Путь по линии

– Проходи, чего ты стоишь…– Сказали воспитатели и пододвинули стул для принца из детского дома.

– Как поживаете? Как дети время проводят? – Спросил спасатель у взрослых.

– Прекрасно живём. Вот вчера проводили семейный ужин. И как обычно вечер кино.

Перед глазами почти взрослого ребёнка разыгралась одна из тех лицемерных драм, терпеть которую приходилось с особой тщательностью, как того диктовала внешняя мораль. Одна из сторон, в силу своего незнания, пока ещё представляет его интересы, а значит удобнее молчать.

– Как вы поживаете? Как работа на пляже?

– Да… Всё также – добавил он – Люди всё так же смело бросаются в море, не желая кричать о помощи.

– Какая прелесть,– говорила Ника, – что вы есть на этом свете, не правда ли? Взрослые сейчас совсем как дети. Делают только то, что вздумается.

– А стоит ли кричать о помощи… Если всё равно не услышат – По чистой случайности Андрей вложил фразу на стол.

– Гордость и неумение ценить свою жизнь никогда не спасала тонущих.

– Совсем никогда? – Продолжал он.

– Разве только утопленников. Хотя, однажды случай был …

Стук сердца звучал в такт с каждым словом спасателя и окутывал страхом утреннее сознание мальчика.

– Какой же? – Спросила Ника.

– Парень отчаянно пытался достать до дна. Как будто там лучше, чем здесь.

– Не согрешивши, не покаешься… Кажется, так говорят – Доедая свой завтрак, сказал Александр Филиппович.

– Тогда и он пусть покается – головой спасатель указал на Андрея

– Мы чего-то не знаем? – Удивленно спросил Александр Филиппович

– Товарищ пытался вчера дотянуться до дна. Да, Андрей? Чего же ты там нашёл?

– Я слышал голос, я поверил, что возможно ещё изменить события.

Напряжение за столом резко возросло и тяжёлые мысли зависли в воздухе. Так продолжалось не долго, пока Александр Филиппович не сказал:

– Как ты смел без разрешения уйти вчера?

Он еле сдержался, чтобы не крикнуть. И потому просто нахмурил брови и осуждающими глазами коснулся стола..

– Кто с тобой был?– продолжал он.

– Никого.

Мальчишки сидели притаившись в своём застольном углу.

Спасатель резко понял, что произнёс нечто серьёзное и в доме совсем не та обстановка, какая бывает в обычных семейных домах…

– Возвращайся в свою комнату, ты под арестом – Грозно приказала Ника.– Поговорим об этом позже.

"Вот я и нарвался на неприятности. Сам виноват. Нужно было меньше слушать" подумал Андрей.

Выйдя из-за стола, он поднялся наверх и погрузился в невыносимую злобу.

– Как же так? Мало того, что я тут и так ненадолго, так даже спасающий человек играет против меня.

Столько злобы ещё не приживалось внутри маленького человека и он, желая от неё сбежать, открыл окно. Вечные мысли о смерти всегда тянули в какую-то крайность, как далёкая от окна земляная гладь или морское дно. Наверное, этот голос также маняще умел тянуть к смерти, как и к тому дну, до которого хотелось достать.

Солнце уже светило нераннее и он через карниз пролез по пожарной перилле. Под ногами было только два этажа и, задержав дыхание, как перед глубоким погружением, он прыгнул и полетел прямо на землю. Время замедлило свой ход, и падение было тем самым событием, которого он хотел, ведь его так же, как и поступки нельзя контролировать.

Глава 8

От долгих скитаний линии остановились, и под колёсами поезда снова послышался привычный стук.

– Моя линия остановилась.

– И моя. Обратного пути нет.

Я смотрел на свои руки с какой-то невообразимой надеждой. Будто бы верил, что всё будет хорошо. Однако зная, как быстро меняется человек по скорости течения его жизни, я подумал, как очередное изменение условий поменяло соседнею версию.

– Скажи, Джон…

– Чего тебя опять? – Его тон резко изменился.

– Ты веришь, что всё будет хорошо? – Я по-детски посмотрел на него, и мне показалось, что моя линия вдруг стала какой-то особенной.

– Уже нет.

– Почему? Мы же снова на рельсах?

– Не верится даже… Теперь мне моя линия верить не позволяет. Я как будто утратил нечто ценное.

– Что например?

– Веру в себя.

– А в жизнь?

– А в жизнь я всё еще верю. Я же слышу стук колёс.

– А почему все здесь хотят добраться до последней мили?

– Это гарантирует то, что один из нас станет вновь машинистом. Согласись, что быть за рулём и ехать в поезде это разные вещи.

– Пожалуй, да. А если машинист сможет остановить поезд и не сделает выбор, то, что будет?

– Машинист не может остановить поезд… Он же живёт… Пока течёт жизнь, двигается поезд… Но если выбор не сделан, а станция наступила конечная, значит мы, как версия жизни, уходим к другому машинисту. Тогда он, либо выкинет нас из окна своим решением, либо пустит за руль.

– А те, кто выпрыгивают, умирают?

– Я не знаю, я там не был. Живу себе и живу, чего пристал-то? – Вид Джона стал каким-то раздражённым.

Тут к нашей полемике присоединился третий.

Его буквально распирало от сумасшедшего смеха.

– Разве это жизнь? Вы только посмотрите вокруг? – Захлёбываясь слюной, он продолжал – Нет никого поезда… Меня нет и вас тоже нет. Мы не живём, а лишь подчиняемся условиям. Мы уже не мы и всё вокруг это лишь жалкая ложь во благо нашим проекциям.

– Как это так?– Я не поверил и даже подумал, что это безумие, какое бывает у Джона. Теперь оно переросло во внешний бунт человека, стоявшего напротив нас.

– Люди! – Закричал он на весь вагон. И пассажиры облепили его со всех сторон – Мы не живём. Всё это лишь нас подчиняет. Это не жизнь. Последняя миля не на остановке! Она за разбитым окном.

Его силуэт начал поглощаться массой похожих на него людей.

Тут он в момент пропал из виду. В одну секунду я услышал, как он разбежался и прыгнул в бездонный рассвет, размывающий вид деревьев.

– Нет! – Вскрикнул я, пытаясь его поймать.– Джон схватил меня за запястье и остановил мой бессознательный и бесполезный крик. В этот момент мне почему-то стало страшно за все те версии, которые, претерпев изменения, не смогли вернуться на свои внутренние рельсы.

– Он прав! – Воскликнули несколько голосов – Вперёд за ним! Здесь больше делать нечего. – И протестующая часть густой толпы начала выскакивать из вагонов.

Глава 9

Пару минут Андрей лежал на траве без сознания. В глазах промелькнул образ цыганки, которую он встретил этой ночью.

Его рука сильно болела и, опираясь на соседнею, встать представлялось более сложным делом.

Рожь пенилась в объятьях легкого ветра и, встав на ноги, он стал бежать так быстро, как только смог.

Пока он бежал, он вспоминал каждый переулок, на котором помнились и крепились разные несчастья. Крепкие слёзы оставались на поле, обиженные и брошенные слова вырастали в деревья. Из-за этого их так много в лесу. Из-за бесконечных обид и детских тревог стоял невообразимо сильный запах плохой памяти. Как будто природа сплела из них венки утешения и окружала старый детский дом, в котором никто даже не знал, что представляет из себя Человек.

В голове крутились воспоминания о том, как его могли бить или выгонять, говоря, что люди себя так не ведут. Оставлять на долгое время без еды и воды или упрекать в собственной ничтожности, за которой стояло неумение добиваться поставленной цели. Все эти крики перекликались в сердце и расстилались по полю, от которого так хотелось унести свои ноги, но почему-то так редко удавалось. Оставалось только грезить о том, что когда-то всё поменяется.

Столько свободы было в одном беге. Пока он бежал, не было ни детского дома, в котором он был не нужен, ни друзей, с которыми почему- то в последнее время не находилось общего понимания вещей, помогающих в жизни. И в этом долгом беге будто скрывалась вся та малая истина, которую человек способен обрести на пути к конечной станции.

Андрей добежал до небольшого утёса. Закат освещал обрыв, на котором была расположена деревянная скамейка, сделанная своими руками и старый дуб, в котором можно было отыскать старую трещину ровно посередине. На нём обычно мальчишки делали тарзанку. Только в этот раз хулиганское дело ещё не представлялось законченным. На ветке лишь располагалась верёвка, ждущая своего часа.

Тогда Андрей сел на скамейку у обрыва и начал пристально глядеть куда-то вдаль…

В его голове вдруг обрисовался один случай, как однажды какие-то люди оставили его в четыре года с чужими детьми. Они были незнакомы и у маленького Андрея доверия не вызывали. В этот день он понял, что взрослые тоже умеют предавать. И то мужское и женское лица, сопровождающие его первые четыре года, всего лишь проводники к нормальной жизни и к другому взрослому миру, в котором для него не было места.

В своих раздумьях Андрей не заметил, как сзади него сел старенький дедушка на скамейку. Он был совсем глухим, и это придавало благородства его характеру. Благодаря этому к нему часто приходили рассказывать тайны. За его немощность, его так и прозвали на всём селе Глухой Пётр. Он работал каменщиком и помогал строить в городе храмы и дома для всех нуждающихся. Любое мужское рукоделие было ему подвластно, но из-за своей глухоты он работал один. Также он строил кормушки и маленькие сооружения для птиц, оставшихся без дома. Всё это частенько украшало деревню и дома, в которых обитали местные жители.

Тогда Андрей подошёл ближе и услышал речь, которая никогда не получала обратной связи. Пётр просто говорил, что вздумается, прекрасно понимая, что даже если ему кто-то что-то скажет, он всё ровно не узнает слова ему адресованные. Он увидел садившегося рядом Андрея, но так и продолжал говорить, кормить птиц зерном и оставшимися кусочками хлеба.

– Только вы на войне видели как мне тяжко пришлось – Говорил он птицам-…Кушайте-с.…На.…– Он кинул небольшой кусочек хлеба.

– Это вы поэтому глухой? – По привычке спросил Андрей.

– Что? – Крикнул старик. – Я не слышу! Глухой я, понимаешь? На войну попал и слуха лишился. Лучше ты рассказывай мне свои тайны… Ко мне все в селе за этим приходят!

– А откуда вы знаете, что к вам за этим приходят? Вы же глухой…

– Что? – Дед посмотрел на Андрея абсолютно непонимающим взглядом. Он и вправду ничего не слышал, но, кажется, понял вопрос по одним только глазам.

– Я вижу, как приходят.… Ходят ко мне в дом и на улице подходят и говорят… И говорят… Они знают, что я ничего не услышу… Поэтому и готовы исповедоваться мне, как священнику.– Немного погодя, он добавил.– Ну чего же ты молчишь? Я слушаю, но не слышу. Коль пришёл, болтай свою жизнь. Осуждать не буду, я всё ровно глухой – Тут он по-доброму засмеялся и добавил.– Я всякое на войне видел.

В этот момент лицо старика пронзилось какой-то необыкновенной добротой и всепрощенским состраданием к людям, которые не способны ничего рассказать друг другу и потому вынуждены исповедоваться немощным и глухим.

– Знаете, дедушка Пётр.– Начал Андрей. – Я всегда скрываюсь и бегу от людей. Они в детстве меня часто обижали и говорили много дурного. Я даже помню людей, которые сначала были призваны Богом меня любить, но почему-то передумали и отдали меня в этот детский дом.

– Что-то глаза у тебя красные от слёз пока говоришь… Ты что плачешь? – Дед посмотрел на меня и сказал одну из тех фраз, которую он говорил всем, кто к нему приходит.

– Посмотри на птиц. – Он показал пальцем на ястребов и орлов, что парили высоко над землёй.– Как бы там не было тебе тяжело и грустно, но знай, что птицам, которые летают высоко, им всё равно. Всё равно на твои горести и печали, всё равно, что ты чувствуешь. Но если ты их не накормишь, не построишь им дом или храм, то вся твоя жизнь, это лишь случайно произошедшее событие, не приносящее ничего этим птицам.

– А для кого мне дома строить если…– Тут старик начал перебивать монотонной густой речью.

– Я когда молодой был, ещё до войны, дома строил, а потом уезжал. Так тепло было на душе от одной мысли, что мои стены кого-то берегут. Я тут, а дом там. Мои стены хранят чьё-то счастье или держат чьё-то горе. Это лучше, чем без стен.

Вдруг голос старика стали перебивать вернувшиеся из разных домов мальчишки. Десятки голосов хлынули волной на двух собеседников, сидящих на скамейке.

– Что ты с ним говоришь? Он же всё ровно глухой! – Смеясь, сказал один из мальчишек и коснулся плеча Андрея.

– Эй – крикнул парень, легким движением ног забравшийся на дерево – Помогите мне, я тут вообще-то важным делом занят. Мы же договорились, что все с утра будем делать тарзанку. Нам что, опять с берега в море прыгать?

– Сейчас помогу. – Один из них подал какую-то валяющуюся на земле палку и отдал её скалолазу.

Дед привстал и, не говоря ни слова, направился куда-то далеко. Андрей было хотел подбежать и попросить совета, да только толку в том не нашёл. Он лишь смотрел в след уходящему глухому старику, который не слышал ни детские радостные возгласы, ни морские волны. Пожалуй, единственное, что представляло для него ценность, это сияние солнца и довольные птицы, которые, выбираясь из петровского дома, взлетали ввысь.

Глава 10

После безвозвратных прыжков свет в вагоне начал приобретать розовый оттенок. Это солнце за окнами начало по-особому светить и открывать неизведанные места. Я огляделся вокруг и к ужасу заметил, как мало стало людей. Стук вдруг стал каким-то спокойным и, казалось, что что-то светлое вот-вот родится на лицах, оставшихся в поезде.

После долгого раздора эмоций и криков все резко утихли, и я заметил, как Джон начал засыпать. Его тело почти полностью погрузилось в дремоту и, опрокинувшись на кресло, оставалось безмолвным.

Я встал и побрёл по спящему и умиротворённому купе, в котором после долгого безумия вдруг наступила необыкновенная тишина.

«Затишье перед бурей» – Подумал я. Надеюсь, мне хватит времени на то, чтобы просто насладиться происходящим.

Свет восставшего солнца прилипал к окну и медленно, но верно, пробирался по вагону, как по лесной неизведанной чаще.

Меня окружали спящие лица, как вдруг среди них я заметил глаза, зазывающие меня на свободное соседнее сиденье. Я сел напротив человека, выглядевшего старше меня.

– Пока все спят, самое время познакомиться. Меня зовут Пит.– он улыбнулся и протянул мне руку.

Я в растерянности забыл своё имя и, протянув руку, сказал

– Называйте меня, как хотите. Мы с вами всё равно в одном поезде.

– И то верно. – Сказал Пит. – Позволю заметить, что имена в данном случае действительно не играют роли, но как же мне отличить вас от остальных? – Он посмотрел на меня потерянным, но любопытным взглядом и добавил – могу я называть вас Люк?

– Как хотите.

– Вот и отлично!– Приблизившись, он похлопал меня по плечу, и, вновь усевшись на своё место, сказал – Прелесть, что мы познакомились сейчас, а не раньше.

– Почему же? – С удивлением спросил я. – Почему вы раньше не подошли, если хотели познакомиться?

– Все бы заметили, как мы похожи и решили, что можем сбыться в одной реальности.

– А что, это так плохо?

– А ты сам представь какого это? Твоя версия жизни, скорее всего, закончится тем, что ты умрешь старым и больным в одиночестве, а моя оборвётся на полпути и я вряд ли смогу дожить до тридцати.

– Это ещё почему?

– Бывают люди, рядом с которыми другие умирают. События не случаются, и мы не можем существовать.

– Рядом со мной люди умирают?

– Ты не виноват, что ты такой существуешь. Твоя проекция просто сильнее окружающих из нас, как событие, поглощающее сомнения, из-за которых нам нет места в поезде текущей жизни. Разве у тебя не бывало такого раньше? Общаешься ты с человеком, а он своими сомнениями сводит самого себя с ума и умирает прямо на твоих глазах, а ты ничего сделать не можешь. Прыгает он из стороны в сторону, то в свою реальность, то в чужую, то в будущее не верит, то в настоящее и погибает прямо здесь и сейчас, потому что иногда забывает про рельсы, потому что думает, что всё просто так.

Если мы быстро найдём общий язык при всех случайных событиях, значит мы оба те версии, которые могут сбыться в одной вселенной без всяких сомнений.

– Получается, Джон из-за меня умрёт? А ты…Ты тоже умрёшь?

– Джон пытался выкинуть тебя из вагона, все это видели. Его уже одолели сомнения, они кидают его из стороны в сторону. Меня, как видишь, ещё нет, поэтому я даже предполагать не буду, умру я из-за тебя или из-за действий машиниста. Вдруг, я тоже начну сомневаться.

– А если я сам выпрыгну или умру от рук машиниста, тогда вы не умрёте?

– Не думай, что ты тут один такой особенный, нас по пятьдесят версий в каждом вагоне, а таких вагонов с сотню, а то и больше. Не ты, так кто-нибудь другой.

– А что будет, если я всё-таки окажусь за бортом?

– Выбор, совершённый машинистом или сохранит, или выбросит из вагона, оставив скитаться в пустоте. Либо нам всё-таки повезёт и наш вагон с нашими событиями реализуются в этой микровселенной. Раз мы находим связь, значит мы из одной вселенной, которая подарит или не подарит два крайних и настоящих исхода. А все остальные либо временные и скоро покинут поезд, либо из других вселенных.

– А, что будет, если нас всё-таки увидят? – Решил отвлечь его я от пространственных рассуждений.

– Ну… – Он призадумался. – Слухи поползут. Они, знаете ли, тоже усложняют мирное существование. У каждого исхода есть вселенная, в которой он станет машинистом или умрёт. Вроде того вагона, в котором едем мы. Если мы в этой вселенной, которая касается окружающих, будем разговаривать, есть вероятность, что мы вместе совершим какое-либо действо, влияющее и на их маленькие жизни. Вдруг их другие вселенные сотрясутся от лишней информации.… Тогда нам всем не поздоровится. По этой причине все находятся в состоянии покоя, как бы ни желая потревожить или изменить своё и чужое положение, в особенности, если кто-то из нас приносит смерть. Стал бы ты делать лишние движения, если бы знал, что можешь стать чьим-то концом?

– Тогда что это за разные вселенные такие?

– Разные вселенные – это место исполнения исходов, своеобразное пристанище в другом мире. Например, машинист повернул налево, а направо повернул всё тот же машинист, но уже в другой вселенной. Так два поезда с исходами будут жить, но уже по-другому, в других вселенных.

– То есть если я перейду в другой вагон, значит, я окажусь в другой вселенной?

– Да. Но машинист будет всё тот же. Просто в один момент вагон отцепится, и ты поедешь всё с тем же машинистом, но в другое место.

– А если я выпрыгну, я поменяю условия, я буду в лесу…

– Всё верно, но тогда тебе, скорее всего, придётся просто скитаться по затворкам вселенной, ведь найти своё место, когда ты неиспользованное последствие чего-либо, намного сложнее. Либо тебе может повезти, и ты сможешь попасть к другому машинисту.

– Как чужой исход событий может перейти на другого машиниста?

– Если он наступает на те же грабли, то повторяет чужой опыт. Тогда ты станешь им – просто опытом, переходящим из одного поезда в другой.

– Тогда из каких мы вселенных?

– Из тех, в которых выбор ещё не сделан. Шаг не совершён и мы, находясь здесь в качестве пассажиров, находящихся в состоянии покоя, теперь понимаешь?

– Нет…– Растерянно ответил я. Голова начала болеть и звук колёс начал резать мой слух.

– Представь, ты сел на поезд, но куда отвезёт тебя он, ты не знаешь. Но это и неважно… Важно только то, что происходит с жизнью. Суперпозиция… Слышал про такую? В одной вселенной я, в другой ты. Я ещё не сел на поезд, а ты уже едешь. Ты умрёшь, не дожив до тридцати… А я одинокий и старый попрощаюсь с реальностью понимаешь?

– Как же так?– Я не на шутку испугался.

– Этой ночью линии поменялись… Удивительно, что твоя проекция не в курсе.

Пот покатился по всему телу, а на лице начали выступать слёзы. Страшно было знание своего срока и понимание того, что я не существую в реальности. Даже не смотря на то, что я лишь избыток человеческой жизни, тяжело было признать, что я не самая удачная версия. Какая-то не идеальная.

– Не боись! – Улыбнулся он, увидев моё смятение, махнул рукой на мелькающее поле за окном.

– Но я же с Джоном общался при всех…Разве нас не должны были вытиснуть остальные жизни?

– У вас обоих слабая реальность… Он чуть не выкинул тебя из окна.. Мы все видели, как это произошло, и это дало нам понять, что кто-то из вас двоих точно не доедет.

– Кто же это?

– Я не знаю, но если не доедешь ты, то и мне не суждено. У нас с тобой реальность одна.

– Как ты это понял?

– Я чувствую и вижу, как ты смотришь. Люди в вагоне похожи, только судьбы могут быть разными и это видно во взгляде. В твоём взгляде. Я почти уверен, что ты скоро увидишь, как меняется реальность на твоих глазах, и человек, казавшийся тебе таким близким, вдруг изменит линию на своей руке.

Вдруг, окружающие со схожими чертами посмотрели на меня.

– И что тут все такие одинокие в своей реальности?

– Почти все… Те, кому жизнь позволяет, те и одиноки.

– Ладно, думаю много времени прошло.… Пойду я к Джону, а то вдруг проснётся.

– Ещё увидимся – сказал он тихо и проводил меня взглядом.

Глава 11

Мальчишки привязали болтающуюся верёвку одной стороной к ветке на дереве, другой стороной к палке, которую нашли на своём пути.

Тут один из парней вынырнул из толпы. Это был парень из другого детского дома. Он подошёл к Андрею и сказал: – Это же ты утопленник! Я про тебя слышал – На его лице проявилась хитрая ухмылка. – Почему не выплывал так долго со дна?

– Я думал, что это что-то изменит…– Ответил Андрей с неуверенностью.

– Странный ты … Нашу жизнь даже смерть не изменит- Он засмеялся и крикнул в толпу.

– Эй парни! Среди нас есть смельчак, пусть он первый прыгнет.

В этот момент сердце Андрея заколотилось со скоростью звука и он был готов отказаться, пока не заметил расступавшихся перед ним дворовых ребят. Они образовали коридор, ведущий его прямо в сторону треснувшего дуба.

Невероятной длины верёвка, привязанная к высокой ветке, была замотана в петлю, в которую была всунута палка. Двадцать четыре глаза были уставлены на реакцию Андрея, которая заставляла себя долго ждать.

– Ну чего ты стоишь? – Крикнул скалолаз и, взяв за руку, повёл к дереву.

Приблизившись к нему, он спросил:

– Ты же тут самый смелый и авторитетный? Вот и прыгай, а мы за тобой! Расстояние тут небольшое, от обрыва сразу в море с брызгами! Дотянешься до своего дна, как ты и хотел – Он как-то ехидно рассмеялся и добавил – Или трусишь?

– Нет, не трушу… – С неуверенностью и тихим тоном промолвил Андрей. Вспомнив предсказание о скорой смерти, он добавил:

– Только тогда вы после меня не прыгайте! Это неустойчивая конструкция, если что-то случится, я буду отвечать…

Тут смех покатился по толпе, и скалолаз возразил:

– Э, не, брат, назвался груздем, полезай в кузов. Мы все за этим пришли. Ты весишь больше нас и, если верёвка не выдержит, мы ещё до прыжка это поймём. Как только ты залезешь…

Смелости дворовым мальчишкам было не занимать, и отговаривать их было абсолютно бесполезно. Скорее, это наоборот усилило бы аппетит перед прыжком.

А потому, Андрей решил сделать всё от него зависящее, лишь бы верёвка или ветка оборвалась или сломалась на нём. Тогда никто не пострадает, и любое действие покажет своё противодействие и остальным больше не захочется прыгать. Не то, чтобы он не знал, как дорога жизнь, как важно состояние покоя на земле, скорее ему всегда недоставало того шарма смерти, который мог бы вылечить от всех бед и периферий на пути.

Забравшись на дерево, он схватился за палку и, опершись на неё всем телом, повис над землёй. Ветка немного поскрипывала, но было видно, насколько прочно она торчала от самого ствола.

Спустя время он оттолкнулся от ствола и начал раскачиваться. Ветер поднимался всё сильнее и сильнее, и в состоянии полёта открывался совсем другой взгляд на мир, полностью возвышающий своё Я и уменьшающий всех тех, кто ждёт от тебя прыжка. Кто так жаждал увидеть шоу, без которого невозможна ни одна жизнь и, разделяя воздушную материю на падающее состояние, Андрей отпустил палку и в полёте увидел то злосчастное море, которое накрывает всем своим существом твоё мелкое тело, оставляя за собой только брызги. Вновь голос коснулся ушей, и стук поездных колёс, которые то и дело спиливались с морской толщей, звучал всё громче как навязчивый мотив. Андрей не мог поверить, что всё это происходит наяву, и тот секрет, который он не мог понять, всё также остался где-то на дне.