Прогулка по ту сторону

– Ты кто? – выдохнул он.

Существо прекратив вой, резко развернулось к Вадиму. Лицо у него было как у старика: все в морщинах, с крючковатым носом и выразительными мешками под глазами.

– Живой! – воскликнуло оно, – живой здесь.... Ахти мне…

И в тот же миг, как то по паучьему, перебирая ногами и руками странный карлик метнулся в сторону печи. Вадим не успел опомниться как освещенный участок комнаты был пуст, а из под печи горя зеленоватым цветом на него глядела пара глаз.

– Ты кто? – снова спросил Вадим и направил свет фонарика под печь.

– Убери!!! Убери его, – взвизгнуло существо, – Это мертвый свет, он жжется. Убери же…

Вадим машинально опустил руку. Мысль что этому странному карлику может быть больно успокоила его.

Еще раз спрашиваю ты кто? И что это за место?

– Кто я такой? – скрипучим голосом ответили из под печи, – дожили… Были ведь времена когда вы люди меня знали, чтили и боялись. Как только вы меня не называли и «суседушка», и «домовой», и «хатник»....

– Домовой? Так ты домовой? – спросил Вадим и подумал: «Я кажется с ума сошел».

– Какой я теперь домовой, – горько ответил карлик, – ты на дом то этот посмотри. Горе одно… А ведь каким я хозяином был. У меня в горнице всегда порядок царил, дети никогда не болели, молоко не скисало, нечистую силу я отсюда как гонял.... ни один глаз дурной не мог моих жильцов взять.

Домовой горестно вздохнул и выполз из под печки. Теперь Вадим разглядел его внимательно. Он и в правду выглядел как старичок маленького роста. Длинная, давно не чесанная борода, сморщенное плаксивое лицо. Глаза горевшие зеленоватым огоньком, были с кошачьими зрачками. Одет домовой был в какие то серые лохмотья похожие на длинную рубаху и явно давно не стиранные. Перебирая неестественно большими для его роста ступнями, домовой выполз на освещенный лунной участок комнаты и и сел обхватив ноги руками.

«Домовой-бомж» – подумал Вадим.

– Вишь теперь какого мне? – продолжил жаловаться карлик, – худо, ох худо… нет никого, старые хозяева на погосте лежат, новые не завелись.... Разбежались люди из деревни нашей… Теперь что здесь, что на кладбище все едино.

– Что же ты тоже не уйдешь отсюда?

– Куда?

– К людям.

– Да разве счас люди. Да разве я им нужен. Вы все сейчас испортились. Последнюю мою жиличку, топором убили, за икону, тому тридцать лет назад. Топором!! За икону!!! Да разве такое бывало когда нибудь. И какие же вы люди? Живете в каменных коробках, окружили себя мертвыми предметами, работать руками не хотите, в Бога не верите, в нас домовых не верите, друг с другом грызетесь, примет и обычаев не помните, едите всякую мерзость… Как с вами жить?

– Что за мертвые предметы?

– Техника ваша..... машины эти....мерзость вонючая. От них весь воздух гнилой стал, – домовой сплюнул, – раньше люди в гости к друг другу ходили, в живую общались. Раньше мужику коли в город надо ехать так это цельный день на бричке трястись. И без надобности по дорогам не шастали… Дома сидели. За хозяйством следили. А сейчас люди как перекати-поле по земле слоняются. А толку… У себя порядок навести не могут, а все норовят за другими подсматривать.

– А ты я смотрю продвинутый домовик, – усмехнулся Вадим, – ты откуда все это знаешь, если здесь безвылазно сидишь?

– Я домовой, не домовик, – взвизгнул карлик и тут же спокойней сказал, – знаю, есть кому рассказать.... А вот ты то как сюда забрел. Ты живой, а живые сюда по своей воле не приходят…

– Я девушку ищу… призрака. Она на дороге людей убивает.

«Боже, что я несу. Объясняю домовому про призрака на дороге. Я или сплю или сам у же мертв. Хотя нет этот дядюшка Ау мне говорит что я еще живой» – Вадим даже зажмурился от нереальности происходящего.

– Не убивает, а забирает, – важно проговорил домовой.

– Какая разница. Она убила мою жену!

– Большая разница. Говорю же не убила, а забрала. Такая работа у нее.

– У кого нее? Ты ее знаешь?

– Знаю. Аленка-подорожница. Наша девка здешняя. Давно когда-то тут жила. Бабки Хабисимихи внучка. Родители то ее, померли, когда мор был. А Аленка с бабкой жила. Девка красивая была. Моих тогдашних жильцов, сынок старшой, Семка, бегал все за ней....

– Ты ее живой знал?

– Конечно. Я тут с испокон веком живу, как деревня эта появилась. Сколько годков стояла, и татарина, и кромешников, и французов пережила. Все стерпела, все снесла. А как этот проклятый железный век настал, как люди от своих корней отвернулись, как машины эти появились, город всех в себя втянул. Тут наша деревня и сгинула, – домовой горестно вздохнул.

– А Алена эта от чего призраком стала? – спросил Вадим.

– Так дитя вытравила. Обрюхатил ее хлыщ заезжий. Такой же из города. Все тут по избам ходил мужикам чушь какую то про царя, про Бога, про ученых втолковывал. Аленка наша уж на что себя берегла, а тут слабину дала. Уж больно, языкастый подлец был. Горожанин этот уехал потом, а она понесла. Незамужняя, это ж позор. Хабисимиха ее из избы выгнала. Он на речку пошла и утопилась.

– Ты же говорил, она аборт сделала.

– Кого?

– Ну, ребенка вытравила.

– Так и есть. И себя убила и дитя… Ей за то такое наказание и придумали. Раз она жизни забирать любит без разбора, пусть так и мается. Души поспелые по дорогам собирает…

– Кто придумал?

– Как кто? А то сам не знаешь. Кто всех вас судит после смерти тот и придумал.

– Справедливо однако. Мужик ее огулял, бабка выгнала. А наказание ей нести?

– Те тоже свое получили на суде. Только смертоубийство грех страшный, а уж себя убить…

Вадим вдруг почувствовал страшную усталость и раздраженность. Диалог с домовым и новая информация об призраке в белом как то утомили его.

«Домовик мне зубы заговаривает», – раздраженно подумал он – «тоже мне батюшка на исповеди»

– В общем так, – сказал он подойдя к домовому и направив на него выключенный фонарик, – или ты мне говоришь где она или я буду в тебя светить пока ты в труху не превратишься.

– А коли не скажу?

– Скажешь, я тебе помогу.

Вадим схватил домового за шиворот рубахи и попытался оторвать от пола. Карлик внезапно оказался тяжелым.

– Пусти гад… – заверещал он, – пусти не то глаза тебе выцарапаю.

Домовой зашипел как рассерженный кот и попытался вцепиться Вадиму в глаза. Тот откинул голову назад, но у карлика руки были длинными. Не видя лица, он схватил его за волосы. Некоторое время они крутились так по комнате, пока домовик вдруг не ослабил хватку, прислушался, а потом крепко вцепился в Вадима.

– Тихо – зашипел он – тихо, они идут.

– Кто идет? – тяжело дыша спросил Вадим. Карлик повис на нем всей тяжестью.

– Царево шествие. Сколько лет уж здесь ходят. Тихо, а то услышат. Мне то что, а вот тебя разорвать могут.

Вадим прислушался. С улицы действительно слышался шум. Поначалу он был похож на морской прибой, но по мере приближения превращался в громкий шепот. Словно огромная толпа людей шепталась одновременно. Вадим отпустил домовика на пол и осторожно на корточках подполз к окну.

– Только сильно не высовывайся – умоляюще пробормотал домовой – они почти не зрячие, но проходят совсем рядом с избой. Увидят все тут разнесут…

Снедаемый любопытством и не обращая внимания на просьбы домового Вадим слегка поднял голову над подоконником. Увиденное заставило его замереть.

Мимо избы неспешно двигалось странное шествие. Возглавлял его человек в мантии с горностаевой пелериной вокруг плеч сходящейся двумя полосами на груди. Полы мантии некогда роскошной рваными краями волочились по земле, сама же она была настолько грязной что едва можно было разобрать ее прежний золотистый окрас. На голове идущего было некое подобие куполообразной короны из кривых металлических прутьев увенчанной крестом. Лицо человека было покрыто бородой, но Вадиму оно показалось смутно знакомым.

– Я ничего не знал .... не знал ничего … как я мог предвидеть… я ничего не знал, простите, – простонал идущий.

– Ишь ты, – зашептал домовой, – тяжко ему. Думал бремя с себя сбросил, ан нет. Будет голубчик его до конца носить....

Вадим промолчал потрясенный увиденным. Он узнал идущего. Его лицо навсегда запомнилось ему со школьных времен. Человеком возглавлявшим шествие был отрекшийся император Николай II.

Бывший царь на миг остановился напротив избы, но тут же идущие сзади подтолкнули его в спину и он снова понуро двинулся вперед. Шепот сопровождавший шествие теперь стал таким громким что казалось заполнил все пространство вокруг. Вадим тщетно пытался разобрать сквозь этот шелестящий гул хоть какие нибудь слова, но не мог. Угадывалась лишь интонация – недовольная и осуждающая.

Все сопровождающие свергнутого царя были одеты в белые одеяния, наподобие того что носил призрак Алены, только более длинные до самых ступней. Одежда ходоков сильно контрастировала с лицами, настолько темными что невозможно было разобрать хоть малейшие их черты. В лунном свете идущие были похожи на белые столбы с зачерненными верхушками. Мертвецы качали головами в едином такте.

«Саваны», – вспомнил вдруг Вадим выражение услышанное когда то – «мертвецы в саванах»

Шествие продолжало двигаться к лесу, в ту сторону откуда он пришел.

Сам возглавляющий шествие уже давно скрылся из виду. А призраки в саванах продолжали монотонно раскачиваясь идти мимо избы.

– Сейчас пройдут, – через некоторое время прошептал домовой, – вот уже последние.

Шествие оборвалось. Последние фигуры скрылись из поля зрения ограниченного оконным проемом. Вадим некоторое время сидел молча глядя вперед, где невдалеке чернели развалины другой избы.

– Что это было? – наконец спросил он.

– Говорю тебе – царево шествие. Император грех на себя взял, от престола предков отказался. Вот теперь и ходит, с теми кого на погибель обрек, вокруг древней столицы государства своего. Такое ему наказ ему вышел…

– С кем, с теми?

– С непогребенными, заложными покойниками. С расстрелянными, от голода и болезней помершими, раскулаченными, на войне братоубийственной сгинувшими. Всеми кто по его вине без должного обычая похоронен был…

– А он то тут причем? Не он то их всех убил – вскрикнул Вадим – что за судьи тут у вас такие.

– Строгие. Но справедливые. Кабы он слабины не дал, клятву данную при коронации сдержал, не было бы войны когда брат на брата, не было бы голода.

– Да разве раньше войн не было, голода? Разве раньше люди друг друга не убивали?

– Всякое было. Но не так. Вся страна в муках корчилась, – домовой несколько секунд помолчал словно вспоминая что то, а потом вдруг заговорил зло и отрывисто, – ты ничего не знаешь. Твоя жизнь как зарница летом – вспыхнула и нет ее. А я все помню, все. И как людей на окраине деревни стреляли и как закапывали их в одной яме. Как жильцы мои с голодухи кору ели. Как детишек хоронили, которые зиму не пережили, а отпеть их некому было потому что священник с остальными в яме лежал. Как людей из домов выкидывали на мороз, как избы жгли… Я все помню! А вот у вас память больно коротка стала. Вы думаете что вперед идете, а вместо этого топчитесь на одном месте да еще и друг друга толкаете. Землю потравили своей гадостью, которой всходы кормите. Воздух загадили машинами своими. Себя травите мерзостью всякой. Раньше люди природой лечились, знахари хворых одними настоями на ноги ставили....

– Гадость которой мы землю травим, убила голод, – перебил стенания домового Вадим, – люди теперь и не знают что это такое. Знахари твои одного из десяти на ноги ставили, а сейчас медицина и безнадежных с того света вытаскивает. Дети в те времена о которых ты тут скулишь, и в сытое время умирали и пяти лет не прожив. Я тоже кое что знаю и помню. У прабабки моей семеро братьев и сестер было, трое выжили, остальные в детстве умерли.

Домовой замолк и отвернулся от Вадима. Помолчав немного он сказал:

– Что мне с тобой разговаривать. Ты глупый и самоуверенный как и все вы сейчас. Ступай отсюда. Уходи коли сможешь, коли отпустят..

– Где эта Алена? Я пока ее не найду не уйду.

– Знамо где. У хозяина у своего.

– У какого?

– У Судьи, – зловеще произнес домовой. – для кого она души собирает.

– Где мне его найти? – спросил Вадим

– Ты дурак совсем? – домовой закачал головой, – кто же Судью по доброй воле ищет?

– Я ищу. И не уйду пока не найду.

Домовой вздохнул. Потом подполз к окну и указал рукой на лес.

– Туда иди. Откуда царево шествие пришло. В лес войдешь так никуда не сворачивай. Дойдешь до реки, а там уж тебе подскажут.

– Кто подскажет?

– Сам увидишь. Я тебе говорить ничего не буду. Ох, и возгордились вы людишки. Ни Бога, ни черта, ни Смерти не боитесь. Худо вам будет, худо..

Вадим не дослушал. Он резко развернулся и вышел обратно в коридор, оттуда на улицу. Все пространство вокруг по прежнему было залито лунным светом. Он ярко освещал поляну на которой стояла бывшая деревня. Вадим огляделся. Он увидел около шести полуразвалившихся избушек, хаотично разбросанных от края леса, до края.

«Невелика у них тут была деревня» – подумал Вадим. Затем двинулся в сторону указанную домовым. Уже у самой кромки леса задержался. Из избы где он был, снова раздался вой. Тут же ему ответила завыванием соседняя изба, вслед за ней другая. И вскоре над мертвой деревней разносилась тоскливая песнь, одичавших домовых.

Вадим пошел дальше по лесу. Лунный свет не мог пробиться сквозь ветви деревьев и в лесной чаще было темно. Вадим снова включил фонарик. Идти теперь было легче. Лес был намного гостеприимней. Ветки больше не царапали лицо, корни не цеплялись за ноги. Земля была покрыта травой, настолько мягкой что Вадиму казалось будто он идет по прорезиненному покрытию детской спортплощадки. Только воздух в лесу был какой то спертый, пахло прелой листвой и гнилой древесиной.

«Интересно я попал в загробный мир?» – думал про себя Вадим,– «эта Алена утащила меня с собой, когда убила тех несчастных на Ниссане? Специально или потому что я за ней сам побежал? Но ведь я то живой. Живой!»

Вадим даже ущипнул себя за руку, что бы удостоверится жив ли он. Было больно. Значит жив, значит еще что чувствует. Но только не страх. Страха у Вадима не было. Другой бы человек увидев в пустом доме, фигуру домового бросился бы бежать оттуда без оглядки. Другой человек увидев в лунном свете шествие покойников во главе с расстрелянным императором по меньшей мере тронулся бы умом. А он нет. Он Вадим, словно покрылся панцирем скроенным из горя от потери жены и желанием расквитаться с призраком. Нет он дойдет до конца. Он встретится и с призраком и с его хозяйкой кем бы она не была. Он ее не боится. Он – живой.

Сквозь лесную крону стали пробиваться лучи лунного света. То там, то тут, они выхватывали из тьмы стволы деревьев и их подножья. Лес снова стал редеть. Воздух стал свежей, запахло тиной. Вадим приближался к реке.

Вскоре он услышал в отдалении плеск воды и женский смех

Лес снова расступился и Вадим оказался на берегу реки. Она была не широкой, около пятнадцати метров от берега, до берега. Та сторона на которой он вышел была пологой. Небольшая прибрежная полоса, шагов пять, от самой границы леса где заканчивался травяной ковер, была песчаной. На противоположной стороне реки берег был круче. У самого его края снова начинался лес. Сама речка тихая, без единой ряби на поверхности воды, была похожа на зеркало в котором отражались кромки деревьев.

Вадим осторожно подошел к краю песчаного берега. На том берегу, под низко свесившейся над водной гладью ивой, плескались две обнаженные девушки. Они брызгали друг другу в лица речной водой и задорно смеялись. У одной длинные почти до пояса волосы горели рыжим цветом, у другой волосы были каштановыми, всего лишь до плеч и вились кудряшками. Кожа их белела в лунном свете, контрастируя с темной водой накрытой тенью дерева. Третья девушка сидела на ветке ивы. Ее волосы, темные до блеска, пышной копной ниспадали на грудь. На крутом берегу над тем местом где плескались девушки сидел человек, в грязных спортивных шортах. Он был весь опухший и постоянно кашлял периодически сплевывая воду.

– Эй ты, – крикнула рыжая. – а ну иди сюда. Поцелуй меня что ли.

Человек покорно спрыгнул в воду, подошел к девушке и неуверенно чмокнул ее в щеку.

– Фу, вонища от тебя, – рыжая шлепнула его по лбу, – И что вы за брагу такую мерзостную пьете? Как из выгребной ямы несет..

– Я п-пива ч-чуть выпил – заикаясь произнес человек.

– Пива? Чуть? – засмеялась шатенка с кудрями. – Да ты на ногах еле стоял когда в воду полез. Чего полез то?

– Я э-это…освежится х-хотел – человека снова начал душить кашель и он отвернувшись в сторону выблевал воду.

– Фу-у-у – протянули хором девушки.

«Утопленник, – догадался Вадим начавший разбираться в местных жителях. – «А это видимо русалки. Ну конечно, кто же еще».

Девушки снова засмеялись и начали брызгать водой в лицо утонувшему.

– И охота тебе сестрица было его топить. – заговорила сидевшая на ветвях черноволосая русалка. – А если бы он от тебя вырвался. Да своим дружкам рассказал кого под водой видел?

– От меня? Вырвался? – рыжая русалка снова рассмеялась. – да из моих рук еще ни один мужик не вырывался. И потом – кто бы ему пьяни поверил, что он под водой женщину видел. Решили бы что до помрачения напился и делов. Они ночью то, в воду когда тверезые лезут? Почитай всегда под хмелем. Хватай любого на выбор и тащи к себе.

Она вдруг рывком прижала утопленника к своей груди и спросила:

– Хорошо тебе болезный?

– Хорошо. – глухо ответил тот.

– Ну, вот видишь сестра. Хорошо ему. А ты говоришь зачем я его утащила. Да я ж его теперь до смерти любить буду. А ты? Ты меня будешь вонючка?

– Буду. – промычал утопленник.

Обе русалки стали кружить вокруг него, периодически толкая утонувшего руками от одной к другой. Он покорно опустив голову, раскачивался на месте в такт их толчкам.

Вадим вышел из тени деревьев, на песчаный берег и сказал:

– Бог в помощь девушки!

Русалки взвизгнули и метнулись под тень ивы. Утопленник остался стоять на месте.

– А ты кто такой? – спросила черноволосая, пока ее сестры, прижавшись друг к другу, стояли под веткам и разглядывали Вадима.

– Грязный то какой. – с жалостью произнесла русалка с каштановыми волосами. – Ты где так измазался бедненький?

Вадим оглядел себя. Джинсы на нем действительно были черными от грязи, на коленках зияли рваными краями дыры. Видимо от падений в лесу. Белая некогда толстовка – вся в темных разводах, с зелеными пятнами.

– Грязный, зато блондинчик. – игриво промурлыкала рыжая. Она осмелев вышла из под ивы и пошла к середине реки и когда вода дошла ей до плеч остановилась.

– Тебе чего здесь надо? – спросила брюнетка.

– Я ищу девушку-призрака. Зовут Алена. Алена-подорожница. – ответил ей Вадим.

– Сдалась тебе эта малахольная. – фыркнула рыжая.

– А что за Алена? – спросила шатенка.

– Дура одна, которая в нашей речке когда то утопилась. – ответила ей брюнетка. – Ее водяной к Судье отнес, он ее помощницей себе и сделал. Так это ты, ее так напугал. Весь лес переполошила. На что она тебе?

– Я ее спросить хотел кое о чем.

– О чем?

– Это мое дело.

Брюнетка усмехнулась и с интересом оглядела Вадима. Рыжая же, оттолкнувшись от дна, переплыла середину реки. Она остановилась в нескольких шагах от берега где стоял Вадим. Вода в этом месте доходила ей до пояса.

– Спроси меня о чем нибудь. – промурлыкала она. – Спроси, а я тебе на ушко скажу.

Она откинула волосы назад, обнажив грудь и стала водить пальцем левой руки вокруг соска. Вадима это картина оставила равнодушным.

– Нет, – сказал он, – мне нужна Алена. Только она ответит на мой вопрос.

– А ты в воду зайди. Ко мне подойди. Я тебя миленький за ручку возьму, да дорожку покажу, – продолжала заигрывать рыжая глядя Вадиму прямо в глаза.

– Тебе сестрица одного мужика сегодня мало? – засмеялась брюнетка, – еще себе полюбовничка хочешь?

– А что? Ты же знаешь я шустрая. Мне и двоих мало будет.

Она протянула к Вадиму руки. Он вдруг почувствовал что ноги вопреки его желанию, сами сделали шаг ей навстречу.

– Ну, иди же, – томно говорила русалка, – иди же, милок, я горю вся.

Вадим достал фонарик, включил его и направил его ей в лицо. Рыжая расхохоталась.

Ее смех подхватили брюнетка и шатенка. Только утопленник продолжал стоять на месте без движения, понурив голову. Шатенка по прежнему стояла под ивой, брюнетка сидела на ветке. До края водной глади оставался один шаг и Вадим уже занес ногу что бы сделать его.

– Вот вы где где, потаскушки проклятые!!! – загрохотал над рекой чей то голос. Рыжая скривилась и опустила руки.

– Водяной, – разочаровано прошипела она, – не вовремя старый хрен.

Вадим посмотрел влево, откуда слышался голос. По центру реки он увидел плывущего на бревне, пучеглазого старика. Он был в набедренной повязке, кожа его покрытая чешуйками лоснилась, зеленая борода была растрепана как у домового. Он греб широкими перепончатыми ладонями.

– Я их по всей реке ищу, а они здесь игрища устроили! – продолжал возмущаться водяной, подплывая ближе.

– Ну, че ты разорался, дрючок старый, – огрызнулась брюнетка, – че тебе от нас надо?

– Кто мужика сегодня утопил? – спросил водяной, – мне люди всю реку перебаламутили. Лодками своими, да баграми. Житья нет. Пока не найдут не успокоятся. Я сколько раз говорил – сидеть тише воды, ниже травы!

– Ой, ну подумаешь, беда какая, – усмехнулась брюнетка, – одним больше, одним меньше. Будут тонуть, перестанут на речке гульбища устраивать. Мы ж не для себя, для всех стараемся. И так нам все реку загадили мусором своим. То помои какие то сливают, то объедки скидывают. Добро бы съедобно было, а так отрава одна…

– Стеклом все дно замусорили, наступить у берега нельзя, – вставила шатенка.

Водяной молча подплыл к утопленнику, развернул бревно и схватив мужика за волосы потянул с собой.

– Ты куда его? – заголосила рыжая, – отдай, мой утопленник.

– Цыц, сучка рыжая. Людям его отдам. Сразу успокоятся. Тебе с него какой толк, он через два дня облазить начнет, что ты потом с костями делать будешь?

– Мое дело, отдай, – закапризничала рыжая хватаясь за бревно.

– Я сказал, людям отдам. Не лезь, прибью! – водяной даже замахнулся на настойчивую русалку.

– Козел старый, – проворчала та и поплыла под иву.

Водяной поглядел по сторонам и наконец заметил Вадима.

– Да твою ж мать, не хай, вы что еще одного утопили? Когда успели? – снова загрохотал он.

– Да он сам сюда пришел, – ответила брюнетка, – не чуешь что ли, живой еще.

Водяной потянул носов воздух и закачал головой.

– Тебе милок чего здесь надо? – спросил он, – ты на этих шалавых глядеть пришел? Думаешь они в правду любиться с тобой будут? Хрена лысого. Гляди, в воду не наступай, а то утащат. И катись отсюда по добру, поздорову.

– Они мне нужны. Я в другую ищу.

– Ишь ты. И кого же?

– Да ему к Судье надо, – подала голос брюнетка, – он помощницу ее, Аленку-подорожницу ищет.

– Так это тебе, мил человек, туда идти надо, – водяной махнул рукой в противоположную от себя строну, – вдоль речки иди, до самого мостика. Речка там сужается, через нее мостик перекинули. Перейдешь, по тропинке к погосту поднимайся, там Судью увидишь.

– Спасибо, – сказал Вадим и побрел в указанную сторону. Водяной не ответив, поплыл в свою, держа утопленника за волосы.

– Эй, красавчик, – раздался голос рыжей, – коли передумаешь, возвращайся. Я с тобой в жмурки поиграю, пока не зажмурю.

Остальные русалки рассмеялись. Вадим шел молча и смех все затихал и затихал, пока не прекратился вовсе.

Песок вдоль берега, по которому шел Вадим, вскоре закончился. Теперь ему приходилось продираться сквозь камышовые заросли. Лес отступил и прибрежный камыш сменялся лугами заросшими густым разнотравьем. Стояла тишина. Ни шороха ветра, ни всплеска воды, ни криков ночных птиц и зверей.

Луна продолжала неподвижно висеть на небе. Вадим заметил, что за все время пока он бродил по этому странному миру, она не сдвинулась с места.

«Здесь видимо всегда ночь», – подумал он, – «Только Луна. Никаких звезд, никакой другой жизни кроме этой нечисти».

Река стала сужаться. Берега ее стали выше и обрывистей. Лес снова подступил к воде. Вадим теперь маневрировал между стволами берез, спустившими ветви к речке. В другое время эта картина могла бы показаться ему красивой: березовая роща, вдоль реки, тихая гладь воды с лунной дорожкой по центру. Они с Леной когда то любили гулять по Подмосковным лесам. Вадим собирал грибы, Лена полевые цветы. Нагулявшись, они устраивали себе пикник, делали фото, выкладывали в соцсети, что бы потом поминутно заглядывать туда и уточнять скольким друзьям они понравились. А теперь Лена в могиле, а Вадим неизвестно где, гоняется за призраком убившем ее.