудовищ. Юная невеста ожидала увидеть себя в отражении, но на неё смотрел ужасный монстр с козлиной мордой, оскалившейся в злобной ухмылке, глаза его, заросшие кустистыми бровями – две чёрные блестящие зловещие точки – таили омуты тьмы. Покрытые чёрной шерстью когтистые руки монстр тянул к девушке, желая схватить – но не её ли это были собственные руки, не её ли лицо – истинное обличье невинной красоты, в глубине души скрывающее демона?
Не за себя ли саму выходила замуж эта милая красавица? Красавица ли? Её лица не видно было со спины, а что отражало зеркало: галлюцинацию или реальность?
Когда Лара опомнилась, то весь пол вокруг и всю её одежду покрывали разбрызганные пятна краски – ничего себе, она разошлась. Время пропало – и даже не было желания смотреть на часы. Хотелось продолжать, какое-то исступление обуяло девушку, и, если бы не орущий кот, кто знает, когда бы это закончилось.
Пошатываясь на затёкших ногах, Лара поковыляла на кухню. Всё плыло перед глазами, за окном уже стемнело. Надо же, целый день прошёл, а она съела с утра лишь половину эклера и даже чай не допила. Во рту пересохло, живот сводило от голода. От включенного света глазам стало больно, они, видимо, уже привыкли к темноте. Дрожащими руками девушка насыпала корм коту, подогрела чай. Проходя в прихожей мимо зеркала, мельком глянула в него: бледное вытянувшееся лицо, на щеках – пятна красной краски. Лара вздрогнула, они напоминали кровь.
Комнату наполняла тьма. Как она рисовала без света? Чёрный проём, дверь, открытая внутрь. Какое-то странное неприятное чувство завозилось в животе… Лара остановилась в нерешительности, вдруг стало страшно, как в детстве, когда боишься ночью идти в туалет, ведь кто-то может напасть на тебя в клубящейся черноте. Тьма впереди действительно клубилась и дрожала, из неё как будто появлялись светлые облака тумана… и пятна крови.
«Нет, это мне только кажется, – подумала Лара, – да и не мудрено: весь день перед глазами красные и белые мазки, поэтому они теперь повсюду мерещатся».
И тут она услышала плач. Электричество страха пронзило всё тело от макушки до пальчиков ног, как будто оно состояло из сетки проводов, и вдруг по ним неожиданно пустили ток. Сердце билось где-то в животе.
«Нет, это наверно кот мяучит, – пронеслось в голове, – но он же был на кухне, только что хрустел кусочками корма… ЧТО ЭТО?»
Преодолевая страх и уверяя себя, что всё это ей только кажется, Лара сделала шаг вперёд, торопясь зажечь в комнате свет, но, когда её рука потянулась к выключателю, крик повторился. Он был жутким: как будто плакал младенец, которого оставили одного, плакал не просто громко, а отчаянно, с надрывом.
«Наверно, забыла закрыть окно, и это у соседей» – продолжала успокаивать себя Лара.
И тут она его увидела….
Он лежал в комнате прямо у входа, на полу, в какой-то тёмной луже, голый, страшный, очень маленький, как будто недоношенный, пуповина тянулась из живота и скрывалась в чёрной жидкости под ним. Он резко и страшно размахивал ручками и ножками, весь покрытый синими вспученными венами, раскрывал чёрный беззубый рот и вопил неестественно, со скрежетом и присвистом.
У Лары подкосились ноги, чашка выпала из рук и разбилась. Кот пронёсся мимо из кухни в комнату, заорал, уронил что-то с грохотом и затаился внутри.
Ребёнок замолчал.
Но Лара продолжала видеть его, только он больше не сучил крохотными конечностями, а лежал неподвижно, безжизненно откинув головку. На затылке зияла свежая рваная рана, из которой масляными мазками сочилась чёрно-красная кровь.
* * *
Лара проснулась на полу, на том самом месте, где явился ей накануне мёртвый младенец… Дома царило спокойствие, даже кот мирно спал на подоконнике – удивительно, обычно он начинал беситься ранним утром. Было уже светло. Мышцы болели, как будто она не спала всю ночь. Усталость, тяжёлые мысли, стук в висках – всё это, вероятно, было следствием напряжённой работы накануне и того, что она за весь день почти ничего не ела. Живот прямо скручивало от голода – а кота она, видимо, перекормила, так что он даже и не просил.
Лара кое-как поднялась с пола. На холст не хотелось смотреть – вчерашний день казался сплошным провалом во тьму, и началось всё именно с образов этой картины – а потом с первого мазка. Сознание будто погрузилось в забытье, словно всеми её действиями управлял кто-то другой, некие неизвестные, но неприятные силы, выбравшие Лару быть инструментом в их руках.
Девушка глубоко вздохнула и пошла заварить себе чай.
Ей было страшно. То, что она действительно помнила с ужасающей ясностью – это образ окровавленного страшного иссиня-чёрного младенца на полу. Сейчас Лара даже не могла смотреть на место при входе в комнату, где он лежал, и обходила его стороной.
Она на самом деле видела этого ребёнка – вот что пугало по-настоящему! Это не было воспоминанием полузабытого сна, нет, Лара как будто до сих пор ощущала обрывки его разбитой энергии, словно он вправду лежал и кричал здесь накануне живой, а затем моментально погиб по неизвестной причине прямо у неё на глазах, и она всем существом почему-то ощущала свою вину.
Лара не знала, как избавиться от этого чувства и глубоко, прерывисто вздохнула.
* * *
Яр зашёл вечером и долго сидел молча, крутя свой телефон, как будто не знал, что сказать и ждал от кого-то звонка. Лара заваривала чай и пристально присматривалась к нему. В последнее время стало то ли трудно, то ли не о чем говорить. Казалось, всё давно уже рассказано по многу раз, и теперь в воздухе между ними висела мягкая тишина. Именно мягкая, потому что в ней не было напряжения, а чувствовалась теплота принятия и абсолютного понимания без слов.
Сегодня Лара в двух словах поделилась с ним своими кошмарами, и он так же просто и легко успокоил её, убедив в том, что она просто перетрудилась, и ей нельзя так глубоко погружаться в творчество. Но картина стояла в комнате занавешенная серым бархатом, и Лара не хотела пока показывать её никому. К тому же, она ещё не закончила.
Густой ароматный пар заклубился над чашкой Яра, и он улыбнулся, глядя Ларе в глаза. Она стояла перед ним в чёрном коротеньком шёлковом халатике, расписанном драконами, держала в руках чайник и улыбалась в ответ. Сердце в её груди трепетало и разливало по всему телу приятную негу, она больше не понимала, что делать, но знала одно: страшные образы прошлой ночи и тревога, появившаяся с ними всё это бесследно исчезало в его присутствии.
– Если бы ты был рядом, мне точно не приснились бы такие страшные сны, – сказала она, опустив глаза.
– А хочешь, я сделаю тебе массаж, – вдруг предложил он, – ты расслабишься, тебе будет хорошо.
– Конечно!
– У тебя есть какое-нибудь массажное масло?
У Лары нашлось. На тренингах иногда изучали какие-то массажи и пользовались маслом. Они зажгли свечи и благовония, лёгкий дым струился завитками и наполнял комнату приятным ароматом. У Лары в очередной раз в присутствии Яра возникло ощущение, что всё это уже было прежде, только вот когда?
Она легла на матрас, расстеленный на полу, и когда его тёплые руки прикоснулись к её спине, поглаживающими движениями распространяя масло, Лара полностью растворилась в блаженстве, и весь мир для неё исчез. Мелодичная музыка с мантрами помогала унестись куда-то далеко от этого мира… там к ней подлетела огромная золотистая птица, горящая, словно солнце, большие перья на её крыльях казались всполохами огня, и она вся светилась, так, что глазам было больно от неземного сияния. Птица смотрела на Лару искрящимися глазами и будто приглашала к полёту.
Лара села на её огромную спину, и птица понесла девушку в небо, устремляясь всё выше и выше, к свету. Они летели и, казалось, привычная реальность растворялась в волшебном сиянии, птица приближалась к солнцу, да и сама она, казалось, была этим солнцем, и Ларе становилось всё жарче и всё труднее дышать. Мир пропал из виду, и раскалённые перья птицы уже не ласкали своей мягкостью, а обжигали, и это огромное удивительное существо, недавно казавшееся таким дружелюбным, вдруг превратилось в пылающего монстра, а затем – просто в огненный шар, который больше не летел вверх, а падал вниз, в бездну отчаяния. Лара чувствовала даже не телом, а сердцем своим неизбывную боль, и вместе с падением в пропасть усиливался жар в груди. Она вспоминала то, чего помнить не могла – огромный костёр и множество людей вокруг – они смотрели на неё, выкрикивая проклятия, они желали ей зла. И в этом костре погибало её тело, оставляя след в душе, который ей, как крест, пришлось нести в новое воплощение.
Потом Лара оказалась на дне пропасти, там было холодно, темно и страшно, сырые стены вокруг пахли землёй и разложением, воскрешая в памяти то, что она бы хотела забыть… больничную палату с запахами чистоты и лекарств, белоснежные простыни и одеяла, плачущих детей, которых утешали взрослые, жалостливые взгляды и её саму – лет трёх-четырёх, в старых штанишках с дырками на коленках и такой же замызганной маечке непонятного цвета…
…Она могла делать всё, что угодно. Сидеть в палате, выходить в коридор, где взрослые прогуливались и играли со своими детьми, вот только с ней никто не играл… Она была одна и не понимала, почему так.
Лара зашла в туалет и возле раковины встала на цыпочки, чтобы посмотреть на своё отражение. Из куска разбитого зеркала на неё глядела странная коротко стриженая девочка с худым лицом и огромными глазами, с зелёной соплёй под носом… сколько она себя помнила в детстве – она всё время болела. По ночам её бил сухой страшный кашель, как будто что-то скрипело, скрежетало и грозило сломаться внутри, и иногда чья-нибудь более жалостливая мама подходила, садилась на краешек кровати и растирала ей спинку или даже брала на руки и качала недолго.
Маленькая Лара, обезумевшая от такого внимания, утром бросалась к этой чужой доброй женщине, забиралась к ней на колени, но женщина, хоть и жалела девочку, старалась поспешно спустить её на пол и отправить обратно на кроватку, сунув книжку или игрушку, пока её собственный ребёнок не заходился криком от ревности.
Лара не плакала. Она, наверно, когда-то ещё в самом начале своей коротенькой жизни накричалась и узнала, что это не помогает, а потому перестала плакать совсем. Но, глядя в зеркало, девочка видела следы этих печальных дней, которых она не помнила – залёгшие под глазами синеватые круги. Лара моргала, смотрела на себя и шла бродить по коридору дальше.
Отражение было единственным другом, который у неё был.
А потом она начала видеть необычные вещи – во снах, а иногда даже и просто так, вокруг. Трудно сказать, было ли это плодом её воображения или какой-то болезнью, но, разглядывая страшные картинки, которые она рисовала, взрослые предпочли второй вариант и отправили её на лечение в другую больницу. Там Лара встретила множество странных детей с кривыми ногами и руками, с холодной, как у лягушек, кожей, детей, которые не следили за собой, ходили растрёпанными и не умели говорить, хотя были уже совсем не маленькими, или, что ещё хуже, болтали беспрерывно всякую чушь. Детей, которые носились как бешеные и орали, задирая всех подряд, или, наоборот, сидели тихо в уголке, раскачиваясь взад-вперёд и бурно реагируя на всякие попытки их тронуть, детей, которые плохо пахли, потому что не мылись сами и не давали их мыть… несчастных, брошенных, обиженных больных детей.
