скачать книгу бесплатно
– Нет. – Рычу я, стараясь дышать ровно и спокойно.
– Я слышала от медсестричек, что к тебе вызвали какого-то крутого специалиста. Не переживай, он придёт, посмотрит тебя и всё скажет.
– Он уже был… – Бормочу я, наваливаясь на её плечо.
– Да?
– Ага. Шпала такая, лицо кирпичом. Даже смотреть меня не стал.
Нет, конечно, лица его я не видела, но злость и обида, замешанные на страхе и боли, подсказывали мне сейчас, что лицо его должно было быть не менее равнодушным, чем тёмные глаза.
– Ой, это тот, высокий такой который? – Оживляется Катя.
– Ага.
Надо признаться, его рост и осанка внушали мне не меньшее волнение, чем его строгий взгляд.
– Ясно.
– Что ясно, Кать?
– Думаю, тебе стоит довериться ему. – Серьёзно говорит она. – Девочки в приёмном о нём отзывались чуть ли не с благоговением. Он такой, он сякой! И фамилия ещё такая…
– Кать, он тебе что, понравился?
– Мне? – Она таращит на меня глаза. – Что ты, вовсе нет! Просто… – Подруга мечтательно улыбается. – Он прошёл мимо меня по коридору, а за ним шлейф такой… Ммм… У моего бывшего такой же парфюм был, «Эрос» называется! Бог любви! Ты же помнишь, как я от него балдела? Ну, и тут воспоминания эти всякие, ну, ты понимаешь… – Катька отмахивается, будто отгоняя от себя морок нахлынувших мыслей о былом страстном романе.
– Помню, конечно. – Кряхтя, меняю позу я. – Он представился тебе капитаном дальнего плавания, а сам оказался кобелём местного розлива.
– Да уж. Да. – Трезвеет подруга и качает головой. – Но я бы не отказалась от пары укольчиков от такого горячего доктора! – Добавляет она и игриво хихикает.
– Ой, Кать, какая же ты увлекающаяся! – Мне смешно, но приходится морщиться от боли. – А вдруг у него там хобот под медицинской маской? Вдруг он там страшный, как черт?
– С лица воды не пить! – Парирует она. – Ты же знаешь, какого рода хоботы должны интересовать знающую себе цену женщину в первую очередь?
Теперь я даже сквозь боль уже смеюсь по-настоящему, а Катька сияет: рада, что заставила меня улыбаться.
– Ладно уж, доктора оставлю тебе. – Подруга подмигивает. – Обещай, что закрутишь с ним, если он тебя вылечит?
– Иди ты! – Толкаю её в бок. – Я, вообще-то, в положении. И, кажется, умираю…
– Больно? Сильно? – Суетится Катя, заглядывая мне в лицо. – Сейчас кого-нибудь позову.
Но в этот момент дверь открывается, и в помещение входит полноватая женщина в годах. На ней белый халат, маска, а глаза под толстыми стёклами очков недовольно прищурены.
– Почему посторонние в процедурном? – Рявкает она на Катьку. – Кто пропустил?
– Вы здесь мою подругу совсем одну оставили, а ей, между прочим, очень плохо! – Возмутилась Катя, упирая руки в бока. – Она умирает!
– Покиньте помещение. – Громогласно приказывает женщина и переводит взгляд на меня: – Кто умирает? Ты?
– Она! – Подтверждает подруга.
– А вы освободите помещение, – напоминает ей медик и указывает рукой на выход так резко и безапелляционно, что Катюха не смеет ослушаться.
– Ну, вы ей помогите, что ли… – Подруга бросает на меня виноватый взгляд и пятится к двери. – Если что, я здесь, и вещи твои у меня тут…
– Идти сама можешь? – Строго спрашивает женщина.
Я киваю и пробую встать, она тут же подхватывает меня под локоть.
– Вы можете сказать, хотя бы, что с ней? – Не отстаёт Катя.
– Доктор разберётся. – Ворчит женщина, не оборачиваясь к ней. – Вы всё ещё здесь? Вернитесь в холл: без халата, бахил и маски не положено!
– А если я найду халат? – Спрашивает подруга, высовываясь из-за её широкого плеча.
Я ступаю осторожно, шаги даются нелегко, боль усиливается.
– Твоя родственница? – Хмыкает женщина.
– Подруга. – Отвечаю я.
– Лучше съезди за вещами, подруга. – Бросает она Кате. – Пациентка остаётся здесь, в отделении урологии.
– А какие вещи нужны? – Интересуется Катя.
– Бельё, ночная, тапочки, щётка, паста, мыло и прочее. Халат не надо, мы организуем.
– А куда вы её сейчас? – Катюха всё ещё идёт следом за нами по коридору.
– На УЗИ. – Отзывается медик и бросает на неё взгляд, не обещающий ничего хорошего.
– А, хорошо. – Кивает подруга, наблюдая за тем, как мы заходим в лифт.
Женщина жмёт цифру «четыре», двери смыкаются, и я приваливаюсь к поручню.
– Больно? – Равнодушно интересуется моя сопровождающая.
– Да. – Признаюсь я.
– Угу. – Без тени сочувствия кивает она.
У них тут что, «угу» – любимое слово?
– Меня Анфисой Андреевной зовут. – Сухо добавляет женщина.
– Алиса. – Почти шепчу я.
Проходит ещё пара секунд прежде, чем она добавляет уже ласковее:
– Ты потерпи ещё немного, Алиса, сейчас поглядим, чего у тебя там, и доктор назначит обезболивающее.
Я киваю, как заведённая. Зажмуриваюсь.
«Ещё немного, ещё немного».
– Да не бойся ты, доктор у нас толковый. – Слышится её голос.
Ага. Кто бы сомневался.
14
Вадим
Я уже во второй раз просматриваю результаты исследования этой барышни с птичьей фамилией. Кстати, какой? Забыл. Переворачиваю карту. Зябликова, Соколова, Щеглова, Синицына? А, Кукушкина, точно.
Обычно не запоминаю имён пациентов на данном этапе работы: сейчас важно срочно и квалифицированно оказать помощь, главное – цифры и показатели, остальное – потом.
Надо признать, девушка героически вытерпела все положенные в таких случаях манипуляции и пролежала в кабинете ультразвуковой диагностики, сжав зубы и ни разу не пикнув. Впечатляет.
Обычно я не общаюсь с пациентами до постановки диагноза: что касается симптомов и истории болезни, они привычно лукавят, преувеличивают или просто-напросто врут, и тут лучше довериться результатам анализов, а уж их любимые причитания, стенания, вопли или угрозы – эти откровенно раздражают и отвлекают от работы, поэтому стараюсь держаться от них подальше.
– Ну, как? – Спрашиваю я у Анфисы Андреевны, которая входит в ординаторскую.
– Болеутоляющее подействовало. – Отчитывается она. – Пусть и не до конца отпустило, но терпеть уже легче. Крепкая девка, справится. – Усмехается женщина.
Я позволяю себе легкую улыбку. Старшая сестра так редко кого-то хвалит, что я понимаю: эта пациентка ей точно приглянулась. Интересно почему.
– Родственникам сообщила? – Интересуюсь я.
Мне почему-то вдруг становится интересно, ожидает ли кто-то эту пациентку в приёмном.
– Подружка с ней была. – Анфиса Андреевна наливает себе воды. – Передала ей вещи и телефон, теперь больная на связи и сама сообщит всем, кому нужно.
– Хорошо. – У меня не получается удержаться, я быстро пробегаю глазами по данным анкеты, заполненной при поступлении со слов пациентки и из её документов. Год рождения, месяц, день, адрес, прочее. Не знаю почему, но мне хочется узнать больше, чем эти сухие строки, совершенно никак не характеризующие больную. – Главное, на данный момент мы исключили кровотечение и инфекции, пусть отдыхает.
– Ты что же, – женщина замирает, так и не донеся стакан с водой до рта, – даже не зайдёшь к ней? Не сообщишь?
– Ах, да. – Киваю я. И мысль о том, что нужно будет снова увидеть Кукушкину, вызывает во мне какой-то странный, необъяснимый трепет. – Конечно.
– Сходи, сходи, а то извелась вся.
– Угу.
В ночном коридоре клиники тихо.
Шумят приборы, всевозможные аппараты, а звуки шагов по каменному полу разносятся дрожащим, тихим эхом по стенам.
Я стараюсь ступать осторожно, чтобы не разбудить никого из больных. Поправляю маску, расправляю затёкшие плечи, но каждый шаг по-прежнему даётся с трудом. Смутное волнение сковывает пальцы, нервно закручивающие карту пациентки в трубочку.
Мне жутко не по себе, но, очевидно, это просто усталость.
Я топчусь пару секунд у палаты этой Кукушкиной, а затем замираю, услышав её тоненький, взволнованный голосок.
– Он всё какими-то ребусами разговаривает, Кать, да и то не со мной – с другими медиками. А на меня даже не взглянул ни разу. И если бы я хоть что-то понимала, по их, по-докторски, то ладно, а так – что мне их загадки? СКФ какие-то, клиренсы, кретины и уровень урины? Звучит как бабкино заклинание! Он ещё так тихо бормочет себе под нос – видимо, чтобы не пугать меня. Может, мне того – жить-то осталось пару дней, а они мне даже не сообщают!
Я сразу вспоминаю свои слова, брошенные по ходу дела коллегам: «СКФ, клиренс креатинина, уровень уриновой кислоты и кальция», и на лицо пробирается нечаянная улыбка. Бабкино заклинание, значит.
И почему-то на душе становится легче от того, что Кукушкина больше не корчится от боли и не стонет в голос.
– Больно, конечно, Кать. – Подтверждает мои мысли пациентка. – Но на стену не лезу. Сжимаю челюсти и терплю. Не знаю, сколько ещё так придётся.
Пока подруга не насоветовала ей позвонить с жалобой в министерство, я спешу прервать разговор: осторожно стучу в дверь.
– Ой, подожди. – Говорит Кукушкина. А когда появляюсь в двери, спешно добавляет: – Перезвоню.
– Вижу, вам немного лучше. – Констатирую я.
Девушка вся подбирается, нервно поправляет ворот ночной рубашки, комкает пальцами ткань пододеяльника. На её лбу всё ещё видны капли пота, а это значит, что, даже если болеутоляющие помогают, то не в той мере, в какой хотелось бы.
– Спасибо, – её бледное лицо трогает испуганная улыбка.
Большие, зелёные глаза распахиваются, ресницы начинают мелко дрожать. Она явно ждёт от меня ответов на свои вопросы.
– Меня зовут Вадим Георгиевич. – Представляюсь я, стараясь не выдать накатывающего волнения. Инстинктивно нахмуриваю брови и выпрямляю спину. – Я… буду лечить вас.
Мне хочется ущипнуть себя, потому что, сколько бы я не старался, у меня не получается вспомнить, что обычно я говорю пациентам в таких случаях. «Я буду лечить вас» – это явно что-то новенькое.
– Так вы скажете, что со мной? – Спрашивает девушка после затянувшейся на несколько секунд паузы.
Её тонкие, изящные пальцы ложатся на её шею. Она лихорадочно трёт кожу, и та моментально краснеет, а у меня в голове рождается немыслимая вереница мыслей о том, как эти пальчики могли бы касаться моей кожи. Пытаясь сохранить самообладание, я откашливаюсь и нахмуриваюсь ещё сильнее.
– По данным ультразвукового исследования, – сообщаю я и неловко взмахиваю рукой с зажатой в ней историей болезни, а затем, стараясь оставаться серьёзным, перевожу взгляд на стену. От растущего чувства неловкости, совершенно мне несвойственного, желудок буквально закручивается в узел. – С плодом всё в порядке.
– Это хорошо, – выдыхает пациентка, – только я ненавижу, когда так говорят.
– Как? – Я вынужден снова посмотреть на неё.
По спине пробегают мурашки.
– Не люблю, когда ребёнка называют плодом.
Я застываю с открытым ртом.
Мне хочется возразить, почему плод принято именовать плодом, но я этого не делаю. У неё такой оскорблённый, измученный и обиженный вид, что мне не хочется делать ещё хуже.
– Хорошо. – Отвечает за меня мой рот.
