Руины веры

Встречаюсь с ним взглядом. Темные волосы, темные глаза. Тонкий шрам, пересекающий левую бровь. Это лицо я хорошо помню из досье: Райан Кесседи, второй человек в банде.

– Привет, – бросает он. Не приветливо и не зло, вообще совершенно равнодушно.

– Привет, – повторяю эхом.

Повисает молчание. Умелые руки заканчивают перевязку, а то, что руки умелые, видно сразу.

– А теперь ложись, – говорит парень строго, – и несколько дней ты отсюда не выйдешь.

– Но Фред… – начинает возражать Мышонок. Стоит произнести имя Коэна, как глаза увлажняются.

– С Фредом я поговорю, – голос уверенный, и не возникает ни капли сомнения, что действительно поговорит. – А теперь живо – отлеживаться.

Кесседи встает и направляется к двери, когда Мышонок снова его окликает:

– Райан!

– Чего? – Останавливается и поворачивается к мальчишке.

– Хорошо, что ты успел вернуться, а то я бы…

Мышонок не договаривает, скорее всего, сам не знает, что бы он «а то».

Картинка понемногу складывает воедино. Очевидно, Кесседи отсутствовал и вернулся, как раз тогда, когда мы беседовали с Коэном.

– Спи давай, – добродушно усмехается зам Коэна. Улыбка совершенно преображает его лицо, но это длится лишь мгновение. Он вновь становится серьезным и быстро выходит, обойдя нас с Попсом, стоящих на пороге.

– Э-э, мне постоять на стреме? – тут же спрашивает Брэд, решив, что у меня к Мышонку какой-то личный разговор.

– Не нужно, – отказываюсь. Нам не о чем вести длительные беседы, да и вообще, по сути, не о чем говорить.

Просто подхожу и вкладываю в ладонь мальчишки тот самый крупный осколок, камня из кулона, который удалось подобрать. Глаза Мышонка вспыхивают, он хочет что-то сказать, но я качаю головой, а затем выхожу из их с Попсом жилища. Брэдли сторонится, пропуская меня, он явно ничего не понял. И хорошо.

В коридоре по-прежнему никого. Первая половина дня здесь – сонный час перед бурной ночной деятельностью. И я беспрепятственно добираюсь до своего нового временного пристанища.

Поднимаю штору и встречаюсь с карими глазами.

Райан лежит на своей койке на спине, заложив руки за голову. На меня смотрит так, будто я давно здесь живу: скорее скучающе, чем заинтересованно. Впрочем, чужую куртку на гвозде он не заметить не мог.

Вот, значит, что у меня за сосед – Райан Кесседи. Неожиданно.

– Привет, – говорю, хотя мы виделись несколько минут назад.

Райан хмыкает, видимо, считая приветствие излишним, и укладывается на бок.

– Свет, будь добр, не включай, когда я сплю, – говорит буднично, кивая в сторону настенной лампы, расположенной над тумбой между нашими кроватями. Похоже, он привык к частой смене соседей. Тем лучше.

– Без проблем, – отвечаю и прохожу к своей койке, сажусь, снимаю ботинки. Раз у всех днем принят «тихий час», пора вливаться в коллектив. Спать хочется невероятно.

Выключаю свет и укладываюсь. Но стоит закрыть глаза, снова возникает нелепое желание мыть руки. Пару минут даже подумываю, не сходить ли в ванную, но пересиливаю себя и лежу неподвижно. С собой и своими поступками нужно примириться.

В «комнате» полутемно, свет проникает только через штору, выполняющую функцию двери.

– Значит, ты убил Здоровяка Сида? – раздается внезапно.

Кесседи, ты же вроде неразговорчивый. Вот и молчал бы…

– Убил, – отвечаю сухо.

– Чтобы спасти Мыша?

– Нет, чтобы получить наследство его тетушки, – вдруг вспыхиваю. Долго меня все будут расспрашивать о том, для чего мне понадобилось убивать человека?

Райан хмыкает.

– На его тетушку мне наплевать, а за Мыша спасибо.

Это так неожиданно, что не нахожу, что ответить.

К черту его с благодарностями. Мне бы руки помыть.

Все-таки не выдерживаю. Молча встаю, обуваюсь и плетусь в ванную, где провожу еще четверть часа, оттирая ладони огрызком мыла до тех пор, пока кожа не начинает гореть.

Глава 8

– Пап, ну можно я пойду погуляю? – плаксиво спрашивает девочка, откладывая планшет, на котором открыта страница из школьного учебника. – Я уже все выучила.

Девочке лет десять, она одета в модные брюки и яркую футболку со смешной рожицей – последний писк моды, длинные волосы стянуты в тугой «хвост» на макушке.

На улице тепло, по меркам Аквилона, и девочке хочется гулять с друзьями, а не корпеть над учебниками. Но отец неумолим:

– Уже поздно, завтра погуляете. – Он на мгновение отрывается от своего рабочего компьютера, чтобы ответить дочери, и снова возвращается к работе. Завтра у него, наверняка, очередная важная сделка.

Девочка обреченно вздыхает и с тоской смотрит в окно: на улице уже почти темно, а над землей расстилается густой туман, на расстоянии кажущийся прямо-таки осязаемым.

– Папа, а отчего бывает туман? – спрашивает она.

Отец тоже вздыхает, понимая, что спокойно закончить работу не удастся.

– А разве тебе в школе не рассказывали? – Девочка качает головой. – Потому что земля теплее воздуха, и возникает конденсат, – объясняет он. – На уроках природоведения вам обязательно расскажут об этом явлении.

На уроках… На уроках, которые она уже не посетит, потому что умрет, потому что этой девочки больше нет…

Нет…

Нет…

– Нет… Нет… Не-е-ет!

Кто-то дотрагивается до моего плеча. Распахиваю глаза и в полутьме вижу встревоженное лицо своего соседа.

– Ты кричал, – говорит он тихо, чтобы нас никто не услышал. – Все нормально?

Нормально? Нормально – это там, где девочка, ее семья, летний туман и учебник по природоведению. А здесь…

– Нормально, – отвечаю и отворачиваюсь. Так и жду, что Райан спросит, нет ли у меня проблем с психикой или чего-нибудь еще в этом роде. Но он не спрашивает, отходит к своей койке.

– Пора вставать, – говорит равнодушно, – скоро Гвен принесет еду.

– Угу, – бурчу. Он не настаивает на продолжении беседы и выходит из спального отсека. В одиночестве мне хорошо и привычно.

Злюсь на себя за очередной сон про девочку. Чертово подсознание!

Несколько раз глубоко вздыхаю и заставляю себя подняться. Потягиваюсь и обуваюсь. Надо отдать жилью Проклятых должное – спать было спокойно и комфортно, не сравнить с общежитием при заводе. Впрочем, не сравнить и с комнатой у «верхних».

Когда выхожу, все уже на кухне. Теперь я имею возможность наблюдать банду в полном составе. Один… два… три… Десять. Кто-то смотрит заинтересованно, кто-то равнодушно, а вот блондин Фил по-прежнему зло, как и тогда, когда мы с Попсом заходили в его отсек. Игнорирую его. Знаю, он все равно найдет место и время выяснить отношения.

Мышонок тоже здесь. Сидит на скамье, обхватив себя руками, лицо бледное, глаза красные. Ревел, сразу видно, но надеется, что никто не заметит.

– Эй, Мышь! – Фил будто читает мои мысли. – Опять хнычешь, как девчонка?

Мышонок краснеет до корней волос.

– А ты… а ты, – достойный ответ находится не сразу, – а ты цепляешься, как девчонка!

Высказывание Мышонка приходится окружающим по душе, раздается гогот.

– Чего-о?! – мычит Фил, делая шаг к Мышонку.

Напрягаюсь. Мы с этим мальчишкой ничего друг другу не должны, но точно знаю, что, если верзила решит бить пацаненка с больными ребрами, вмешаюсь.

Фил делает шаг и останавливается, потому что на его плечо ложится чужая ладонь.

– Сядь, – произносит Райан возле его уха так ласково, что по коже пробегают мурашки – слишком много угрозы в этом шепоте.

Ожидаю, что Фил начнет бастовать и отстаивать свое право говорить и бить, кого посчитает нужным, но парень смолкает, опускает глаза и усаживается за стол. Ну надо же. А этот Кесседи – интересный персонаж.

Райан перехватывает мой пристальный взгляд, отбивая своим. Не надо ничего говорить, и так понятно его сообщение: «Нечего таращиться».

А потом Гвен с помощью паренька, имени которого я не помню, приносит сверху кастрюлю чего-то горячего и по-настоящему вкусно пахнущего и наполняет тарелки. Желает всем приятного аппетита и уходит с еще одной тарелкой. Слежу за ней взглядом и вижу, что она заносит еду в «комнату» Коэна. Главарь не ест в общем кругу.

Не жду приглашения и тоже сажусь за стол. Слева оказывается Кесседи, справа Попс.

– У тебя слишком наглый взгляд, – говорит Райан тихо, чтобы другие не слышали.

– Мне говорили, – отвечаю так же тихо.

– Камикадзе, значит, – делает вывод Кесседи и отворачивается, больше не обращая на меня внимания, а я гадаю, что это было. Предупреждение?

Обед (или ужин) заканчивается. Понятия не имею, сколько ушло времени на сон, а при искусственном освещении не понять, сколько сейчас, часов нигде нет.

Когда тарелки пустеют, из своего отсека появляется Коэн.

– Кэм, – произносит он. Вскидываю глаза. – Соберешь посуду и отнесешь Гвен. Сделаешь все, что она скажет. – Киваю, кажется, больше от меня не требуется никакой реакции. – Остальные, собирайтесь. На сегодняшнюю ночь есть дело.

Дело… И мне об этом деле знать не положено, мне пока не доверяют. Кухонный мальчик – вот кто я на первое время. Не спорю и не привлекаю к себе лишнего внимания. Послушно поднимаюсь и начинаю собирать грязные тарелки.

Ловлю насмешливый взгляд Фила.

– Посудомойка, – цедит он сквозь зубы, но делает это негромко, чтобы Райан его не услышал.

Кривлюсь, но не отвечаю. Много чести – реагировать на детские выпады этого дурака. Он же старше меня, а ведет себя так, будто младше Мышонка.

***

Я и правда посудомойка, как говорит Фил, потому как Гвендолин заставляет меня мыть тарелки и кастрюлю. Ну как «заставляет» – вежливо просит. Ненавижу это дело, но закатываю рукава и принимаюсь за работу. Нужно только подождать, а ждать я умею.

Когда заканчиваю и спускаюсь в подвал, там никого нет, кроме долговязого Пола, охраняющего дверь. Повторяю пароль «крыса», и он впускает меня внутрь. Ему скучно и хочется поболтать, но я еще тот собеседник. Он это скоро понимает и перестает пытаться завести разговор. Ухожу.

Мне интересно, сдержал ли Кесседи обещание, и остался ли Мышонок дома. Проходя мимо, заглядываю в их с Брэдли «комнату». Спит. Хмыкаю про себя: что ж, кажется, Райан держит слово.

Проверяю печку, подкидываю угля. Дел у меня больше нет, поэтому захожу в свой отсек и включаю свет. Книга! Вспоминаю о книге и заглядываю в тумбочку, надеясь таки узнать, что же такого может читать мой сосед, но книги там нет. Побоялся, что я использую ее вместо туалетной бумаги? Не знаю и не выдвигаю предположений. В Нижнем мире, как ни крути, книга – редкость и потому ценность.

Ложусь, выключаю свет и заставляю себя не думать.

***

Они возвращаются среди ночи. Я не сплю и слышу шум, шаги, голоса. Голоса тех, кто помладше, особенно возбужденные, значит, произошло что-то волнительное. Вот только со мной в любом случае никто впечатлениями не поделится. Где они были? Воровали еду? Грабили и убивали? Устраивали очередной теракт в Верхнем мире?

История с терактами мне вообще не ясна. Коннери уверен, что это работа Проклятых, но как они могли попасть в Верхний мир? Это близко, только если в твоем распоряжении флайер. Может ли он быть припрятан у Коэна в рукаве? Кто знает…

Райан заходит в комнату. Притворяюсь, что сплю. Слышу, как шуршит одежда, которую он стягивает с себя и бросает на койку, затем выходит. Возвращается минут через десять, и по отсеку распространяется запах мыла. Помню, что так отчаянно хотелось оттереть с рук совсем недавно. Откуда-то возникает мысль, что Кесседи мог делать то же самое. Глупо. Проклятые умеют и привыкли убивать.

Не знаю, сколько не сплю, и как в итоге засыпаю, но просыпаюсь от ледяного душа. Вода обрушивается внезапно, заливая глаза, рот, нос, уши. Хриплю, пытаясь сделать вдох, и резко вскакиваю. Мокрые волосы облепляют лицо, и сначала слышу лишь смех, а только потом освобождаю глаза и вижу своих обидчиков.

Фил (кто бы сомневался), Пол (дежурство у двери подошло к концу), Брэдли Попс (вот же ж!), Рид и Кир (братья-близнецы), Курт (парень моего возраста, с необычно пухлыми для Нижнего мира щеками и глубоко посаженным маленькими глазами).

Я стою в позе готовности отразить нападение. С меня ручейками стекает вода, заливает глаза. С кровати тоже течет. На полу образуется внушительная лужа.

Замечаю Райана. Он лежит на своей койке на боку, подставив согнутую в локте руку под голову, и наблюдает за нами. Вид у него непричастный, будто находится в кинотеатре и является сторонним наблюдателем. Видимо, сырость в отсеке его не тревожит. Одаряю его злым взглядом из-под мокрой челки, получаю в ответ усмешку.

Все еще ожидаю нападения, но никто не собирается продолжать экзекуцию, все довольны детской выходкой.

И все? Честное слово, даже теряюсь. Мои ровесники и старше меня, они всего лишь облили того, кто им не понравился, водой? На заводе новеньких били так, что на следующий день нельзя было встать, а тут… вода?

И я начинаю смеяться. Не знаю, чего они от меня ждут, но точно не этого. Смешки смолкают, на лицах появляется растерянность.

– Да он чертов псих, – бормочет Фил, отступая к выходу.

А скоро и вся компания покидает «комнату». Детский сад.

– Интересная реакция, – комментирует Кесседи.

Не знаю, как моя ему, а его реакция меня здорово злит.

Резко поворачиваюсь к нему всем корпусом.

– А какую ты ждал? – спрашиваю зло. – Ножом Филу под ребра?

Усмешки на его лице как не бывало.

– Возможно, – отвечает осторожно.

– Жаль, что он этого не допускает, – бормочу.

Осматриваю место происшествия: вся постель промокла насквозь, хоть выжимай. Спать в ней – не вариант. Сушить – только утром, не хочу будить Гвен и ее семью, пробираясь на улицу.

Собираю в кучу простыню, подушку и одеяло, поднимаю матрас. Райан все еще следит за моими действиями, но больше ничего не говорит.

Беру матрас и оттаскиваю к печке, кладу поблизости, но так, чтобы не сгорел, и возвращаюсь назад. Вешать постельное некуда, придется дождаться утра. Поэтому просто сажусь на самый край койки, куда не попала вода, опираюсь спиной о стену и закрываю глаза.

– Ты понравился Коэну, – внезапно говорит Райан.

– Наглым взглядом? – интересуюсь. Глаз не открываю, пошел он.

– Тем, что убил Сида, – просто отвечает Кесседи.

– Хочет, чтобы я убивал для него? – на этот раз мой голос предельно серьезен.

– Если понадобится.

Понадобится, Коэну непременно понадобится, и мы оба об этом знаем.

Больше ничего не говорю. Незачем.

Глава 9

После того ночного купания подобные случаи не повторяются, меня вообще будто не замечают. Чаще все отсыпаются днем и уходят на дело ночью, куда и зачем, мне знать не положено. Иногда покидают убежище днем, но в меньшем составе. Мышонок несколько раз интересуется, как у меня дела. Всегда говорю, что хорошо, он не пристает с расспросами, и я не пытаюсь ничего выяснить через мальчишку. Не хочется подставлять его под удар в случае прокола.

С Кесседи у нас мирное соседство, подразумевающее под собой почти полное отсутствие общения: «Свет выключи», «Я включу свет?», «Ты уже ложишься?», «Пора на обед» – вот и все, что мы говорим друг другу. В общем-то, сосед он отличный.

Пытаюсь присматриваться и прислушиваться ко всему, что происходит вокруг. Получается неважно: при мне никто не обсуждает дела, а общается ли с кем-нибудь вообще Райан, для меня загадка. Лично мне ни разу не приходилось видеть его с кем-либо. Он уходит со всеми, иногда один, приходит уставший, ложится спать, идет мыться или есть – все. Книгу не достает, и мне уже начинает казаться, что она мне привиделась.

Почти каждую ночь мне по-прежнему снится девочка из Верхнего мира и ее родители. Просыпаюсь с одним желанием: биться головой о стену до тех пор, пока не выбью из себя эти воспоминания. Но нельзя. Нужно снова и снова просыпаться, одеваться и проживать еще один день, заставляя себя не думать и не чувствовать. Еще один день, и еще, как и последние четыре года. Вот только подсознание все еще не может смириться со смертью девочки из сна, и мы с ним боремся изо дня в день.

Изо дня в день… И эти дни летят быстро. Пролетает неделя, затем другая моего пребывания среди Проклятых. Члены банды уходят и приходят, меняются дежурные у дверей, а я все так же помогаю Гвен с мытьем посуды и занимаюсь поддержанием тепла. Моюсь ночами, когда никого нет, но все равно быстро и с оглядкой.

Общаюсь в основном с Гвендолин, впрочем, она, как и я, не отличается красноречием: «принеси то», «унеси это». Иногда она очень странно на меня смотрит, так, что у меня заходится сердце, и начинает казаться, что она видит то, чего в упор не замечают другие. Но Гвен прячет глаза, стоит мне перехватить ее взгляд.

Время идет, и со дня на день должна состояться моя первая встреча с Питом. Но как? Скорее всего, дежурный у двери меня выпустит, но Коэну доложит всенепременно. Он тут наподобие божества – все его боятся, однако готовы в любой момент кинуться в ноги и молиться на его светлый лик.

Если не приду двадцать четвертого, Питер подождет еще два дня и уйдет, посчитав, что я либо предатель, либо труп. И потом связаться с «верхними» не будет никакой возможности. Что же делать?

Ломаю голову, а время неумолимо приближается к двадцать четвертому. Двадцать третьего замечаю за собой, что начинаю нервно дергаться от каждого звука. Даже Кесседи обращает внимание, спрашивает, все ли в порядке. Не похоже, что заботится, да и с чего бы, но чует неладное. Отмахиваюсь и пытаюсь держать себя в руках.

Двадцать четвертое.

Нервы на пределе.

Успокаиваю себя, что у меня еще два дня.

***

– Кэм, бросай тарелки, – голос Коэна для меня как гром среди ясного неба. Убираю посуду после обеда и уже по привычке не жду, что на меня кто-то обратит внимание, прислуга и прислуга. – Зайди ко мне. Мышь, займись!

Ставлю на стол тарелки, которые держу в руках, а Мышонок тут же вскакивает со скамьи и начинает собирать кухонную утварь со скоростью и мастерством, до которой мне далеко.

Происходит настоящая метаморфоза: только что я всего лишь мойщик посуды, тень, не интересная никому, но стоит главарю обратиться ко мне, на меня тут же обрушивается внимание всей банды. Кожей чувствую, что думает каждый из них: внимание, страх, зависть. От Фила снова пышет агрессией, в глазах некоторых откровенный испуг. Даже знаю, что они думают: а не займет ли этот новенький мое место? Бред.

Смотрю прямо перед собой и, выпрямив спину, иду за Коэном в его отсек.

Только во взгляде Кесседи не вижу ни удивления, ни опасения. Он явно в курсе, зачем я главарю. Его лицо равнодушное, без толики заинтересованности.

Коэн в комнате один, восседает на трехногом табурете, как и в первую нашу аудиенцию. Пару секунд раздумываю, не усесться ли мне снова на пол, но остаюсь стоять. Кто знает, вдруг придется защищаться.

– Я наблюдал за тобой, – говорит главарь без предисловий, после чего делает паузу, оценивая мою реакцию. Молчу, прямо смотрю на него, не делаю лишних движений. – Не каждый на твоем месте стал бы трудиться на черной работе и не жаловаться.

Что это? Комплимент?

– Мне не привыкать, – отвечаю коротко. Что он знает о черной работе? Это в последний год на заводе мне жилось более-менее терпимо.

Но Коэн будто не слышит моей реплики, его речь заготовлена заранее.

– Например, Филипп взвыл через два дня и попросил достойное его дело. – Кто бы сомневался. – Ты продержался две недели. Знаю, про инцидент с обливанием, – продолжает. – Думал, ты придешь жаловаться.

– А если бы пришел? – интересуюсь.

Коэн разводит руками. Император на троне – ни дать ни взять.

– Я наказал бы зачинщика. – Не спрашиваю как, но «его императорское величество» само спешит нести просвещение в массы: – Облил бы самого и выставил на мороз. – В глазах Коэна опасный блеск, не дающий посчитать, что он преувеличивает или шутит. – Хотя… – Снова делает театральную паузу, изображая, что раздумывает. Какой талант пропадает! – Я могу сделать это прямо сейчас. Хоть ты и новенький, условия для всех равны. Выпад против тебя – это открытое оспаривание моего решения. Ты знаешь, чья это была идея?

– Не знаю, – отвечаю спокойно. Откуда мне знать? Да, я догадываюсь, что это придумка Фила, но у меня нет ни малейших доказательств. И искать их не собираюсь.

– Защищаешь? – щурится главарь.

Пожимаю плечом.

– Детская шалость, не более. Какая разница, кто придумал?

– Ты считаешь себя умнее остальных, – делает вывод Коэн, и не могу сказать, что он неверен. С самомнением у меня все в порядке

Не отвечаю. Не думаю, что это утверждение требует ответа.

– Я думал подождать еще, – признается главарь, – но Кесс уверен, что ты готов, а его мнению я склонен верить. – Вот как. Неожиданно. Кто бы знал, что Кесседи даст обо мне положительный отзыв. – Как думаешь, чем мы занимаемся?

Вопрос с подвохом?

– Грабите богатых и отдаете бедным?

– Почти, – щерится Коэн, – только мы никому ничего не отдаем.

– В Нижнем мире нет богатых, – рискую.

Но Коэн спокоен.

– И тут ты прав. И в том, что умнее остальных тоже, – второй комплимент за разговор. Чуть приподнимаю брови, но молчу. – Богатые друзья у меня тоже есть. – Почти не дышу. – Но сейчас не об этом. – Черт! – Чтобы выжить, нам нужна добыча. Банд вроде той, которой принадлежал Здоровяк Сид… – Спасибо за напоминание. – …Много, а хорошего в Нижнем мире мало. Иногда отнимаем нажитое у мелких и слабых банд. Иногда забираем провизию на заводах. – Делает очередную паузу и смотрит особо внимательно. – Знаю, ты работал на заводе долгое время. Это для тебя… приемлемо?

– Вполне, – отвечаю, в то же время гадая, откуда у бандита из Нижнего такой богатый словарный запас.

– Сегодня ты пойдешь с нами, – объявляет Коэн торжественно. Нарекаю тебя Лорд Кэмерон, отныне ты рыцарь Круглого Стола… – Завод «Хорнсби». Сегодня им привезли продовольствие. Зачистим их склад.

Пытаюсь скрыть разочарование: Коэн лишь упомянул о делах с «богатыми», вероятно, имея в виду «верхних», никаких подробностей.

– Почему склад? – спрашиваю, изображая заинтересованность. – Почему не при перегрузке?

– Охрана с оружием, – отвечает главарь. – А склад охраняют местные. Не хмурься, – неверно истолковывает он мою реакцию, – никто не подохнет с голоду. Правительство расщедрится и пригонит новую партию. Заводские крысы им нужны голодными, но живыми. – Последние слова так резко контрастируют с предыдущей почти литературной речью, что инстинктивно морщусь. – Что? Не считаешь заводских крысами? – опять понимает по-своему Коэн.

– Мне плевать на заводских, – отвечаю, и это чистая правда. Мне их не жаль. Мне никого уже давно не жаль.

– Это правильный ответ. – Главарь доволен, а вот я нет: было сказано слишком мало. – Тогда готовься. Ночью идем. Можешь пойти поспать, потом выспаться не придется.

– А печка?

– Что печка? – Кажется, мне удалось-таки удивить всезнающего и наперед все просчитывающего Коэна.

– Ну, у меня обязанности, – поясняю. – Кто займется печкой?

Глаза главаря расширяются, а потом он заходится в хохоте. Терпеливо жду, пока он заткнется.

– Печка у него, – бормочет, отсмеявшись, и вытирает рукавом выступившие от смеха слезы. – Мышь сегодня займется. Ты и твои навыки нам будут полезнее на вылазке.

Моя способность убивать, он хотел сказать…

– Хорошо, – говорю и ухожу в свой отсек.

***

– С чего ты взял, что я к чему-то там готов?!

Райан лежит на койке с выключенным светом, в «комнате» полумрак, сквозь штору попадает только освещение из коридора. Стремительно захожу и сдергиваю с его головы одеяло.

– Не ори, – шипит на меня Кесседи, вырывая одеяло. – Хочешь, чтобы он услышал?

Этого «его» он явно не боится, а вот мне бы следовало, тут сосед прав. Выпускаю из пальцев шерстяную ткань.

– Коэн явно уверен, что я пойду и перережу половину завода этим вечером, – шиплю в ответ.

Райан принимает вертикальное положение, садится на кровати, пожимает плечами.

– Даже если считает. Тебе-то что?

– Да меня до сих тянет мыть руки, как только подумаю о Сиде. – Какого черта из меня рвется эта откровенность?

– Знаю, – кивает Кесседи. – Видел, как ты бродишь в ванную по ночам.

Мне хочется его ударить. Прямо руки чешутся разбить это спокойное лицо. Это я-то считаю себя умнее остальных?

– Ты не прав, – сообщает мне Райан. – Мы тут не убиваем все, что движется, и не поднимаем недвижимое, чтобы умертвить. Если ты решил, что Фред поощряет бессмысленные убийства, ты не прав. Пустить кровь он любит, но Коэн как раз из тех, кому в каждом действии требуется смысл. То, что ты готов убить ради того, чтобы выжить и выжили те, кто идет с тобой плечом к плечу, дорогого стоит. Мышь, например, не убьет. Не сможет. Рыжий тоже. Фил захочет, да не всегда сумеет – психует, начинает размахивать руками, когда требуется один точный удар… Продолжать?