Первый ученик

Шаров выпрямился. С тумбочки на пол посыпались ручки, взмахивая страницами, спланировал блокнот, съехала курточка, посыпались из надорванного пакета семечки. Грошев выдохнул и пропустил удар висок. Пропустил от неожиданности, от осознания того, что увидел. Под той самой ветровкой лежала та самая книга!

От цветных пятен перед глазами он просто отмахнулся, хотя его и ощутимо повело вбок. Второй удар он успел перехватить, но на этот раз вместо того, чтобы оттолкнуть Шарова, притянул его ближе и спросил:

– Зачем тебе две одинаковые книги? Про запас держишь?

И только после того, как в круглые и отчаянно злые глаза вернулся испуг, Макс отступил. Сделал шаг к куче вещей и выхватил толстую книгу.

– Не трогай! Не смей… сволочь, – в голосе старшекурсника появились беспомощные нотки.

Грошев открыл справочник. В страницах, некогда заполненных цифрами и буквами, был вырезан ровный квадрат. Точно в ширину узилища. А ведь на миг, когда он стоял там (у окна) и смотрел на абсолютно целую книгу, идея, пришедшая к нему в библиотеке, показалась полной глупостью.

Разве можно вынести что-то на глазах у напарника, на глазах у двойки сменщиков? Нет, если они не в доле. А если в доле, скоро об этом будут судачить все. То, что знает один, будет знать только он один, то, что знают двое – весь лагерь. Куб вынесли в открытую, просто положив его в книгу.

– Сколько ты хочешь за молчание? – хмуро спросил Шаров, весь боевой задор которого куда-то улетучился.

– Всегда одно и тоже, – посетовал парень. – Все уверены, что меня можно купить.

– А это не так?

– Так, – усмехнулся Макс, – но в краже пытались обвинить меня, не забыл? У тебя денег не хватит. Так что рассказывай! Или я с этим, – он потряс справочником, – иду к Нефедычу. Ты все равно расскажешь, но уже ему и следователям – последствий огребешь намерено.

– Да, блин, нечего рассказывать, – Шаров плюхнулся на неубранную постель, схватил полотенце и вытер кровь с разбитой губы. – Это шутка была, понял? Ну, попросили меня помочь подшутить над тобой, гадом.

– Кто попросил?

– Кто-кто, – старшекурсник фыркнул. – Лиса, конечно. Таким не отказывают, да и с распределением она помочь обещала.

Странное ощущение. Словно внутри оборвалась какая-то ниточка, о существовании которой он раньше и не догадывался. Почему укол оказался неожиданно болезненным? Его предавали и раньше, он давно привык, а это даже предательством не назовешь. Тогда почему сейчас так неприятно, немного неловко в первую очередь перед самим собой? Он ожидал от девчонки Самарского чего-то другого? Теперь можно вдоволь посмеяться над своими ожиданиями. Мир никогда не изменится.

– Ты же знаешь ее семейку, – продолжал рассказывать Шаров, – не та девчонка, которую я бы хотел иметь во врагах, просто иметь – другое дело…

– Не отвлекайся. Она попросила вынести куб?

– Да. И даже книгу эту дала, чтобы Слепцова не втягивать.

– И ты согласился? Это же опасный призрак?

– Спятил? Это шутка была! Шутка! Пустой куб с последней скамьи. Обидно девчонке, что из-за тебя Темыча в карцер заперли. Вот она и хотела тебе нервы потрепать. Через пару дней мы должны были вернуть его на место.

– И что помешало?

– Что-что… он пропал, этот дебильный куб. Я везде искал, – парень окинул взглядом бардак в комнате и потрогал опухающую губу. – Я к Насте, так и так, пропал куб. А эта коза, – последнее слово Шаров просто выплюнул, – большие глаза сделала. Какой куб? Какая шутка? Ничего не знаю. Блин.

– Все?

– Все.

– Уверен?

– Иди ты в пень, Грошев. Я из-за этой штуки две ночи не спал, зубами клацал.

– А чего клацать-то, если куб пустой? Пустой? – спросил Макс.

– Я ж его с последней скамьи унес. Настька сказала взять средний, я и взял. Правда подумал, не все ли равно, раз они все дохлые, – старшекурсник почесал бритый затылок.

– Стоп, – Грош посмотрел на старшекурсника. – А сам ты не почувствовал дохлый он или нет?

Шаров отвел глаза и едва слышно произнес:

– У меня сенсорика – всего две десятых.

Макс смог удержаться и не присвистнуть. Псионники все не похожи друг на друга, как бывают разными художники, писатели, настройщики ткацких станков и роялей. Кто-то рисует пейзажи, кто-то – портреты. Кто-то пишет стихи, кто-то – прозу. Все разные, даже пси. У Макса, к примеру, чувствительность – абсолютная единица. Показатель, который он не смог себе занизить, потому что зачет принимал Арчи. Он чует потустороннюю вонь за несколько десятков метров. У большинства сенсорика держится на уровне от пяти до семи десятых – и это считается нормой. Шаров среди них со своими двумя десятыми – как слепец среди зрячих: силой оперировать может, но вот чувствует ли он ее – еще вопрос.

– То есть Настя велела тебе забрать определенный куб, хотя на последней скамье все равны, и ты даже не смог определить, мертв ли призрак на самом деле?

Парень беспомощно посмотрел в окно и в качестве последнего аргумента добавил: «Он стоял там, в лаборатории, приготовленный к вскрытию».

Второй раз за последние полчаса дверь открылась, и на этот раз побледнел хозяин комнаты.

– Шаров, Грошев, – Арчи посмотрел на студентов. – Что вы тут делаете?

– Ничего, просто разговариваем, – чересчур быстро ответил Шаров.

– Оно и видно, – препод задержал взгляд на распухшей губе одного и расползающемуся на виске синяку другого, поддел ботинком валявшуюся на полу куртку и скомандовал: – Шаров, наряд вне очереди, развел свинарник. Час на уборку, потом ко мне.

– Есть, – старшекурсник встал.

– Грошев, если через пять минут тебя не будет на тестировании, а я не увижу твоих каракуль на листе – присоединишься к Шарову, раз вы теперь друзья.

Макс решил соглашаться с анкетой во всем. Тупо проставляя крестики в первом же квадрате.

«Хотели бы вы работать с материей?» – «Да».

«Хотели бы вы не работать с материей?» – «Да».

Он совсем не хотел бы работать.

«Испытываете ли вы брезгливость к останкам?» – «Да».

«Испытываете ли вы потребность в сочувствии при виде смерти?» – «Да».

Именно его и надо пожалеть. Остальные перебьются: как живые, так и мертвые.

Бездумное черкание в пустых клетках не мешало мыслям водить в голове хороводы. В чем-то он оказался прав с самого начала. Призрак, которого привязали к его руке, был почти мертв. Они неправильно соотнесли кражи во времени. Первым украли приготовленный к вскрытию куб, а его место на последней скамье заняло узилище Лукина.

Работы в лаборатории ведут не каждый день, подмену не раскрыли, а зафиксировали кражу Лукина, хотя тот еще находился в бункере.

Его вынес Шаров, которого выбрали именно за низкую чувствительность. Любой другой понял бы, что именно выносит, едва взяв куб в руки. Если бы все раскрылось, Шарова бы сдали, сделав большие глаза. Слово Насти против слова того, у кого на руках краденое узилище. Не трудно предположить, что перевесит.

Но в итоге, Лукина тихо забирают из комнаты старшекурсника.

Что дальше? Зачем им Грошев? И, что самое главное, кому – им? Куб мертвого блуждающего нашли у Лисы, логично предположить, что она его и вынесла. Допустим, Настя, ростом ему по плечо, умудрилась огреть по голове поленом и привязать призрака, но затащить его в дом художника девчонка бы не смогла. Кто ей помогал? Самарский? А потом разыграл спектакль о пользе чести и совести без единой фальшивой ноты? Сомнительно.

Зачем воровать кубы? Какой с них толк? Призраки атакуют по своим правилам, им не скажешь «фас», указав на неугодного человека. Для убийства есть масса более простых способов, тем более для псионника. Зачем привлекать внимание?

Макс не замечал, что остервенело черкает в тетради.

«Какая у вас мечта?» – «Свалить из вашей богадельни».

И никогда больше не чувствовать вонь мертвых.

– Охренеть, – голос Кузнецова вырвал его из бесконечной чехарды вопросов и ответов.

Макс поднял голову от листка. Оказалось, парни стоят возле окна, а девчонки тревожно переглядываются. Карачаева начала подниматься со своего места.

– Он же его убьет, – недоверчиво сказал молчун Кузнецов и вдруг бросился к двери.

За ним Дан и Леха, на ходу крикнув Грошу:

– Темыч сцепился с кем-то из старшекурсников.

– Вернитесь на свои места, – повысила голос преподша, но ее уже никто не слушал.

В одном предложении были произнесены несовместимые слова. Самарский сцепился со старшекурсником. Самарский, который всегда соблюдал субординацию. Отличник, не получавший взысканий со дня поступления, устроил драку.

Рядом с тренировочной площадкой собралось уже пол-лагеря. У каждого второго в руке был телефон. Словно в мертвые века они пришли поглазеть, как будет литься кровь. Макс тряхнул головой, что-то его во мрачное фэнтези потянуло. Обычная драка, даже не особо кровавая.

– Спорим, старшекурсник его сделает, – сразу предложил Игроков.

– Он меня-то не сделал, куда ему до Самарского, – отозвался Грош, наблюдая, как Артем впечатывает колено в живот бритому Шарову.

– Из-за чего сыр-бор? – спросил Тимирязев.

– Шар о Лисе что-то брякнул, – ответил ему стоящий неподалеку Шпала. – Вроде девчонка оказалась воровкой. Или что-то еще.

Старшекурсник перекинул Артема через плечо и впечатал лицом в землю. В толпе загомонили, подначивая или ругая. Но отличник рывком высвободился и тут пнул противника в колено. Кто-то из зрителей вскрикнул. Шаров повалился рядом, Артем навалился сверху и ударил: раз, второй, третий, превращая лицо в кровавую маску.

– Идиоты, – раздался голос, и к парням, растолкав зрителей, выбежал физрук Альберт, молодой мужик (старше студентов максимум лет на пять), от того звать его по отчеству не поворачивался язык. – Прекратить!

Мужик подскочил к отличнику и, заломив ему руки за спину, стащил с Шарова. Артем не сопротивлялся, разом утратив всякий интерес к противнику, сплевывающему кровь на землю. Скоро старшему Самарскому опять придется раскошелиться на компенсацию.

К Шарову тут же подскочили двое: Гареев и Иванов. Грош узнал «художников».

– Блин, из-за какой-то… – Иванов замолчал, поймав взгляд Артема.

– Самарский, марш в корпус, – скомандовал Альберт, отпуская отличника и делая шаг к старшекурснику.

– В корпус? И все? – высказался Гореев. – Из-за того, что у них полгруппы пропало, остальным теперь все можно, да? Все их жалеют. Да лучше б они целиком сгинули!

– Что ты сказал? Повтори, – вышел вперед Игрок. – Что-то я не видел, чтоб ты в бой рвался на помощь к дружку, а сейчас осмелел.

Молчун Кузнецов тут же встал рядом с Лехой. Иванов выпрямился, сжимая кулаки.

Гомонящая толпа разом замолчала: смотреть на двоих было интересно, но это не значит, что зрители откажутся от второй серии с новыми героями.

– Прекратить! – снова рявкнул Альберт, вставая между третьим и четвертым курсом. – Самарский, тебе отдали приказ: бегом в корпус. Игроков, Тимирязев – у вас тестирование. Через пять минут студенты, которые еще будут здесь, пойдут вместе с нами к Куратору. Время пошло!

И оно не просто пошло, оно побежало. Тестирование, хмурые лица парней, мысли и сумерки, быстро опустившиеся на лагерь. Наверное, это был последний день, который с натяжкой можно было назвать обычным.

Когда Макс вернулся в свою узкую каморку, его ждал сюрприз. На кровати поверх покрывала сидел Самарский и, не мигая, смотрел в стену напротив. На скуле отличника налилась багровым цветом ссадина, одно ухо распухло, в правой руке немного мятый коричневый то ли пакет, то ли конверт.

– Чем обязан?

– Это я позвал Арчи, когда ты вломился к Шарову, – без эмоций произнес Артем.

– Я догадался. Больше просто некому.

– Я подслушивал, – сказал, не поворачивая головы, Самарский.

– Если у тебя сегодня по плану покаяние, то это не ко мне, это в церковь, – Макс прошел и положил сумку на стол. – Все слышал?

– Мне хватило, – Артем перевел взгляд на Макса, и тот понял, до какой степени зол отличник. – Когда понял, что больше не выдержу, войду и… – он сжал кулаки, конверт в его руке хрустнул. – Сходил и позвал Арчи, сказал, что вы деретесь.

– Не переживай, ты сказал правду.

– Настя не воровка, – отличник встал.

– Не соглашусь. Мне тоже морду бить будешь?

– Борюсь с этим побуждением, – Самарский протянул Грошу пакет. – Это просунули под твою дверь около часа назад. Кто – не видел. Я вскрыл.

– А ты не безнадежен, отличник. Оставь себе.

– Не интересно, что там?

– Нет.

Самарский несколько секунд смотрел на Макса, потом опустил голову и одним движением сдернул коричневую бумагу, так похожую на ту, в которую заворачивают посылки на почте. На пол упала грязная, потрепанная, сложенная в несколько раз карта. Еще недавно Грошев мечтал взглянуть на такую, не представляя, что его желание скоро исполнится. В углу листа стояла размашистая подпись Нефедыча и синеватый оттиск цифры семнадцать. Именно эту карту Ильин получил от Арчи и увел первую группу в горы.

– Я хочу знать, почему это прислали тебе?

Макс посмотрел на порванную с одной стороны потную бумагу и тоже отчаянно желал узнать ответ на этот вопрос.

Урок одиннадцатый – Политология

Тема: «Принуждение, убеждение и манипуляции»

Они вышли затемно, когда желтый диск солнца еще не поднялся из-за Великой. Три фигуры в черной полевой форме перелезли через забор и направились вверх по склону.

Макс обернулся на лагерь и поправил лямки рюкзака.

– Не отставай, – поторопил парня Игрок.

Идея, которую они воплощали, граничила с безумием. Но иногда выбора просто нет. Его не было у Самарского. Надежда, которую вернула ему карта, снова сделала парня похожим на того отличника, которого они знали. Он вспомнил не только Лису, но и список из десяти фамилий, поверх которого в лагере так никто и не решился повязать траурную ленточку.

Его не оказалось у Игрока, когда Макс вломился к нему поздней ночью и рассказал то, что мог. Леха был нужен Грошу в этой авантюре. Нужен тот, кто умел ходить по горам, кто понимал их.

Сам же Грошев просто шел, не задаваясь вопросами и не мучаясь сомнениями. Его в любом случае не оставят в покое, ему в постановке отведена главная роль.

Парню вспомнился фильм об извержении вулкана, который им показывали еще в школе. На экране люди беспорядочно разбегались от вулканических бомб. Географичка тогда сказала, что беда в том, что они бегут бездумно. А если б хоть на минуту остановились, подняли глаза к небу, чтобы понять, куда летит очередной сгусток лавы, а только после этого убегали, то жертв было бы меньше.

Грош не хотел бежать вслепую. Он будет смотреть и смотреть внимательно, откуда летят «бомбы», и кто их кидает.

– Когда нас хватятся? – спросил Игрок.

– Третий день тестирования, – ответил Грош. – К обеду поймут, что мы не просто прогуливаем.

Семнадцатый маршрут большей частью пролегал по западному склону и пересекался с одиннадцатым лишь в Солнечном, которого больше не существовало. Сель грязным языком прошелся по земле, стирая с нее все призраки цивилизации. Потом влага уйдет, оставив после себя пористую жижу, которая рано или поздно высохнет и будет по крупицам растаскана ветрами.

Они хотели повторить путь первой группы, не особенно на что-то надеясь, ведь это уже сделали поисковые отряды. Но карта уцелела. И это нельзя было никак объяснить.

– Я записку оставил, – сказал Артем. – В своей комнате, не на виду, но если будут искать, то найдут.

Никто ему не возразил, не выразил недовольства, потому что в глубине души ни один из них не верил, что к вечеру они вернуться в лагерь.

До распадка дошли в полном молчании, утренняя прохлада успела смениться мягким теплом. Тогда Игрок впервые обернулся. Но ничего не сказал.

Первые следы прошедшей группы они нашли через километр. На каменистой поляне, судя по всему, устраивали привал, оставив после себя несколько оберток от пайков и пустую пластиковую бутылку. Самарский не поленился все собрать.

За следующий час они прошли около трех километров. Впереди показалась каменистая насыпь, отмеченная на карте, как «нос инта», рядом темнел узкий провал полукруглого лаза. Тропа маршрута проходила в ста метрах от скального образования, большего похожего на бородавку на теле уходящего ввысь склона.

– В таких норах очень любят ютиться росомахи и рыси, – сказал Игрок. – Видите клочки шерсти на камнях?

– Значит, подходить не будем, – Артем развернул карту. – Тут тропа раздваивается, надо решить… Макс, ты куда?

Грошев с разбегу взобрался на каменистое образование. Из-под ботинок посыпались мелкие камушки. На одной из ноздреватых стен был нарисован знак. Он провел пальцами по линии, ощутив чуть липкую поверхность еще не просохшей серой краской. Тот же крест и та же елочка, но только с правой стороны.

– Снова эта хрень, – Игрок взобрался следом. – И не лень людям извращаться.

– Значит, не лень. Знак свежий, – он показал испачканные пальцы, отступил на шаг и склонил голову. – Мне эта штука что-то напоминает, но никак не могу вспомнить что.

– Найди клад.

– Что? – Грош обернулся, позади стоял Самарский.

– Вы что, в детстве в пиратов не играли?

– Э-э-э, – Игрок и Макс переглянулись.

– Даже не знаю жалеть вас или завидовать, – отличник подошел ближе. – Отец мне на каждый день рождения игру устраивал. Подарки еще предстояло найти по знакам, похожим на эти. Стрелка – это направление поиска, крест – сам клад. По идее, его можно заменить и на квадрат, и на круг, и на сердечко.

– Тогда почему нельзя оставить одну стрелку? – спросил Леха.

– Часто клад ищут две или даже три группы, у каждой свой знак, чтобы они не увлеклись и не нашли чужой.

– Не похоже это на место для детского развлечения, – оглянулся Макс.

– На меня не смотри, – открестился Игрок. – Я впервые слышу об этой эксплуатации детского труда.

– Стрелка указывает на северо-запад, – добавил Артем. – Группа Ильина ушла туда же, но тут две тропы.

– Предлагаешь сменить? – спросил Игрок. – Поискать полкило карамелек и сушек.

– Предлагаю. Ты против? Что-то не так со второй тропой? – уточнил отличник у Лехи, но смотрел он при этом на Макса.

Грош знал, о чем он думает, видел отражение собственных мыслей в глазах Самарского. Они уже нашли один клад, стоимость которого сложно переоценить. И труп пацана – тому лучшее доказательство.

– Нормальная тропа, – пожал плечами Игрок и для наглядности спустился и пару раз подпрыгнул.

Разговаривать, когда дорога все время поднимается в гору – удовольствие на любителя, поэтому они шли в тишине. Из этого второго перехода Макс запомнил только одно – Игроков обернулся. Два раза. Но снова промолчал.

Второй знак нашелся через два километра, дети обычно на такие расстояния не бегают, не похоже на игру. С каменного образования с вольготно раскинутыми по уступам колючими кустами и высокой травой у подножия на парней смотрел все тот же размашистый серый крест. Справа стена расходилась широкой трещиной, а в монотонность коричневого камня вплетались мерцающие темные прожилки – верный признак того, что где-то рядом находятся залежи кристаллов.

– И что дальше? – спросил Макс, разглядывая крест (без каких-либо дополнений).

– По идее, это обозначает, что клад мы нашли, – пояснил Самарский.

Все произошло совершенно беззвучно, как в немом кино. Только что они стояли и разговаривали, а через секунду Игрок упал на колени, зажимая плечо рукой, между пальцами проступила темная кровь. Второй выстрел, выбивший каменную крошку из скалы, вывел Гроша из ступора, и он повалился в траву, прикрывая голову руками. Инстинктивный, но абсолютно бессмысленный жест. Самарский растянулся рядом. Еще одна пуля прошла через рюкзак на его спине. Две чиркнули по кресту над головой Игрокова.

Леха поморщился, разжал пальцы, кровь пропитала ткань, и чуть приподнял голову, едва не схлопотав в нее очередную пулю.

– Это что за горные рейнджеры? – прошептал он, и испуга в его голосе было гораздо больше, чем злости.

– Пойди спроси, – предложил Макс.

Но их опередили.

– Эй, студенты, вылезайте!

Голос раздался с восточной стороны, там, где каменная стена пещеры сходила на нет, окруженная густыми зарослями лебеды. Они прошли мимо этого места несколько минут назад.

– Идеи? – шепотом спросил Артем.

Игрок указал глазами на трещину в скале.

– Давайте-давайте, – раздался второй голос. – Ничего мы вам не сделаем.

«Интересно, – подумал Грош, – они на самом деле думают, что мы поверим и выйдем».

Самарский кивнул и пополз первым. Расщелину частично скрывали кусты и трава, и отличник быстро скрылся в темноте. Грош кивнул Лехе, и тот нырнул следом, оставив на каменном полу смазанный отпечаток ладони, которой зажимал рану.

– Пацаны, мы долго ждать не будем. Гранату швырнем и пойдем на обед.

Грош заработал локтями, переваливаясь через каменный порог. Возможно, он излишне старался, но жгучее чувство направленного в спину оружия заставляло невольно ускорять движения. Наверняка он что-то задел, слишком сильно приподнял голову, или ему не повезло, и стрелок посмотрел на трещину именно в этот момент.

Он почувствовал, как пуля просвистела возле уха, ощутил ее тепло. Почти без паузы – второй выстрел, из каменной стены во все стороны полетела крошка, обжигая ему щеки и лоб. С кустов посыпались сбитые листья. И он не выдержал, вскочил, готовый в любой момент ощутить жгучую боль, и бросился во тьму.

Их увидели, и пещера из укрытия превратилась в западню, в которой их перестреляют как уток. Только если трещина не сквозная, а впереди не будет выхода.

«А он должен быть, – повторял про себя Макс, как можно быстрее пробираясь следом за парнями вглубь расщелины., – Где-то там, за границей видимости, должен быть выход. Темнота чуть развеется от заглядывающего в темное нутро трещины солнца. По-другому и быть не может, вот сейчас…»

Они не преодолели и трехсот метров.

Грош налетел на Игрока, внезапно вставшего посреди дороги и раскинувшего в стороны руки, словно один из пророков на картинке в книге, названия которой он не помнил.

Дыхание Самарского слышалось с другой стороны.

– Запах чувствуете? – спросил Леха.

Макс вдохнул сухой и какой-то терпкий воздух пещеры. Здесь не было ни одного призрака, мало того, здесь не было ни малейшего следа его недавнего присутствия.

Но едва он открыл рот, чтобы сказать об этом парням, произошли сразу две вещи. Во тьме напротив зажглись два желтых глаза. И кто-то приставил к его спине пистолет.

С секундным опозданием Макс все понял. Он так привык к потусторонней вони, что отвык искать подвох в обычных ароматах. Вокруг терпко пахло мокрой шерстью.

Парень подался назад, но незнакомый голос, не скрывая насмешки, произнес:

– Дернешься – пристрелю.

Во тьме послышалось тихое рычание. Острое чувство опасности, от которого волосы встают дыбом, хлынуло со всех сторон.

– В стороны, – заорал Игроков.

Макс дернулся. Неизвестный нажал на курок. Но чуть опоздал, и это спасло падающему парню жизнь. Зверь прыгнул. В серой темноте Грош успел разглядеть лишь гибкое стремительное движение звериного тела.

Макс рухнул на каменный пол. Тот, что стоял за спиной, успел нажать на курок еще раз, посылая пулю в темноту, прежде чем хищник приземлился всеми четырьмя лапами ему на грудь.

Кто хоть раз слышал, с каким звуком рвется плоть, расходится кожа, лопаются сухожилия, тот никогда его не забудет. Он не услышит ни рычания, ни мягкого, словно камешек в воду уронили, звука выстрела. Возможно, вздрогнет от стона, который будет подобен крику. Последний звук умирающего, последний судорожный и очень громкий вздох.

Макс вскочил на ноги, обернулся и не увидел ничего, кроме очертания тела.

– Это логово, выхода нет, – скомандовал Игрок: – Назад!

Они бросились обратно. Зрение сконцентрировалось на клочке света впереди. И потому удар прикладом в грудь стал для Макса полной неожиданностью. Голоса было два. Уже падая, вспомнил он. Кто-то последовал за ними, кто-то остался у входа. Рядом захрипел Леха.

– Набегались? – уточнили у них.

Когда цветные пятна перестали скакать перед глазами, Грош увидел двоих с винтовками, Игрока, сплевывающего на землю зуб, и пытающегося сделать вздох Артема.

– Что с Вартом? – спросил тот, что стоял ближе к отличнику, его соломенные короткие волосы стояли дыбом.

– Подрала его кошка, наглухо, – раздался новый голос. Из темноты пещеры показался полностью лысый мужик, лет на десять старше остальных.

Парень поднял голову – в пяти метрах от входа лежала на боку пепельно-бежевая кошка. Рысь с развороченным выстрелами брюхом. Округлые бока судорожно вздымались. Животное было еще живо.

Им связали руки за спиной, отобрали рюкзаки и обыскали. Макс лишился складного ножа и таблички, которую он до сих пор таскал в кармане. Нож почему-то было жальче.