скачать книгу бесплатно
Сама она любила делиться с Аллой своими сердечными делами. Росту невысокого, как примется худеть (уж ей-то зачем, казалось бы), так кажется, вот-вот разобьется от одного неловкого движения. Неброская с виду, она зачаровывала парней то своей хрупкостью, видимой беспомощностью, то открытой детской улыбкой, то уверенным тоном. При этом она могла беззаботно болтать, а могла говорить ровным низким голосом, выказывавшим твердость и даже некоторую властность. Нельзя было заставить ее плясать под свою дудку, сама же она легко добивалась у людей, чего захочет. Стоит ей пару минут поболтать с мальчиком в очереди о какой-нибудь ерунде, как он уже пригласит ее в кино или на дискотеку. Лина не отказывается, но и ничего не обещает. А потом… «Алла, просто не знаю даже, как быть. Ну как сказать ему, что не хочу с ним больше встречаться? Не хочу подавать ложных надежд…». И так из раза в раз. Ни с кем она не сближалась. «Кто знает, может быть и до свадьбы – говорила она. – Пока мужчина с женщинами не переспал, в ней есть какая-то тайна».
Сначала Ангелина старалась вызвать Аллу на взаимную откровенность. Потом, решив, что ей, видимо, нечего рассказывать, стала пытаться «расшевелить» ее, звала подругу на дискотеки, но та почему-то не хотела. Пыталась она свести Аллу и с «отбракованными» ухажерами, но Алла уклонялась.
Звонок в домофон. Инна, ты? – нет, это Марианна.
Марианна сняла потрепанную ветровку. Одета в белую блузку и черную юбку. Здравствуйте, Светлана Алексеевна. Мама? Да ничего, Ксюха растет… – она достала из коричневого кожзамового рюкзака – вероятно, того самого, в котором таскала в институт книги и тетрадки, дешевую коричневатую помаду с блеском и белорусскую тушь, которой суждено будет осыпаться к концу застолья, и спешно «навела красоту». Затем заговорщицки подмигнула Алле – «чего я тебе показать хочу», и девушки прошли в комнату. Они расположились на нижнем ярусе кровати, затянутом лимонным китайским покрывалом – всё в диковинных цветах и райских птицах.
В прошлой жизни здесь спала Инна, а теперь он служил Алле местом занятий. Тут удобно было разложить конспекты и «шпоры», или, лежа на животе и опершись на локти, поставить перед собой нетбук или положить планшет.
Из того же рюкзака Марианна достала черную пластиковую папку, стянутую резинками.
– Зацени…
В папке было несколько листков формата А4, как для принтера, исписанных акварелью. Длинная прямоугольная ваза из прозрачного зеленоватого стекла, в которой стоят желтые и белые нарциссы.
– С натуры?
– Да. Папа подарил на восьмое марта. Хорошо, успела набросочек этот сделать, а то мама потом их выбросила…
– Господи…
– Ну да. Как там она его называет – то ли Пурим, то ли день Чикагских проституток. И я слышала, папе потом звонила и мозг выносила.
Алла вздохнула и помотала головой.
Сизо-алый, ветреный закат, словно кто-то разбил банку малинового варенья об асфальт, с краешком крыши желтовато-серого блочного дома. Алла давно не была в гостях у подруги, но помнила, что этот краешек виден из окна ее комнаты.
Несколько набросков с натуры.
– Это одногруппницы мои.
Какая-то девушка в длинном платье и с венком цветов.
– А это кто?
– Не знаю, Офелия какая-нибудь… Алл, я хотела их у тебя оставить. Мама опять порвать может. Я недавно только снова рисовать начала после всего этого… ну ты понимаешь…
– Да, конечно, Марьяш… – Алла разглядывала набросок молодого человека в футболке и джинсах, с мускулистыми руками, стриженными слегка вьющимися волосами. Он сидел в профиль, лицо прикрывал руками.
– Тоже одногруппник? – спросила она, пристально глядя на Марьяшу.
– Да типа того. Этот я все-таки себе оставлю, пожалуй… – и, взяв листик из Аллиных рук, вложила его в папку и убрала в сумку. А эти сохрани, прошу…
– Конечно! Что-нибудь даже на стенку повешу. Надо бы в рамочку вставить – и Алла спрятала рисунки в ящик компьютерного стола.
– Марианна – добавила она помолчав. Как ты, блин, все это терпишь…
– А куда деваться… Снять квартиру мне не по деньгам… Вот окончу институт, пойду работать…
– Ты с твоим таланом в Политехе… У меня вот нет таких данных. Раньше петь любила, теперь не поется… – она взглянула на гитару, пылившуюся в углу между кроватью и окном. – Мариан, ты к отцу не обращалась?
– А зачем… у него своя семья, дети. Тоже вот понять его не могу. Ушел от нас, потому что мама аборт не хотела делать, с Ксюшкой-то, а там плодится.
– Ты уверена, что из-за этого ушел?
– Ну да… мама так говорит… У нее, наверное, из-за этого крыша и съехала вконец. Давно с ней уже неладное творилось, а это – последняя капля.
И, словно спасая Марианну от неловкого разговора, снова зазвенел домофон.
Глава 7
Дверь открыла Алла. В ярко-синем платье до колен, с янтарным кулоном на слегка открытой груди. Волосы собраны бубликом на макушке.
– Спасибо, Паша! – она вся светилась, принимая букет белых колокольцев с голубой каемкой, похожих на фарфоровые чашечки. Он так и не запомнил названия, но знал, что ей понравится. Ее глаза казались чуть припухшими, с красными прожилками. Наверное, не выспалась, готовила… Она зарылась лицом в цветах.
Неужели он пришел последним? Столько народу вышло встречать его в прихожую… Лина здесь тоже. И ещё одна подруга, Марианна, Алла про нее много рассказывала.
– Здравствуйте – посыпалось на него со всех сторон.
– Павел… – смущенно представился он и протянул руку высокому темноволосому мужчине с оттопыренными ушами. – А Вы, должно быть, Инна? – обратился он к молодой женщине, с такими же большими серыми глазами как у Аллы, но со светло-русыми волосами, чуть повыше и пополнее.
– Да – Инна подхватила на руки младшего, ворча что-то про мокрые штанишки.
– Красота! Как называются? – спросила Алла, оторвав лицо от букета.
– Ли-зи… аструм… – замялся Павел, вспоминая название.
– Лизиантус – поправила Инна, которая уже успела вернуться с переодетым малышом на руках.
В прихожую вышла невысокая, ростом с Аллу женщина, не старая, еще, наверное, не пенсионерка, но с прядью седых волос надо лбом. В темной, неопределенного цвета блузе и брюках.
– Мама, это Павел!
– Очень приятно….Светлана Алексеевна… Проходите, Паша… – она с полминуты вглядывалась в него, затем вернулась в комнату. Алла наскоро познакомила его с Марианной и представила его соседке, Татьяне Евгеньевне. Это была ровесница Аллиной мамы, высокая женщина с усталым лицом. «Аллочка мне как племянница» – пояснила она умиленно. Инна, успевшая за это время сбегать в комнату, сообщила, что все готово, мойте руки, пора за стол. Павла усадили на диван слева от Аллы, а справа от нее села Ангелина.
Первый тост, как водится, был за матерью.
– Аллочка, детка… Двадцать лет… давно ли в школу тебя собирали… Давно ли… Ну, в общем, здоровья тебе, счастья, а главное – мудрости…
– Да, Аллочка… мудрости – отозвалась женщина, которую Алла до этого представила ему как соседку. – Береги маму. Мама у тебя – просто золото.
– Спасибо – Алла улыбалась, но Павел уже знал ее настоящую улыбку, и видел, что тост ее совсем не порадовал. Отпив вино, она поставила бокал на салфетку. И снова эта странная задумчивость Она часто моргала, глаза покраснели и от этого радужка, обычно серо-голубая, казалась зелёной. Он незаметно взял ее ладонь и слегка пожал. Инна встала и с нарочитой развязностью подняла бокал.
– Ну, между первой и второй… Алка, за тебя. Ты умница. Третий курс кончаешь! Пол срока, считай, отси… ой, отучилась…
– Ну, не говори гоп… еще сессия впереди. Я как про N. подумаю, мурашки по коже… – затараторила Алла.
– Да уж… – Ангелина склонила свою кукольную головку на плечо подруги.
– Ничего, прорвемся! Где наша не пропадала! – Алла потрепала Лину по плечу и подняла бокал.
Зазвенел мобильный, Марианна полезла в карман и неловким движением плеснула вина на блузу. «Да, мам, в библиотеке… (Татьяна Евгеньевна значительно приподняла брови). Да, позвоню перед выходом». Бросив телефон на стол, она вскочила со стула и бросилась в коридор. Алла встала и пошла за ней. Все невольно глянули им вслед. Инна покачала головой. Через пару минут они вернулись. На Марианне была другая блузка, видимо, Алла дала переодеть.
– А третий, давайте, не чокаясь… – сказала Светлана Алексеевна, когда девочки вернулись на свои места.
Алла удивленно взглянула на мать.
– Я думала, сначала за тебя, мам…
– Нет, потом за меня. Сейчас не будем чокаться.
Инна разлила всем вино. Светлана Алексеевна долго молча держала неотпитый бокал в руке.
– Ну что ж… вечная память – сказала она.
– Вечная память – глухо отозвалась Алла и, осушив бокал, выбежала из комнаты.
Наверное, был бы жив папа, давно бы купили посудомоечную машину (а может, и не только посудомоечную). Ну да ладно, надо смотреть не на гору жирных тарелок, а на горку белоснежной пены в раковине. Сейчас под ней скроется вся эта грязь, а на столе появится аккуратная стопочка. А мама пускай полежит. Зря она, конечно, выпила последнюю рюмку. Это Татьяна ее подзадорила, вот теперь с давлением и мучается.
Да, после поминальной рюмки ее понесло. Алла была рада, что вышла из комнаты, а Павел увязался за ней. Лина и Марианна тактично скрылись на кухне. Они с Павлом стояли на балконе, разглядывали еле видный отсюда шпиль Петропавловки и болтали. Он всё время держал ее за руку. А из комнаты доносились мамины сетования на одиночество и ненужность.
А еще порывалась мыть посуду сама. Как будто чтобы попрекнуть. Хотя вряд ли с умыслом, а бесит все равно. Да еще расспросы эти «А что у вас с ним?». Пришлось ответить, мол, а ничего у нас с ним, сгоряча хлопнуть дверью и уйти на кухню. На застолье выдержки с горем пополам хватило, а дальше – нет.
Сама бы хотела знать, что у нас с ним. С ним хорошо. Хочется общаться дальше, узнать его получше. А то увлечешься, а потом… Или ему слишком много надежд подашь… Но пока с его стороны тревожных звоночков нет, разве что, правильный слишком. В себе – да, многое настораживает, даже пугает. А он – милый и такой наивный. Кажется, я старше его лет на пять, хотя сама младше его на три года. И он совсем не похож на…
Так, Марианна. Тоже выспрашивать принялась – мол, давно встречаетесь? Но с Марианной другое дело. Встречаемся недавно, но он мне нравится. Бедная Марьяшка. Уж как могли, отстирали это злосчастное пятно. Может, ее маман не заметит. Да, а я еще на свою маму злюсь…
Алла вернулась в комнату, крикнула – мам, прости, и побежала обратно на кухню, чтобы не слышать «Да ладно, мне не привыкать».
Так вот, Павел. Какими глазами он смотрит на меня… Можно подумать, я с иконы сошла, или со страниц жития. Ну, на худой конец из русской классики. Лиза Калитина и Наташа Ростова в одном флаконе. Блин, чуть чашку не разбила. При нем, кстати, даже слово «блин» не говорю. Хочу казаться лучше, чем на самом деле? А может быть, при нем действительно хочется быть лучше?
Тогда я не рисовалась. Тогда я была сама непосредственность. Тогда я была другой. Я открыла ему всю себя. Он знал, что я люблю одуванчики. Что я без ума от роликов. Что у меня ели-ели тройка по физике. Что я могу закатить истерику родителям.
Он знал… а знал ли он? Было ли ему до этого дело? А помнит ли он об этом сейчас? И вообще, что я для него? Эпизод веселой юности – не первый и не последний? И если так, все ли такие эпизоды он помнит?
Горечь во рту, словно после антибиотика. Нахлынуло. Только бы на кухню не вышла мама.
Получится ли так открыться Павлу? И надо ли?
Тьфу, швырнула бы эту чашку об стену, да потом осколки поди собирай, еще можно поранить ногу, по утрам же босиком…
Да, четыре года назад. Как раз то видео на мобильном. Катались с ним на роликах. Только что научилась держать равновесие, но ехала еще медленно, а Влад угнался вперед. Стала набирать скорость, и вдруг как что-то щелкнуло – лечу! И вот одуванчики слились в огненную реку. Сунула руку в карман джинсов, достала телефон – тогда еще новенький был, принялась снимать это чудо. А навстречу – девчонка на скейте. Хорошо еще затормозить успела, а то обеим бы пришлось туго. А так – только коленку разбила и джинсы разодрала. Ну, кто же защиту не надевает! Влад уже свернул за угол. Превозмогая боль, плача от досады, стала его догонять. Увидела его, окликнула – он не сразу услышал. А может, не хотел отзываться. Уже взяла себя в руки и почти смеялась, когда подъехала к нему. А он бросил раздраженно – сама виновата. Ну да, конечно сама, не он же!
Дзынь – руки дрогнули, чашка всё-таки оказалась на полу. С одуванчиками, кстати. А одуванчики, между прочим, в тот же день скосили. Когда они с Владом ехали обратно, газон уже поблек.
СМС-ка пришла. «Аллуся, спокойной ночи». Аллуся… Он так назвал ее впервые. Влад называл Алкой.
Какой счастливый – тяжелый, но счастливый день. Мама заснула. Вроде бы ей получше. Отнести цветы – ли-зи-антусы – к себе в комнату. Нет, лучше на кухню. Завтра ко второй паре. Мама уйдет раньше, можно будет спокойно сварить кофе и попивать его, любуясь цветами. А один – вот этот, маленький – цветок можно отщипнуть и взять с собой в постель.
Глава 8
К поездке в Зеленогорск – Пашина идея – Алла подготовилась основательно. Назначили день, когда зачеты уже при хорошем раскладе будут сданы, а до экзаменов останется чуть меньше недели. Сдав в переработку два мешка темных кофт и прочего барахла, набившего оскомину за последние четыре года, она получила скидку и купила ярко синий сарафан, до полу, но с открытыми плечами. Купила она и бирюзовые сережки – уши проколола мама еще классе в седьмом, как папа ни протестовал – и бирюзовый же кулон. Утром завила волосы щипцами и распушила. «Я ли это в зеркале?». Почему такие холодные пальцы? Ведь не впервые собралась с ним гулять. Ну разве что чуть подальше от дома, чем обычно.
День выдался облачным, но для конца мая вполне теплым. К вечеру обещали грозу, но они к этому времени уже вернутся. Зеленогорский воздух был солоноватым и прохладным – Балтика! Они решили сначала прогуляться по городку, а потом выйти на побережье залива. По пути им попалась высокая, словно пирамидка, церковь с темным куполом. Павел предложил зайти.
– Ой, а я платка не взяла, и в косметике! Вдруг бабка какая что скажет…
– Ну давай хотя бы подойдем, посмотрим. – он перекрестился на храм. – Алла… я давно хотел спросить. У тебя есть… ну, как бы заветная мечта?
Алла пристально и серьёзно глянула ему в глаза и чуть пожала плечами.
– Я никому не говорил пока. Тебе первой скажу. Я хочу …стать священником.
Алла все также внимательно вглядывалась в него.
– Здорово… какой ты молодец…
Что в ее голосе? Радость за него? Сомнение в серьезности намерений? А может быть, готовность разделить его судьбу?
– Пойдем к морю, Паша.
Он взял ее руку, и чуть было не отпустил – ее ладонь была непривычно холодной и влажной. Она долго молчала, потом заговорила о погоде – выглянуло солнце, о предстоящих экзаменах, и даже развеселилась. Но как и тогда, на дне рождения, Павлу чудилась, что улыбается она натянуто.
Море вдохнуло в нее жизнь. Увидев его, она захлопала в ладоши.
– Купаться нельзя еще, так хоть ноги смочим – она сбросила босоножки, схватила их правой рукой, а левой потянула его за рукав. Он впервые увидел ее ступни, узкие и смуглые, как и вся она. Подобрала пару мелких ракушек и бросила в сумочку. Подняла липкий, темно зеленый кусок тины и швырнула его в волны. Взобралась на один из прибрежных валунов. Слегка запрокинула голову. Морской ветер отбросил назад ее аккуратно уложенные волосы.
– Сфотографируешь? – улыбалась она игриво.
– Осторожно… Скользко.
– Ничего.
Слезла с камня – он страховал – и чуть не упала в его объятия. Павел подошел и показал ей фото.
– Прикольно… Да, слушай, напомнило юг. Я там сто лет не была. Ну, лет шесть уж точно.
– А хочется?
– Еще бы!
– Да, мне тоже. Может быть, через годик… Алла, ты поедешь со мной?
Алла взглянула на него. Он взял ее за руку.
– Алла… ты выйдешь за меня замуж?
Она молчала. Глаза ее слезились, впрочем это давно, она говорила – от ветра.
