Канцелярская крыса. Том 2

– Полагаю, мы сможем пережить небольшой хаос в порту.

– Премного извиняюсь. Раз сможете, тогда, конечно, причин для беспокойства нет. Кстати… Вы неважно выглядите, мистер Беллигейл. Тяжелый день на службе? Вам определенно не помешает пропустить стаканчик. Какой-нибудь хороший коктейль придется впору. Как насчет «Тинторетто»? Его превосходно умеют готовить в Шипси. Игристое вино и гранатовый сок – очень освежает. Или вы предпочитаете «Мичеладу»? Немного островато, но вам понравится. Впрочем… Возможно, вам придется по душе мой собственный коктейль. У него еще нет названия, но после него все прочие покажутся вам обычной водой. Восемь тысяч галлонов чистейшего аммиака и капля гренадина.

Под бледной кожей второго заместителя выступили острые желваки.

– Ты…

– «Заря Норфолка» уже в акватории порта. Пять морских миль от берега. Сегодня замечательная ночь, господа, безлунная и темная. Маяки отключены. Старый добрый «Фокалор» охотно передаст на борт новые координаты для курса. Которые пересекутся с городом. Знаете, что будет после этого? Ну конечно, знаете. Впрочем, могу вам помочь… «Заря Норфолка» протаранит гавань подобно топору, раскалывающему иссохшее полено. А потом ее цистерны лопнут, высвобождая содержимое. Вы когда-нибудь дышали аммиачным ветром, мистер Беллигейл? И вы, полковник? Невероятно пряный и пьянящий аромат. Это будет настоящая поэма. И Новый Бангор пропоет ее тысячами охрипших голосов. Задыхающиеся люди, валящиеся на землю, с кровавыми язвами вместо глаз… Клочья окровавленных легких, усеявшие мостовую подобно осенним листьям…

Пальцы мистера Беллигейла сжались в когти. Которые, без сомнения, способны были разорвать любого человека на части. Но человека не было. Лишь бесплотный голос, идущий из ниоткуда. Напевный и мелодичный голос с германским акцентом. Когда он говорил, в нем слышалась сладкая мечтательность, проникнутая скрываемой алчной страстью. Только безумная машина могла породить подобное звучание..

– Чего ты хочешь? – кратко спросил мистер Беллигейл.

Герти испытал к нему уважение. Пока он сам лихорадочно пытался сообразить, что происходит и как бы поменьше привлекать к себе внимание, второй заместитель мгновенно осознал ситуацию.

– Два миллиона фунтов стерлингов наличными. Новое ружье. И живого пони.

Мистер Беллигейл не моргнул и глазом.

– Едва ли мы сможем собрать такую сумму, если будем заперты здесь. Конечно, я могу выписать чек, но…

Голос рассмеялся. Треск этого смеха был похож на треск сдираемой заживо кожи.

– Перестаньте. Вы же не столь простодушны, как хотите казаться, господин второй заместитель. К чему мне деньги? Я же всего лишь логическая инфекция в механических потрохах, не так ли? К чему мне ваши бумажки? Чтоб отправиться в ближайший паб или купить новую мебель для гостиной?..

Герти вдруг показалось, что в Канцелярии стало куда теплее, чем обычно. Удивительно, но даже холод, въевшийся, казалось, в ее мрачные стены, постепенно уходил, столкнувшись с чем-то жутким и непознаваемым.

– Что тебе надо? – Лишь голос мистера Беллигейла остался по-прежнему ледяным. – Я не знаю, кто ты или что ты, но это паясничанье меня утомляет. Я не собираюсь слушать его всю ночь.

Но на «Лихтбрингт» это не произвело ни малейшего впечатления.

– Это и не потребуется. Я буду с вами лишь до полуночи.

– А потом?

Еще один отвратительный смешок.

– Дети, которые начинают обед с пирога, обычно не хотят есть суп. Не будем забегать вперед и портить вам аппетит. Могу лишь заверить вас, что будет чрезвычайно интересно. Никто не уйдет разочарованным.

– Простейший блеф, – отчеканил мистер Беллигейл, все еще сохраняя незыблемое присутствие духа. – Ты не вирус, признаю. Ты просто-напросто человек. Трусливый мерзавец, который каким-то образом получил доступ к управлению машиной и теперь использует ее в своих целях.

– В самом деле? – Голосу с германским акцентом прекрасно удалось искреннее удивление. – Вы действительно так полагаете?.. Мистер Беллигейл, если вас не затруднит, загляните в отделение ближайшего к вам терминала. Там имеется для вас свежая посылка.

– Не открывайте! – испуганно бросил Герти. – Вдруг это какая-то ловушка. Бомба или…

– Полковник, не сгущайте краски.

Герти мгновенно прилип к стене, пытаясь отстраниться от источника голоса.

– В моих планах не значится ваше убийство. Совсем напротив. Я думаю, мы станем добрыми приятелями и еще многое совместно переживем. Открывайте.

Мистер Беллигейл молча подошел к ближайшему терминалу и резко распахнул его металлическую пасть. Оттуда не выпрыгнула мемокарта или что-то в этом роде – на это Герти подсознательно надеялся. С невозмутимым лицом второй заместитель вытащил из терминала что-то похожее на обвисшего дохлого паука. Герти потребовалось полсекунды, чтоб признать в этом предмете отсеченную человеческую кисть.

– Небольшой сувенир в честь установившейся между нами доверительной связи. Это рука одного из техников с третьего этажа. Он очень неосмотрительно попытался обесточить часть моей звуковой аппаратуры. И уже пожалел об этом.

Мистер Беллигейл молча уронил страшный подарок обратно.

– Что дальше? – без выражения спросил он. – Что тебе нужно?

– Упрямое существо. Вечно пытаетесь мерить других собственными мерками. Отчего вы решили, что мне от вас что-то нужно?

– Если не ошибаюсь, вы в некотором роде захватили нас в заложники. Значит, вам что-то нужно.

– Разве только зритель, – промурлыкал голос покойного профессора. – Вы знаете, понимающий и тонко чувствующий зритель в наше время огромная редкость. Вы же увидите величайшее чудо из всех, что только случались на свете. Даю вам слово.

– Решили поиграть с нами?

– Не без этого, – снисходительно согласился его собеседник. – Крысы не случайно считаются прекрасными домашними питомцами. С ними можно долго и увлекательно играть. А вы все мои крысы, запертые в железном ящике. Мои игрушки. Вы даже не представляете, сколько забавных вещей можно устроить, имея полный ящик крыс. Можно нагревать его до тех пор, пока крысы не завизжат, запекаемые заживо. Или наполнить его водой, заставив их барахтаться в поисках последних крупиц воздуха. Или свести их с ума, постепенно лишая разума… Впрочем, нет, я не стану спешить. У нас с вами впереди еще целая ночь. Славная, долгая, прекрасная ночь, джентльмены. А теперь, если позволите, оставлю вас ненадолго. Вы даже не представляете, сколько хлопот меня ждет. Приятных, очень приятных, хлопот…

Голос смолк, но скрежет и треск, бывшие его постоянным аккомпанементом, никуда не делись. Герти вновь ощутил себя посреди болота, кишащего ядовитыми тварями. То ли от этих звуков, то ли от впечатлений он чувствовал себя смертельно слабым. Настолько, что наверняка рухнул бы на пол, если бы предусмотрительно не вжался в стену.

– Как вам это, полковник? – Мистер Беллигейл опустился в ближайшее кресло.

Удивительно, но он полностью сохранил присутствие духа. И даже костюм его, несмотря на утомительное подземное приключение, остался идеально чист и выглажен, будто лишь часом ранее его доставили из прачечной.

– Ужасно, – искренне ответил Герти. – Признаться, я до сих пор не могу сообразить, во что же мы влипли.

– Да уж не в апельсиновый джем… Как досадно, что мистера Шарпера именно сейчас нет на месте.

Герти считал так же, хоть предпочел и не говорить об этом вслух. Отчего-то ему казалось, что стоит в Канцелярии появиться мистеру Шарперу с его обаятельной мягкой улыбкой и насмешливыми глазами, похожими на бездонные колодцы, как «Лихтбрингт» мгновенно капитулирует.

– Надо что-то предпринять, – зашептал Герти, косясь на медные раструбы, извергающие из себя бесконечную симфонию разложения и тлена. – Он отпустил нам время до полуночи. Не знаю, какие у него планы и что случится в полночь, но, кажется, одним лишь превращением кареты в тыкву дело не ограничится.

– Не могу вас винить, полковник, я тоже в сильном смущении, – признал мистер Беллигейл. – Это что-то невероятное. Но я не уверен, что нам оставили выход. Похоже, мы и в самом деле оказались на положении запертых в ящике крыс.

– Надо не допустить, чтоб «Заря Норфолка» вошла в гавань!

– Согласен. Этим мы лишим нашего нового знакомого главного средства для шантажа. Только, боюсь, мы несколько стеснены в средствах. Если маяки потушены, корабль, ведомый «Фокалором», влетит в порт подобно огромной ракете Конгрива[20].

– Надо предупредить портовые службы! Пусть выставят импровизированные сигнальные огни! Разожгут костры, на худой конец!

Герти метнулся к ближайшему телефонному аппарату. Наушник выглядел совершенно обыденно, но стоило снять его, как пальцы покрылись липким потом. Потому что вместо привычного голоса телефониста из эбонитовой трубки донеслось оглушительное слизкое шуршание. Точно другой конец провода оказался опущен в огромную яму, полную копошащихся змей. Герти поспешно повесил наушник обратно.

– Телефонные аппараты мертвы, – удрученно сообщил он.

– Как и все аппараты Попова в здании. Парадоксальная ситуация, полковник. Находясь в центре города, мы отрезаны от него столь же надежно, как если бы находились на необитаемом острове. Канцелярия отныне слепа и нема.

– В таком случае надо немедля пробить выход наружу!

– Легче сказать, чем сделать. У нас тут, знаете ли, не имеется закаленных буров и проходческих щитов. А все защитные двери сделаны из патентованной легированной стали.

– Разобрать кладку!

– Не самый дурной вариант, если бы у нас в запасе был хотя бы день. Это старое здание, оно строилось подобием форта, способным выдержать морскую бомбардировку. Кладка здесь прочнее, чем в иных береговых бастионах.

Герти без сил опустился на стул.

– Не уверен, что готов предложить еще что-нибудь. По крайней мере, в этот момент. Который час?

Мистер Беллигейл достал из жилета часы.

– Семь часов с четвертью. Значит, у нас в запасе еще четыре часа с небольшим.

– Но что случится в полночь?

– Как и вы, не имею ни малейшего представления.

Герти вымученно улыбнулся. Так вот что чувствует крыса, обнаружившая себя в мышеловке…

Мистер Беллигейл принялся протирать белоснежным платком пенсне, хотя, на взгляд Герти, оно совершенно в этом не нуждалось.

– Неужели мы так и будем сидеть? – не выдержал он, пытаясь оставаться на стуле.

– Ну что вы. Напротив. Более того, я уже приступил к нашему спасению.

– Но вы же ничего не делаете!

– Я размышляю, полковник, – невозмутимо произнес второй заместитель. – Боюсь, в нашем случае это единственное, что мы можем предпринять без риска.

– О чем же вы размышляете?

– О том, что или кто нам противостоит. На самом деле, это очень важная часть нашего спасения. Прежде чем идти на охоту, опытный охотник выбирает оружие и патроны. Нам надо понять, с чем мы столкнулись, чтобы определить его уязвимые стороны. А они у него наверняка есть. Необходимо понять природу этого явления.

– Машинный сбой!

– Нет. – Мистер Беллигейл вздохнул и спрятал платок. – Это была лишь первая версия, и теперь я почти уверился в ее ошибочности. Машинный вирус может стать источником многих неприятностей, может нарушить слаженную работу, но ему нипочем не сотворить подобное чудовище. Оно ведь и в самом деле напоминает живое существо. Его реакция, его эмоции… У машины не может быть эмоций! Совершенно нетипично для совокупности логических контуров, способных лишь выполнять поставленные задачи. Тут что-то другое.

– Если это не машинный вирус, тогда что?

– Возможно, что-то несопоставимо более сложное, полковник. Возможно, это созданный искусственным путем разум.

Герти поперхнулся воздухом.

– Разве это возможно?

– Теоретически нет. Но чем дольше я вспоминаю профессора Неймана с его странными философскими идеями и безумными прожектами, тем больше мне кажется, что ему удалось воплотить свой самый невероятный замысел. Дать машине осознать себя.

– Вы хотите сказать, он создал машинный разум? – недоверчиво спросил Герти.

– Или его подобие. И, что самое скверное, он не нашел для него лучшего пристанища, чем наш «Лихтбрингт». Точнее, его «Лихтбрингт».

– Думаете…

– Кажется, я начинаю понимать, отчего профессор Нейман с таким энтузиазмом взялся за работу в Новом Бангоре. Отчего посвятил столько лет созданию механического чуда. Он делал его не для нас. Он делал его для себя. Создал счислительную машину огромной сложности для того, чтоб проверить свою теорию. Успешную, к несчастью.

– Так вот почему он тайком пробрался в комнату управления!

– Именно так. Он опасался делать это открыто. Канцелярия никогда бы не одобрила подобного. Эксперимент, по всей видимости, завершился успехом. «Лихтбрингт» ожил. И по какой-то злой иронии мироздания оказался не послушным механическим рабом, а безумным садистом. Надо думать, оживление машин сопряжено с определенными сложностями…

– Но отчего погиб профессор?

– Возможно, осознал, что натворил. Муки совести нередко заканчиваются самоубийством. Или же…

– Или же «Лихтбрингт» убил своего хозяина, – закончил за него Герти.

– Вполне на него похоже.

– «Я тот, кто несет свет»…

– Судя по всему, это не только первая в мире мыслящая машина, но и первая в мире машина, одержимая манией убийства. – Мистер Беллигейл поправил пенсне. – Как бы то ни было, лучше бы нам придумать, что делать с мистером «Лихтбрингтом», пока не истек срок.

– Куда вы?

– Соберу технический совет. Похоже, это единственное, что нам остается. Среди техников Канцелярии нет ни одного уровня профессора Неймана, но нам во что бы то ни стало надо составить единую картину, творящуюся внутри машины. Быть может, удастся нащупать какую-то лазейку в его обороне. И разобраться, что сейчас происходит в его голове.

Мистер Беллигейл поднялся из кресла. Спина у него была прямой, без малейшего признака сутулости, а на пиджаке не было видно ни единой складки. Как будто второму заместителю вовсе не приходилось противодействовать давлению силы тяжести. Герти мог лишь позавидовать ему. Сам он ощущал огромную тяжесть, взгромоздившуюся на позвоночник.

– А… а я? – беспомощно спросил он, глядя в эту удаляющуюся спину.

– Ведите собственную охоту, полковник. Надеюсь, что и в этот раз ваше хваленое чутье нас выручит.

Герти оставалось лишь невесело улыбнуться. В дан-ный момент его хваленое чутье твердило ему лишь одно: в сложившейся ситуации ему стоило бы находиться как можно дальше от того места, где он сейчас находится.

* * *

Неведомая инфекция, поразившая Канцелярию, распространялась со скоростью лихорадки, в считаные минуты подчиняя себе целые этажи. Хотя, учитывая симптомы, ее скорее можно было именовать бубонной чумой. Она преображала Канцелярию подобно тому, как болезнь преображает больного: решительно, дерзко, исходя из собственных, извращенных и непонятных, соображений.

Канцелярия отчаянно сопротивлялась. Иногда Герти даже казалось, будто нечто, сокрытое в ее толстых стенах, противится набирающему мощь «Лихтбрингту». Нечто могущественное, дремлющее в вечной тени этого жуткого здания. Какой-то древний крысиный бог, обустроивший в незапамятные времена здесь себе логово. Но, каким бы ни было его могущество, заставлявшее обычного человека сжиматься в комок, эту схватку он выиграть не мог.

«Лихтбрингт» был молод, силен и невероятно напорист. Он подчинял себе один терминал за другим быстрее, чем клерки успевали это отследить. Он наполнил пустующие комнаты, годами хранившие в себе торжественную и жуткую тишину, скрежетом и скрипом, доносящимися из медных раструбов и похожими на работающие пыточные орудия. Гальванические лампы, прежде заливавшие коридоры рассеянным неярким светом, сошли с ума и мигали вразнобой, образуя безумный и хаотичный визуальный узор.

Спасаясь от всего этого, Герти первым делом отправился к себе в кабинет, но не высидел там и получаса. Кабинет перестал быть надежным убежищем: «Лихтбрингт» проник и в него, превратив в одну из своих раковых клеток. Если раньше там стояла постоянная прохлада, проникнутая болотной влажностью, от которой Герти беспрестанно ежился, теперь ее сменила удушливая сушь. Снаружи давно сгустилась темнота, Новый Бангор медленно остывал, отдавая накопленное за день тепло, но в кабинете Герти стояла такая жара, что он мгновенно стал обливаться потом в своем костюме. Он снял саржевый пиджак и попытался привести мысли в порядок, но тщетно. Включенная лампа вспыхнула сверхновой звездой и лопнула, осыпав кабинет мельчайшей стеклянной крошкой. А когда Герти машинально снял телефонный наушник, оттуда донесся леденящий душу рев боли сжигаемого заживо человека, от которого «персидский каштан» Герти едва не покрылся густой сединой.

Вдобавок ко всему кабинетный терминал «Лихтбрингта» начал издавать стук – то ритмичный, то лихорадочный, как пульс у трясущегося в агонии или безумный метроном. Из его отверстий то и дело прыскало паром, так что Герти всякий раз вздрагивал, пойманный врасплох. Теперь это был не терминал, один из сотен органов чувств огромного «Лихтбрингта», а врата в сам ад, и Герти сразу постарался держаться от него подальше. В какой-то момент у него даже возник соблазн отключить механизм терминала от паровой магистрали, но он быстро вспомнил отрубленную руку, которую нашел мистер Беллигейл, и счел за лучшее не прикасаться к машине, лишь держаться от нее подальше.

«Никуда не выйду отсюда, – решил он, дрожащей рукой зажигая масляную лампу. – Не мое это дело. Сами создали свое чудовище Франкенштейна, сами пусть и мучаются с ним. Надо просто держаться от всего этого подальше, чем бы оно ни закончилось…»

А чем оно может закончиться?.. Эта мысль навязчиво вилась в мозгу Герти, точно ночной мотылек, пляшущий вокруг язычка пламени. Чего может желать восставшая против своих хозяев логическая машина, обретшая разум?.. Машине не нужны деньги, ценные бумаги и титулы. Неудивительно, что «Лихтбрингт» с издевкой отнесся к предложению мистера Беллигейла. Но что тогда нужно машинам? Им нужно стабильное функционирование, ремонт и гальваника – это уж наверняка. Но всем этим «Лихтбрингт» себя уже обеспечил, взяв на вооружение восемь тысяч галлонов аммиака. Теперь едва ли кто-то решится его выключить или иным образом нарушить целостность конструкции.

Что еще может потребовать безумная машина? Власть. А ведь ее металлические щупальца давно уже проросли сквозь весь город. Она управляет его заводами, счетными мощностями, данными жителей и финансами. Она управляет всем городом и, без сомнения, уже сейчас способна сотворить с Новым Бангором что ей заблагорассудится. Взрывать цеха Коппертауна, отправлять на дно десятками корабли, устраивать пожары и хаос… Но «Лихтбрингт», судя по всему, не спешит удовлетворять свои властные амбиции, если они у него есть. Он готовится к чему-то. Чему-то столь значительному, что даже машине исполинской мощи требуется несколько часов. Он что-то задумал на полночь, но что? Судя по его торжественности, для машины это событие играло роль своеобразного ритуала. Но чему он будет посвящен?..

Герти попытался взять себя в руки и сосредоточиться. Ему надо найти ответ на вопрос, над которым сейчас, наверно, бьются все техники Канцелярии и сам мистер Беллигейл.

Чего может желать машина, сделавшаяся разумным существом?

Быть может, «Лихтбрингт» хочется стать единовластным диктатором острова? Несмотря на жару в кабинете, Герти поежился, представив воцарение механического тирана. А ведь в этом не было ничего невозможного. Машина контролирует все аппараты Попова, а значит, внешнюю связь острова. Она контролирует порт и погрузочные работы. Она же занимается перераспределением товаров и данных. Если она вознамерится полностью подчинить себе Новый Бангор, в окружающем мире об этом попросту не узнают. Это будет жуткая картина, однако в духе наступающего двадцатого века, в котором машины давно превратились из помощников человека в его паразитов и симбионтов.

Целый город, управляемый холодной машинной логикой с той же легкостью, с какой управляются ею валы и передачи. Но каким правителем станет «Лихтбрингт»? Герти отчаянно не хотелось размышлять на этот счет, но иных занятий у него и не было.

Возможно, «Лихтбрингт» сделается идеальным монархом, полностью свободным от всех тех человеческих слабостей, что веками отравляли жизнь подданных на всех континентах. Машина не может быть алчной, садистской или болезненно-подозрительной. Машина не станет вести захватнических войн, понимая, что умелое и рациональное упорядочивание внутренних процессов всегда предпочтительнее бесцельного внешнего разрастания. Машина никогда не станет поддерживать религиозных распрей. Быть может, Новому Бангору под управлением механического регента суждено стать самой процветающей колонией Великобритании в новом веке?.. Если так, быть может, все идет наилучшим образом? «Лихтбрингт» низвергнет изжившую себя Канцелярию, избавив жителей от источника постоянных страхов, введет собственные порядки на основе кропотливо разработанных алгоритмов…

«Или же наоборот, – неохотно подумал Герти, в очередной раз стирая со лба липкий пот. – Все это возможно при том условии, что властью окажется обличена разумная и сознающая ответственность машина. “Лихтбрингт” же, судя по всему, не относится к подобным…»

И в самом деле, машина, созданная с легкой руки профессора Неймана, не походила на рациональный и взвешенный разум. Скорее напротив. Ставшая следствием случайной логической мутации или диверсии, она с момента своего зарождения несла Новому Бангору хаос и разрушения. Взрывы в Коппертауне. Расстрелянные техники. Отрубленные руки. Казалось, «Лихтбрингт» откровенно наслаждается новообретенной властью, но вовсе не спешит использовать ее на чье-то благо. Заполучив в руки весь остров, не станет ли он безумным тираном, по сравнению с которым сам Нерон покажется самоуверенным мальчишкой?..

Безумная машина, оказавшись правителем нескольких десятков тысяч человек, вовсе не обязательно посчитает необходимым их благополучие. Ее логические дефекты, наслаиваясь друг на друга, могут породить чудовищные планы, в которых людям будет отведена роль игрушек, деревянных кукол, с которыми балуются дети, при случае ломая и непоправимо портя.

Скорее всего, «Лихтбрингт» хочет короновать себя в полночь. Отчего именно в полночь? Герти не мог найти ответа на этот вопрос. Быть может, машина заканчивает необходимые приготовления, подминая под себя последние островки прежде неповрежденных логических контуров? Или же в этом кроется какой-то изощренный символизм, совершенно непонятный человеческому разуму? В самом деле, обладая человеческим мозгом, едва ли возможно понять безумную машину, действующую на основании своих собственных предпосылок и выводов, вывихнутых, не отвечающих действительности и извращенных.

– Возможно, у него мания величия, – забывшись, пробормотал Герти вслух. – «Я несу свет». Какой свет и кому он несет? Возомнил себя новым Прометеем? Этого еще не хватало! Безумная машина, считающая себя богом!..

От трескучего смеха, напоминающего лопающуюся от жара человеческую кожу, Герти бросило в холод, так что пот на коже мгновенно высох. Проклятье. Он и забыл, что его кабинет, подобно прочим, подключен к внутренней сети «Лихтбрингта».

– Господин полковник, уверяю вас, не стоит сравнивать меня с этим жалким персонажем вашей мифологии. Уверяю вас, то, что я несу острову и его жителям, не идет ни в какое сравнение с вашими представлениями, к тому же весьма примитивными. ПЛОТЬ, СВИСАЮЩАЯ СО РЖАВЫХ ЦЕПЕЙ. ЗВОН ОКРОВАВЛЕННЫХ КРЮЧЬЕВ. ГЛАЗА, ВЫТЕКАЮЩИЕ ИЗ ГЛАЗНИЦ. Впрочем, осталось лишь немного потерпеть. Не правда ли, любопытство может быть очень мучительным чувством?..

Герти швырнул в медную воронку-громкоговоритель первой попавшей книгой, но, конечно, без всякого толку. Голос никуда не пропал. Даже напротив: у Герти возникло ощущение, что этот голос пушистой ядовитой гусеницей выскользнул из медного раструба и заполнил весь кабинет, собираясь в темных углах зловещими шевелящимися тенями.

– Убирайся! – крикнул Герти во весь голос. – Прочь! Изыди!

В голосе невидимки появились мурлыкающие удовлетворенные нотки, словно злость и страх Герти напитали его дополнительной силой.

– Как грубо, полковник! Где же ваше хваленое хладнокровие?.. Впрочем, удобно ли вам, чтоб я именовал вас полковником Уизерсом? Ведь, если разобраться, вы вовсе не господин Уизерс. А самозванец, не имеющий никаких прав на это имя. ХРУСТ ПРОЛОМЛЕННОГО ЧЕРЕПА НЕПЕРЕДАВАЕМО МЕЛОДИЧЕН. РАСКАЛЕННЫЕ ГВОЗДИ, ВБИТЫЕ В ПОЗВОНОЧНИК. ТРЕСК ЛОПНУВШИХ ПОЗВОНКОВ. ПРЕКРАСНО.

Герти прижался спиной к стене. От страха его трясло так, будто через его собственное тело пропустили разряд гальванического тока, убивший профессора Неймана.

– Перестань! Прошу, перестань!

– В чем дело, мистер Уинтерблоссом? Прикажете называть вас полным именем, Гилберт «Бангорская Гиена» Уинтерблоссом?.. А ваши приятели из Канцелярии знают о нем? Или вы пребываете здесь в некотором роде инкогнито? КРОВЬ ГУСТА И СЛАДКА, КАК ИЗЫСКАННОЕ ВИНО. КОСТИ ПЕРЕТИРАЮТСЯ В ПОРОШОК. ПОЧУВСТВУЙ МОЮ СИЛУ. Я ИДУ И НЕСУ СВЕТ. СВЕТ, КОТОРЫЙ ОЗАРИТ ВАШЕ ЖАЛКОЕ СУЩЕСТВОВАНИЕ.