Мнемоскан

Я всегда приносил Ребекке цветы, когда приходил к ней. Она любила цветы, и я любил дарить их ей. На Новый год я принёс охапку красных роз – попросил парня в цветочном магазине проследить, чтобы цвет был идеальным, потому что сам я этого не мог сделать. Когда я приехал, то вручил Ребекке букет и мы, как всегда, поцеловались. Это не был долгий страстный поцелуй – мы были просто хорошими друзьями, по крайней мере на людях, – но он всё же отзывался чуточку больше, чем нужно, когда наши губы смыкались на эти долгие несколько секунд.

В моей жизни было много секса, но эти поцелуи правда возбуждали меня больше всего. И всё же…

И всё же мы с Ребеккой никогда не заходили дальше этого. Да, её рука иногда случайно оказывалась на моём бедре – мягкое, нежное касание в ответ на шутку или комментарий или, и так было приятнее всего, без какой-либо причины вообще.

Я так её хотел, и думаю – да нет, я знал это, ни на секунду не сомневался, – что она тоже меня хотела.

Но потом…

Потом я снова отправлялся повидать отца вместе с матерью.

И это разрывало мне сердце. Не только из-за того, что жизнь мамы оказалась разрушена тем, что с ним случилось, но также потому, что то же самое, вероятно, ожидало в будущем и меня. И я не мог позволить, чтобы наши с Ребеккой отношения закончились для неё так же, как для моей матери, чтобы на ней повис бременем некто с разрушенным мозгом, чтобы ей пришлось жертвовать своей жизнью, единственной и неповторимой, ради забот о пустой оболочке, которая некогда была мной.

Разве не в этом состоит истинная любовь – в том, чтобы ставить нужды другого выше своих?

И всё же на последней новогодней вечеринке, где вино лилось рекой, Ребекка и я обнимались на диване дольше, чем обычно. Конечно, новогодняя ночь всегда имела для меня особое значение – в конце концов, в новогоднюю ночь я родился, – но эта была просто сказочной. Наши губы сомкнулись с двенадцатым ударом часов, и мы продолжали обниматься и целоваться ещё долго после этого, а когда другие гости Ребекки разошлись, мы удалились в её спальню и наконец, после долгих лет фантазий и флирта, занялись любовью.

Это было захватывающе – так, как себе и воображал: целовать её, касаться её, гладить, входить в неё. В Торонто теперь даже в январе не бывает холодно, так что мы лежали друг у друга в объятиях, распахнув окна спальни настежь, прислушиваясь к голосам празднующих на улице далеко внизу, и в первый и единственный раз в своей жизни я начал понимать, каково это – оказаться в раю.

Первый день нового года выпал тогда на воскресенье. На следующий день я поехал с мамой к отцу, и этот визит прошёл практически так же, как и вчерашний.

И хотя с тех пор я думал о Ребекке постоянно и хотел её ещё больше, чем казалось возможным, я позволил нашим чувствам остыть.

Потому что именно этого от нас и ждут, не так ли? Что больше всего нас будет заботить счастье любимого человека.

Именно этого от нас и ждут.

Глава 4

Я в последний раз оглядел гостиную своего дома.

Конечно, моя новая версия сюда вернётся. Но другая – биологический оригинал – видела это всё в последний раз.

Я сейчас жил один, если не считать Ракушки, моей собаки, ирландского сеттера. В разное время несколько женщин – хотя кого я обманываю, их было всего две – входили в мою жизнь, а потом покидали её и мои различные жилища, но никто никогда не делил со мной дом, в котором я жил сейчас. Даже гостевая спальня ни разу не использовалась по назначению.

Тем не менее это был мой дом, и он напоминал меня самого. Моя мать, изредка появляясь здесь, всегда качала головой, удивляясь отсутствию книжных полок. Я люблю читать, но предпочитаю электронные книги. Отсутствие книжных полок означает отсутствие на них свободного места перед книгами для размещения всяких безделушек, что тоже было хорошо, поскольку мне было бы лень стирать с них пыль. Хотя когда приходили убираться из «Горничных Молли», я всегда злился, что они, протирая эти мелочи, переставляют их. Да, да, вот такая я задница.

Отсутствие книжных полок означало также, что у меня много пустых стен, которые в гостиной были заняты коллекцией бейсбольных маек под стеклом. Я был демоном интернет-аукционов и коллекционером разных околобейсбольных реликвий. У меня были все разновидности формы «Блю Джейз», включая тот жалкий дизайн 2000-х, когда они убрали с маек слово «Блю»; синий относился к тем немногим цветам, которые я различал, и мне нравилось, что я, по-видимому, схожусь с остальным миром во взглядах на значение названия команды.

Однако моей радостью и гордостью была оригинальная майка «Бирмингемских баронов», которую носил сам Майкл Джордан во время его короткой вылазки в бейсбол; он пришёл в «Уайт Сокс», но они выперли его в свою команду низшей лиги под номером сорок пять.

Джордан расписался на правом рукаве майки, между двумя полосками.

На диване лежал чемодан с кое-какой одеждой. Предполагалось, что я заполню его вещами, которые захочу взять с собой на Луну, но я чувствовал, что разрываюсь на части. Да, биологический я собираюсь завтра отправиться на Луну и никогда не возвращаться. Но другой я – моя мнемосканированная версия – вернётся через несколько дней; этот дом будет его – моим – домом. Того, что прежний я заберёт с собой на Луну, новому мне будет не хватать, а новому мне эти вещи могли бы служить десятилетиями (мне до сих пор было трудно думать о «столетиях» и «тысячелетиях»), в то время как прежнему…

В конце концов я упаковал лишь одну вещь. Это было неидеальное решение, поскольку если меня парализует или я впаду в вегетативное состояние, то не смогу им воспользоваться. Однако маленький пузырёк с таблетками в коробочке без надписей мог в случае надобности помочь мне прикончить себя.

Люди иногда удивлялись, почему я не покинул Канаду и не уехал в Штаты, где налоги для богатых гораздо ниже. Ответ прост: эвтаназия под контролем врача здесь легальна, а моё завещание описывало условия, при наступлении которых я хочу прекратить жить. В Штатах со времён администрации Бьюкенена – Пэта, а не Джеймса [6] – закон обязывает докторов поддерживать мою жизнь даже в случае серьёзного повреждения мозга или потери способности двигаться; они будут сохранять мне жизнь даже вопреки моему желанию.

Но, разумеется, на Луне не нужно будет беспокоиться о национальном законодательстве; там существует лишь несколько исследовательских станций и немногочисленные частные производства. «Иммортекс» сделает всё, чего я пожелаю. От каждого клиента они требуют заранее составить завещание о жизни, описывающее, что делать в случае потери дееспособности или впадения в необратимое вегетативное состояние. Если я смогу сделать это сам, то сделаю, и набор, который я упаковал, набор, который годами хранился у меня в прикроватной тумбочке, поможет мне в этом.

Это была единственная вещь, о которой, уверен, искусственный я не станет жалеть.

Я настроил робокухню, чтобы она кормила собаку, пока… я сказал бы, «пока меня не будет», но это было не совсем верно. Но она будет её кормить, пока меняется караул…

– Ну что, Ракушечка, – сказал я, почёсывая её за ухом, – вот и всё. А теперь будь хорошей девочкой.

Она гавкнула, соглашаясь, и я направился к двери.

* * *

Офис «Иммортекс» располагался в Маркхэме, районе в северной части Торонто, облюбованном компаниями высоких технологий. Я ехал на восток по четыреста седьмому шоссе и немного злился на то, что мне самому приходится вести машину. Где, чёрт побери, самоуправляемые автомобили? Я понимаю, что летающие авто вряд ли когда-нибудь появятся – слишком велик ущерб, если такой свалится с неба. Но когда я был ребёнком, нам обещали, что самоуправляемые машины уже вот-вот возникнут. Увы, слишком многие предсказания базировались тогда на философии «сильного ИИ» – представлении о том, что скоро будет разработан искусственный интеллект настолько же мощный, интуитивный и эффективный, как и человеческий. Полный провал «сильного ИИ» стал для очень многих людей большим сюрпризом.

Методы «Иммортекс» обходили это препятствие. Вместо воссоздания сознания – для чего потребовалось бы точно знать, как оно работает, – учёные просто скопировали его. Копия была настолько же разумной, мыслящей, осознающей себя, как и оригинал. Но искусственный интеллект de novo, запрограммированный с нуля, как ЭАЛ-9000 [7], компьютер из тягомотного кино, в названии которого фигурировал год моего рождения, так и остался несбывшейся фантазией.

Здание «Иммортекс» было не слишком велико – но они и не работали с большим количеством клиентов. По крайней мере, пока. Я отметил, что весь первый ряд парковки был зарезервирован для водителей-инвалидов – гораздо больше, чем требовали законы Онтарио, но, опять же, демографический состав клиентуры «Иммортекс» был довольно нетипичен. Я припарковался во втором ряду и вышел из машины.

Жара обрушилась на меня, как удар в челюсть. В августе в Южном Онтарио было жарко и сыро ещё столетие назад. Маленькие, почти незаметные год от года изменения практически полностью изгнали снег из зимы в Торонто и сделали лето почти невыносимым. Впрочем, нам грех жаловаться: на юге США дела обстоят куда хуже; несомненно, это одна из причин того, что Карен перебралась с Юга в Детройт.

Я достал с заднего сиденья дорожную сумку с вещами, которые мне понадобятся на время моего пребывания в «Иммортекс», и быстро пошёл к входной двери, чувствуя, что уже начинаю потеть. Вот ещё одно преимущество искусственного тела: оно не потеет как конь. Впрочем, сегодня я, вероятно, потел бы и в прохладный день, потому что сильно нервничал. Я прошёл через вращающуюся стеклянную дверь и глубоко вдохнул прохладный благодаря кондиционеру воздух. После этого я представился сидевшей за длинным гранитным столом секретарше.

– Здравствуйте, – сказал я, удивившись тому, как пересохло у меня во рту. – Я Джейкоб Салливан.

Секретарша была молода и симпатична. Мне было привычнее видеть на таких должностях мужчин, но клиенты «Иммортекс» выросли в прошлом веке и привыкли к тому, чтобы на входе их встречала вот такая вот красотка. Она сверилась с висящим перед ней в воздухе голоэкраном.

– Ах да. Боюсь, вы пришли немного раньше; они ещё калибруют оборудование. – Она оглядела мою сумку. – Багаж на Луну у вас тоже с собой?

Слова, которые, как я думал, не услышу никогда в жизни.

– В машине, в багажнике, – ответил я.

– Вам разъяснили ограничения по весу? Конечно, вы можете взять больше, но излишек надо будет оплатить и он может не попасть на сегодняшний рейс.

– Нет, с этим всё в порядке. Я решил много с собой не брать. Так – несколько смен белья.

– Вы не будете скучать по своим старым вещам, – сказала женщина. – Верхний Эдем – это просто сказка, и там найдётся всё, что вам может понадобиться.

– Вы там были?

– Я? Нет, пока нет. Но, знаете ли, через несколько десятков лет…

– Правда? Планируете сделать мнемоскан?

– О, конечно! У «Иммортекс» отличные страховые программы для сотрудников. Компания помогает накопить на оплату процедуры и содержание оригинала на Луне.

– Ну… гм-м… значит, там и увидимся?

Женщина засмеялась.

– Мне двадцать два, мистер Салливан. Не хочу вас обидеть, но я буду огорчена, если снова вас увижу раньше, чем лет через шестьдесят.

Я улыбнулся.

– Будем считать, что свидание назначено.

Она указала на роскошно обставленное фойе:

– Не подождёте пока здесь? Мы заберём ваш багаж позже. Фургон из аэропорта придёт ближе к вечеру.

Я снова улыбнулся и отошёл.

– Ого, какие люди! – услышал я голос с южным акцентом.

– Карен! – воскликнул я, глядя на седую старушку. – Как у вас дела?

– Надеюсь в ближайшее время выйти из себя.

Я засмеялся и почувствовал, как кружащиеся в желудке бабочки понемногу успокаиваются.

– Так что вас сюда привело? – спросила Карен.

Я сел напротив неё.

– Я… ох. Я вам так и не сказал? У меня есть одна проблема – называется «артериовенозная мальформация», непорядок с кровеносными сосудами в мозгу. Я… в тот вечер я примерял процедуру на себя.

– Я что-то такое и подумала, – сказала Карен. – И вы, очевидно, решили её пройти.

Я кивнул.

– Что ж, отлично.

– Простите, – обратилась подошедшая к нам секретарша. – Мистер Салливан, вы не хотите чего-нибудь выпить?

– Э-э-э… да. Кофе? Двойной с двойным сахаром.

– Перед сканированием вам можно только кофе без кофеина. Вас устроит?

– Конечно.

– А вы, мисс Бесарян, – спросила секретарша, – хотите чего-нибудь ещё?

– Нет, спасибо.

Секретарша удалилась.

– Бесарян? – повторил я с внезапно заколотившимся сердцем. – Карен Бесарян?

Карен улыбнулась своей асимметричной улыбкой.

– Да, это я.

– Вы написали «Диномир»?

– Да.

– «Диномир». «Возвращение в Диномир». «Возрождение Диномира». Вы всё это написали?

– Да, написала.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Notes

1

Канадский живописец (1882–1974), основатель «Группы семи».

2

Эмпирический тест, идея которого была предложена британским математиком Аланом Тьюрингом в статье «Вычислительные машины и разум» (1950). Тьюринг хотел определить, может ли машина мыслить. – Прим. ред.

3

«До свидания» (японск.), используется в значении «попрощаться навсегда» (т. е. не «пока, до встречи», а максимально серьёзное заявление).

4

Идиома (англ. «The real McCoy»), означающая нечто настоящее, неподдельное, отличающееся высоким классом и качеством. В разговорную речь выражение вошло предположительно во времена сухого закона в США из-за контрабандного алкоголя капитана Билла Маккоя, который ввозил в Штаты оригинальный канадский и британский виски, а также марочные вина. Но в данном случае может быть также отсылкой к одноимённому фильму 1993 года с Ким Бейсингер и Вэлом Килмером в главных ролях.

5

«Зелёный сойлент» (Soylent Green) – фильм 1973 года о перенаселённом мире, в котором тела умерших людей перерабатывают в еду.

6

Джеймс Бьюкенен – президент США в 1857–1861 годах. Патрик Бьюкенен (род. 1938) – американский журналист и политик, советник при президентах Никсоне, Форде и Рейгане, участник президентской кампании 2000 года.

7

Бортовой компьютер космического корабля из книги Артура Кларка «Космическая одиссея 2001 года».