Кхаа Тэ

Брат Конлет и половина зевак брезгливо скривились, живо представив произошедшую картину. А Финли мерзко загоготал, словно насмехаясь над реакцией толпы.

– Ты совершил великое дело, дитя. Да с ниспошлет Тарумон Милосердный на тебя благословение Создателя. Приходи завтра в замок и получи заслуженное вознаграждение. Барон Данкос, непременно отблагодарит тебя звонкой монетой, – произнес слащаво брат Конлет, с опаской покосившись на топор мясника.

Финли засиял, как начищенный пятак, чувствуя приторный аромат деньжат.

– Пусть Свет Тарумона Милосердного будет прибывать вечно в сердце, вашего преподобия, – поклонившись, пробормотал он. Затем мясоруб спешно направился к своей лавке, осознав, что его миссия на сегодня выполнена, и храмовник более не нуждается в его услугах и объяснениях.

Брат Конлет проводил здоровяка презрительным взглядом, и лишь, когда тот скрылся за ширмой из козьих шкур, обратился к собратьям низшего ранга.

– Найдите повозку и увезите тело в лес. Выбросите его в глубокий овраг на съедение волкам.

Два послушника кивнули и быстрым шагом отправились к постоялому двору, где стояли фургоны, в которых священнослужители прибыли из Форга.

– Расходитесь, возлюбленные дети Создателя. Не марайте свои души лицезрением трупа нелюдя, – произнес брат Конлет, обращаясь к зевакам. Заметив, в неохотно разбредающейся толпе, Ребекку, храмовник широко улыбнулся девушке. Улыбка его была скорее отталкивающей, нежели доброжелательной. Златовласка через силу ответила ему тем же. Удовлетворившись безмолвным приветствием, священнослужитель развернулся и направился в сторону Беллы, которая, растерянно стояла у своего столика с травами.

Ребекка непроизвольно сжала кулаки. Она, с огромным удовольствием, сейчас бы стукнула по лысой макушке церковника, так холодно решившего вместо погребения, бросить тело несчастного юноши на растерзание диким зверям.

– Даже не думай, – раздался над ухом строгий шепот Артура. – Одно гневное слово и храмовники отправят тебя на костер.

– Отец, нельзя допустить, что бы бедолагу, просто бросили в Дубраве, – с горечью тихо промолвила девчушка, глядя, как несколько адептов, заворачивают тело в плащ, пропитанный кровью.

– Дочка, не лезь в деяния Тарумона Милосердного. Я не переживу, если тебя обвинят в пособничестве эльфам.

– Я не понимаю. Не понимаю почему, наши жители так ненавидят нелюдей. Что они нам сделали? Никто же не трогает мендарвцев на территории Большой земли? Почему же наши соотечественники, так злостно уничтожают иные расы?

Артур пугливо огляделся по сторонам, дабы убедиться, что их никто не слышит. Зеваки разбрелись по своим делам в разные концы рынка. Храмовники, занятые мертвым эльфом, ничего не замечали вокруг, недовольно ворча под нос, что-то про запачканные рясы. Брат Конлет о чем-то переговаривался с травницей, которая, непрерывно качала головой и разводила руками.

– Здесь не место для таких разговоров. Пойдем домой. Как-нибудь я все тебе объясню. И про законы, и про ненависть, и про трусость. Но не сейчас, и не в окружении священнослужителей, с нетерпением ожидающих, кого обвинить в государственной измене или вероотступничестве, – Лангрен осторожно обнял за плечи дочь и повел ее прочь от базарного плаца.

Ребекка тихо всхлипнула и, склонив голову, чтобы встречный люд не видел ее мокрых глаз, послушно побрела в обнимку с отцом.

Холодный ветер беспощадно кружил над каменистым холмом, истязая макушки близлежащих исполинских елей. На самой вершине гранитного вала, темнеющим остовом возвышался необъятный Алмарин. Его ствол и ветви давно утратили жизнь, но крепкие корни глубоко вонзились в почву между мертвых камней. Дерево иссохло, но продолжало горделиво стоять, словно напоминание о легендарных эпохах, когда этим землям покровительствовала божественная сила Кхаа Лаура.

Тяжелый меч со свистом рассек воздух и безжалостно ударил по гладкой коре. Острые желтые щепки, со стонущим шипением, разлетелись по сторонам. Одной из них даже удалось оцарапать щеку обидчика, тонкая полоска зарделась под пурпурным шрамом. Огромные вороны, восседающие на мертвых ветвях, недовольно заворчали, но не покинули своего поста, внимательно наблюдая за магом, который нещадно изрезал острым оружием сухой ствол, когда-то священного древа.

На коре уже было достаточно глубоких зарубок. Но что бы свалить Алмарин, темноволосому чародею, понадобилась бы вечность. Ствол был настолько широк, что его могли обхватить не меньше десяти человек, и на столько прочен, что меч мага, хоть и с легкостью пронизывал плоть монстров и людей, был неспособен справиться с твердой, как алмаз древесиной. Ноэлу оставалось лишь кромсать податливую кору, изливая на ней свой гнев и беспокойство.

Взмах сверху! Боковой удар! Разворот, двойной выпад! Снова разворот! Звон металла о металл! Темные глаза мага прищурились, он гневно взглянул на противника, воспрянувшего на защиту Алмарин.

Рейвен Ниэмусд, с холодным спокойствием, опустил меч. Клинок Ноэла соскользнул с лезвия недруга и вонзился острием в бесплодную почву. Короткие седые волосы Магистра и аккуратная белесая бородка, прикрывающая острый подбородок, слегка всколыхнулись от резкого порыва ветра, но выражение лица осталось непроницаемым. Он изучающе оглядел своего любимого ученика, который слегка взмок от неравного боя с Алмарин.

Маг высшего ранга вложил оружие в ножны за спиной и поправил ворот черной накидки, дабы холодный воздух не морозил шею.

– В чем вина священного древа пред тобой? Чем вызван гнев, который ты обрушил на него, нещадно исполосовав мечом? – его голос был ровный, без ноток порицания или раздражения.

Визиканур стиснув зубы, выдернул клинок из земли и тоже спрятал в ножны. Он молча снял с сухого сука свой плащ и небрежно накинул его на плечи.

– Не исключено, Алмарин и не причастен к твоей ярости, но ты, под каким-то предлогом, решил его срубить… – задумчиво проговорил старший маг. – Если мои доводы верны, тогда ты – глупец! Единственное, что ждет тебя в этой бессмысленной схватке – это затупившееся оружие, да боль в мышцах от натуги. Неужели ты предположил, что за двести лет, как жизнь покинула его, не нашлось охотников, жаждущих распилить ценную древесину? Мертвое священное дерево нерушимо, его сердцевине даже не страшна магия. Именно поэтому, мы используем лишь свежесрезанные ветви Алмарин, для создания артефактов. Они податливы какое-то время и пригодны для поделок.

– Я не пытался уничтожить древо. Я посчитал его достойным противником для сражения. Он куда прочнее соломенных чучел, во дворе Цитадели.

Рейвен подошел к Алмарин и осторожно провел по зарубкам на коре. Занозы, подобно иглам ежа, впились в его пальцы. Алый бисер выступил на коже, где древесные иглы вонзились в нее. Магистр тряхнул кистью, избавляясь и от острой коры, и от крови. Через мгновение порезы заживут, не оставив даже напоминание о себе.

– Не терпится вновь влезть в драку? Ты только недавно вернулся с очередной миссии, весь изломанный, словно Цинтруонский лес после Бури Стихий. Намедни встал с постели и опять жаждешь сражений? Временами мне кажется, что ты торопишься встретиться с Деродой. Вот только, Темноликая вечно опаздывает на свидание с тобой. Но если ты будешь продолжать в том же духе, то однажды, она ответит на зов и одарит своим горьким последним поцелуем, – в голосе чародея высшего ранга звучала тревога.

На губах Ноэла промелькнула улыбка. Рейвен был, пожалуй, единственным Магистром в Цитадели, кто беспокоился о воспитанниках, словно о собственных детях, а не относился к ним, как слепому разящему оружию и магическим прислужникам, призванным охранять покой и мир Нирбисса.

– Не волнуйтесь, Магистр, ей придется еще долго терпеть мои ухаживания. И когда настанет час свидания, не скрою, я с огромным облегчением прильну к ее груди, и усну подобно младенцу в нежных материнских объятиях.

Маг покачал головой. В его прозрачных голубых глазах, промелькнул отблеск печали. Одаренный Визиканур вызывал восхищение и одновременно горечь в сердце. Он был храбр и безрассуден, силен и слаб в своих стремлениях подавить иную сущность, которая досталась ему от нерадивой демонессы.

– На твоем месте, я бы предпочел засыпать, как можно дольше в объятиях прекрасных дев, нежели мечтать оказаться в будуаре Дероды. Но не в моих силах плести рисунок судьбы. Ты сам выбираешь тропу, по которой идешь. Я могу лишь предостеречь об опасностях и ловушках, но никогда моя тень не предстанет пред тем, кто жаждет совершить прыжок в бездну мрака.

– Клянусь, учитель, я сделаю все возможное, что бы, как можно дольше не подходить к краю пропасти, – шире улыбаясь, твердо проговорил Ноэл.

– Бессмертное время покажет, являются ли твои слова ложью или искренним утверждением, – кивнул Рейвен и взглянул в сторону величественных башен Аскалиона, возвышающихся над макушками густых темных елей.

Стая воронов, громоздящаяся на сухих ветвях Алмарин, неожиданно взмыла ввысь, и громко хлопая крыльями, помчалась в сторону Цитадели.

– Ноэл, а где плутает твой пернатый спутник? Давно мы не видели Карро в Убежище. Даже Эурион сподобился поинтересоваться вороном и его местонахождением. Я надеюсь, он не погиб в одной из миссий, сопровождая тебя?

Черноволосый волшебник, неотрывно следящий за темным облаком, которое вскоре скрылось за шпилями Аскалиона, покачал головой.

– Он жив. Но мне не ведомо, где он сейчас прибывает, – слукавил молодой маг, стараясь не встречаться взглядом с Магистром. – Карро – непредсказуем. У него есть привычка пропадать на неделю или две. Мне не уследить за его перелетами, и контролю он не поддается, как впрочем, и все его собратья. Он же не белка.

Рейвен усмехнулся в седую бороду. Да, его воспитанник был абсолютно прав. Многие годы вороны сотрудничали с магами Цитадели, но никогда не прислуживали им, хотя частенько звали чародеев владельцами, но никогда таковыми их не считали. Белки же, верно служили волшебникам, получая взамен сытный паек и помощь в самые суровые зимы.

– В этот раз он задержался в путешествии по Нирбиссу. Я уповаю, что этой своенравной пичуге не взбредет в голову отправиться в Мендарв.

Ноэл еле заметно вздрогнул, но Магистр не предал этому значения. Здесь, на возвышенности, любого охватит дрожь. Ветер становился с каждой секундой все более промозглым, ледяные потоки воздуха теребили плотные накидки, словно парусину, стремясь пробраться к теплой плоти волшебников.

– Вряд ли Карро настолько беспечен, чтобы сунуться в страну людей, – пытаясь не выдать волнения, промолвил маг, укутываясь плотнее в плащ.

– Карро умен и, в тоже время, крайне любознателен. К счастью, он может избежать беды в Мендарве, если будет держать рот на замке. Птица хоть и не магическая, но говорящая, может вызвать интерес у тамошнего ордена полоумных безумцев, борющихся с чародейскими проявлениями.

Ноэл ощутил, как кровь стынет в жилах. Нет, Магистр не мог знать о том, что он отправил ворона в разведку. Кроме Барка, о странствиях птицы никому не было ведомо. Но может статься, у Верховных магов возникли какие-то подозрения? Если так, то Визикануру стоит проявить максимум осторожности в будущем.

– Время обеда, – внезапно сменил тему Рейвен. – С тебя достаточно сегодня ратных тренировок. Подкрепись и отправляйся к клирикам. Вероятно, они отыщут для тебя какое-нибудь задание, где ты сможешь размять кости и попрактиковаться с мечом на живых мишенях.

Черноволосый маг со шрамом на щеке безмолвно кивнул. Магистр похлопал воспитанника по плечу и неспешно стал спускаться с каменистого холма. Его темная мантия под теплой накидкой, подобно тягучей смоле, скользила по гранитной россыпи, не издавая не единого звука.

Ноэл Визиканур, поправил меч, затянул покрепче шнурок, удерживающий плащ, и неторопливо, сохраняя дистанцию, последовал за Рейвеном.

Тучи сгущались над ним, он чувствовал электрическое покалывание грядущей грозы по всему телу. Если Магистры узнают о его тайне, то он погубит и себя, и ту девчушку в Мендарве. Если же час разоблачения наступит не скоро, у мага будет время, изменить русло судьбы.

Прискорбно, что драгоценные дни текли, подобно льняному маслу сквозь сжатые ладони, а вестей от ворона все не было. От чего спасти? Как защитить? И успеет ли он вовремя протянуть руку помощи незнакомке, которой Ноэл невольно покровительствует по велению безумного зеркала? Все интересующие мага ответы, были скрыты под завесой тайны, не желающей скидывать маску, обнажая свой лик.

Псилон Герион Виэнарисс, накинув капюшон темно-синей бархатной мантии, неспешно брел по аллее, соединяющей соборный палисадник и территорию королевских палат. Редкие храмовники, да караульные паладины, уважительно кланялись капеллану, стараясь не встречаться с его хмурым взором. Верховный жрец не замечал людей вокруг себя, он был погружен в думы, касающиеся предстоящей поездки в феод Данкоса.

От размышлений главу ордена оторвал шум быстро приближающихся шагов. Псилон не остановился. Это мог быть, кто угодно. Юный гонец, мчащейся с поздней депешей из анклава духовенства во дворец, или какой-нибудь дворянин, опаздывающий на ужин с вечерней службы. Но ожидания капеллана не оправдались. Бегущий человек – торопился именно к нему.

– Ваше Преосвященство, да осветит ваш путь благословение Тарумона Милосердного, – раздался за спиной судорожный голос посланца.

Капеллан сбавил темп, продолжая целенаправленно идти к королевскому саду. Молодой послушник, в зеленом хитоне, поравнялся с ним. Щеки юноши, которому на вид было не больше шестнадцати, покраснели от бега, а дыхание было прерывистым. Большие карие глаза испуганно ерзали из стороны в сторону, не решаясь встретиться взглядом с Верховным жрецом, явно недовольным тем, что кто-то отважился нарушить его покой.

– Вам срочное послание от брата Конлета из Дубков, – собравшись духом, промолвил паренек и резво протянул Псилону небольшой свиток, скрепленный сургучом, где отчетливо виднелась печать ордена.

Капеллан, наконец, соизволил остановиться. Его колючие глаза брезгливо оглядели юношу, готового провалиться сквозь землю. Затем он небрежно вырвал письмо из тонких пальцев курьера.

– Пусть свет Пророка, сопровождает тебя до конца дней, дитя, – сухо произнес Псилон.

Послушник сделал глубокий поклон, стараясь не хлопнуться в обморок от страха, что порождал в нем глава церкви.

– Да не омрачит ваш лик Тень Горестей, пока благодать Тарумона Милосердного живет в вашем сердце, – запинаясь, пробормотал посланец и, не дожидаясь очередного гневного взгляда, стремглав развернулся на пятках и во всю мощь помчался обратно, в сторону собора.

– Не омрачит, не переживай, отрок, – проворчал Псилон, ломая печать и разворачивая пергаментный лист, где корявый почерк брата Конлета, начертал очередное донесение. Срочная депеша была доставлена в самые кратчайшие сроки и непременно обязана содержать ценную информацию. Наверняка курьер загнал лошадь, пока скакал от Дубков к Форгу.

На аллею мягко опускались вечерние сумерки, но фонарщики успели зажечь часть уличных светильников со стороны дворца. Верховному жрецу удалось разглядеть текст, не прибегая к магическим уловкам, которые, применять на виду у всех, было крайне небезопасно.

– Интересно… – задумчиво протянул он и пригладил белесую бороду.

Появление эльфийского лазутчика у разрушенной стены не было неожиданностью. Но то, что остроухий намеренно, пришел в деревеньку, кишащую церковниками, оправдывало подозрение Псилона. В баронских угодьях, творилось что-то неладное. Все события, произошедшие за последний месяц на территории, окружающей надел, не могли быть простым совпадением.

Капеллан спрятал письмо за пазуху, и продолжил свой путь во дворец. Придется внести изменение в четко продуманные планы и отправиться в северно-западный удел ранее предопределенного срока. Дела ордена превыше всего. А собственная безопасность еще важнее религиозного устава церкви Тарумона Милосердного.

Ребекка задумчиво водила деревянной ложкой по миске с овощной похлебкой. После происшествия на базаре, она совершенно потеряла аппетит. Тор и Кор, наоборот, были голодны, как волки в долгие зимние ночи. Домашние хлопоты требовали, что бы юные организмы восполнили утраченную энергию. Они быстро умяли свои порции и взяли добавку. Артур, смотря на близнецов, уплетающих суп за обе щеки, с грустью подумал, что вскоре, им придется затянуть пояса и постараться поменьше есть, дабы дожить до весны.

Наконец, с ужином было покончено. Мальчики, поблагодарив сестру за еду, и, как и прежде, не убрав за собой, стрелой вылетели за дверь. Им не терпелось отправиться на улицу, дабы присоединиться к играм деревенских ребятишек.

Фермер усмехнулся, глянув им вслед, и помог дочери вымыть посуду да заготовить дрова для печи на утро. Златовласка, непременно встанет спозаранку, чтобы приготовить завтрак домочадцам. А возиться с поленьями – это забота не для шестнадцатилетней девчушки.

Покончив с уборкой, Ребекка отправилась к себе в комнату, сославшись на усталость. Оказавшись в собственной спальне, она предусмотрительно закрыла дверь на засов и вытащила из укрытия клетку с вороном.

Карро взъерошил перья, высказывая тем самым свое недовольство, долгим пребыванием за сундуком, под покрывалом. Девочка села напротив питомца и внимательно посмотрела на него, словно видела в первый раз. Она не знала с чего начать разговор, хотя догадывалась, что прозорливая птица, бесспорно, уже пролистала книгу ее разума.

– У меня к тебе огромная просьба, – нарушила затянувшееся молчание златовласка.

Ворон склонил голову набок, надменно окинув взором девушку, и так громко щелкнул огромным клювом, что Ребекка даже вздрогнула от неожиданности. Громадная пичуга явно не была настроена на мирную беседу.

– Не злись. Я действительно нуждаюсь в твоей помощи, – прошептала она.

Птица, нарочно игнорируя девчушку, начала чистить смоляное оперенье, издавая при этом звук, похожий на возмущенное ворчание.

– Пожалуйста! Мне очень нужно, чтобы ты кое-куда слетал и передал послание моему другу, – не унималась Ребекка. На этот раз ее мольбы были услышаны.

Карро внезапно прекратил наводить красоту. Его большие желтые глаза превратились в узкие щели. Перья на загривке взъерошились. И ворон, тихо и устрашающе прошипел, словно гадюка, готовящаяся к нападению.

– Ты за кого меня принимаешь, деревенщина? Я что, по-твоему, почтовый голубь? С какой такой стати, я должен носить любовные записочки твоему благоверному?

Златовласка облегченно вздохнула, не обратив внимания на раздосадованный тон пернатого. Если он заговорил, то полдела сделано.

– Выслушай меня, а потом негодуй.

– Не стану я слушать твои бредни, – процедил ворон.– Ты совсем ополоумела? Моей смерти хочешь? Решила меня отправить прямо в лапы фанатичным белым рясам, чтобы они мне шею свернули и бульон приготовили из моей драгоценной плоти? Тебе надо возлюбленному письмецо отправить, вот и ступай сама к нему или поищи другого дурака, который согласится, на ночь глядя, идти неведомо куда, по твоей внезапной прихоти!

Ребекка схватилась за голову. Этот ворон был невыносим. Она бы предпочла вовсе не связываться с ним, но в данный момент, у нее не было выбора. Карро единственный, кто может ей подсобить и не вызвать подозрения у окружающих.

– Во-первых, Годфри никакой мне не возлюбленный! Во-вторых, ты наверняка уже прочел мои мысли и ведаешь, в чем заключается моя просьба. В третьих…

– Чушь, чушь, чушь! Все твои мысли и замыслы чушь! – твердо подвел итог ворон. – Ты явно обезумила, девочка! Я не стану тебе пособничать! Я слишком молод, чтобы напрасно погибнуть в бесчестном бою, а ты видимо, нет, раз решила влезть туда, куда тебя не звали!

Лицо златовласки стало серьезным. Тонкие брови нахмурились. Губы сжались в ниточку. Птица совершенно не желала идти на компромисс.

– Я тебя умоляю! – иронизировал Карро, глядя с усмешкой на девушку. – Кто-то же должен из нас трезво рассуждать. А в здравом уме в нынешний момент нахожусь только я. Ибо считаю твою идею с погребением эльфа – идиотской! Мало того, что ты рискуешь попасть в цепкие лапы этих, как их, Тарумонцев, так еще и жаждешь подключить к провальной афере сына барона! Видать, юродивая ты толику!

– А ты – бездушный, эгоистичный и высокомерный цыпленок! – выпалила златовласка, чувствуя, как обида душит ее.

Ворон даже бровью не повел, хотя откуда ему было взять пресловутые брови. Он наклонил голову на бок и совершенно бесстрастно промолвил:

– Зато живой и здоровый.

– Этот юноша, заслуживает быть похороненным, а не обглоданным волками!

– Возможно. Но у меня нет желания закончить так же, как и он. Поэтому я и не собираюсь помогать. И советую тебе тоже не впутываться в это темное дело.

Порицания Карро довели златовласку до исступления. Она резко поднялась с постели и сложила руки в замок. Дальше вести беседу с упрямым вороном не было смысла.

– Ладно. Я справлюсь сама, без твоей помощи, – старясь не сорваться на крик, промолвила Ребекка и твердым шагом направилась к двери.

Карро, недовольно что-то проворчал, щелкнул клювом и заговорил.

– Стой, пустоголовая! Твоя взяла!

Златовласка, улыбнувшись, остановилась. Затем обернулась и в два шага подскочила к клетке, обняв ее. Ворон испуганно вжал голову в тело, словно боялся, что этой безумной девчонке удастся расплющить в объятьях стальные прутья, а заодно, и его в придачу.

– Благодарю, – прошептала Ребекка, не сдерживая радости.

– Пока не за что, – пробормотала птица, боязливо озираясь, как бы ее предположения не сбылись. – Отпусти эту несчастную клетушку и отойди на пару шагов от нее! Терпеть не могу, когда кто-то нарушает мое личное пространство!

Девочка послушно исполнила просьбу питомца. Она готова была сделать все что угодно, лишь бы пичуга согласилась помочь ей.

– И прекрати скалиться, словно шут на королевском балу. Иначе, я впрямь решу, что ты немного того.

Волнуясь, что Карро изменит свое решение, если она не внемлет его словам, златовласка собрала волю в кулак и подавила улыбку, жаждущую вновь озарить ее лик.

– Так. А теперь, внимательно слушай, какой я придумал стратегический план, который в сто крат приемлемее твоего замысла.

Ребекка судорожно закивала, стиснув зубы, и не произнося не звука.

– Ты начертаешь послание. Я его отнесу твоему благоверному Годфри. Распиши все до деталей, чтобы мне не пришлось объяснять ничего этому высокородному олуху. Ваше легкомысленное благородие, надеюсь, осознает, что для дворянского отпрыска, я должен остаться обычным вороном?

Златовласка, соглашаясь с рассуждениями птицы, кивнула.

– Чудесно. Продолжим. В полночь, ты выскользнешь из дому. Тихо, как мышь и, незаметно, словно сова на охоте, отправишься к Белле. Узнай у травницы, что нужно было эльфу. Даю крыло на отсечение, что остроухий, неспроста подошел к ее прилавку. Может целительнице и удалось обвести вокруг пальца религиозных фанатиков, но меня ей не обмануть. Она, что-то знает. Поспрашиваешь, но аккуратно. И упаси тебя Создатель, попасться на глаза храмовникам и подставить всех нас. Следующий этап нашей операции – Дубрава. После целительницы бегом туда, я буду ждать тебя у опушки. Надеюсь, и возлюбленный твой тоже там будет.

– Он мне не возлюбленный! – возмущенно прошептала девочка, нарушив тишину.

– Ой, прошу тебя, мне на самом деле все равно, с кем ты там крутишь любовь. Ответь мне, ты все поняла, о чем я толкую? Или я должен еще раз повторить для твоей соломенной головы?

– Хватит осыпать меня бранью. Я не такая глупая, как тебе привиделось. Я в силах справиться с любыми трудностями!

– Замечательно. А теперь, освободи меня из этой железной тюрьмы, я должен размять крылья, прежде чем лететь к баронскому замку. Да, и не забудь подробно мне расписать маршрут до покоев этого Годфри.

Ребекка кивнула. Но перед тем, как выпустить птицу на волю, она подошла к двери и приложила ухо к деревянной поверхности. Никто не должен был слышать ее беседу с Карро. В доме стояла тишина. Близнецы еще не вернулись с улицы, а Артур, видимо, решил прилечь, либо пошел к Зарнице, в надежде отыскать хоть какие-то следы, указывающие на то, куда могла исчезнуть его любимая супруга.

Багряная Дубрава накинула на плечи вечернюю шаль осенних сумерек. Теневой полог стер границы четких очертаний, превратив лес в бесконечный океан засыпающих древ.

В дебрях уединенной опушки, на безопасном расстоянии от Дозорной тропы и Дубков, среди поваленных стволов и шалаша сломанных ветвей, подобрав под себя ноги, сидела демонесса и сосредоточенно трудилась над созданием странного посоха. Табора кропотливо перевязывала древко травяной нитью, вплетая в него зерна зеленого камня и аритовую пыльцу. Уже месяц, как она работала над этим артефактом, осталось еще немного и ее усилия увенчаются успехом.