скачать книгу бесплатно
Роддом, или Неотложное состояние. Кадры 48–61
Татьяна Юрьевна Соломатина
Роддом #5
Мальцева вышла замуж за Панина. Стала главным врачом многопрофильной больницы. И… попыталась покончить с собой…
Долгожданное продолжение «бумажного сериала» Татьяны Соломатиной «Роддом, или Неотложное состояние. Кадры 48–61». Какое из неотложных состояний скрывается за следующим поворотом: рождение, жизнь, смерть или любовь?
Татьяна Соломатина
Роддом, или Неотложное состояние. Кадры 48–61
© Соломатина Т.Ю., 2016
© ООО «Издательство АСТ», 2016
* * *
Кадр сорок восьмой
Дурдом: Диалектика
[1 - Первый кадр первой книги серии «Роддом» назывался «Дурдом». Почему бы и нет? Дурдом на месте. Но – в развитии. Как жизнь на Земле. Пока…]
Оксана Анатольевна проснулась не в духе.
Дело в том, что если ты лёг спать ровно полчаса назад, то дух за это время – как раз только успел выбежать за дверь. Он же не знал, в конце концов, что именно в этот момент и постучат. Да ещё и войдут, не дожидаясь ответа.
– Ну, что там ещё? – проворчала временно бездуховная Оксана Анатольевна.
– Там это… Вчерашние роды на дому[2 - Любые роды вне стен родовспомогательного учреждения называются «роды на дому». Даже если они на скамейке, в реку, под стогом и так далее. В истории родов записывается «роды на дому» – и является показанием к госпитализации в обсервацию.]… Которые в нашем больничном скверике, – почтительно прошептала молоденькая акушерка первого этажа. – Они, вроде как, с ума сошли.
– Кто?!
– Так я же говорю… они… вчерашние роды на дому.
– Чтоб вам! Вызывайте ответственного дежурного врача!
– Так вы же ответственный дежурный врач.
– Тогда вызывайте первого дежурного врача!
– Оксана Анатольевна, первых дежурных врачей отменили. Кто ответственный – тот и первый.
– Вызывайте второго дежурного врача!
– Так вы Тыдыбыра сами отправили в гинекологию, ассистировать на ургентной.
Заведующая обсервацией со стоном оторвалась от подушки. Дух вернулся. Шустрый, сволочь! Легла-то она, может, и полчаса назад, а вот уснуть смогла только пару минут как.
– Какая она тебе Тыдыбыр!
– Ой, простите! – хихикнула акушерочка. – Анастасия Евгеньевна, конечно же!
Поцелуева уже спустила ноги на пол.
– Сейчас приду!
– Вторая первая палата, – услужливо напомнила дева.
– Знаю! – рявкнула Оксана.
«Второй первой палатой» назывался ещё один изолятор, которым обсервация вынуждена была обзавестись. Благосостояние и, как следствие, образование населения вроде как росло. А вот количество разнообразно инфицированных, необследованных и рожавших на дому отчего-то увеличивалось. Вероятно, существовала какая-то взаимосвязь. Неочевидная и прочная. Как второй закон термодинамики. Но Оксане некогда было размышлять. Когда кто-то во вверенном тебе отделении «вроде как сошёл с ума» – не до физических основ натуральной философии.
Акушерка уже стояла у дверей «второй первой» палаты. И даже услужливо распахнула перед заведующей дверь.
На кровати никого не было. Смятое бельё в положенном первым послеродовым суткам состоянии – и никого.
Поцелуева одарила дежурную акушерку вопросительным взглядом, стоимостью куда больше рубля. Даже старорежимного.
– Под кроватью, – зачем-то глянув на потолок, прокомментировала акушерка.
– Так вытащи!
– Она кусается.
Оксана Анатольевна подошла, нагнулась и заглянула… Из-под кровати что-то зарычало.
– И рычит…Да. Её зовут Нана.
– Нана. Наночка, – ласково обратилась к родильнице заведующая обсервацией Оксана Анатольевна Поцелуева. – Наночка, вылезай, детка. Ты теперь мамочка, Наночка. От этого никуда не спрятаться, не скрыться.
– Я к ней зашла. Она под кроватью. Рычит и кусается. Я ребёнка в детское отнесла.
– Орден тебе, – язвительно отозвалась Оксана и протянула руку под кровать.
Нана с глухим рёвом вцепилась зубами в предплечье Поцелуевой. Но, цапнув, быстро отползла в угол. Оксана распрямилась, оглядела полученное ранение.
– Вот, гадина! До крови! Дай мне хлоргексидин, рану обработать и вызывай психиатрическую карету!
– Ей?
– Нет, мне!
– А что сказать?!
– А мне что сказала?
– Что вчерашние роды на дому вроде как сошли с ума.
– Вот так и им скажи!.. Хлоргексидин!
Акушерка бросилась к шкафу с медикаментами, Оксана Анатольевна подошла к умывальнику. Из-под кровати не было слышно ни звука.
Специализированная служба приехала через два часа. Без вины виноватые. Во-первых – их безжалостно сократили, мотивируя тем, что во всех цивилизованных странах функцию «прокатить до дурдома» выполняет полиция и пожарные. И, вероятно, как только у нас станет ещё меньше психкарет, мы сразу же станем очень цивилизованной страной. Во-вторых – Нана все два часа тихо сидела под кроватью. Акушерка только одеяло ей туда подкинула. Так… мол, для уюту.
Врач-психиатр, седенький сухой старичок с ноготок, ничуть не удивился, когда ему сообщили, что родильница сидит под кроватью. Точнее – лежит. В общем, гнездуется. Что правда, слава богу, без новорождённого. Точнее – новорождённой. Хорошенькой девочки, которая появилась на свет вчера, без осложнений, на скамейке больничного сквера. И санитар морга, как раз в этот момент перевозивший на тележке что-то там, опустим подробности про ампутированные в ургентной операционной приёма конечности, справедливо рассудил, что конечностям уже ничего не будет, потеснятся. А вот живая девица, с живым же младенцем, нуждаются в срочной транспортировке в неподалёку расположенный родильный дом. Так Нана с ветерком и доехала. С новорождённой, мешками… ну и ветерком. Крохотную девочку санитар укутал в свой синий байковый халат для выхода. Нана была вроде как не слишком в себе. Но это легко объяснялось: нельзя быть слишком в себе, едва родив на скамейке. Зимой!
В роддоме быстро пришла в норму. Дитя обработано и отдано неонатологам. Родовые пути осмотрены. Согрели, обслужили, воссоединили на совместное пребывание. Паспорт с собой. Всего восемнадцать. Не замужем. Поняла, что рожает – отправилась в роддом. Немного не дошла. С чего вдруг под кровать залезла? Так вот вы нам и расскажите.
– Ясненько-понятненько! – Резюмировал седенький сухой старичок-психиатр и отправился в палату. В сопровождении громадного санитара. С исключительно детским выражением лица. Как это бывает у очень больших мужчин и у очень больших животных. Например, у северо-кавказских волкодавов. Очень большие мужчины и очень большие животные – всё про себя знают. Поэтому имеют тенденцию быть дружелюбными и спокойными. И ещё – надёжными.
Поцелуева, разумеется, отправилась с ними.
Старичок-психиатр довольно ловко присел по-турецки на пол у кроватки. Санитар облокотился на спинку – от чего даже новёхонькая мощная функциональная кровать, вздохнув, уперлась колёсиками в плинтус. Оксана, баюкая укушенную руку, стала у окна.
– Она кусается. И рычит. – Предупредила она старичка-психиатра.
– Это ничего, ничего! – Ласково улыбнулся он в пространство. Затем, чуть пригнувшись, промурлыкал в сторону логова: – Это кто у нас там такой маленький спрятался?
В ответ из-под кровати традиционно зарычало.
– Нэ просто малэнкий, а прямо нано-какой малэнький, да?! – Отозвалась Оксана с нарочитым грузинским акцентом. Санитар одарил Поцелуеву неодобрительным взглядом, как если бы в присутствии доброго великана кто-то мучил котёнка.
– Нана! Красивое имя! – Умилился старичок-психиатр. – Означает: нежная, добрая… А вы, Наночка, рычите. Доктора покусали. Расскажите, Наночка, что вас беспокоит. Мы вас не обидим. Мы вам поможем. Мы всё-всё поймём.
Под кроватью молчало. Но уже хотя бы не рычало.
– Вы, Наночка, стали мамочкой. Вы, мамочка-Наночка, сейчас в компании ваших добрых друзей. Добрых и сильных, – он кинул мимолётный взгляд на санитара. – Добрых и сильных друзей, которые никому вас не дадут в обиду.
Санитар уверенно кивнул в никуда, как кивает в никуда преданный пастуху северо-кавказский волкодав. Оксана открыларот, но старичок-психиатр окоротил её жестом. А ведь он сидел к ней спиной! Вот ведь!
– Расскажите нам, Наночка, что вас напугало?
Шуршание. Все насторожились. Кроме старичка-психиатра, который, согнувшись, кажется уже в три погибели, заглянул под кровать. Его глаза лучились светом, озарившим подкроватное логово… нет, не зверя, а – нашкодившего ребёнка. Без малейших признаков помешательства.
– Он меня убьёт! – Всхлипнула Наночка-мамочка, потянувшись навстречу психиатрическому свету, и пустила слезу.
– Никто вас, Наночка, не убьёт. Мы ему не позволим! – Старичок протянул Нане руку. – Ну, выбирайтесь же, радость моя! Вы, конечно, сущее дитя, но не собираетесь же вы пылиться тут вечно вместе с чужими тапочками за компанию, правда?
Нана несмело протянула маленькую ладошку навстречу ветхому ангелу.
Что-то это напоминало Поцелуевой. Ну да! Сикстинская капелла. Ватикан. «Сотворение Адама». Вот только недавно они с Родиным…
В этот момент в коридоре раздался топот, крики акушерок, похожие на вопли чаек при дележе недоеденного, – и в палату, преодолевая сопротивление, ворвался грузный невысокий мужчина очевидно грузинской наружности. И подкроватное дитя человеческое отдёрнуло руку, так было доверчиво протянутую к свету жизни.
– Где эта шлюха малолетняя?! – Зарычал взлохмаченный сизый посетитель.
Но не успела Оксана – в очередной раз! – рта раскрыть, – как хулиган нежно и ловко был фиксирован громадным санитаром. Оксана не уловила ни малейшего движения. Просто – раз! – и скандалист был обезврежен. Только ножками в воздухе болтал.
– Если вы пообещаете мне не буянить и не сквернословить, я разрешу поставить вас на пол. – Ни на секунду не изменяя ласковым и доверительным интонациям, сказал седенький сухонький старичок-психиатр.
– Да я!.. Да она!.. Опозо… – хрипел мужик, продолжая болтать ногами в воздухе в полуметре от пола.
– Андрей Потапович, не будете ли вы столь любезны вернуть гражданина в естественную среду обитания?
Андрей Потапович был любезен. Но, как только гражданин обрёл почву под ногами – он снова попытался выразить свой непонятный пока Поцелуевой протест, очевидно адресовавшийся подкроватной Нане, сидевшей снова тише мыши. Психиатр сделал санитару бровушками – и сизый снова взлетел.
– Вы не находите, что конструктивный диалог возможен только в тишине и покое? – поинтересовался старичок, и не думая изменять своей позе, всего лишь подняв взгляд вверх.
Багровеющий гражданин, прорвавшийся в отделение через все кордоны, кивнул.
– Вот и славно.
И старичок снова отдал санитару невербальный приказ: опустить. Потапыч послушался, но ворот подопечного пока придержал в лапе. Внимательно просканировав буяна несколько мгновений, старичок-психиатр скорее констатировал, нежели уточнил:
– Вы – отец Наны.
Мужчина кивнул. И снова-здорово стал брызгать слюной:
– Принесла в подоле! Проститутка! Да я…
– Ну как же вы можете говорить такое о своей дочери! Которую вы назвали нежной и доброй! Вас как зовут?
– Автандил, – как-то очень быстро представился мужчина. Возможно от удивления тому, что странный дедуля в белом халате, сидящий на полу, знает значение грузинских имён.
– Прекрасное имя! – Старичок-психиатр аж ахнул от восторга. – Означает: «Сердце Родины». Сердце Родины, родившее нежную и добрую. Как красиво!
Старичок мечтательно уставился в окно, мимо Оксаны Анатольевны, которая наблюдала за происходящим с некоторым недоумением. Но решила ни во что не вмешиваться. В конце концов психиатр – вот он. Пусть и разбирается.
– А я – Пето Бердианович.
Он протянул Автандилу руку. Так и не вставая с пола. Потапыч слегка наклонил мужика, всё так же удерживая его за воротник. Рукопожатие состоялось.
– Нет, я давно уже Пётр Валерианович, конечно же. Но на самом деле я – Пето Бердианович. Пето – камень. Бердиа – дарованный богом. Забавно. Камень, дарованный богом. Моя семья живёт в России с тысячу восемьсот первого года. Переехали аккурат после упразднения династии Багратидов – по их же, заметьте, просьбе. И перехода Грузии под протекторат Российской империи. Но вы грузин, вы знаете нашу историю. У нас сохранилась традиция называть детей грузинскими именами. Предки и потомки очень трепетно, да-с… Так что по паспорту я – Пето Бердианович. А так – Пётр Валерианович. Удобней. Наверное…Поздравляю вас, Автандил! Вы стали дедом. Быть дедом – это прекрасно! Я когда первый раз стал дедом…
– Да у неё мужа нет! Учёба – не окончена! Мать – с ума сойдёт! – Перебил Автандил старичка-психиатра. Было видно, что он уже куда спокойней. Хотя горячка ещё не прошла. – Квартиру ей снимали в центре города, как человеку! Ничего для неё не жалели!
– Когда я первый раз стал дедом, – безмятежно продолжил седенький сухой психиатр, – у моей дочери не было мужа. И когда я второй раз стал дедом – у моей дочери не было мужа. И даже когда я третий раз стал дедом – у моей дочери всё ещё не было мужа. Скоро я четвёртый раз стану дедом – и…
– И у вашей дочери всё ещё нет мужа! – Рассмеялась Оксана Анатольевна.
– Именно, деточка! Именно! – Радостно отозвался он. – Первенький мой внук – брюнет такой кареглазый, прекрасно рисует, очень добрый мальчик. Хотите, я покажу вам его рисунки?
Он вынул из кармана халата айфон, оживил, открыл нужное приложение и протянул Оксане: – посмотрите! Это же новый Нико Пиросмани!
– Я вижу, что не Резо Габриадзе! – Хмыкнула Поцелуева, вскользь пролистывая косорылых собачек, плоских человечков и страшно кривые фрукты.
– Да уж, конечно! Резо – конъюктурщик и подражатель! А у моего первенького внука – свой стиль! Второй мой внук – он прекрасно танцует. Он так исполняет картули! Что вы! Картули – это… – Он посмотрел на Автандила.
