Подменная няня

Праздник, как обычно, проходит в спортивном зале. Зеленые стены, зеленый пол. Я сижу на низенькой спортивной скамейке подальше от директрисы и старательно хлопаю. У меня тоже ведь были виды на этот класс, ведь это пять тысяч рублей прибавки. Но они достались новой коллеге, и она старательно изображает маму-утку.

– Ква-ква-ква-ква! – заливаются итальянцы Аль Бано и Ромина Пауэр.

Когда-то они были кумирами моей студенческой юности.

– Кря-кря-кря-кря! – кричат пятиклассники.

Наверное, они споются с новой классной.

Директриса благосклонно хлопает и улыбается. Она, в отличие от меня, довольна и праздником, и своим кадровым решением. У меня были объективные минусы, а у новой коллеги – субъективные плюсы.

– Кря-кря-кря-кря!

Я старательно хлопаю в такт, хотя этот птичий перепляс меня субъективно выбешивает. У нового учителя математики круп и бюст объективно превышают мои собственные раза в два, и она с огоньком вертит и тем, и другим. По-моему, дети очень даже заинтересовались. Вон одиннадцатый класс как ей аплодирует. Чего доброго, и на бис вызовут.

А ведь она неплохая тетка, в сущности. Ну да, слегка бестактна и не слишком эрудированна. Одевается, как огородное пугало, зато умеет влезть в душу и к завучу, и к директору. Неужели я до сих пор ревную ее к детям, которыми она с успехом командовала?

Скрепя сердце, я делаю неутешительный вывод, что она была для наших общих учеников гораздо большим авторитетом, чем я сама. Конечно, как сделать ноги с английского – на это они всегда были готовы. А вот как заставить целый класс рисовать после уроков какой-нибудь чудовищный плакат из серии «Наши полезные привычки» – для этого надо было обладать и харизмой, и драйвом и педагогическим даром.

«Падагагическим,» – поправила бы меня назидательно Мария Николаевна, делая акцент на южно-русское «г», и слово за слово, между нами опять бы возникла приятная беседа. Мы посылали бы друг дружке сигналы хорошего настроения, чувствуя себя на одной волне. Мы перебрасывались бы смешинками, и добрый юмор окрылял бы нас обеих.

Дети считали ее идеальным учителем, и они были абсолютно правы. Я училась у своей старшей коллеги секретам мастерства, а она, в свою очередь, щедро делилась ими со мной. Ее педагогический метод состоял из глубокого уважения к науке, крепкого знания своих предметов, понимания детей и умения вовремя сказать нужное слово. Воспоминания о чудесной тезке до сих пор наполняют мою душу тем высоким умилением, которое, в сущности, и есть любовь. Она всегда протягивала мне руку помощи, когда ее буйные питомцы вытворяли у меня на духовном краеведении черт знает что.

Тебе единой прикладныя, от нас, недостойных рабов Твоих…

Но мне пора отпустить воспоминания – и плохие, и хорошие – и готовиться к встрече с новыми детьми. Я нацепляю на нос очки, закрываю сайт с молитвами и прокручиваю экран в поисках зверей.

«Люди, львы, орлы и куропатки, рогатые олени, гуси, пауки, молчаливые рыбы…» Нет, это совсем не то. Такой монолог уместно звучит на сцене, а не в детской. Детям лучше думать про беззаботных уток, чем про мертвых чаек. Интересно, а у Чехова была няня? О чем она ему рассказывала? Впрочем, это сейчас неважно. Мне нужны веселые стихи, а взрослые проблемы совсем не нужны.

Запах горелого возвращает меня в реальность. Кажется, я не выключила плиту.

Отскребая пригорелую кашу от кастрюли, я с ужасом понимаю, что всегда была лишь зрителем на детских праздниках, и что у меня нет никакого опыта их организации. А хорошая няня должна не только кашу сварить, но и детей развлечь. Причем одновременно.

Вчера вместо видео с детских утренников я пересмотрела десяток анимационных роликов. Рисованный персонаж с женскими гендерными признаками и писклявым микшированным голосом загадывал головоломки, которые тут же визуализировались на экране. У самого популярного видео было два с половиной миллиона просмотров. Вот оно, оказывается, какое сейчас – искусство загадывать загадки! Современные няни должны еще владеть технологиями, быть на «ты» с аватарами, а в идеале – сами ими стать.

Из зеркала на меня смотрит элегантная дама средних лет с благородной сединой. На мне легкое летнее платье с синими цветочками и синие босоножки. Я запихиваю в рюкзак куртку и зонт. К вечеру вероятны дожди.

– 6 -

Погода стояла чудесная, как и полагается в самом начале августа. Я вышла на шоссе, но вскоре пожалела, что не поехала на маршрутке. Солнце палило так сильно, словно решило восполнить недостаток ультрафиолета за две недели. Путь до Ягодной улицы, который на карте выглядел совсем недлинным, неожиданно растянулся. Пользуясь хорошей погодой, дорожная служба перекрыла центральную улицу коттеджного поселка и превратила ее в непреодолимую смердящую преграду.

К подошвам моих сандаликов сразу прилипает нечто черное, липкое и вонючее. Я безуспешно пытаюсь оттереть подошвы и успокаиваю себя, что это всего лишь горячий асфальт.

Еще лет двадцать тому назад в этом районе ближнего Подмосковья были поля и перелески. Может, чуть больше, чем двадцать, но меньше тридцати, это точно. Я знаю это, потому что уже три десятка лет катаюсь на электричке мимо этих мест. Новенькие домики подступили к железной дороге, и их крыши теперь хорошо видны из поезда. Это элитный коттеджный поселок.

Чтобы добраться до нужного дома в обход главной улицы мне пришлось делать хороший крюк по незнакомым проулкам. Я сильно запаздывала, и от этого в голову лезли досадные мысли. Разгоняя их, я стала рисовать будущую встречу в самых радужных тонах.

– Вы увидите, они очень послушные ребятки. С ними не будет никаких хлопот, – улыбнется Илона Витальевна Бэнкс и ласково спросит: – А где ваши рекомендации?

– Ну уж извините, – отвечу я. – У меня только медкнижка с собой. Я свое портфолио дома оставила.

– Вы, конечно, повторили метод Монтессори? – задорно пропоет она голосом солистки из группы «Ricchi e Poveri».

– Ну конечно, – радостно подпою я. – Хотите расскажу?

– Нет, я вам сейчас сама спою, – радостно подхватывает она и затягивает свой золотой шлягер: – Ma-ma-ma! Mamma Maria, ma-ma-ma-ma!

Чего только не полезет в голову на солнцепеке!

Интересно, а как моя миссис Бэнкс или лучше Signora Ricci представляет себе идеальную няню? На чем она должна приехать? Во что должна быть одета? Что у нее будет в руках?

На Ламборджини или, скажем, Мазератти прислуга вряд ли прибудет. Гуччи или Версаче, допустим, быть могут, но лишь с барского плеча или из сэконд-хэнда. Зато ей, poveri, вполне вероятно, посчастливилось купить на местной распродаже и Сантони, и Феретти. В самом деле, почему бы состоятельным господам не прихватить на свою villa удобного и привычного в эксплуатации работника? Кто их, богательких, знает? Да и с местными налоговыми службами не будет никаких проблем.

Солнце было уже в зените, когда я, наконец, доковыляла до указанного адреса и набрала нужный номер телефона.

– Видите дом, который от вас справа?

Предусмотрительная Илона Витальевна не стала доверять смартфону корректные персональные данные.

– Да, вон тот, с зелеными воротами. Идите туда. Я открываю.

Соседний дом я заметила еще от поворота на Ягодную. Это был не какой-нибудь двухэтажный особнячок с Черешневой улицы, а солидный трехэтажный особнячище. Бросив на него мимолетный взгляд, я вновь перенеслась на тридцать с лишним лет назад. Мне для этого даже очки не пришлось снимать.

Полукруглые мансардные окошки напомнили мне трехэтажный хостел в районе Бельсайз Парк Гарденс, где я снимала комнатенку под самой крышей. Высокие и светлые окна второго этажа будто приоткрыли портал в университетскую библиотеку, где я посиживала с утра до вечера. Из-за четырехметрового кирпичного забора нельзя было разглядеть белых колонн, но я не сомневалась в их наличии. Георгианский стиль делает акцент на парадной двери и окнах.

Целые улицы таких домов, построенных еще в начале XIX века, были в окрестностях Ридженс Парка, по которому я каждый день бодро топала в свой колледж. То, что и сам парк был назван в честь принца-регента – будущего короля Георга IV, я узнала значительно позже. А тогда, на стажировке в Европейской школе бизнеса, меня больше интересовали не архитектурные стили, а пивные и распродажи. Я тогда совершенно позабыла всю прошлую московскую жизнь с ее очередями и дефицитом всего съестного и импортного. Один раз, правда, я сделала небольшой крюк по парку, чтобы посетить местную достопримечательность – знаменитый London Zoo.

Уже на обратном пути, пролетая над гостеприимным Лондоном, я вдруг осознала, что это и был тот самый зоопарк, где когда-то в полнолуние справляла свой день рожденья волшебная няня. Чтобы звери смогли поздравить ее и повеселиться, она открыла все засовы и замки. На волю вышли львы, орлы, куропатки, рогатые олени, гуси и другие существа. В клетках оказались только люди, которые жадно поглощали то, что им кидали сквозь прутья.

«Дитя и змей, звезда и камень – все одно.»

Как же я могла забыть такое?

А сейчас мы поговорим про зверушек с маленькими обитателями noble mansion. Я хорошо повторила все загадки и стишки.

Калитка чуть лязгнула и открылась сама собой.

Я шагнула навстречу новым приключениям.

Четыре белые колонны поддерживали полукруглый портик над парадной дверью. Под ним меня уже поджидали четверо персонажей.

– 7 -

– Ну вы бы еще на час опоздали! Я уже хотела вам писать, что не надо приходить. Ну ладно, раз пришли, так заходите. Дети, это сегодня ваша няня. Мария, правильно?

Я сдержанно улыбаюсь Илоне Витальевне Бэнкс. Она ждет четвертого, и ее состояние мне хорошо знакомо.

– Вы до восьми сегодня. Будете подменной няней по выходным.

Из троих детей на меня смотрит только крепкий мальчуган, с такими же светло-русыми волосами, как у мамы.

– А мы думали, что вы уже не придете, – наконец произносит он, пронизывая меня своим вызывающим взором.

По сказочному сценарию, четырехлетний Майкл должен был подобострастно заглянуть мне в глаза с и спросить с дрожью в голосе: «Мы вам подходим?» Но этот четырехлетка оглядывает меня, будто вещь на распродаже, – с легким презрительным интересом и без намека на уважение.

– Это Миша, – представляет сына мать семейства. – А это Каролина.

Конечно, было бы смешно ожидать, что девочку назовут Джейн. Но ей тоже шесть лет, как по сюжету. В отличие от брата, она одета совсем не благородно – в грязные треники и такую же несвежую футболку. На лице у нее нездоровая мимика, а растопыренные пальцы и странные звуки, которыми она привлекает внимание матери, не оставляют никаких надежд на счастливый финал этой истории.

– Во! Во! – тычет она пальцем в мою сторону.

– Да не «во», Каролиночка, а няня. Мария, правильно?

Илона Витальевна умудряется говорить одновременно и с детьми, и со мной.

Я протягиваю девчушке плюшевого медведя из рюкзака. Она резко выхватывает его и прижимает к груди.

– У детей много игрушек, – недовольно бросает миссис Бэнкс. – Не стоит беспокоиться. А это наша Ки-ирочка, – подбрасывает она младшего, то есть младшую. – Она у нас пока не говори-и-ит. Да, Кися?

Крепыш-двухлетка скачет у нее на руках и по-детски радуется.

«Она же все руки оттянет! – мелькает у меня в голове. – Килограмм пятнадцать, не меньше.»

Сцена знакомства явно затягивается. Пора уже менять декорации и знакомиться с самим английским особняком.

– Так, дети, ведите няню в батутную. А вы давайте осваивайтесь, – бросает она мне на ходу. – Вы ведь до восьми сегодня? Обувь можете в любой свободной ячейке оставить. Чем это пахнет так странно?

Она принюхивается, уловив запах свежего асфальта на моих подошвах.

Я скидываю сандалеты и спешно сую их в самый дальний угол.

– Илона Витальевна, а у вас есть какие-то особые требования, правила? Ну, что совершенно нельзя или что, наоборот, очень желательно? – стараюсь я отвлечь ее от своей проблемной обуви.

Она смотрит на меня усталым бесцветным взглядом. Видимо, ей так надоели няньки, которые сменяются в этом доме, как перегоревшие лампочки. Молодые и постарше, они все от нее чего-то хотят – денег, разъяснений, чая с пирожными. А ей хочется, чтобы ее, наконец, оставили в покое на диване перед телевизором и не мешали смотреть любимые сериалы.

– Да вы осваивайтесь. Там видно будет.

– Пойдемте, – деловито берет меня за руку Миша-Майкл, но тут же выдергивает ладонь и тычет пальцем вниз, на белоснежную мраморную плитку: – У вас упало.

Это Каролина-Джейн уронила Мишку на пол. К счастью, у него все лапы на месте. Он очень хороший, и я его никому не отдам.

Я засовываю своего помощника обратно в рюкзак и, озираясь по сторонам, замыкаю процессию.

.

После тесной обувной наш путь лежит через светлую прихожую, украшенную гравюрами. Отсюда можно подняться на верхние этажи, Мы проходим мимо двери в какую-то хозяйственную комнату, где я виднеются чемоданы и коробки. Справа еще одна дверь, но она закрыта. Сразу за чемоданной – дверь с золоченой ручкой и табличкой WC, а чуть дальше – просторная кухня-столовая в стиле «прованс». Из нее можно выйти и во двор, и в ту, закрытую комнату, и в каминный зал. На полу в зале лежит чья-то шкура, а над самим камином висят оленьи рога. Я догадываюсь, что долгими зимними вечерами хозяин дома собирает всю семью перед камином и рассказывает об удачной охоте.

Наконец, мы попадаем в детскую, или батутную, как ее тут называют.

Мне хочется зажмуриться, а потом открыть глаза и поморгать, чтобы окружающая меня сказка исчезла. Но это не сказка, а всего лишь первый этаж. Там наверху еще два. И на них ведет ажурная лесенка с белыми перилами. Чтобы малыши не свернули себе шеи, каждый пролет заботливо перекрыт изящным заборчиком с замочком.

Илона Витальевна уходит в кухню, откуда доносится еще один женский голос. Я остаюсь лицом к лицу с тремя малолетними представителями высшего класса и напрочь забываю все, что учила про психологию детского возраста.

Из огромного зеркала во всю стену на меня глядит растрепанный аватар в белых носочках и пестром платье. Маленькие хозяева уже не обращают на меня никакого внимания и залезают на свой батут. Кроме него в зале несколько шкафчиков для игрушек, пластиковая горка, две маленьких парты, домашний кинотеатр, инкрустированный столик красного дерева и величественный кожаный диван, тоже покрытый чьей-то шкурой. В комплекте с диваном два таких же гостеприимных кресла. Потолок позволяет детям подпрыгивать очень высоко, пол покрыт мягким светлым паласом, а огромные окна поддерживают освещение целый день.

Дети резвятся на батуте, но лучше всех получается у Кирочки. От радости она то и дело вскрикивает, и у меня замирает сердце. Малютка прыгает то на ножках, то на четвереньках, то на спинке. Налетая на неловкую старшую сестру, она ревет, как сирена, и стремится ее ударить.

– Ребята, а вы там лбами не столкнетесь? – писклявым голосом спрашиваю я, но никто из троих не нуждается в моей заботе. Они прыгают, как заведенные. Я на всякий случай, включаю хрустальную люстру, чтобы им было лучше видно друг дружку, и с опаской сажусь на краешек величественного дивана.

Мне надо поскорее тут освоиться, но как ты освоишься в особняке, если бОльшая часть твоей жизни прошла в малогабаритной квартире?

Надо занять детей чем-то полезным и веселым, чтобы хозяйка дома была довольна. Вот она входит в батутный зал, слегка переваливаясь из стороны в сторону, как большая утка.

– Ну как вы тут? Веселитесь? Вы музыку им включите, – советует она мне и ставит на стеллаж переносную колонку. – Мы только что с моря приехали. Там дети на пляже все время танцевали. А как потанцуете, идите в сад. Велосипеды и мячик на крыльце. – Ее голос теперь не требовательный, а такой же бесцветный, как и глаза. Видимо, каждой новой няньке она повторяет этот хорошо заученный текст. – Каролиночка любит кататься на качелях. А еще она у нас любит читать. Да, Каролиночка? Обедаем мы в три часа.

– А спите во сколько? – робко интересуюсь я. – Ну, дети спать будут после обеда?

– Да, – спать я их сама положу, – поглаживает она свой живот в коротком домашнем халатике. – Вам только Каролиночку уложить. Это наша принце-е-есса!

На шее у шестилетней инфанты вис ит золотая цепь толщиной в детский указательный палец. Такой же увесистый крест свидетельствует, что мои новые наниматели – люди серьезные, к небесной помощи обращаются по чину и готовы дорого платить за нее.

– Вы пока можете посмотреть альбом – подает мне хозяйка увесистое портфолио. – Тут вся ее биография. Вы, вообще, осваивайтесь, присматривайтесь.

Я с благодарностью принимаю рекламный материал в дорогом переплете.

Миссис Бэнкс включает музыку, переводит взгляд с меня на детей и начинает хлопать в ладоши в такт музыке.

– Арам-зам-зам! Арам-зам-зам! Гули-гули-гули-гули-гули- арам-зам-зам!

Я тоже верчу головой, как подстрелянная утка. Что мне надо делать? Рассматривать фотки или плясать?

На третьем куплете она начинает пританцовывать. Я вскакиваю с дивана и стараюсь безошибочно повторять ее движения с дурацкой улыбкой на лице.

Темп музыки ускоряется.

Дети слезают с батута и начинают носиться по комнате.

Илона Витальевна притаптывает в такт музыке, вертя руками и головой.

Я с ужасом гляжу на ее живот и тоже начинаю вертеть руками, головой, крупом и бюстом.

Музыка звучит все быстрее. Каролиночка падает на пол. За ней Кирочка. Они обе болтают ногами в воздухе.

Илона Витальевна тяжело вздыхает и выключает колонку, а затем и вовсе уносит свой внушительный живот, не удостоив меня взглядом.

«Наверное, она вечером будет просматривать запись с камеры,» – догадываюсь я.

Камеры видеонаблюдения спрятаны в этой комнате очень искусно, но я точно знаю, что они тут есть.

– 8 -

Каролина усаживается рядом со мной на диван, и мы вместе листаем альбом. На форзаце – название «Шесть лет счастья» и фото моей принцессы в воздушном розовом платье и сверкающей диадеме. Чувствуется, что она изо всех сил старается улыбнуться, но ее губки кривятся, а глазки косят, как у ребенка с тяжелой формой ДЦП.

Когда-то, еще в прошлой жизни, я работала журналистом и ездила в психо-неврологический интернат для детей, чтобы написать репортаж. Это, пожалуй, был самый тяжелый для меня материал. Детишки с неизлечимыми врожденными увечьями лежали на железных кроватках или с трудом передвигались по палатам с темно-зелеными стенами. Почти все они – человек двести – требовали постоянного пригляда и ухода. На одну нянечку приходилось по двадцать лежачих. В углу палаты стояла не то горка, не то деревянный домик для ходячих.

Девчушка неуклюже переворачивает картонные страницы и тычет пальцем в фотографии. Видимо, она узнает себя и родственников. Мне тоже очень интересен жизненный путь малышки.

Вот она лежит вместе с мамой в больничной палате, вот катается в коляске по побережью какого-то теплого моря, вот делает первые шаги в каком-то нездешнем парке развлечений, вот купается с родителями в море, а на заднем плане – белоснежные виллы. В альбоме, наверное, страниц пятьдесят. Мы многие пропускаем. Девчушке надоело тыкать пальцем, она хочет что-то сказать, но выходит только птичий клекот.

От новых впечатлений у меня комок подкатывает к горлу.

Мы закрываем «Шесть лет счастья», и я возвращаюсь от счастливых картинок к реальным детям.

Со своими двумя дочерями я всего лишь раз была в Феодосии, и они обе умудрилась заболеть. Я чувствую, что я просто ужасная, ужасная мать, которая не обеспечила своим детям и тысячной доли тех земных и морских благ, которые достались Мишеньке, Каролиночке и Кирочке. Моя старшая дочь примерно одного возраста с беременной Илоной, но вряд ли мне придется нянчить внуков в ближайшие годы. У дочки ипотека, которую не потянешь даже с одним ребенком.

Я глубоко вдыхаю и выдыхаю, как лошадь, стреноженная после долгой скачки.

Надо взять себя в руки и заняться детьми клиентки.

– Ребята, а вы любите загадки? – задорно обращаюсь я к троим инфантам. – А ну-ка, кто отгадает? Лапки у него и уши будто сделаны из плюша. Знают девочка и мальчик, есть морковку любит…

– А вы знаете, какая у моего папы машина? – спрашивает в ответ Миша.

Собственно, здесь только он один и может загадывать загадки.

– Наверное, Ламборджини? – живо интересуюсь я. – Или Мазератти?

– Не угада-али, – кричит он, на бегу хватая игрушечную машинку. – Не угадали! У него «Ягуар»!

«Ну ты мать, совсем тупая, – проносится у меня в голове. – Это же загадка для ребенка дошкольного возраста! Раз дом в английском стиле, то и машина должна быть такая же!»

– Ягуаррр! Ррр! – Рычу я, изображая хищного зверя. – А каких ты еще, Мишенька, зверушек знаешь?

Но мальчугану не до моих тупых загадок. Он носится по комнате, которая по площади, как три моих класса, бросает машинку, хватает пульт от домашнего кинотеатра и ловко жмет на нужную кнопку.

– А вы смотрели «Тачки»?

– Да, – как-то скисаю я. – Мы с ребятами на каникулах в кино ходили на этот мультик. В торговый центр на четвертый этаж, – зачем-то прибавляю я.

За пару месяцев до нашего похода в кино в таком же торговом центре, только в другом городе, в кинозале сгорело много детей. Там проводка была неисправная и заискрила над батутом. По случаю трагического происшествия у нас перед школой была траурная линейка. Директриса что-то говорила про ангелов, а десятиклассники выпускали в небо белые шары. Потом еще мы игрушки носили к памятнику Скорбящей матери на площади. Почему-то городские власти решили устроить этот уголок скорби возле монумента в память о Великой Отечественной войне. Через неделю всех кукол, заек и мишек, естественно, выбросили, а к лету трагедия позабылась.

Впрочем, маленькому Мише до моих воспоминаний, как до хрустальной люстры.

Из динамиков визжат тормоза, рычат моторы. Четырехколесные персонажи на экране чем-то похожи на людей. Кто успел – тот и съел. А кто трусит, как заезженная лошадь, тому не место в современном мире.

– Кони! Кони! – растягивая последний слог, кричит Каролиночка и стискивает мне руку.

Я радуюсь, что ей тоже ближе живая природа.

– Ты любишь лошадок, Каролиночка? Да?

Я роюсь в ящике с игрушками, пытаясь найти там лошадку.

У моей младшей дочери была игрушечная лошадка, с которой она играла несколько лет, потому что с другими игрушками было негусто. А вот в ящике размером с маленький шкаф поместился бы целый зоопарк.

«Все-таки, они молодцы, что не сдали ее в тот интернат, – размышляю я в поисках лошади. – Из этого поселка туда ехать часа полтора, если без пробок. Сели бы в свой «Ягуар» и поехали. А так шесть лет счастья.»

– Кони! – орет Каролина.

На помощь приходит деловой Миша:

– Она про свою книжку.

Он подвигает ко мне большую коробку, в которой хранится детская литература:

– Тут ищите.

Он выключает свой мультик, который ему, по-видимому, надоело смотреть в сто первый раз, и достает из ящика пару книжиц.

– «Конни идет в гости», «Конни готовит блинчики» – читаю я вслух.

На обложке серийного издания нарисована забавная иностранная девчушка лет шести.

– Конни! Конни! – тычет в обложку моя инфанта.

Миша смеется, выгребает из ящика еще целый ворох печатной продукции, потом хватает мячик, подкидывает его, ударяет по нему ножкой и ведет его, как настоящий футболист, в сторону каминной.

Кирочка сидит на полу и швыряет игрушки в сторону погасшего экрана. Каролиночка разбрасывает книжки, каждая из которых стоит как три часа моей работы репетитором.

– Дети, давайте приберемся, – умоляю их я и понимаю, что мой переводчик и загадыватель загадок убежал, и поэтому меня никто не понимает.

Но мне-то поручили нянчить всех троих, а значит, они все должны быть у меня на виду! Надо срочно менять декорации. Все в сад!

Я быстро завинчиваю на ноги кроссовки обеим сестричкам, бегу в обувную за своими вонючими босоножками, потом возвращаюсь обратно в батутную, хватаю Кирочку на руку, а Каролиночку за руку и темпе вальса направляюсь к двери в садик. Если бы я была служебной собакой, то, наверное, держала бы свою уличную обувь в зубах. Но я не собака и не лошадь. Я вообще уже не знаю, какой я сегодня зверь.

– Не шумите там! – предупреждает Илона Витальевна, когда наша веселая процессия проходит через столовую. – А то папу разбудите!

Она о чем-то оживленно разговаривает с молодой женщиной в очках. Они обе едят большой арбуз.

– 9 -

По большому счету, хорошая няня не должна рефлексировать. Она должна подтирать детям сопли, подтягивать штаны, завязывать шнурки, выносить горшки, рассказывать стишки, петь песенки, – и все это делать с доброй и ласковой улыбкой.