Ни любви, ни денег

– Пожалуйста, не спешите, – сказала она Ахмету. – Завтра утром я жду вас у себя. А сейчас, простите, мне нужно отъехать.

Она поднялась и как-то поспешно поплелась на выход. Метрдотель кивнул ей на прощанье и записал обед на ее постоянный счет.

Все думали, что мадам отъехала по важным делам, что директриса торопится на какую-то важную встречу или у нее совещание с банкирами… Но нет, ничего этого в планах у Натальи не было, она спешила домой, ей захотелось спрятаться в своей маленькой квартирке.

Квартира была рядом, в центре, но в хорошем тихом месте, на десятом этаже. С балкона открывался удачный вид на город, жаль, что Наталья этим бонусом почти не пользовалась.

В ванной она посмотрелась в зеркало, несмотря на плохое самочувствие, выглядела она неплохо. Это тоже была не проблема. Для женщины с деньгами возраст – понятие условное, оно отодвигается умело руками косметологов, врачей и массажистов. Возраст они отодвинуть умеют, но время останавливать еще пока никто не научился. Двадцать с лишним лет прошли незаметно, и все это время Наталья куда-то летела, ехала, спешила… А было бы чудесно, зря над ней смеялась дочка, было бы чудесно усадить семью перед теликом и каждому в руки фасоль и тазик…

После душа, закутавшись в теплый халат, она упала на диван, включила старый фильм и уснула. Раньше с ней такого никогда не случалось, бросить хозяйство в середине дня она себе не позволяла. Но теперь ей было все равно.

Утром договор для Ахмета лежал у нее на столе, а турок с блондинкой опаздывали. Они пришли растрепанные, наспех застегнутые, с опозданием на полчаса. Ахмет был поцарапан, следы когтей на небритых щеках заметно оживляли его кошачью морду. Анжела не успела причесаться, на макушке у нее торчал веселый хвостик.

– Извините, ради бога, извините! – пыталась она улыбнуться. – Мы опоздали… Это все из-за него!

Ахмет смущенно опустил глаза. Он сел за стол и вытащил ноутбук. Его ноутбук был сломан, разбит на две половинки, но работал, монитор висел на проводах, как на ниточках, поставить его было уже невозможно. Ахмет разложил половинки ноутбука, как тетрадь, и улыбнулся.

– Он хочет перекинуть вам свои чертежи для заказа, – объяснила Анжела. – И все подписать…

Она взглянула со злостью на своего турка и поделилась с Натальей своей обидой:

– Я же говорила, что он все подпишет, никуда не денется. Только все нервы сначала измотает! Он всю жизнь такая сволочь, сначала выпьет мою кровь, а потом все равно идет и платит за все, зараза! Ему очень трудно расставаться с деньгами, если речь идет о приличных женщинах. А шалавам разным раздавать!..

– Значит, все в порядке? – едва улыбнулась Наталья.

– Да! Все как обычно. Вчера он говорил с юристами по Скайпу, с айфона, а в ноутбуке у него был сайт открыт, развратный, и там «мэсажи» как пошли!.. Я заглянула, ну и конечно! Сидит тут, фабриканта из себя изображает, а на уме у него одни бабы!

Наталья молча смотрела на веселую парочку с недоумением. Нет, их разборки ее не удивляли, она просто не знала, как реагировать на такую внезапную непосредственность. Она всю жизнь находилась в мире закрытых, зажатых людей, которые умели вести себя просто только после водки, но и тогда, напиваясь, они не выпускали из себя эмоции, а просто превращались в свиней.

– Какая вы счастливая женщина! – сказала ей Анжела. – Как бы я хотела так же, как вы, ни от кого не зависеть! Да были бы у меня сейчас деньги, я бы тут с ним не сидела уже!

Ахмет еще раз виновато улыбнулся. Наталье показалось, что он все понимает. Она общалась много с иностранцами и успела заметить: обычно, когда человек не понимает язык, он делает круглые глаза и старается изо всех сил изобразить понимание. Ахмет так не делал. Он нашел нужные файлы, нажал отправить, и его письма с чертежами полетели в инженерный отдел «Глобал Металл».

– Извините, – сказала Наталья. – Я очень спешу. Договора подписаны, я вам их оставляю, если будут вопросы, обращайтесь к моим помощникам, я, к сожалению, срочно уезжаю.

– Как? – удивилась Анжела. – Вы уже убегаете?

Турок беспокойно, как ребенок, завертел лысой головой.

– Простите, – попросила Анжела. – Вы не могли бы всего на секундочку задержаться? Он хотел подписать договор вместе с вами. Он хочет, чтобы я сфотографировала, как вы ставите подписи, а он повесит эти фото у себя в офисе и будет хвалиться, что у него в поставщиках такая серьезная фирма! Видите, какой лицемер? Пожалуйста, всего секундочку…

Секунда у Натальи была. Она улыбнулась в камеру, Анжела сняла рукопожатие. Турок-мужчина с улыбкой протягивал свою цепкую сильную лапу маленькой, вульгарной, не очень красивой русской женщине как равному деловому партнеру.

Наталья улыбнулась в кадр равнодушно. Она уже давно не смаковала свои победы. Деньги побеждают – в этом ничего нового не было, деньги всегда побеждают – так она думала раньше, но сейчас делала одно уточнение – деньги побеждают часто, но не всегда.

Маленький турок ушел, за ним поспешила, заплетая каблуками, оставляя ароматы французских духов, высокая русская блондинка. Наталья осталась одна в кабинете. Лицо ее застыло, она не радовалась, да и радоваться было нечему. Она проиграла, просто еще никому не хотела об этом говорить. Если бы знал этот веселый турок, что Наталья на самом деле банкрот и ее банкротство непоправимо. Деньги у нее были, но что такое деньги? Это не единственный и вовсе не главный ресурс. Главная ценность – не деньги, а время, и как раз времени у Натальи не было.

– Машина ждет, – сообщила ей секретарша.

Она последний раз оглядела свой офис, накинула манто, взяла портфель, потом раздумала, оставила портфель на кресле у стола, а вместо него выкатила большой чемодан.

– Я помогу, – сказала секретарша и повезла багаж до подъезда.

Там ее ждал водитель, он раскрыл дверцу перед хозяйкой и посмотрел на нее с бодрой улыбкой, стараясь спрятать за старомодные пушистые усы свой страх и жалость.

Наталья погрузилась в мягкий салон, как в космический корабль, оглянулась на свой офис и перекрестилась.

– Молодец… – сказал ее старый шофер. – Спокойная, как королева Елизавета.

– Да хватит… – отмахнулась Наталья.

– Кого оставляешь… – спросил водитель, и конец вопроса немного застрял у него на языке. – Кого оставляешь вместо себя?

– Дочку, – ответила Наталья. – Она пока еще не знает.

– Не знает… – он повторил и, глядя на дорогу, успокоил. – Ты за нас не волнуйся. Все будет чики-пуки. Главное, ты сама там держись.

Наталья еще раз оглянулась на шумную центральную улицу своего города, и больше ее никто в этом городе не видел. Только старый водитель знал ее последние маршруты, он отвозил ее в Москву, в аэропорт. Оттуда она вылетела в Мюнхен, там ей сделали сложную операцию. За все лето она ни разу не появилась на работе, даже онлайн. Ходили слухи, что она решила поселиться на Тибете и лечится там какими-то хитрыми травками, но это было совершенно не в ее стиле, к тому же болезнь оказалась тяжелой, а спохватилась она слишком поздно. После известия о ее неожиданной смерти все удивлялись, разумеется: «Как же так! С ее деньгами! Кто мог подумать, что она никогда не ходила к врачам? Другие вон чуть что бегут, трясутся за свое здоровье, а эта… Вся жила в работе. Ни одного чек-апа! Ни одного обследования! Терпела до последнего»…

Осенью водитель снова забирал ее в Москве с немецкого рейса, из аэропорта он отвез Наталью домой, в старую квартирку. В феврале она там умерла. На ее похоронах был только старый шофер, бывший муж и дочка, больше друзей у Натальи не было.

Зажралась!

Инерция любви так велика, что мы на ней летим довольно долго. Мотор уже давно не работает, а мы все еще едем.

По городу ходили слухи, что Репина Лариска отравилась. Лариса Репина – жена известного у нас в городе бизнесмена, речь пойдет о ней. Эта вроде бы отравившаяся дама и сама была успешной предпринимательницей, ей принадлежал самый модный в нашем городе гастроном. Она была его единственной хозяйкой, а это, к вашему сведению, семьсот квадратных метров одних только витрин, с таким приданым просто так не повесишься. То есть, не отравишься. Да и с чего бы вдруг? Лариса была очень даже счастливая женщина, мать хорошего сына, кажется, в Англии учился ее ребенок. Дом как дворец, по соседству с губернаторским. Гастроном приносил доходец, и все там у нее по струнке бегали: «Ларис Ивановна! Ларис Ивановна»… И вдруг про нее понеслись эти сплетни.

Даже мне!.. А мне вообще плевать на все на свете, тем более на светскую хронику, но даже мне звонили третьи лица и оживленно сообщали: «Ты слышала, у Репина жена отравилась? Как?! Ты не слышала? Так я ж тебе и говорю – Лариска отравилась. Смешала с вискарем снотворное, как Мэрилин Монро».

«Брехня», – я это сразу всем сказала. Женщина, у которой есть самый лучший в городе гастроном, не может покончить жизнь самоубийством. Голодная какая-нибудь может отравиться, а с гастрономом – ни за что. Вот сказали бы мне, что повесилась Марина Цветаева, я бы сразу поверила. Сказали бы мне, что застрелился Хемингуэй, и тут бы я не усомнилась. А что это еще за новость – из-за любви и временных финансовых трудностей отравилась хозяйка гастронома? Хозяйки гастрономов, насколько мне известно, далеко не самые ранимые и не самые порывистые. Да я вообще не слышала ни разу, чтобы хозяйки продуктовых магазинов кончали жизнь самоубийством. Их убивают – это слышала, а чтобы они сами? Никогда.

Если бы Лариса была просто женой крупного бизнесмена Репина, тогда, конечно, вероятность была бы. У бизнесменов часто бывают очень нервные жены, то и дело их ловят на границе при попытке вывезти после развода с этими бизнесменами своих же собственных детей, вылавливают из окровавленной ванны, вытаскивают из кюветов… И тут все ясно, мужья у них вечно заняты, девчонки остаются без присмотра, а тут уж как с подростками, нужен глаз да глаз, особенно если на горизонте появляется соперница и маячит развод. Да, да, Ларису эти вещи тоже не миновали, я в курсе. Ее брак после двадцати с лишним лет благополучно закончился, так что женой Репина ее называли уже по привычке. И все равно Лариса истеричкой не считалась и отравиться из-за развода не могла. Поэтому я всем и говорила: «Брехня! Брехня! Брехня!»

Новая любовь ее мужа, как водится, была моложе практически в два раза, и это наши глупенькие сплетницы посчитали причиной для харакири, точнее для отравления. Что интересно, ни одна из сплетниц в аналогичной ситуации ни за что бы с жизнью не рассталась, но все небрежно ухмылялись над новостями: «… из-за мужика! Вот дура! Из-за мужа отравилась! Говорят, он ей на свою свадьбу приглашение прислал, вот она и решила сделать ему подарочек». Короче, в эту сплетню про Ларискино самоубийство все ее подруги поверили. Хотели верить, мерзкие завистницы. В нашем городе, хотя он и не маленький да и находится всего в пятистах километрах от столицы, правят умами совершенно провинциальные нравы. У нас все еще по старинке люди разводятся после супружеских измен, а толерантность, свободу и прочие гуманитарные словечки переводят как англоязычное ругательство.

Так вот, все посвященные особы горячо обсуждали, что Ларискин муж отыграл свою свадьбу сразу же после самоубийства первой жены, переносить не стал, и этот мексиканский расклад принимался у нас без сомнений отчасти потому, что нашим офисным кошелкам заняться было нечем. Накладную отчпокала, кофе сварила, и давай названивать: «Ты слышала? Лариска-то… Ага!» И кто-то даже из подруг поближе искал номер бывшего супруга, чтобы уточнить информацию, но вовремя одумались, сообразили, что неудобно все-таки звонить занятому человеку и спрашивать: «Скажите, пожалуйста, ваша жена отравилась или мы ошибаемся?» Так что проверять информацию не спешили, не стали лишать себя повода для оживленных щебетаний. И только я не доверяла сплетням, только я задавала вопрос: «А что с гастрономом? Брак распался, это бывает, но гастроном-то стоит! Я заезжала в Ларискин гастроном». Меня никто не слушал, все визжали на излюбленные темы: «Скотина! Ушел к молодухе! А как маскировался, сволочь! Домой без букета не приходил! Дворец ей отгрохал, сына в Лондон отправил, бизнес ей сделал… И все равно, скотина, убежал».

«Он сделал ей бизнес» – традиционное и очень ходовое в наших диких степях выражение. Никто не верит, что женщина может что-то сделать в этой жизни сама, при этом не отказываясь и от мужа-бизнесмена. У нас, опять же по старинке, бытует мнение, что жены предпринимателей становятся успешными хозяйками только благодаря деньгам и связям мужа. И спорить с этим я бы не рискнула, чтобы не навлечь на себя гнев обширной женской публики, которой бесполезно объяснять другую точку зрения. Пару раз я пыталась, говорила: «Девушки, вы повнимательнее посмотрите… У каждого бизнесмена есть жена, но не каждая рулит, не каждая имеет свое дело». На меня обычно шикали, плевались даже, говорили: «Молчи, ты в жизни ничего не понимаешь! Принцесса на горошине!» Тут я и затыкалась, хотя мне было очевидно, что ни одна из сплетниц не смогла бы удержать в своих загребущих лапках такой огромный гастроном, как у Ларисы.

Лет семь назад он подарил ей этот магазинище на день рожденья. И вот теперь, вдобавок к сплетням про самоубийство, пролетела инфа, что гастроном Ларискин продается на торгах, что бизнес обанкротился, и вроде бы вся ее торговля импортными деликатесами накрылась после введения западных санкций и наших ответных эмбарго. Эту мульку подтверждала распродажа в гастрономе, вроде бы в связи с закрытием, сыры, вино, осетрина и прочие радости продавались в полцены, и наши обжоры ломанулись. Я не поехала, ненавижу очереди, никогда в них не стою. Спасибо! В детстве настоялась, два килограмма сахара в одни руки, помню. Стиральный порошок по талонам, очередь занимать с шести утра – хватит, настирались. И потом я вообще не люблю распродажи в связи с ликвидацией, в таких умирающих магазинах у меня ощущения такие же примерно, как в квартире покойника. Хотя, краем глаза, пока тащилась в пробке по проспекту, я все же заметила огромную надпись «продается» на Ларискином фасаде, этот баннер повесили прямо на фирменную Ларискину вывеску «Самый лучший гастроном». Распродажа была объявлена, а вот в самоубийство я все равно не верила, и в новостях об этом не передавали, поэтому я и ничуть не удивилась, когда спустя пару месяцев после всей шумихи вдруг неожиданно встретила Ларису. Я уже совсем забыла все эти глупые сплетни, у меня была куча своих важных дел, и вдруг смотрю – Лариса.

Где мы с ней встретились? Вы хотите, чтобы Соньчик сразу вам сообщила, где встретила свою будто бы покойную знакомую, чуть было не от-ра-вив-шу-ю-ся? Я не скажу, где встретила Ларису. А то все так привыкли, что я своим читательницам сразу все выкладываю, как Красная шапочка, что я не в силах никого терзать сюжетными интригами. Да, я не в силах. Но в этот раз немножко помолчу, назло тем сплетницам, которые считают, что без мужа Лариса не смогла бы закрутить свой бизнес. Ха-ха-ха!

Она прекрасно выглядела, Лариса. Как была до отравления холеная бабища, так и осталась – здоровая, высокая, сильная. Добрые глаза и крупные черты делали ее похожей на красивую корову, было бы странно, если бы такой спокойной домашней женщине пришли в голову суицидальные мысли. Сорок пять, конкретная ягодка, ухоженная, вся натуральная, не испорченная этими дешевыми макияжными прибамбасами, которыми любят увлекаться наши бабенки вслед за своими взрослеющими дочками. Синий шарфик из натурального китайского шелка был ей к лицу, как, впрочем, в свое время ей был к лицу и пионерский галстук. С тех советских времен в лице ее осталось что-то прямое и положительное, врать Лариска как настоящий пионер не любила, и сразу мне сказала, что доля правды во всех этих слухах все-таки есть.

Бизнес, и правда, переживал временные трудности. Как все владельцы частных магазинов, у которых клиентуру оттянули гипермаркеты, Лариса почувствовала падение оборота, но марку держала. Ни одна торговая сеть не смогла бы его задавить, потому что Лариса давала своим клиентам главное – понты, возможность как на деревенском рынке показать себя и посмотреть других. Ведь у нее был не обычный гастроном, не мелкота, не павильончик возле остановки, не маркет под домом… В том и дело, что у Ларисы был солидный магазин с большой винной картой и дорогими деликатесами, он выглядел не хуже, чем приличный банк. Подъезд обшит зеленым гранитом и вывеска золотыми буквами – «Самый лучший гастроном». Перед входом фонтан, не фонтанчик, а фонтан со скульптурой, наш местный художник сделал ей на заказ большую черепаху, немного коровястую, но для провинции сойдет. И тут же у нее была чистая детская площадка, с приличными скамейками массивного литья, и обязательно цветы по клумбам, летом, а зимой перед входом ставили елку, не какую-то там елочку, а высокую богатую ель. Само собой, парковка охраняемая, а на парковке – все самые блатные тачки нашего района. И кто же мог подумать, что такой шикарный магазин обанкротится?

– Купи мне магазин

Честно говоря, у меня было свое мелкое предубеждение против торговли, именно против торговли продуктами, против этого всего новоявленного купечества, которое работает не по уму, а по блату, против бизнеса, который существует на дотации богатенького мужа, против модных хозяек, у которых весь персонал на ушах… Я не считала таких как Лариса вообще бизнесменшами и поначалу слушала ее историю без интереса, до той минуты, пока не заметила второе дно. В любой истории всегда есть то, что мы на первый взгляд не замечаем, даже если речь идет про гастроном.

– Я столько сил туда вложила… – рассказывала мне Лариса совсем без досады, абсолютно спокойным голосом. – Буквально пять лет не вылезала оттуда. И в каждый угол, в каждую коробку лично носом лазила. Можешь представить, в первое время, когда я только отбирала поставщиков, мне приходилось дегустировать все, что я хотела продавать. Хамон испанский приезжает – я каждый окорок обнюхаю, строгаю, с девочками пробуем у нас на кухне… Семга норвежская… Ее же столько раз подделывали! Привозят мне бразильскую, по накладным она у них норвежская, а я уже на глаз, на цвет спокойно отличаю. Сыр!.. О, мама родная, я килограммов пять, наверно, набрала одними этими сырами, они же калорийные ужасно… А что мне делать? Делать нечего, надо все проверять. Я же не могу предлагать белорусский пармезан вместо итальянского.

– Да… Тяжело тебе пришлось, Лариска… – вздыхала я не без ехидства. – Работка адская у тебя была… Не позавидуешь! Столько жрать-то… Нешуточное дело!

– А ты что думала? – смеялась Лорик. – Еще ведь вина, коньяки, а ты же знаешь, как зверски у нас алкоголь подделывают. Сколько раз уже было… И никаких гарантий нет, пока бутылку не откроешь, не понюхаешь. Поставщик вроде бы приличный, документы все в норме, а намешали черте что! Спирт с карамелькой развели – и без зазрения совести наклеивают этикетку… Ром!

– Ты что, и это пробовала?

Меня аж передернуло. Я как-то раз понюхала паленый ром, в красивой дорогой бутылке был налит, вонял косметикой, до тошноты.

– Пришлось попробовать однажды… – усмехнулась Лорик. – Потом очнулась и думаю: а на хрена мне это все? На что я трачу свое время? Ведь я же в театре с этим гастрономом уже три года не была!

Лариса была очень ответственной с детства. Отличница со всеми вытекающими. И в школе она была отличницей, и в универе, она же наш журфак закончила, мы с ней учились на параллельных. И замуж вовремя, не второпях, как некоторые, а на последнем курсе вышла, ребенка через пару лет родила, не сразу, сдури, а когда уже пожили вместе и притерлись. В семье у нее тоже было все на «пять». Муж был, как говорят в нашем городе, положительный во всех отношениях. Не пил, не курил, не гулял…

– Я теперь уже и не знаю, – она не была на сто процентов уверена. – Гулял он раньше у меня, до этой… или не гулял? Жила все годы и не сомневалась никогда, что он со мной. И мысли даже не было! Другие про своих чего-то там рассказывают, жалуются, а я молчу, мой не гуляет, мне и думать об этом не приходилось. Мне казалось, что у нас все вообще хорошо. Да, честно говоря, и некогда было про такие глупости думать. Я сыном занималась, я в своего мальчика много вложила. Английский, музыкальная, фехтование, коньки… Поездки постоянные: то Золотое кольцо, то Питер, то Карелия – это все на мне, я хотела ему побольше всего показать, особенно когда решили, что он за границей учиться будет. И вечером читаем, и стихи с ним учим… Сейчас же дети какие пошли? Памяти нет, как старички все, а мой все стихи, все наши программные наизусть выучил. Когда мне было мужа подозревать? Муж работал, нет его дома – значит на работе, он всегда работал очень много.

Муж у Ларисы был воротилой, что поделать, вовсю занимался строительством, даже слишком увлекся. У нас тут, в городе, своими новыми высотками он перекрыл проезды, разворотил наш старый парк, за что его пикетчики, хотя и без толку, но потерзали. Он отхватил свое и понастроил всякой дряни. Я как-то раз была в одной такой квартирке, в доме, который он построил. Мне стало страшно! Мне реально стало страшно. Стоишь там, на балконе, и глядишь в колодец. Три сосенки и детские качели – вот и весь двор, и по всему периметру такие же ужасные безликие дома. Но что поделать? Эти городули покупали бедные наши люди, молодые семьи, которым нужно было съехать поскорей с квартиры или от родителей. Я с перепугу даже как-то раз подумала, а не купить ли мне такую квартиренку, не для жилья, а под сдачу. Лариске позвонила, расспросить, и вдруг она мне говорит:

– Не вздумай даже, не нужна она тебе такая квартирка. Там нет парковки, там будет жопа лет через пять.

Спасибо, Лорик, как я вовремя одумалась. К чему все это накопительство? К чему стяжательство мирских утех? Проходит жизнь, и все вокруг меняется быстрее, чем мы делаем ремонт. Сегодня наши запросы уже не те, что вчера, когда мы были голодными юными дураками, мечтали накупить квартирок, сдавать их и валяться, положить ногу на ногу. Сейчас мы другие. Так поглядишь, подумаешь… Как хорошо сегодня утром было прогуляться в парке! Осеннем, влажном, пахнущем листвой, совершенно пустом в рабочий день. Как приятно мне было шагать по дорожке, и тот случайный прохожий с белой собакой мне улыбнулся такими интересными глазами… Ему, конечно, тоже было хорошо гулять, мечтать, как сейчас домой вернется, лапы сполоснет собаке и выпьет кофейку… И голову не хочется себе с утра пораньше забивать всякой ерундой, сидеть и гуглить цены на недвижимость нет желания вообще, страховка, договор с агентством… Кто-то должен будет потом следить за этой хатой, сдавать ее, платить налоги, коммуналку… Нет, спасибо, вот так вот прогуляешься с утра пораньше, проветришь голову, и получается, что никакая лишняя квартирка в каменном колодце тебе сто лет и не нужна.

Муж, кстати, у Ларисы, несмотря на то что строил мерзкие дома, был вполне приятный мужчина, по нашим диким меркам, конечно. Он выглядел свежо, не то что там какой-нибудь зажравшийся чиновник. И все-таки в каждом его жесте, в каждом слове была ужасная предсказуемость. Я даже удивляюсь, как все эти новые бизнесмены, которых иногда показывают по телевизору, друг на друга похожи. Все одинаковые, как медсестры в регистратуре. Все модные, блестящие, с каким-нибудь выдрипистым шарфом или в каких-нибудь носках с драконами. А эти их штаны! Итальянские джинсы в обтяг… Да на наши русские задницы! И у Ларисы был такой же, облизанный, черненький, немножко совсем на висках заблестело, но пиджачок сидит как влитой, и никакого пуза, по вечерам спортзал. Не знаю я, откуда они только успели появиться в нашем городе, эти блестящие мужчины, между сорокетом и полтосом. Вроде бы рожденные в СССР, они успели нахвататься модных штучек по своим заграничным командировкам. Короче, глазки ему строили все бабы, с которыми он работал. Но бизнесмен Репин в левых связях замечен не был. В отличие от многих других.

Наоборот!.. Он был внимателен к жене, чуть что – заказывал цветы, подарочек, в главный офис строительной фирмы регулярно приезжали курьеры, кто с букетом, кто с пакетом, с разными коробочками, то с большой, то с маленькой, и всем сотрудницам было жутко интересно, что же там такое внутри, в этих бесконечных коробочках. Пытались вынюхать через секретаршу, и та, расписываясь в получении, лениво, утомленно, сморщив нос, отвечала коллегам: «Опять духи», «Опять золото», «Опять книги»… Коробочки она, естественно, не вскрывала, и до обеда весь офис гадал, что же там за духи и что же там за камушки и когда уже все это закончится. Но не кончалось, как по расписанию, уезжая в свои многочисленные командировки, бизнесмен Репин оставлял поручение своей секретарше: «Организуй букетик для Ларисы». И только в последние годы он как-то вдруг переменился и стал говорить торопливо, припоминая на ходу: «Да… и букет Ларисе Ивановне». Эту мелочь ни он сам, никто другой сначала не заметил, и сама Лариса тоже не заметила, как из Ларисочки она вдруг стала Ларисой Ивановной. Сначала это было просто в шутку, муж ей звонил из дальних поездок и шутил, как в кино: «Ларису Ивановну хочу». А потом… А потом началось, как у всех. Из «Лапочки» она превратилась в «мать». И расстраиваться из-за того, что невозможно изменить, Лариса никогда не собиралась. Жуткая умница!