скачать книгу бесплатно
Если кто и знает все ходы и выходы, то только он. Очкастый доктор здесь один из главных, без его участия не обходится ни одно мероприятие.
– Нет, – качает головой сто шестая. – Ему лучше не знать об этом. И вообще, если он узнает, то накажет меня.
Меньше всего мне хочется подставить ее, но получить свободу хочется сильнее.
– Клянусь, не скажу о твоей помощи даже под пытками, – обещаю я. – Если хочешь, вообще не участвуй в этом. Только укажи того, кто может помочь.
Сто шестая стреляет глазами в сторону огромной стойки с книгами. Рядом с ним подметает пол невысокий круглолицый санитар с вечно красным и потным лицом.
– Это Энтони, – тихо произносит сто шестая. – Он приносит девчонкам некоторые вещи из большого города. К примеру, духи, нижнее белье и даже косметику. А вот возьмется ли за более крупное дело, не знаю.
Она разводит руками, а я мучительно соображаю. Энтони меньше всего похож на дельца. Конечно, даже за то, что он делает для девчонок, его уже по голове не погладят. Нам запрещено иметь личные вещи и каким-либо образом изменять себя. Но одно дело – флакончик духов (который, к слову, не задерживается в «Лазурите» дольше пары дней. И то лишь потому, что девчонки нюхают ароматы свободы, а не душатся ими). Увести одну из пациенток – совсем другое.
– Что он берет за свои услуги? – спрашиваю деловито.
– Транквилизаторы, – поясняет сто шестая. – Нас ими пичкают вдосталь, а вот санитарам и другому персоналу «Лазурита» к ним доступа нет. За флакон духов Энтони берет пять таблеток. За кружевной бюст или шелковые трусики – десять.
О, ну этого добра у меня в достатке. Это я о «колесах». Все то, что выдают врачи, бережно хранится в матрасе в моей комнате. И пусть нам частенько устраивают проверки, тайник мой так и не рассекретили. И там скопилось прилично транквилизаторов.
После отбоя достаю свои «сокровища» и пересчитываю. Около ста таблеток – по ним, пожалуй, можно сосчитать, как давно я здесь. Примерно месяц. Плюс то время, когда я сопротивлялась и мне подмешивали отраву в еду и питье. Это потом, после бесплотных попыток вырваться, я научилась притворяться. Перестала помышлять о побеге.
Сейчас же мечтаю об этом с удвоенной силой.
Ложусь на постель и, закинув руки за голову, рассматриваю потолок. Как подойти к Энтони? Надо сделать это аккуратно, не на виду у всех. Так, чтобы не спугнуть единственного, кто сможет помочь.
Постепенно размышления становятся все более запутанными, глаза слипаются, и я начинаю неумолимо зевать. И так каждую ночь.
Каждую ночь я даю себе зарок не спать, не уступать этому искушению. Чтобы не видеть во сне Его. Не поддаваться его дьявольскому искушению и порочной красоте. Он доводит меня до вершин блаженства, вместе с тем будто бы высасывая душу.
Теперь я знаю его имя. И не хочу поддаваться ему больше.
Но Рон Купринг не спрашивает разрешения. Не стучит в дверь, прежде чем войти в чужую дверь или жизнь. Даже во сны проникает с сой же бесцеремонностью и нахальством.
Эту ночь я тоже вижу часто. Мы в каком-то шикарном ресторане, сидим за накрытым белоснежной скатертью столиком и едим омаров. Это какая-то невообразимая хрень с клешнями и жестким панцирем. Жутчайшее создание, но мясо у него просто обалденное.
– Давай помогу, девочка, – смеется Рон, наблюдая мои жалкие попытки справиться со специальными щипцами.
Куда проще было бы разделать омара пилой или хотя бы молотком.
Впрочем, в изящных и в то же время крепких руках Рона даже щипцы для разделки омаров кажутся чем-то божественным. Он управляется с ними ловко, с какой-то хищной грацией. – Ну вот, теперь можешь взять вилку.
Я пробую божественно нежное мясо, а он не сводит с меня глаз. Кажется, ему нравится наблюдать за мной, когда пробую что-то новое, необычное. Рука его под столом ложится на мое колено. Щекочет впадинку под ним, поднимается выше и задирает пышную юбочку.
– Не надо!.. – вздрагиваю, сжимаю ноги и беспокойно оглядываюсь вокруг. В зале полно народу. – На нас смотрят!
– Мне все равно, – шепчет он, перегнувшись через стол. – Нас им не раскусить.
В этот вечер маска уже на мне. А еще – парик и множество украшений. Никто из сидящих в зале ресторана аристократов и не подозревает, что рядом с ними одна из тех, кого они презирают. Неведомо им, что среди тысячи женщин глава Правительства выбрал меня. Словно кость голодным псам, бросил вызов их мнению.
Кажется, он и сам презирает тех, с кем должен быть заодно. И то, что смог их одурачить, заводит его все сильнее.
Он просовывает ладонь мне между бедер и гладит лобок сквозь тонкую ткань трусиков.
Я прикусываю губу и смотрю умоляюще. Даже не знаю, чего мне хочется больше – чтобы он немедленно остановился или продолжил провокацию. Я не могу сказать нет. Не только потому, что сама желаю близости. По совершенно иным причинам.
– Идем со мной, – произносит он. – Омара доедим после.
После чего – не уточняет. Да я и сама понимаю, что он задумал. Послушно иду рядом, чуть наклонив голову. Рон держит за руку, как послушную ученицу, и ладонь его тверда и горяча.
Мне кажется, будто мы направляемся к выходу, чтобы поехать в гостиницу. Но вот Рон резко сворачивает в сторону. Снова идем по коридору и доходим до туалета.
– Ты с ума сошел! – Резко останавливаюсь и едва не задыхаюсь от отвращения. – Делать это в общественном туалете?
– Боюсь, до отеля мы не доберемся, – сообщает он и перемещает мою ладонь на свою ширинку.
Явственно ощущаю его возбуждение, но все еще не готова согласиться.
– Ну же, девочка, не забывай о своих обязанностях, будь послушной. – Он не просит, а приказывает. – Ты ведь помнишь, что обещала и почему?
Тогда помнила, а после нет. Одно ясно: Рон Купринг шантажировал меня или каким-то иным образом заставлял выполнять его прихоти. Все его прихоти.
Киваю и первой захожу в довольно широкую кабинку. Здесь чисто, как в операционной, и довольно уютно. Совсем не то, что я себе представляла. Грязи или неприятного запаха нет и в помине. Унитаз чистый, аж сияет. Умиротворяюще пахнет хвоей.
– Здесь все дезинфицируют после каждого посетителя, – с улыбкой заявляет Рон. – Так что можешь не переживать по этому поводу.
– Да я и не переживала, – пожимаю плечами. – Не за себя. Просто ты – и в туалете. Правда, ситуация «глава Правительства трахает мутанта» сама по себе тоже не фонтан.
Его жесткие руки сжимают мое горло. На секунду мне кажется, что сейчас они сомкнутся и все это кончится. Но пальцы Рона вместо того, чтобы сжать, ласкают мою шею, плавно перемещаются на ключицы.
– Не говори так, не надо, – просит он каким-то сдавленным голосом.
– Разве это не правда? – переспрашиваю, изо всех сил стараясь сосредоточиться на собственных мыслях, а не на его движениях. – Я для тебя только прихоть. Выставляешь на публику как зверушку? Даже ошейник надел. И браслеты, как кандалы…
С ненавистью смотрю на свои украшения, презираю их. Но еще сильнее ненавижу самого Рона. Зачем он привел меня сюда? Здесь мне не место, я сама это чувствую.
– Это не ошейник, а украшения в общей сумме на несколько миллионов, – поизносит он, но вовсе не извиняясь. – В них датчик, изменяющий температуру тела. Иначе тебя бы не пропустили.
Киваю, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы. Лучше бы он оставил меня в борделе и приходил каждую из купленных ночей. Чем все это…
– Зачем я здесь? – повторяю, а губы предательски дрожат.
– Я не хотел тебя унизить, девочка, – шепчет он успокаивающе. Губами собирает соленые капли с моего лица. – Всего лишь пытался показать, что ты не хуже других. Даже лучше.
– Не доказал! Мне здесь неуютно и противно. Делай все что угодно с моим телом, но не лезь в душу. Когда-нибудь я тебе осточертею и ты меня оставишь. Выбросишь, как ненужный хлам на помойку.
– Такого никогда не случится. Ты для меня не просто прихоть, а нечто большее. Я не оставлю тебя ни за что на свете.
– Глупости это все… – шепчу досадливо.
Его губы находят мои. Такой нежный и мягкий поцелуй. Он прикасается так, будто нас не разделяет гигантская пропасть чужого мнения. Будто я не тупиковая ветвь эволюции, а он не властитель этого мира. Он отрывает губы от моего рта и перемещается на шею. Проводит языком вниз по коже, в то время как его ладони скользнули за глубокое декольте вечернего платья. Горячие ладони накрывают грудь, проворные пальцы слегка пощипывают соски. Я выгибаюсь от этих дразнящих прикосновений, позволяю Рону стянуть бретельки платья. Прохладный воздух касается возбужденной груди, а горячий рот Рона оставляет на коже жгучие поцелуи. Я позволяю ему стянуть с меня платье полностью. И стою перед ним в одних маленьких кружевных трусиках. Но вот и эта последняя деталь одежды оказывается у него в кармане.
Обхватываю его плечи, раскрываю губы навстречу его губам. Он приподнимает меня, и я скрещиваю ноги вокруг его спины. Он трется об меня бедрами, дразня и завораживая. Я чувствую его твердость, и бешеное, дикое желание разгорается внутри. Это так ужасно и прекрасно одновременно. Я чувствую, что просто должна, обязана почувствовать его внутри себя. Сейчас! Сию же секунду. Мне уже все равно, где мы и могут ли нас услышать.
Нетерпеливо стягиваю с него пиджак, расстегиваю рубашку. Срочно прикоснуться к нему, почувствовать под пальцами загорелую, поросшую жесткими волосами кожу. Мне нужно больше его. Всего!
Слишком сильно дергаю ткань рубашки, и несколько пуговиц катятся по начищенному до блеска кафелю.
– Ты такая жадная, детка, – смеется Рон. – Я ведь никуда не убегу, у нас полно свободного времени.
Я почти не слышу его слов. Веду себя так, будто в запасе у нас только эта минута есть сейчас, чтобы насладиться близостью так, что никакие машины для очистки памяти не отнимут у меня этот счастливый миг.
Он ставит меня на ноги, отстраняется, чтобы расстегнуть брюки. Я почти падаю, лишённая его поддержки. С замиранием наблюдаю, как обнажается его прекрасное загорелое тело. Мощные мускулы перекатываются под кожей от каждого движения. Прижавшись разгоряченной спиной к прохладной сене, смотрю, как Рон расстегивает молнию на штанах, выпуская наружу внушительную длину. При виде его члена у меня перехватывает дыхание. Словно почувствовав мой зовущий взгляд, он качнулся вверх вниз, и у меня непроизвольно сокращаются женские мышцы. Я должна почувствовать его внутри себя, немедленно!
– Тебе тоже не терпится? – спрашивает Рон игриво.
Я лишь киваю в ответ и облизываю внезапно пересохшие губы.
От этого моего движения Рон, зарычав, точно голодный зверь, шагает вперед, сокращая дистанцию между нами. Тянусь к его бедрам с жадностью и страстью. Но Рон внезапно обхватывает меня за талию. И разворачивает спиной к себе. Я прогибаюсь, точно кошка. Опираюсь ладонями о стену, жду резкого и немного грубого проникновения.
Его член касается моего входа. Замирает.
– Ну же! – не выдерживаю я. – Не дразни меня, достаточно!
Он скользит внутрь меня и снова замирает, давая привыкнуть. Я не могу дышать ровно, а сердце колотится в груди как сумасшедшее. Не могу думать ни о чем, кроме того, что наши тела соединились.
Рон выходит из меня и медленно возвращается обратно. Так мучительно медленно. Я нетерпеливо кручу бедрами, подгоняя и подбадривая. Приказывая продолжить.
– Моя девочка, – с глухим стоном произносит он.
Двигается все быстрее, проникает глубже. Подаюсь бедрами в такт, помогая и распаляясь еще сильнее. Лицо мое горит, но еще ярче пылает то место, где Рон проникает в меня. Вот-вот для меня зажжется собственная яркая звезда. Ее свет ослепляет и исцеляет. Меня. Его. Вместе мы так сильны, что, кажется, непобедимы.
Каждый сантиметр моего тела горит и сжимается, и я полностью теряю над собой контроль. Бурный оргазм накрывает с головой, как молния, пронзает тело насквозь. Почувствовав это, Рон двигается быстрее и жестче, растягивая мое и свое удовольствие. Пока, наконец, сам не достигает пика удовольствия.
– Боже, малышка, как же я тебя люблю… – хрипло произносит он, гладя мою спину. – Прости, что заставил тебя делать это здесь, в не слишком удобной и подходящей обстановке. Я просто не мог ждать дольше.
– Ничего, переживу, – отзываюсь с блаженной, немного дурацкой улыбкой на губах. – У нас осталось не так много ночей, ты помнишь?
– Все твои ночи принадлежат мне! – с полнейшей уверенностью отзывается Рон. – Я не отпущу тебя. Ты моя навсегда!
Глава 5
Он соврал. И избавился от меня, когда наигрался. Мерзкий ублюдок!
Это первая мысль, которая приходит после пробуждения. Сейчас мои сны приобрели еще большую реальность. И в каждом я вижу подсказку, тайный шифр к своей прошлой жизни.
Сажусь на постели и тру лицо, прогоняя последнюю сонливость.
Итак, что мы имеем? По какому-то долбаному стечению обстоятельств я оказалась в борделе, будучи при этом неискушенной девственницей. И Рон Купринг стал первым клиентом. Кажется, единственным.
Он не просто оплатил мои услуги, но купил полностью, со всеми потрохами и всеми вытекающими последствиями. Водил меня на приемы, развлекал, не забывая обещать золотые горы.
Но я не помню, чтобы верила ему. Вернее, не верила от слова совсем. Но отчего-то оставалась с Роном и покорялась ему. Хотя, даже по рассказу сто шестой, я никогда не была покорной. Нечто иное заставляло меня оставаться с Купрингом, и я обязана выяснить что. Что-то дорогое осталось у меня в запретном городе. Кто-то или что-то, о чем меня заставили забыть.
После завтрака направляюсь на отработку, хотя в архиве больше нет ничего интересного для меня. А то, что есть, скрыто семью паролями.
Проходя по главному коридору, с ненавистью взираю на огромную фотографию в рамке. На ней Говард Купринг собственной персоной. Он удивительно похож на своего потомка. Вернее, это Рон ужасно похож на него. Практически копия, только более строгая, жесткая. На фото Говард улыбается, а глаза его светятся счастьем. Возможно, он еще не знает, к каким ужасающим последствиям привело его изобретение. А может быть, дело в том, что рядом с ним на фото его любимая жена Луиза. Они всегда вместе, даже на снимках.
– Ненавижу… – шепчу сквозь плотно стиснутые зубы.
С удовольствием плюнула бы в портрет человека, изменившего жизнь потомков, обрекшего меня и сотни других на вечную изоляцию. Но нельзя. За нами постоянно следят, и Говарду Купрингу положено выказывать почет и уважение. На него чуть ли не молятся, но я не разделяю этих верований. Не признаю, что мне просто повезло. Нет в жизни случайных последствий, да и я вовсе не побочный эффект.
Как бы нам ни затыкали рты, все знают: нас, отверженных, становится все больше. Ширятся территории, где происходит захоронение отработанного ядерного топлива. И стена, что отгораживает запретный город от остального мира, расширяется с каждым годом. Ее переносят понемногу, на несколько сантиметров, с помощью передовых технологий. Почти незаметно для человеческого глаза, но запретный город, словно моровая язва, разрастается. Понемногу, но неуклонно поедает другой, чистый от всяческой скверны мир.
Еще раз смотрю на портрет и все отчетливее понимаю: не ненавижу – завидую. Жгучей, просто-таки черной завистью. Эти люди, Говард и Луиза, видели другой мир. Они жили другой жизнью, верили в светлое будущее. Они могли все изменить, но не сделали этого.
«До тебя, Говард, мне как до звезды, – произношу мысленно. – Но до праправнука твоего я доберусь. Непременно».
Добраться до Энтони удается только вечером следующего дня. После ужина его отправили на обход спален. Вместе с ним отправили врачиху Эльзу – старую и глухую как пробка. Можно сказать, мне жутко повезло.
Притворяюсь, будто помогаю перестилать постель. Хотя, как по мне, одна белая простынь не отличается от другой, к чему менять их каждый день? Нас тут в такой чистоте содержат, будто это поможет обелить нас в глазах общества. Но это вряд ли получится. Да и разве можно винить нас в том, какие мы есть? Скорее, мы сами жертвы.
Правда, до этого никому нет дела. То, что вычеркнуто из памяти, не доставляет неудобства и не приносит раскаяния.
– Пс… Энтони! – окликиваю парня, – разговор есть.
Он недобро косится на Эльзу, придвигается плотнее, чтобы старая чертовка не прочла разговор по нашим губам.
– Тофько быфтро, – произносит он, жутко картавя. – Чаво надо?
– Свободы, – бормочу я. – У меня есть таблетки. Много.
Он хмурится и смотрит на меня так, словно увидал призрака. Его белесые кустистые брови ползут на покатый лоб.
– Футиш? – переспрашивает Энтони, щербато лыбясь.
Я не сразу поняла, о чем он. Послышалось: кукишь. В принципе, подобной реакции я и ожидала.
– Футка такая? – снова спрашивает Энтони, немного посерьезней.
– Не-а, – догоняю наконец, о чем он. – Я серьезна как никогда. Мне нужно выйти из «Лазурита», чем быстрее, тем лучше.
Пока пронырливые докторишки не поняли, что память моя стерта не полностью. Прознают – лишат последних крох прошлого, так тщательно собираемых мной по отрывкам из снов и внутренним ощущениям.
Энтони чешет затылок, на его простоватом лице отображается работа мысли. Лоб его морщится, становясь похожим на причудливые рисунки на прибрежном песке, оставленном волнами.
Стоп! Какие, к дьяволу волны?!
В запретном городе нет водоемов, тут вообще с водой туго. Где же я видела волны и песчаный пляж – ту картинку, что так не вовремя подбросило воображение?
