скачать книгу бесплатно
Последние рыцари. Фантастическая сага «Миллениум». Книга 1. Том 1
Игорь Соловьев
В начале 22 века произошел космический катаклизм, поменявший законы мироздания, и то, что раньше считалось магией, стало реальностью. За прошедшую с тех пор тысячу лет мир изменился до неузнаваемости. В центре событий – группа юных выпускников магического университета, для которых магический мир – обыденность, как для нас – электричество. Не обыденно для них другое – неожиданно для себя они попали в средоточие долгой и сложной интриги Великих Магов, длящейся не одно столетие.
Последние рыцари
Фантастическая сага «Миллениум». Книга 1. Том 1
Игорь Соловьев
© Игорь Соловьев, 2017
ISBN 978-5-4485-6007-1
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Описание:
В начале 22 века произошел космический катаклизм, поменявший законы мироздания, и то, что раньше считалось магией, стало реальностью. За прошедшую с тех пор тысячу лет мир изменился до неузнаваемости. В центре событий – группа юных выпускников магического университета, для которых магический мир – обыденность, как для нас – электричество. Не обыденно для них другое – неожиданно для себя они попали в средоточие долгой и сложной интриги Великих Магов, длящейся не одно столетие.
Посвящение:
Евгении, Ольге, Марии и Галине
От автора
Здравствуй, мой читатель. Мы с тобой пока незнакомы, но я надеюсь, что предстоящий долгий путь – целых двенадцать толстых книг – будет интересен не только мне, но и тебе. Должен сказать, я вообще никогда не думал о том, что стану однажды писателем, но правда состоит в том, что человек берется за перо (а точнее будет сказать – за клавиатуру), когда понимает, что ему не просто есть что сказать – не только знакомым и близким, а вообще – всему человечеству, но и что важнее – когда он вдруг понимает, что кроме него, этого никто не скажет именно так, как это, по его мнению, должно быть сказано. Я, надо признаться, терпел долго, потому так много и накопилось. Это, быть может, даже и к лучшему, потому что теперь я, начав высказываться, не успокоюсь, пока не скажу уже решительно обо всем, о чем хотел сказать. Само собой, когда берешь в руки книгу, хочешь не прогадать. Теперь принято себя рекламировать – в каком-то смысле я тоже этим займусь. Не хочу я только одного – хвалить себя за то, чего у меня нет.
У каждой книги есть свой читатель, и знать лишь жанр зачастую недостаточно, поэтому здесь, на первой странице, я даю возможность каждому, имевшему неосторожность открыть книгу и перевернуть первую страницу, прочитав всего одну, по возможности понять, стоит ли читать всю остальную многостраничную эпопею. Кому эта книга имеет шансы понравиться – тем, кому нравится магия как, с одной стороны, зрелищная, с другой – не лишенная смысловых обобщений, литературная метафора. Впрочем, не буду обнадеживать тем, что вся без малого тысяча страниц наполнена волшебством и батальными сценами – они есть, но не на правах большинства, и вы, будучи пацифистом, вполне можете их пролистывать без ущерба для целостности восприятия картины.
Далее, если вы – любитель приключений, необычных культур и стран – вы (я очень на это надеюсь) найдете для себя это разнообразие – пока, правда, в небольших объемах, так как весь огромный мир будет открываться с выходом новых книг. Но мир этот – наша Земля, в далеком будущем с альтернативной физикой, где магия стала реальностью. Там нет гномов и эльфов – просто по той причине, что их культура и особенности – литературная гипербола вполне человеческих укладов и культур. Магия, как она воссоздана в моем сеттинге мироздания – инструмент, с помощью которого, прежде всего, люди оказываются в силах воплотить в жизнь те идеи, культуры и идеологии, которые ими движут.
Из этого следует и третья тема из числа главных для этой саги. Она – для тех, кто увлекается, как и я, политикой, хитросплетениями дворцовых интриг, всего спектра сил, что движут нашими обществами, государствами и странами – от банальной корысти и властолюбия, до идей и идеологий. Идеи – одни из главных действующих лиц этой книги, и еще более – последующих. Если вас не утомляют сложные расстановки сил и подковерная борьба, то многие страницы этого тома, смею надеяться, захватят ваше внимание. Впрочем, если бесконечные идеологические споры вас утомляют, вы не лишитесь понимания того, что происходит в тексте, если опустите страницы – а иногда и целые главы, которые могут, признаю, порой состоять исключительно из жарких споров интеллектуальных и не очень персонажей о том, как стоит правильно обустроить мир.
Наконец, нельзя не сказать и об очевидной слабости – в век, когда мы привыкли думать и действовать быстро, у героя книги может быть один непростительный грех – встать и начать думать. О жизни, судьбе, смысле всего этого – однако, давайте будем откровенны, все или почти все мы часто так и поступаем – раздумья о вечных вопросах накатывают и в моменты покоя, и в моменты кризиса и тяжелого выбора. Как и с баталиями, и с идеологиями вы можете спокойно пролистать многостраничные рассуждения главных героев – к тем моментам, когда они наконец перейдут к делу.
Наконец, это судьбы, характеры, чувства и отношения людей – чем-то похожих на нас, чем-то непохожих, но, в общем, обычных людей, живущих пусть в иной эпохе, но терзающихся теми же вопросами и проблемами, какими терзались люди всех эпох и народов.
Конечно, я вверяю свою книгу читателю с замиранием сердца – возможно, где-то повестования затянуто, а рассуждения занудны. Я шлифовал работу сколько мог, и все-таки, как мне кажется, сказал главное – и словами, и действиями, даже если не так хорошо, как вижу это у себя в голове.
И последнее – я пишу это предисловие не для того, чтобы оправдаться или, тем паче, угодить по возможности, всем. Скорее даже наоборот – я прекрасно представляю, скольких это оттолкнет – но все же так будет честнее. Я взял те темы, что волнуют меня самого, и задумка – и, надеюсь, исполнение также – призваны не просто провести все эти линии – от отдельных людей до политики и метафизики – параллельно друг другу, но напротив, объединить их связующим в единое кольцо, в общую фигуру, смыслом. Это вряд ли станет очевидно всем моим читателям после первой книги – ее смысл не в ответах, а в вопросах, в постановке всего множества, комплекса проблем, стоящих в нашей действительности, нашего общего, для всех народов Земли, вопроса: «Так кто мы, и, что важнее – куда и зачем нам идти?». Первая книга не предложит своего ответа, она рассмотрит ответы, предлагаемые нам сегодня чаще всего – не буду скрывать, жестко и без подыгрывания кому-либо.
В заключение, пару слов о магии и явлении фентези как жанра. Этот стиль – скорее очень стар, нежели молод. Магия – способ сказать просто и наглядно о сложном и абстрактном. Мы рисуем человека с головой льва – и нам понятен смысл и сюжет – храбрости и благородства. Маг бросает ледяной сферой, и мы понимаем, каков его характер и способ действия среди людей. Это нужно представлять скорее для того, чтобы охватить задумку и собрать ее воедино – только с помощью магии как зримого и образного мы можем сжать повествование до двенадцати книг почти в тысячу страниц каждая – иначе пришлось бы излагать куда длиннее. Но все это – лишь отсвет реального мира, в котором живем мы, обычные люди со своими отношениями, в которых случаются приключения, в которых движутся экономические и политические силы и процессы, в которых воюют идеи и высшие метафизические силы – все это верно одновременно. Как говорил, кажется, Борхес, о мире можно сказать наверняка лишь то, что он невообразимо сложен. Это так, и моя серия – попытка весело, но при том вдумчиво нарисовать его яркий, образный портрет. Любой портрет уступает оригиналу, но никто не способен постичь оригинал в полной мере, быть может, за исключением единиц. Для этого я, в сущности, и начал этот цикл – и, конечно, каждый момент этой работы доставил мне наслаждение – от любовных переживаний и метания файерболов до самых занудных философствований. С искренней надеждой, что чтение окажется хотя бы вполовину столь приятно, как написание, и с ожиданием новой встречи – на страницах второй книги, сюжет которой – та пленительная сказка, которую я всегда хотел написать, та суровая и циничная проза жизни, которую каждый ощущает вокруг себя.
С приветом и лучшими пожеланиями, искренне твой,
Автор.
Часть первая: Век Гармонии
Глава 1. Настоящее и прошлое
Антуан
«Меня зовут Антуан Гроссини. Мне двадцать два года, и сейчас на дворе одна тысяча шестнадцатый год нашей эры – иначе говоря, от Открытия Магии. Как говорили нам всегда – и в школе, и в Университете – тысячу с небольшим лет назад человечество не знало о магической энергии вообще ничего. Считается, что ее тогда вообще не было, кроме единичных, исключительно редких и слабых флуктуаций. Даже обычного телекинеза, и того не существовало. Кое-где разок-другой появлялось привидение – и только.
Все изменилось радикально тысячелетие назад – наука так точно и не установила, какого рода аномалия тогда произошла – большинство исследователей сходятся на космическом излучении – но факт в том, что физические константы привычного мира поменялись. В тот век технологии человечества исчерпывались примитивным электричеством и силой сжигания топлива вроде нефти или угля – но, на удивление, даже тогдашний мир, как пишут, был хоть и довольно примитивен, но при этом весьма развит и даже глобален – в отличие от нашей сегодняшней действительности.
Конечно, виной этому, как и всем остальным нашим проблемам, Война, но обо всем по порядку. Все-таки, это личный дневник, который я не планирую даже размещать в тераноме. Я всегда интересовался теми людьми, которые не просто живут, а составляют летописи, описывают свою жизнь и то, что происходит с окружающим миром. Возможно, я взялся за написание дневника-летописи из чувства протеста против официальных учебников: в них почти не было никакой информации о том, как жили люди до нас, ни о чем, что происходило ранее трехсот лет до этого момента. Виной всему снова Война – она была столь разрушительна, что погибло до восьмидесяти процентов жителей Земли, и все, что мы теперь знаем о прошлом – сухой пересказ в основном технических данных. Но ведь люди всегда жили и живут не среди техники и статистики – их окружают люди, мнения, идеи – а этого мы как раз не знаем. Наше прошлое было темным, негуманным, фашистским. Людьми двигали в основном алчность, презрение к инородцам, жажда власти и слепая нерассуждающая вера. Такова официальная позиция, и так нам всегда говорили в школе, так говорила и госпожа заместитель директора, Марта Тордониос, женщина резкая и громкая. Что ж, раз в учебниках нет ничего интересного, раз есть лишь упоминание о старой хронологии: Открытие Магии случилось в начале двадцать второго века по старому летосчислению, но нет ни слова о том, от какого момента это самое старое летосчисление вообще велось. Что ж, крайней мере, если потомки найдут эти мои записки, они будут знать все, что видел я, и все, что действительно знали об истории мои современники – большинство, конечно, знали меньше, чем я – все-таки не так многим интересно далекое прошлое. Итак, три столетия тому назад закончилась великая Война, неизвестно почему начавшаяся, и с ней начался Век Возрождения, сменившийся полуденным и вечным Веком Гармонии – миром гуманизма, процветания и торжества демократии. Маги из тех, кто достаточно силен и пережил те дни, видели войну своими глазами – как тот же профессор Кей или Грандмейстер, или наш декан Мун – но от них мне не удалось пока добиться ни слова о том, как именно и почему это случилось. Сам я, как и мои друзья, маг не самый сильный, третьего ранга, хотя когда-нибудь могу достичь и четвертого – лет через полста, а значит, жить мне, если повезет, лет триста-четыреста – если, конечно, не погибну раньше.
О двенадцати магических Сферах, двенадцати формах, что принимает магическая энергия, пронизывающая весь мир, неживые и особенно живые объекты, от камней до нас, homo sapiens magicus, слышал каждый, но теоретические знания сложны, неглубоки либо строго засекречены – зато прикладных форм использования магии в целях создания цивилизации – сколько угодно, и все мы, так или иначе, участвуем в круговороте добычи, перекачки и изменения этой универсальной энергии в те формы, что потребны нам – для выживания, развития и творчества. Все это, опять-таки, красиво, но меня с давних пор мучает вопрос – средства у нас есть: магия, наука, технологии – но с каких пор изобилие средств помогало в нахождении целей? Нам говорят, что цели надо искать внутри себя, реализовать себя, ну или, на худой конец, заботиться о других. Нет, я ни в коем случае не спорю с моралью, и о близких заботиться надо, но это все же не ответ – куда мы идем? Быть может, знай мы, откуда мы пришли, что было в домагические годы, как в первый век от О.М. произошла революция и наступил легендарный Век Героев, когда было создано наше Королевство Европейское, чем оно занималось, как и для чего жили люди и как все дошло до этой Войны – если бы мы знали, откуда мы, то, быть может…".
Грохот заставил меня вздрогнуть и отвернуться от окна. В первую секунду я не понимал, что вообще случилось, потом привстал и увидел – Анджела, как всегда, пришла посередине лекции. Кажется, кое-кто поставил невидимую растяжку у входа – поразительно, насколько Алексу не наскучивают детские розыгрыши, хотя меньше чем через год мы уже распрощаемся с Университетом. Альбина, как обычно, бросилась на помощь. Все расхохотались еще сильнее: слишком уж она суетилась. Я отвернулся, но наткнулся взглядом на Элли, которая одновременно и смеялась, и старалась хмуриться, что делало ее еще красивее. Пришлось опустить глаза в тераном. Я сделал усилие, чтобы отвлечься мыслями от происходящего, нырнуть в спасительное забытье раздумий.
Странно, последний год учебы, а мысли о будущем щекочут куда меньше, чем на первых курсах. Каким тогда все было… даже не сказать толком. Не то что бы волшебным – строго говоря, наш мир и так слишком полон магии, чтобы быть волшебным, так что, скорее, так: эти годы были полны надежд и ожиданий чего-то, чего обычно не бывает, а точнее мне и не сказать. Возможно, я ждал, что в последние годы нас будут ждать не бесконечные уравнения по подсчету арканных линий в межконтинентальных порталах – дело полезное, никто не спорит, но все же решительно непонятно, почему этим должны заниматься все без исключения студенты, ведь архитекторами порталов станет в лучшем случае каждый двадцатый.
Хуже того, нуднейшая технология программирования големов перекочевала и на последний курс – ну, только до Нового Года, и на том спасибо. А ведь я действительно надеялся, что где-то на последних курсах мы чуточку приблизимся, хотя бы чуть-чуть узнаем о настоящих тайнах – о секретах, которыми владеет Грандмейстер, например, или хоть что-нибудь конкретное о Войне, а может и о том, что было до нее… Увы. Профессор Томашевский – тактичнейший, милейший из людей, самый сердечный и тонкий педагог. Числиться в его клубе счел бы за честь каждый студент Университета, но и он рассказывает об истории не больше, чем положено. Я бы не отказался, конечно, попасть в его кружок в этом году, и надеюсь, что предстоящие дебаты мне в этом помогут. Конечно, это в каком-то смысле корыстно, ведь меня интересует не он сам, а лишь информация, знания о прошлом… Хотя вообще, должен ли я этого стыдиться? Да, мне нужна от него информация. На занятиях по этике и искусству общения нас всегда учили – помните, что разговаривая с человеком, вы имеете дело с такой же личностью, такой же вселенной, полной смысла, желаний, эмоций, мыслей, как и вы сами. Что главное – не низводить людей до безликих источников получения информации вроде тераномовской «Омнипедии», не подменять цель, то есть человека, на средства.
Спору нет, тераном, это, конечно, гениально. Единая сеть, упорядоченный эфир магической энергии, преобразованной в информационную связь, доступную каждому, кто находится в регионе действия магического поля и имеет при себе маленький, с сувенирный камушек размером, амулет. Хочешь – перед тобой возникнет большой экран – или маленький, хочешь – вообще материализует ту же газету. Все СМИ, все сети, банки, коммуникации, все в одном, доступном для всех, месте, все держится на системе перераспределяющих кристаллов, которые постоянно поддерживаются и управляются магами-специалистами по части магических информационных коммуникаций – и как раз у нас, в Университете, этому и учат – среди прочих дисциплин. Очень удобно: сам можешь быть где угодно, и при этом иметь доступ к любой информации, не выходя из собственной берлоги. Интересно, не потому ли я так мало общаюсь? Я пробовал, правда пробовал – но не могу. Конечно, кто-то… кто-то мне интересен как вся Вселенная, и, пожалуй, даже больше. Но каждый? Нет. Я признался себе – мне неинтересны почти все люди, и я не могу заставить себя видеть в них Вселенную. Наверное, я и правда эгоист, и должно быть, поэтому я не могу никого до конца осудить – или поддержать. «Такой же расплывчатый и бесформенный в мыслях, как и в своих жирных боках» – резюмировал я с болезненным наслаждением, и обидная игла кольнула в легкое, вновь заставив меня очнуться. Профессор Финкель все так же тянула лекцию, пока цифры чертились на парящей в воздухе голографической доске, и визгливый, высокий, резкий голос упорно выталкивал из реальности.
Я потянулся мыслями к часам, висевшим в Гранд-Холле, закрыл глаза и увидел Холл перед собой. Увы, оставалось целых полчаса, но я намеревался так их и просидеть, созерцая бесконечные своды Холла, испещренные рунами, колонны, уходящие ввысь, и стол с Хрустальным Шаром, что в свое время отправил меня на Аквеус, разлучив с Элли. Впрочем, что врать – виноват не Шар, он лишь показал, что наши характеры противоположны и едва ли смогут находиться рядом.
Примерно через пятнадцать минут постыдного самокопания я вынырнул из медитации – профессор Финкель, конечно, скорее левитировалась бы верхом на Шпиль Победы и превратила свое вечное коричневое платье в клоунский костюм, чем снизошла до того, чтобы заметить студента и прервать из-за него нескончаемый поток слов – в самом деле, сияние разума и истины куда важнее такой пошлости, чем ее усвоение какими-то малолетними неучами. С другой стороны, сил пребывать в этом постыдном состоянии у меня больше не было.
Я встряхнулся и заставил себя думать о приятном – о вечернем занятии у профессора Кея.
Все-таки удивительно, что среди всех профессоров Университета мы все привязались не к душе общества Томашевскому, не к светилу науки профессору Зелкинду, и даже не к обаятельнейшей Глории Ли, а к нелюдимому цинику Стефану Кею, преподавателю боевой магии. Нет, было бы понятно, если бы я, Антуан Гроссини, сам такой же нелюдимый, потянулся к подобному, но нет – его, по странному и непонятному совпадению, полюбили все мы – и Элли, чего я от нее никак не ожидал, и Алекс, и Давид (при мысли о нем в животе разлилась жгучая кислота бессильной ярости), и Анджела с Альбиной, и даже всегда высокомерная и гордая Каролин.
Впрочем, сколь сильно была привязана к Кею наша группа, столь же сильно его не любили все остальные. Немудрено – он единственный, если не считать нашего Сухаря Муна, позволял себе открыто плевать на правила обращения с учащимися – ну, например, называть нас бездарями, лентяями, сахарными леденцами, а порой и раздавать затрещины, что было вообще немыслимо. Конечно, первый урок с ним оставил неизгладимое впечатление, и пересудов хватило на месяц – тогда он открыто провозгласил, что идиоты в министерстве просвещения Арканума делают из нас овец и что ему, магу четвертого ранга, не пристало учить овец кусаться, но что он не оставит нас в покое, пока каждый из нас, потребителей тераномовской жвачки, как он нас назвал, не сможет выполнить хотя бы парочку элементарных защитных комбинаций и не падать в обморок при виде обычного гуля.
Вид его был, надо сказать, под стать характеру – вызывал отвращение с первого взгляда, только чтобы сильнее запасть в душу потом – лысый, среднего на вид возраста, с длинными, как у гигантских арахноидов, пальцами, внимательными черными глазами и ехидным голосом, он чаще всего внушал страх, порой – отвращение, но наша группа была готова на все, лишь бы заслужить его скупую похвалу, посмотреть, как он, откидываясь назад всем своим тонким, хотя и жилистым, телом, утопает в обширном кресле, как его губы трогает ироничная усмешка и как он, сначала словно сомневаясь, не стоит ли бросить рассказ, пока не поздно, смотря куда-то в угол, рассказывает свои истории – и благодаря им я, да и все мы, знаем что-то о мире, в котором живем – не только о Королевстве, но и о том, что лежит за его пределами, и что интереснее – о том, кем бы были до Войны. Кей говорил, что сам он родился буквально за полтора десятилетия до начала Войны, и что даже его откровенности есть пределы, которые он и так нарушает.
Вообще, все это было окутано туманом секретности – как началась Великая Война, в которой погибла большая часть человечества – то ли семьдесят, то ли восемьдесят процентов жителей Земли. Тайной оставалось и то, что все же двигало Врагами, что начали ее, почему и как именно все закончилось и действительно ли мир, воцарившийся более чем на три столетия, столь незыблем, как нам всегда говорили…
…Мои размышления прервала мелодичная трель, из ниоткуда раздавшаяся в воздухе, оповещая нас о конце лекции. Я взмахом руки переместил магические книги и тераном в рюкзак и быстрым шагом двинулся к выходу в коридор. Не хочу, не хочу я смотреть на то, что сейчас происходит у меня за спиной, на ее смех и эту… эту улыбку в его сторону, улыбку, которая означала, что для меня все кончено и надеяться не на что.
Мой путь лежал в столовую. «Давай, наедай бока. Уродливее тебе уже не стать, так что это никакая не потеря, Антуан».
Одно как-то радует: кажется, красотой этих стен я никогда не насыщусь, никогда она мне не прискучит. Древние камни, старые, более старые даже, наверное, чем само Королевство, помнящие Моровую Осаду, когда почти четыре года осажденный замок хранил жизнь сотне последних защитников города, нашедших здесь укрытие, и нескольким сотням стариков и детей. Но, как ни странно, это не пропитало Университет темными энергиями, не наполнило его мрачностью и злобой – кажется, ничто темное и злое не проникало сквозь эти стены, а если и проникало, то не задерживалось.
«Тьма вездесуща, Тень обманчива, Смерть всегда ждет, а Хаос… Хаос не знает преград» – именно этими словами встретил нас в свое время профессор Кляуниц, длинный, весь какой-то зигзагообразный в своем вечном сюртуке с фалдами, плешивый, с искривленными зигзагом же губами. Он читал курс по Темным Сферам, и колдовать во время занятий было строжайше запрещено.
Еще один повод себя упрекнуть: если Элли отгораживалась от лекций музыкой и принципиально списывала конспекты у других (чего и быть не могло касательно любого другого предмета, даже големов), то я был одним из тех ненормальных, кого эти Сферы (да, проклятье, это так!) манили, интересовали, волновали. Вот не было у меня этого инстинктивного, как у других, нормальных, здоровых людей, отвращения к темной магии. Наверное, это все же главное, почему Элли держится от меня все дальше и дальше. Чувствует это темное, злое, чувствует, что я – не такой, как они. Что-то, а это у нее есть. За это я ее, наверное… Нет, хватит об этом…
Я не заметил, как оказался в Пиршественном Зале. Осмотрелся, бочком отошел поближе к стене, выбрал столик в углу – по счастью, он не был занят. Любимый мой столик, отгороженный колонной от чужих взглядов, колющих спину – так ведь невозможно даже просто дать себе небольшой отдых и перекусить… Ха, «перекусить». Скажи лучше «обожраться», свинина.
Проклиная себя, но все же бессильный отказать изыскам (в следующий раз закажу только салат!), я легонько коснулся пальцем середины стола, и меню материализовалось перед глазами. Я открыл вкладку и заказал крабовый салат с оливками и кисло-сладкой капустой, тройной рыбный суп с лимоном, соковый микс, чесночный картофель и (да, я чертов мясоед!) куриную ножку по-восточному. Поколебался и добавил песочную запеканку с тягучим молоком и клубникой – изображение было чертовски соблазнительным, и я, к тому же, не заказывал сладкого уже четыре дня… Сегодня – можно, решил я, и добавил новогодний чай, раз уж в дело пошло сладкое. Курица… самое меньшее из удовольствий, которое может позволить себе «убийствопитающийся», как это теперь полагается называть, то есть тот, кто ест мясо животных. Слава Высшим Сферам, закон о полном запрете мяса все же не прошел в Магистериуме, хотя и набрал половину голосов (с перевесом в один голос) в Сенате, и была принята сокращенная версия – с ограничениями продажи мяса только в специально выделенных заведениях, пропагандой зеленого образа жизни везде, где только можно и навязчивой рекламой питательных минералов, заменяющих в себе все полезные свойства мяса.
Их бы воля, так мы бы только минералы и ели. Хотя кого это – «их»? Мы знаем, что Магистериум – верхняя палата Парламента, главного органа представительной власти, что Совет Арканума – центральный кабинет министров Королевства – управляет страной во главе с Верховным Канцлером, а формальным главой Королевства, ясное дело, является Король, Франциск Четвертый, этот мой собрат, и явно старший, в части любви к вкусным изыскам и шарообразности талии. Подозреваю, что король-то мясо ест, где-то тайком, по вечерам, там, где никто не сможет разнюхать и растрезвонить по всему тераному…
Размышления мои о тайных пороках монарха были прерваны появлением широкого круглого подноса, мягко и неслышно приземлившегося у меня прямо перед носом. Я поднял голову и застыл от удивления – в Пиршественный Зал вошел сам Грандмейстер, Великий Маг и, как говорят все сплетни, величайший из ныне живущих магов мира, директор этого Университета и Хранитель Королевства – известный людям лишь по прозвищу, но не по имени, как и все девять Хранителей – сильнейших и старейших Светлых магов, охраняющих покой и безопасность всех цивилизованных уголков мира. Конечно, каждый одевается как считает нужным, но переплюнуть Грандмейстера в странности вряд ли кто-то мог.
Он одевался, как сказочный волшебник – длиннополый балахон с мантией самых невероятных цветов – сегодня синий балахон был накрыт фиолетовой мантией, а знаменитая остроконечная шляпа приобрела довольно безобидный аквамариновый цвет (а ведь случалось Грандмейстеру предстать и в красно-желто-зеленой цветовой гамме), расшитая звездами и магическими рунами одежда ниспадала, впрочем, не комично, но величественно, словно сама по себе слагаясь в художественные складки. Был Грандмейстер весьма высок, обладал длинной белоснежной бородой, заплетенной в сложный узор, усы поднимались вверх закрученной спиралью, а довольно внушительный орлиный нос придавал ему сходство не то с филином, не то с какой другой птицей. Глаза его, большие и зеленые, смотрели внимательно и чуть-чуть несерьезно из-под кустистых бровей, придавая ему еще большее сходство с мудрой насмешливой птицей. Длинные седые волосы скрывались под знаменитой широкополой шляпой с (как гласят сплетни) пером гром-птицы – длинным и пронзительно синим. А вот витого посоха с огромным круглым сапфиром при Грандмейстере на этот раз не было, что и понятно – к чему таскать с собой артефакт такой силы, если ты просто спустился в Пиршественный Зал перекусить?
Я понял, что смотрю на Великого мага в упор и спохватился, опустив глаза, однако тот предупредительно поднял руку и шагнул к моему столику.
– Надеюсь, друг мой, вы не возражаете, если я сяду за ваш столик?
– Что вы… конечно… я… – В таком случае, уважаемая Шляпа займет почетное место за стулом напротив. Знаете, шляпы – волшебные, конечно – они как живые. У них свой характер, как у весьма своенравной юной особы, и берегитесь, если вашей шляпе не понравится, как вы с ней обходитесь! Она тут же выставит вас в самом смешном и постыдном свете, друг мой…
Что-что, а показаться смешным Грандмейстеру не грозило. Может быть, дело было в его репутации, может – в нелепой и торжественной одежде, но, хоть она и была (если посмотреть отстраненно) смешной, и любой другой казался бы в ней клоуном, Грандмейстер словно в ней родился и был совершенно без нее немыслим. В нем было нечто величественное – Великий маг сел на обычный стул, как садились, должно быть, на трон древние короли, и его присутствие сразу наполнило атмосферу ощущением спокойной силы, заставило расправить плечи, и я почему-то вдруг ощутил себя увереннее и умнее, чем обычно. Я подобрался и выпрямился, и, сам не понимая, почему, улыбнулся. Пожалуй, было в нем что-то действительно сказочное – что-то из хорошей сказки, которая… – Да, мой друг, сказка и волшебство – это то, чего так не хватает нам здесь, в мире магии. Мы забываем, что имеем дело с чудом, хотя мы и научились описывать чудо формулами…
Что ж, добрая четверть этих формул им же и была открыта – если верить слухам. Решительно неизвестно было, сколько Великому Магу лет, известно лишь, что жил он еще до Войны – то есть был старше почти каждого жителя Королевства, если вообще не самым старым. – Грандмейстер… Если позволите, я и сам об этом думал… – я замер в нерешительности, не зная, не будет ли Великому Магу скучно слушать мои глупости, но тот с величайшим вниманием смотрел на меня, сложив пальцы домиком, и едва заметное движение усов выдавало его улыбку. – Я понимаю, мы… мы маги, волшебники… Кто-то, конечно, слабее других, кому-то суждено подняться однажды до третьего ранга, а то и до четвертого… может быть. Я знаю, что магия – неисчерпаемая сила, что сами наши мысли, сама наша жизнь и жизнь планеты питает ее… И мы могли бы, наверное, создать с ее помощью, что хотим… общество, где все было бы устроено как надо… То есть… я не хочу сказать, что… – я осекся, но Грандмейстер продолжал улыбаться, и морщинки в уголках глаз придали мне решимости продолжать: – Я не хочу сказать, что наше общество плохо. Нет, мы достигли Гармонии, у нас почти нет преступности, все Темные надежно оттеснены за Рубежи, все справедливо, нет притеснения, насилия, но… – Но где среди всего этого оставили счастье? – тихо подсказал Грандмейстер, все так же улыбаясь. – Да. – я бродил мыслью вокруг да около, не решаясь сформулировать и ударить в сердцевину, но директор уловил самую суть проблемы. Можно долго описывать все мои сомнения, каждое из них, большое и малое, а можно сказать всего три слова – где же счастье?
– И почему… – Почему случилась Война, в которой погибла большая часть человечества? – еще тише спросил Грандмейстер. – Да. Великий Маг промолчал, глядя в сторону, хотя у меня было чувство, что даже не смотря мне в глаза, он видит меня насквозь. Что вполне может быть правдой, учитывая его возможности… – Что ты, мальчик мой, я не взломщик и не читаю чужие мысли без нужды. Как правило, это и не требуется, достаточно читать лица, – он поднес сморщенный кулак к губам и несколько хулиганисто хихикнул, впрочем, тут же посерьезнев.
– Чтобы получить ответы на эти вопросы, тебе, Антуан, придется пройти очень длинный путь. Возможно, очень тяжелый. И я не гарантирую, что ты получишь исчерпывающие ответы в конце этого пути, и тем более не гарантирую, что они тебе понравятся. Но, я думаю, кое-что можно просто принять на веру.
– Что же, Грандмейстер? – Счастье… пожалуй, это самая противоречивая и недоступная разуму вещь на свете. Оно приходит, когда считает нужным – бывает, оно есть в дни, когда его просто не может быть, вопреки всем разумным причинам, бывает, его нет, когда по всем расчетам наших мудрецов оно должно поселиться в нас. И еще – чем больше ты стараешься дать ему определение, тем меньше понимаешь.
– Вы считаете, что несмотря на… – Считаю. Есть и подлинное счастье; а сказки, как и многое из того, что сегодня принято считать дикарским мифом, на самом деле…
…Нас прервал томный, тягучий голос – за соседним столиком сидели Кэрол с Альбиной, и Каролин громко провозгласила: – А я тебе говорю, что сказки – вздор, и чудеса – вздор. Как ни украшай серую обыденность нелепым пафосом, наша жизнь останется такой же пустой и бесцельной…
Старик улыбнулся еще шире и поднялся, Кэрол тут же замолчала на полуслове, уставившись в меню. А потом старик меня изрядно удивил: недвусмысленно проводив глазами проходящую мимо пятикурсницу, одетую в облегающее платье, он подмигнул мне, указав взглядом на весьма соблазнительные округлости, отчего я немедленно ощутил, как погорячели щеки и отвернулся, смущенный. Тем временем, Великий маг и Грандмейстер, директор Университета, тихонько щелкнул пальцами левой руки, держа ее за спиной, и в тот же момент профессор Тордониос, заместитель директора, поскользнулась на ровном месте и упала лицом в кремовый торт, что лежал на столе, мимо которого она как раз шла. Грандмейстер, нахмурив брови, поднес палец к губам, значительно и очень серьезно посмотрев на меня, и, взяв в правую руку бороду, степенно покинул Пиршественный Зал. И я, и Кэрол согнулись пополам от хохота, обеими руками зажимая рот и нос, чтобы, не приведи Высшие Сферы, не навлечь на себя подозрение профессора, которая уже подняла крик – и какой…
***
Мы зря боялись навлечь гнев заместителя директора – падение вызвало взрыв хохота, правда, только среди студентов. Профессор Януш Томашевский, деливший стол с коллегами, первым подскочил и помог даме подняться, отряхнув с ее головы крем.
– Кто бы это ни был, профессор… Это в любом случае мелко и низко, недостойно мужчины! – А кто-то видел здесь мужчин? – оборвала его профессор, высвободив руку. – Я лично – ни одного. Впрочем, вы бросьте эти мерзкие шовинистические штучки, Томашевский. Или я по-вашему, настолько слаба, будучи женщиной, что не в силах встать на ноги и стряхнуть эту гадость самостоятельно? Хотите этим показать мне свое превосходство, а, профессор этики и терпимости? – голос профессора Тордониос звучал все громче, и с каждым словом профессор отступал все дальше и дальше назад, бормоча извинения. Альбина, дочь Томашевского, вскочила из-за стола и быстрым шагом подошла к отцу, тот машинально положил руку ей на плечо. Тордониос напоследок выкрикнула еще пару угроз, обещая непременно разобраться и покарать, и, яростно цокая каблуками, вышла из Зала.
– Какое счастье, видеть кару для старой ведьмы, – протянула Кэрол. Неудивительно – она успела несколько раз сцепиться с профессором в дискуссиях. Впрочем, и я, хоть никогда лично и не ссорился с заместителем директора, был в душе скорее рад. Тордониос у нас вообще не любили, должно быть, за то, что в ее громких словах о заботе над нашими «неокрепшими душами» слишком отчетливо проступала рука Арканума, в котором она раньше и работала – и за последними реформами образования, включая упрощение учебной программы, скучнейшие занятия по терпимости и групповым взаимодействиям, всем этим ритуальным фразам, которые мы обязаны отчеканивать с завидным постоянством, чувствовалось ее неуловимое влияние.
– Знаешь, – заговорил я вдруг неожиданно для себя, – мне кажется, что все эти уроки толерантности и прочего… нет, я не говорю, что это все неправда или плохо, но… как-то это не соответствует духу Университета. – Да говори уж прямее, мы же не на собрании. Я вот вообще не верю ни в какую толерантность и любовь к ближнему. Может, и то, что человечество себя едва не истребило – тоже не так уж и плохо. По крайней мере, лучше честно сказать, что люди друг друга ненавидят и пользуются малейшей возможностью истребить, и желательно, с выдумкой.
– Незачет, на пересдачу! – пошутил я, и Каролин усмехнулась, после чего легко поднялась, махнув пышной черной юбкой, и пересела за мой столик. – А что до духа, милый мой Антуан, не верю я ни в какой дух. Камни и камни… – Но ты же помнишь, энергия, которая пропитывает эти стены, руны… Вся магия, которая бурлит в стенах Университета, все это оставляет свой след… – Разве что от таких, как наш Великий Старец, он останется надолго. Не от муравьишек же вроде нас с тобой… – Да… Как он тебе? Почему он так себя ведет?
Странно, но я почти не говорил по душам ни с кем – как-то не привык. Разве что с Элли – с ней, мы, конечно, делились секретами с самого детства, пока… Ладно, что снова вспоминать… Кэрол была умной, интересной личностью, но язвительной, и я как-то не решался подойти и заговорить – еще отпустит что-нибудь насмешливое, и чувствуй себя потом круглым дураком.
А оказалось, она может быть вполне дружелюбной. Надо же… – А кто его поймет, – Кэрол откинула голову, поиграв угольно-черными, чуть волнистыми, волосами, – может, издевается над нами. Может, из ума выжил и верит в волшебство, в счастье и так далее. Но что-то не верится. Он ведь был на Войне. Так что это блеф, прикрытие, для доверчивых дурачков. – Война… Что мы о ней знаем? Меня этот вопрос мучает уже который год. Все материалы в закрытом отделе библиотеки, и без рунного ключа туда не попасть, а разрешение студентам не выдают вообще. По крайней мере, я исключений не знаю. – Я тоже. Мне кажется, все было просто, и все – как всегда. Властители жаждали денег, военные – славы, народ… Народ – просто стадо. Вот и устроили… – Но там было что-то другое… Что-то… жуткое. Не могу толком объяснить, но… У меня ощущение, что мы не знаем чего-то самого главного, самого важного, такого, что… Как будто ответ где-то внутри, как будто он так важен, что если не узнать, случится что-то плохое. – Ты ведь закончил курс прорицаний? – спросила Кэрол, нахмурившись. – Да… очень неточная наука, – признался я.
– Ну что ж, быть может, это уныние и закончится. Тогда вместо скуки будет кровь, – заключила Каролин и отпила сок – ее губы были накрашены ярко-красной помадой, большие серые глаза смотрели на меня… оценивающе?
Чтобы не смущаться, я взял вилку и нож и разрезал куриную ножку. Брызнуло сливочное масло, растекаясь из-под слоя панировки. Я отрезал кусочек и посмотрел на Кэрол. – Я слышал, ты тоже… – Что, питаюсь трупами? Почему бы нет? – она изобразила плотоядную улыбку, и я поделился мясом. Пару минут мы ели молча, а потом она задумчиво сказала: – Я думаю, все, что мы знаем об этих Великих Магах, или неправда, или миф. Сам посуди, какой им резон друг с другом воевать? Поделили бы мир и дело с концом.
– Видимо, им мало было иметь лишь часть. Говорят, Грандмейстер в свое время одержал победу в массе величайших дуэлей… Самой известной, точнее, единственной, о которой известны по крайней мере имена, была победа над Великим Темным магом Салазаром. Его заточили в крепость где-то в Южной Америке, к западу от Страны Огня, но здесь многое непонятно. Кто такой этот Салазар, что он вообще сделал, почему его заточили… – Вместо того, чтобы отрубить ему голову прямо на месте. Грандмейстер что, настолько уверен в своих силах, что не боится побега? Зачем вообще щадить настолько опасных врагов? Наверняка ведь этот Темный народу поубивал кучу, а?
– Да пожалуй. Но почему, зачем им это вообще надо? Кляуниц говорит, что Темным не обязательно постоянно убивать, чтобы поддерживать свои силы, это же не гули какие-нибудь. Думаю, ему доверять можно, он же сам Темный.
– Да уж. Без него, да еще Кея, у нас бы вообще было нечего делать. И заметь, Антуан, все хоть сколько-то интересные люди не придерживаются официального мнения об однозначном запрете смертной казни. Интересное совпадение, как считаешь? – Разве Грандмейстер не интересен? – Ну, если он пощадил одного, это ведь не значит, что он никогда и никого… Впрочем, я не на него намекала. – А, ты про Томашевского?
– А как же, про него. И Альбина – вот плод его неустанного воспитания. Знаешь, если она вздумает снова передо мной извиняться, что выскочила из-за стола, не попрощавшись, я превращу ее нос в морковку! Это невыносимо! А ее папаша, конечно, тот еще зануда… – Да, пожалуй, – согласился я, и поколебавшись, решился признаться, – хотя я намереваюсь войти в его клуб и расспросить что-нибудь об истории… – Расскажешь мне, – равнодушно ответила Каролин, – я не хочу никуда идти. – А что, поспорила бы. Профессор, как я слышал, любит… переубеждать юные души, внушая истины этики…
Кэрол изобразила рвотные позывы. – Нет уж, если тебе так нравится, можешь послушать медовые излияния сам – это уж без меня, попрошу.
Мы посидели еще минут пять, болтая ни о чем, и вышли во двор. Сентябрьское солнце было жгучим, ветер – прохладным, и я накинул легкий плащ. Что ж, можно было и погулять.
Каролин
Каролин попрощалась с Антуаном, не пожелавшим гулять в университетском дворе; он отправился в Девичью Рощу, и понять его было можно. Вообще, неплохой парень – умный, добрый (вроде бы), хотя, конечно, собой не идеал – бока, живот, второй подбородок… Да еще эти огромные квадратные очки, которые он так нелепо поправляет указательным пальцем, когда пытается сосредоточиться на чем-то… Впрочем, в остальном он не так уж плох – не урод, и смотрелся бы неплохо, если бы занялся собой. Ну и, конечно, застенчивость портит все. Элли трудно не понять, мало кто захотел бы быть девушкой Антуана – хоть на словах все и согласны с тем, что люди «с отличными от обычных стандартами фигуры» (то есть жирдяи) ничуть не хуже и не менее привлекательны, чем модельные блондинистые красавцы вроде Алекса, но все это слова, дань лицемерной идеологии. Конечно, это мерзко, болтать на людях о равенстве и любви к людям, думая про себя «хвала судьбе, что я не такой, как этот». Esse Homo, что поделать. Интересно, откуда эта фраза? Уже и не вспомнить, но в какой-то старой раритетной книжке встретилось. Да, Элли можно понять – Антуан ни в какое сравнение с Давидом не шел. Конечно, Алекс самой Каролин нравился все же больше (что поделать, если любишь высоких, широкоплечих, уверенных в себе парней), но Давид… в нем тоже определенно что-то есть. Ростом он невелик, но это, пожалуй, его единственный недостаток. Зато – кудрявая черноволосая голова, эта вечная неугасимая улыбка, взгляд – бесстрашный и веселый, стремительность, дерзость… Он приехал из Восточных Штатов в этом году, и уже успел стать, по большому счету, предводителем всего «актива» их курса. Не сказать, чтобы он как-то требовал к себе внимания, скорее, к нему подходили сами – а он и не протестовал, принимал всех, шутил, балагурил, придумывал один проект за другим: то творческое представление, то какой-то общий бизнес – Кэрол была выше того, чтобы вникать в детали. Странно, но общепризнанный «король» потока, Алекс, не стал враждовать с Давидом – парни подружились и стали совершенно неразлучны. Элли, неприступная королева, выдерживала осаду вновь прибывшего героя уже третью неделю, но все сходились на том, что крепости суждено пасть. Что ж, это даже интересно. Хотя Антуана жалко – они с Элли выросли вместе, в доме одного старичка – Элли он приходился двоюродным дедом, Антуану родственником не был, зато был начальником его родителей – и родителей самой Элли. Ребята оба были сиротами – их родители служили в Ордене и дружили семьями. Они вели какое-то весьма запутанное и секретное дело, и были убиты, видимо, кем-то из тайных темных магов. Преступление потрясло всю страну, следствие шло долгие годы, но тщетно – выйти на след преступников не удалось. Генри Мортон, начальник и родственник убитых, взял их детей, тогда еще двухлетних малышей, как воспитанников. Жуткая история, но объясняет, почему Элли так серьезна (хотя, к счастью не всегда) и почему она решила вступить в Орден. Антуан, конечно, загадка поинтереснее… Добавить ему внешность и уверенность Алекса, был бы, пожалуй, идеальный мужчина. Что касается самого Алекса, то о нем достаточно сказать, что он – обеспеченный красавчик, острый на язык, при этом способный в учебе. Кэрол была бы не против заполучить его, но он слишком популярен – не хватало еще, чтобы все вокруг говорили, что он взял очередной трофей. Идеальное тело – это, конечно, хорошо, но есть вещи и поважнее. Например, отношение окружающих. А что такого? Каролин никогда не понимала лицемеров, которые утверждали, что им плевать на чужое мнение. Будь это правдой, им бы ничего не стоило пройтись по улице голышом. Да и как искренне уважать себя, если над тобой все смеются? Люди – тупые, завистливые идиоты, и поэтому тем более нельзя позволять им считать тебя хоть в чем-то ниже их. Нет ничего хуже унижения, и нельзя забывать и прощать ни одной насмешки, ни одного укола – иначе опустишься на самое дно, презираемый баранами, которые в разы тупее тебя и при этом позволяют себе осуждающе блеять что-то в твой адрес. «Уж не потому ли я пошла с остальными на подготовку к Ордену?» – спрашивала она себя. Возможно, и так. В любом случае, поэт-любитель – не профессия, а жить на что-то надо. Каролин ответственно подошла к выбору специальности после третьего курса – написала их на бумажках, перемешала, взяла наугад… Выпало зачарование. Алхимия, зелья, травы? Пропитывать целебными растворами чужие вещицы, варить полевые удобрения и снадобья от болячек? Ну уж нет! Еще попытка – големы. Сразу мимо. Следующим выпало целительство. Поколебавшись, Каролин выбросила и эту бумажку. Менеджмент транспортных линий. Фуу! Наконец, выпала боевая магия и вступление в Орден. Она хотела было выбросить и ее, но подумала, что лучше все равно ничего не будет, а более-менее интересные личности всей толпой отправились туда. Вот так люди и принимают решения, определяющие всю будущую жизнь. Может, повезет, и она умрет молодой. Триста, четыреста, а то и больше лет этой унылой скуки и безмозглых овощей-людишек? Нет уж, лучше смерть в бою. Хотя, какие сейчас бои? Контрабандисты, мелкие колдуны, да изредка нежить в какой-нибудь глуши – вот и все развлечения. Нечего себе врать – ее ждет та же скука и рутина, что и везде. Ну и пускай. Каролин брела по лабиринту из кустарника, погрузившись в воспоминания и стараясь не думать о профессоре Кее. Недостоин он этого, недостоин! Он старый, уродливый, невесть что о себе возомнивший, самолюбивый, надутый, спесивый, хвастливый… Одинокий, тонкий, непонятый, благородный… «Немедленно прекрати, Каролин!» – крикнула она себе и со злостью дернула ветку кустарника, благоухавшего осенью. Этот кустарниковый лабиринт – не иначе какая-то очередная шутка их чудака-директора. Кто же еще будет выдумывать все эти бесконечные приколы? Нет, иногда бывает забавно, но в целом – утомительно.
Наконец, лабиринт закончился, и Каролин вышла на задний двор. Чего у Университета не отнять, так это размаха и великолепия: луга, простирающиеся вдаль, скамейки и скульптуры напротив самого Университета – глядя на эту красоту, всегда чувствуешь умиротворение. А вот впереди, возле тех самых скамеек, и веселая компания – донельзя пестрая, этого не отнять.
Первой внимание привлекает мулатка Анджела, многоцветная, как попугай, с гольфами в цвет радуги, многоцветными кудрями, желтой жилеткой и зелеными шортами, браслетами, и, в довершение образа, сияющей улыбкой. В ней уживались два таланта, что нечасто встречаются вместе – быть душой компании и иметь успехи в учебе. Подчеркнуто приличная, как всегда, Элли, в серых брюках и белой блузке, с густыми каштановыми волосами, кареглазая, она производила всегда двойственное впечатление – когда не улыбалась, лицо ее было строгим и прямым, а «взглядом можно забивать сваи», как шутил Алекс. Но стоило ей улыбнуться, как каменная серьезность исчезала, и перед тобой оказывалась веселая, дружелюбная и обворожительная девушка. Неудивительно, что не один Антуан по ней вздыхает. «Мне бы ее фигуру, я бы точно была королевой Университета» – с легкой завистью подумала Каролин. Элли как раз смеялась, громко и звонко, над какой-то шуткой Давида, откинувшегося назад с неизменной широкой улыбкой, которая, казалось, говорила: «Я ни на секунду не сомневаюсь в том, что мир существует для моего счастья – и я поделюсь им с любым, кто в этом нуждается».
Алекс, не отставая от друга, хохмил с Анджелой и прибившимся к ним Жаном, который выглядел бы совсем незаметно, если бы не огромная серьга в ухе и несколько розовых прядей – да еще майка с крупной надписью «HACK THE SYSTEM». Он сидел на краю скамейки с совершенно непроницаемым лицом.
Каролин подошла к ним и нарочито медленно протянула: – Что сейчас было… Кое-кто макнул Бычиху мордой в торт.
Разговоры оборвались на полуслове, а потом грянул смех. Наконец, Давид смог выдать: – Ты же знаешь, что это была моя проекция! – Отдыхай, Дэви, это был кое-кто покруче, – остудила его Кэрол. – Ну не Антуан же? – хмыкнул Алекс. – А вдруг? – тут же подхватила Анджела, – может, он решил показать всем, что тоже является членом Тайного Общества Кондитерского Сопротивления… – Неа. Берите выше.
– Неужели кто-то из преподавателей? – с недоверием просила Элли. – Выше, – лениво протянула Кэрол, наслаждаясь общим вниманием и заинтригованностью. – Неужели… – начал было Давид, потерев затылок… – Ужели… – Что, сам Директор?! – Только никому, ясно? – торжествующе воздела палец Каролин и гордо уселась посередине скамейки.
Как раз когда из нее выуживали подробности происшествия, к ним подошел парень в узких прямоугольных очках и с длинным подбородком. Это был Влад Томашевский, старший сын профессора и с этого года – преподаватель практических занятий по общей теории магии (лекции читал лично Грандмейстер). В принципе, редкостная сволочь – хоть Кэрол и не любила всю эту лживую патоку, которой истекал профессор Томашевский, его сынок ей нравился не больше: не было человека, о котором Влад не сказал бы гадость, и больше всего доставалось его сестре и отцу, причем совершенно ни за что. – А где моя ненаглядная сестренка? Папаша послал ее к вам, она что, заблудилась в коридорах? Я надеялся, она хотя бы умнее лабораторной крысы, но нет…
Алекс нахмурился.
– Ты бы выражения подбирал, ладно?
– Вообще-то вы разговариваете с преподавателем, – холодно отозвался Влад, подняв и без того вытянутый подбородок еще выше, что придало ему сходство с героем какого-то туповатого комикса из тех, что сейчас крутят по всей тераномовской сети.
– Как я помню, преподаватели находятся под надзором Комиссии по этике, нет? – Давид подошел в Владу совсем вплотную, при этом все так же улыбаясь – нет, даже еще шире, и в его голосе не было ни капли угрозы… Но Влад отошел на шаг и как-то словно уменьшился в росте.
– Так или иначе, – сказал он брезгливо, – мой остолоп-папаша просил вам передать, что он зовет вас на свои чайные посиделки. Сходите, подремать пару часиков еще никому не повредило, – не дожидаясь ответа, Влад резко развернулся и ушел, гордо подняв голову.
– Надеюсь, никто не забыл, что у вас сегодня тренировка, – раздался позади холодный язвительный голос.
Ребята разом вздрогнули, резко обернувшись – за скамейкой стоял профессор Стефан Кей, в своем вечном, наглухо застегнутом при любой погоде, черном сюртуке (в каком веке вообще такое носили?), который он носил в любую погоду и в любое время года. Впрочем, он всегда выглядел чисто и опрятно – этого не отнять.
– Всех вас только что зверски убили, – сообщил он нежно, как поздравляют любимую племянницу с десятым днем рождения. – Поздравляю. Занятие вы начнете с общей отметки в минус пятьдесят баллов – за чудеса внимательности. Я здесь стою уже минут пять и придумал не менее десятка способов, как убить вас наиболее мучительно так, что вы даже не успеете… – Но это нечестно! – воскликнула Элли, нахмурившись, – снимать баллы, хотя мы даже не на… – Тренировке? – прищурился Кей, – то есть вы, моя милая, тренируетесь ради баллов? Успеваемости? Самоуважения? А в остальное время хлопаете ушами? Вы, вроде как, будущий рыцарь Ордена, того самого, которому я отдал лучшие десятки и даже сотни лет своей жизни… Или вы думаете, что темные маги на вас нападут только в условленные часы, известив предварительно по тераному? Уж вам из всех надо помнить о важности… – Да, простите меня, – Элли совсем расстроилась, опустив голову.
Каролин бросила на Кея самый вызывающий из своих взглядов, но тот не счел нужным его заметить. – И не опаздывать, – бросил он, развернувшись, и тут же исчез. – Позер, – вздохнул Алекс с восхищением.
***
…Когда Каролин в начале прошлого года впервые пришла на занятие к Кею, она и в худшем из кошмаров не могла себе представить, что может настолько лишиться над собой власти, чтобы взять и влюбиться в такого человека. Как полнейшая дура. Из самых глупых и пошлых книжек про любовь. «Это судьба, Каролин» – говорила она себе, – «ты ведь не какая-нибудь там идиотка без внутреннего мира и духовной жизни, ты – личность. Что означает, что ты можешь влюбиться только в самого неподходящего из всех существующих вокруг тебя мужчин, непременно с тем расчетом, дабы мучения были невыносимы, надежды – несбыточны, а истерики – пафосны. Поздравь себя, ведь это настолько в твоем стиле». Она прекрасно помнила первые слова, которыми Кей приветствовал их на втором курсе Университета.
Он вошел в зал, стремительный, темный, мрачный, без какого-либо намека на стандартную, приветственную улыбку, которую были обязаны выдавать преподаватели. Они улыбались все, каждый на свой лад: Сухарь Мун – иронично, даже, можно сказать, издевательски, Кляуниц-Зигзаг – зловеще и загадочно, Грандмейстер, когда преподавал на первом курсе Общую Теорию Магии – широко, воодушевляюще, но при этом с хитрецой. Остальные – кто-то весело и искренне, но чаще – натужно, по протоколу. И только Стефан Кей никогда не удосуживался тем, чтобы пытаться изображать даже подобие дружелюбия. Сцепив перед собой пальцы, он в гробовой тишине промолвил: – Я знаю, что почти каждый здесь свято уверен, что он родился в мире, где ему никогда не придется даже пошевелить пальцем для чего-то, что не сулило бы ему какое-то удовольствие и удобство. Для меня не новость, что вы привыкли к тому, что вас все только нахваливают да заваливают подарками, что мир налажен, спокоен и обеспечен. Может быть, здесь, в столице, он и таков. Но вы и понятия не имеете, – здесь его голос щелкнул как хлыст, – каков мир за пределами больших городов. Каков мир за пределами Королевства. Каков мир за пределами цивилизованных земель, не знаю даже я – а мне уже не одна сотня лет, и я все эти годы отнюдь не всегда безвылазно сидел здесь, уча год за годом, поколение за поколением великовозрастных недорослей выполнять простейшие чары. Но вы должны помнить одно. Хотя большинство из вас – кто-то хоть раз должен вам сказать правду, – неспособны даже подтереться без запроса в тераном и вряд ли будут отличаться от других хоть чем-то, равно как и не добьются никаких выдающихся результатов, в том числе по моему предмету, я не дам вам зачета, пока каждый не будет в состоянии выставить хотя бы элементарный магический щит или не спалить себя собственным файерболом. Но я надеюсь также, что среди вас найдется хоть парочка думающих людей, являющихся также не настолько полными бездарями, чтобы не только справиться с требованиями, которые посильны и голему, но даже записаться на мой продвинутый курс. Кто-то же должен будет охранять беззаботность потребления остальных, получая брезгливые взгляды от окружающих… Впрочем, я не расстроюсь, если таковых не найдется. Привык, знаете ли. И дальше были целых два года постоянных насмешек, подколов и всевозможных издевательств. Собственно, и после первого же занятия человек пять из наиболее политически активных написали на Кея гневные заявления с требованием об отстранении его от должности и вменения ему штрафов, ареста, публичного покаяния и возмещения морального ущерба. Обычно, для преподавателей это грозило если не серьезными проблемами, то по крайней мере головной болью, но Кей ни малейших признаков беспокойства не проявил, а последствия так и не наступили. Недовольные пытались поднять волну осуждения, но она захлебнулась, а им самим пришлось удвоить усилия, чтобы получить зачет. Кэрол не могла тогда сказать, как относится к Кею – с одной стороны, хорошо и весело, что он макнул в грязь спесивых недоумков, да и о людях он, кажется, того же мнения, что и она сама (то есть явно неглуп). С другой – задевало и злило, что с ней он обращался точно так же, как и с другими. Видимо, желание доказать, что она – не из тупого большинства, и привело ее в это унизительное и глупое положение. Первая тренировка на продвинутом курсе год назад была их всеобщим провалом. Кей велел им всем вместе напасть на него, и никто не продержался дольше пяти-семи секунд. Кэрол, бросившая в него парой заклинаний вроде магического веера и ледяной стрелы, не особо надеялась на успех, и правильно – обе атаки ушли в никуда, а она сама не успев ничего понять, увидела перед глазами плитку пола и ощутила, что ее руки скованы за спиной, а сама она лежит в довольно нелепой позе, задом кверху. Перевернувшись на спину, она увидела, что все остальные тоже были на полу, а Кей преспокойно сидел на стуле, закинув ногу на ногу, и задумчиво насвистывал.
