Полная версия:
Мир без завтрашнего дня
По крайней мере, до наступления заката точно – разведчики позаботились об этом, отогнав ближайшее стадо ближе к центру бывшей столицы, и тем самым предоставив участникам больше места для выполнения манёвров.
Так Лип успел в своей голове прикинуть маршрут:
сначала спрыгнуть на крышу маленького магазинчика, потом зацепиться за подоконники и с их помощью вскарабкаться вверх, а затем побежать дальше по крышам прямо к подвесному мосту, по сути, державшемся на двух старых верёвках и полупрогнивших досках, в связи с чем каждый шаг должен быть выполнен с предельной осторожностью.
В противном случае можно сорваться вниз с многометровой высоты, как это было восемь игр назад, когда военные только-только придумали Инициацию для того, чтобы набирать себе в отряды дееспособных и молодых бойцов, ещё верящих в идею спасения мира с помощью знаменитых учёных, которые, поговаривают, по сей день продолжают искать лекарство, несмотря на то, что большая часть научных центров была уничтожена ещё в первую волну. Включая знаменитый американский ЦКЗ2, в итоге превратившийся сейчас в ещё один мемориал прежней жизни, откуда люди смогли на первое время достать себе необходимые припасы в виде семян и лекарственной продукции для обеспечения более-менее комфортной жизни в полевых условиях.
– Итак! – громко объявил разведчик, когда стрелка секундомера начала отсчитывать последние десять секунд. – На старт!.. Внимание!..
Но не успел разведчик произнести «марш», как стрелка на секундомере встала ровно по центру, как бы подавая сигнал для того, чтобы ноги, до этого крепко стоящие на земле, легко оттолкнулись от неё, а сердца, ещё мгновение назад бьющиеся в обычном ритме, с удвоенной силой начали качать кровь, помогая уверенно вскарабкиваться по выступам кирпичных стен и перепрыгивать с крыши на крышу быстрее других участников, некоторые из которых не стесняются толкаться или ставить подножки. Поскольку, если потом кто-то и попытается пожаловаться, то доказать что-либо будет невозможно из-за того, что наблюдатели стояли только на определённых отрезках полосы, простилающейся вдоль огромной набережной.
С неё хорошо был виден практически весь город с его почерневшими от сажи домами, заросшими травой детскими площадками, обвалившимися лестницами, покосившимися небоскрёбами, неприличными надписями и страшными рисунками на заборах, которые Лип хотел бы запечатлеть на фотоаппарат. Однако задача сейчас стояла другая, поэтому, запихнув все поэтические мысли в дальний угол сознания, он стремительно вырывается вперёд, оставляя позади даже, казалось бы, более выносливого и подготовленного Сиджи, чьё недовольное ворчание сливается с посвистыванием Генриха Крауса, опирающегося локтём на одну из опор хлипкого подвесного моста.
– Вот же…
– Смелее, смелее! – прокуренным голосом подбодрил разведчик, словно не замечающий, что достаточно потрёпанные на вид верёвки создавали ощущение, что вся конструкция может вот-вот рухнуть, если перевести на полупрогнившие доски слишком много веса.
– Да, смелее, поэт! – слышится поддразнивание, принадлежавшее рыжеволосой девушке, что ступила на шатающейся из стороны в стороны мост так решительно, будто перед ней была обычная бетонная дорога.
– Да как вы это делаете?.. – как только холодные потоки ветра перестали раскачивать мост, Лип с опаской перешагнул сразу через три доски и снова замер, невзирая на крики тех, кто ещё не решался продвинуться дальше.
Прежде всего из-за очевидного страха упасть с высоты семиэтажного дома, за которым практически сразу располагалась финишная прямая, где стояла Барбара, не способная сдерживать эмоции, как от долгожданного выхода за стены, так от примерки старой-доброй формы вместе с прикреплённым к берду пистолетом, выданным для того, чтобы при возникновении непредвиденных ситуаций суметь защитить. Ну, или, как в её случае, защититься самим, что ещё более непривычно в силу того, что год реабилитации не подразумевал под собой носку любого предмета, способного нанести вред.
В первую очередь ей самой. Во вторую – её близким.
Винсент однажды сам в этом убедился, застав приступ, в порыве которого, не осознавая, что происходит, Барбара схватила кухонный нож и поцарапала его. Не сильно, но достаточно для того, чтобы потом не раз просить прощение и всё равно чувствовать себя паршиво при взгляде на шрам практически во всё предплечье, скрытое сейчас за тканью формы. Однако, имеющей чуть более коричневый оттенок, подходящий под цвет его глаз, не отрывающихся от пышных каштановых волос, обрамляющих лицо напарницы, что вырвала из водоворота мыслей одной лишь фразой:
– Ты чего пялишься?
– Ничего, – машинально отвечает Винсент, одновременно с этим чуть рассеянно хлопнув ресницами для того, чтобы окончательно сосредоточиться на окружающей среде, а не на том, кто стоит рядом. – Просто немного забыл, что ты снова можешь выглядеть так…
– Так не по-разведчески? – тёмные брови, частично спрятанные за чёлкой, изогнулись в только свойственной Кёнингам дуге.
И хотя по тону было понятно, что данный вопрос больше шуточный, ответ очевиден: отсутствие усердных тренировок сказалось на физической форме настолько, что пояс на форме пришлось затянуть на одно отделение туже. Что уж говорить о верхней тёплой кофте, смотрящейся теперь более свободно, чем раньше даже с учётом того, что одежду на зиму специально шили не по чётко индивидуальным размерам.
– Так не по-граждански.
– Ой, иди ты, – фыркает она, при этом используя всё ещё достаточно мягкую и даже расслабленную манеру, что заметно по мимике и жестам. – Если уж хотел сделать комплимент, то придумал бы что-нибудь получше, тем более, что мы не виделись… сколько?
– Две недели, – озвучивает Винс точное время вылазки, как за боеприпасами, так и обычными товарами для фермерства и рукоделия, – и согласен, прозвучало не очень. Но я правда рад, что мы опять можем называть друг друга напарниками. Пускай и временно.
– Вообще-то я на этапе переговоров с начальством по поводу моего возвращения хотя бы на половину ставки, – услышав толику грусти, решила подбодрить Барбара. – Загвоздка разве что в прохождении медкомиссии и выдачи справки от Марты, но, думаю, после сегодняшнего мероприятия этот вопрос решиться быстрее, и уже через пару тройку недель я вернусь в строй, чтобы надрать тебе задницу так же, как в Рёгенсбурге!
С этими словами каждый из них в то же мгновение непроизвольно расплывается в улыбке от воспоминания, как два года назад, во время соревнований по рукопашному бою, они сражались до тех пор, пока в конечном итоге Кёнинг не выполнила подсечку, выбив почву из-под ног.
Причём, как в прямом, так и в переносном смысле, потому что с того момента она стала для него первым человеком, кто при всей своей внешности и, казалось бы, лежащих на поверхности интересах и привычках, производил совершенно не то впечатление то ли из-за врождённого, то ли из-за приобретённого притворства. Причём, такого уровня, что на выстраивание доверительных отношений, в которых его можно было избежать, ушло несколько долгих месяцев, что стало неожиданностью и для самой Барбары. Но не в плане продолжительности, а в плане настойчивости и терпеливости блондина, так как многие, не находя нужного контакта в первые несколько дней, уходили к тем, с кем проще. К кому не нужно искать определённого подхода для того, чтобы, пройдя этап соблюдения строгих понятий личных границ, спокойно обниматься при встрече и прощании, соприкасаться локтями во время зачистки территории, засыпать порой на плечах друг друга по дороге в новый пункт назначения, лежать на одной кровати во время рассказа о произошедшем за стенами… и кучу всего другого, настолько вошедшего в привычку, что ни один, ни второй не мог представить, каково жить иначе.
Лип говорил, что это связано с тем, что их души – родственные, то есть якобы, если верить разным философам и мистикам, созданные друг для друга, и хоть в всякую подобную хрень Бэбс верила с трудом, не согласиться с тем, что их многое объединяет, нельзя.
Взять в пример так называемую чуйку – за два года службы бок о бок они научились улавливать одни и те же вещи практически одновременно, и внезапное ощущение утяжелившегося воздуха, будто в преддверии какой-то опасности, не стало исключением, заставив обоих переглянуться в надежде понять, чем это вызвано. Почему по всему телу пробежало неприятное чувство, усилившееся с тем, как буквально в паре миллиметрах от носа пролетает острый наконечник с пёстрым оперением, выполненным из красных, жёлтых и белых перьев. Явно крашеных, но настолько знакомых своим сочетанием, что на ум моментально приходят грубые высокие ботинки на шнуровке и чёртовы байки.
– Твою ж…! – только начало слетать с губ ругательство, как Винс схватил за куртку и потащил в укрытие, каким стал огромный блок от кондиционера, присоединённого к металлическим квадратным трубам.
– Не задели?
– Нет, всё пучком, – Бэбс кивает, но напарник всё равно, по привычке, выработанной при работе полевым медиком, быстро осматривает на наличие ранений. – Меня больше беспокоит, что на нас совершили нападение «пернатые» собственной персоной.
– Уверена, что это они? – он потянулся к своему автомату для снятия предохранителя, и ровно в эту секунду одна из стрел перелетела укрытие, ещё раз продемонстрировав окрас, отвечающий сам за себя. – Вот чёрт… Нужно предупредить остальных.
– Думаешь, они успеют сюда прибежать, учитывая, что хотя бы кто-то из участников уже должен приблизиться к финишу? – стоило произнести эти слова вслух, как, словно назло, со стороны финишной прямой послышался крик.
Девичий. Испуганный. Прерванный тем, что острый металлический наконечник вонзается в шею, очень быстро окрашивая серое покрытие ярко-красным цветом, при виде которого и у Бэбс, и у Винса пробегают мурашки. Однако не из-за страха крови, а из-за осознания, что та рыжекурая девушка, что перескочила раньше всех подвесной мост, мертва из-за «Ангелов», явно готовивших эту диверсию заранее. Иначе объяснить такую слаженность, совмещённую с эффектом неожиданности, невозможно, не говоря уже о том, что за несколько лет серьёзной вражды, они никогда не нападали постепенно, стараясь выцепить каждого по отдельности, что особенно заметно по тому, как быстро всё стихает.
– Кажется, я видел, как двое спрятались за теми трубами! – не проходит и секунды, как один из байкеров показательно громко направляет своих товарищей туда, где обе фигуры ставят пальцы на спусковые крючки в полной готовности начать перестрелку.
– Давай на счёт три, – шёпотом предлагает Барбара, на что напарник утвердительно кивает и сильнее прижимает приклад к плечу. – Раз… два…
«Три» – про себя отсчитывает Винсент, после чего стремительно выкатывается из укрытия, встаёт на одно колено и два раза подряд нажимает курок, убивая ближайших к себе «пернатых» раньше, чем те успевают среагировать.
Бэбс же выглядывает лишь мельком, оперевшись локтями на чуть прогнувшийся металл во избежания дрожи, способной испортить выстрел, прозвучавший далеко не сразу. В том числе из-за долгого отсутствия практики, которую приходится компенсировать воспоминаниями о том, как в самом начале генерал учил действовать: сперва охватить всю картину в целом, оценить и распределить по степени важности все её составляющие, потом сопоставить точку прицеливания с точкой попадания, и только после этого нажать на курок.
Щёлк – и один из «пернатых» пошатнулся и упал с зияющей во лбу дыркой, из которой ручьём полилась кровь, на этот раз заставившая вздрогнуть всех тех, кто наконец-то догнал ту рыженькую девчонку, о бездыханное тело которой первым споткнулся Лип. Затем уже все остальные, не понимающие, что в таком случае делать: кричать? Звать на помощь? Бросаться в отчаянный бой?
– Идите сюда! – заметив метания новобранцев, закричала Барбара и для большего привлечения замахала руками, указывая на блок от кондиционера и металлическую трубу, к какой бросилось сразу несколько человек. – Нужно двое, готовых стать приманкой, и двое, неплохо дерущихся в рукопашку. Есть у нас такие кандидаты?
– Ну, я неплох в драках, – переглянувшись с другими ребятами, вытянул руку довольно крепкий на вид парнишка.
– И я тоже! – выкрикнул другой, наверняка, посчитавший, что такую возможность нельзя упускать, как минимум, для личного дела.
Ведь если план Барбары выгорит, генерал, а то и сам Губернатор обязательно отметит проявленную храбрость и, вполне вероятно, даст звание разведчика без прохождения следующего этапа Инициации.
– А я могу отвлечь! – так же отозвался Лип, устроившийся прямо под боком у сестры, что, вполне предсказуемо, вызвало смешок:
– Ты-то? Умоляю, поэт, оставь это дело профессионалам! – Сиджи театрально взмахнул руками, как будто отдавая остальным приказ повторить его дебильную улыбку, которая была совсем неуместна во время перестрелки, где оружие есть только у двоих.
– Значит, как самый умный и натренированный, пойдёшь первым, – приказным и жёстким тоном заговорила Кёнинг. – Остальные – расходитесь по периметру и выбивайте арбалеты, желательно скидывая их с крыши, чтобы мы с Винсентом быстрее покончили с ними. Ясно?
– Так точно, – как и подобает будущему разведчику, уверенно ответил брат, в то время как остальные молча кивнули отчасти из-за того, что Барбара потеряла свой статус авторитета.
Хотя, ни для кого не секрет, что если бы не травма, то с вероятностью в сто процентов она бы разнесла всех «пернатых» в одиночку, дабы сохранить жизни ещё совсем «зелёных» парней и девушек, воспринявших это, как очередную тренировку. Правда, с пометкой на то, что ранения здесь реальны – окончательно убедиться в этом удаётся, когда на бетон снова проливается кровь.
Сначала из вспоротых животов тех, кто первым попытался, как и было приказано, выбить оружие с помощью пинка в сгиб кисти. Потом из груди и головы тех, кто оказался не готов к тому, что «Ангелы» могут быть не менее манёвренными и быстрыми, несмотря на габариты и одежду, самой тяжёлой частью которых являлись ботинки. Или, правильнее сказать, берцы, украшенные шипами, способными оставить на коже неприятно жгучие и выбивающие из колеи раны, необходимые исключительно для мучения. Чтобы жертва требовала пощады, но всё равно испытала вкус смерти, пускай это всего лишь обычная стычка с врагом.
С живыми людьми, которые не имеют регенерации, и простого свинца будет достаточно, чтобы забрать их жизнь так же, как они это сделали своими стрелами с красно-жёлтым оперением, особенно ярко выделяющимся на фоне растёкшейся по бетону крови, что без сомнений войдёт в историю для траурной речи Губернатора у нового мемориала, возле которого – Лип уже представил – Марлен положит свои любимые пионы и с тех самых пор возненавидит их.
Впрочем, как и Тони, который и без того достаточно закрытый, что уж говорить о том, что с ним станет после того, как генерал принесёт известия о том, что его брата и сестры не стало из-за того, что никто не смог предугадать нападение «Ангелов». Чёртовых «Ангелов Ада», сумевших парализовать выстрелом в спину даже младшего Матье, теперь следящего за происходящем с помощью звуков:
Вот Барбара, поняв, что начавшийся тремор не даст выстрелить, кидает пистолет обоймой прямо в нос байкера, следом нанося косой удар с ноги для окончательного сбивания ног. Однако не проходит и мгновения, как кто-то хватает за плечи и с громким звуком впечатывает в стенку.
Вот Винсент, заметив краем глаза, как тело напарницы тут же обмякает, громко кричит, тем самым не специально позволяя «пернатому» ударить себя в бок и приставить дуло собственного же автомата ко лбу для того, чтобы воздух разрезал выстрел.
III. В нужном месте в нужное время
Самое худшее воспоминание Винсента – начало апокалипсиса.
День, когда в одно мгновение весь мир, к которому он привык, рухнул и на замену ему пришёл новый – неизвестный, страшный, голодный, кровавый… предвещающий одни беды и несчастья, несмотря на первоначальные заверения властей, что всё это происходит только в Швейцарии и не выйдет за её пределы. И всё благодаря огромному боевому арсеналу, способному помочь отразить любое нападение.
Ну, или почти любое, поскольку, с чем именно придётся столкнуться, не представлял никто: ни правительство, ни врачи, ни простые люди, почему оставалось только верить. И Винсент верил. Искренне верил, как и полагается среднестатистическому двенадцатилетнему подростку, уверенному, что самое лучшее впереди.
Однако не прошло и нескольких дней, как в конечном итоге эти розовые очки, что он так упорно старался носить, разбились стёклами внутрь, позволив взглянуть на сложившуюся ситуацию более трезвым взглядом, перед которым ещё весь следующий год всплывали жуткие моменты: смерть родителей, мутирующие на глазах люди, первое убийство…
Все эти кошмары постепенно начали сходить на нет только с момента попадания в Берлин – обустроенное военными эко-поселение с высоким железным забором – где жизнь, можно сказать, стала набирать более спокойные обороты. В частности, засчёт появления некой стабильности в роли чуткого, разумного, местами чересчур жестокого Губернатора и последующего вступления в местную армию, в которой его звание лейтенанта совмещалось с работой полевым медиком. Причём, единственным на весь лагерь, почему любая дальняя вылазка не могла пройти без его участия на случай, если произойдёт диверсия.
Например, как сегодня, за исключением разве что одного «но»: он оказался бесполезен. Он не смог защитить Барбару, Филиппа, Сиджи и многих других новобранцев, что уж говорить про самого себя, учитывая, что собственный автомат оказывается приставлен ко лбу, а в следующее мгновение выстрел оглушает настолько, что серию следующих услышать и осознать не удаётся.
Лишь когда приходит осознание того, что боли нет, словно стреляли не в него, а где-то рядом, мозг снова начинает работать в прежнем режиме, подмечая, что взявший его на прицел «Ангел» убит. Выстрелом прямо промеж глаз так же, как и остальные, чьи тела ловко перепрыгивал какой-то тёмный силуэт, стремящийся к последнему байкеру для того, чтобы перерезать горло с помощью серебряного клинка, заметив который рука инстинктивно принялась нащупывать вокруг себя что-то наподобие оружия, чтобы защититься. Если, конечно, это вообще было возможно, учитывая, как легко и быстро прикончил всех этот незнакомец, имеющий довольно странную внешность: неестественно бледное, обрамлённое смоляными кудрями лицо и глаза… кристально-чистые глаза, от которых веяло таким неприятным чувством, будто миллион крошечных насекомых ползали под кожей, что так же сумел почувствовать находящийся всего в паре метрах Лип.
От страха перед столь грозной фигурой, он съёжился возле еле-еле приоткрывшей глаза сестры и внутреннее начал молиться, чтобы Винсент нашёл в себе смелость поднять заряженный вражеский арбалет и взять мужчину под прицел.
– Это ни к чему, – громко прервал тишину незнакомец, к большому удивлению, говорящий на чистом английском, выдающим в нём иностранца. – Я не намерен вам вредить. Наоборот, я могу помочь вам.
«Конечно» – хмыкнул про себя Найт, за всё время работы разведчиком, слышавший подобные байки сотни, а ты и тысячи раз, чего не скажешь о Липе, почему с губ слетает тихий и полный переживаний вопрос:
– Вы врач?
– Можно сказать и так, да, – произнося это, мужчина поворачивается в сторону близнецов, что находились на бетоне в полулежачем состоянии, сигнализирующем о наличии ранений.
– Что это значит?
– Моя специальность – нейробиология, но базовое медицинское образование для оказания первой помощи имеется, – будто забыв, что один из спасённых держит в руках заряженный арбалет, он подошёл к брошенной у самого края сумке и, достав оттуда бинты и перекись, поставил их перед ногами юноши. – Вот. Можете сами обработать свои раны, чтобы не занести инфекцию по пути в своё поселение.
– С чего вы взяли, что мы живём в поселении? – большие ресницы несколько раз по-детски схлопнулись.
– Вас выдаёт количество лежащих здесь трупов и форма, явно принадлежавшая какому-то отряду сопротивления, – голубо-серые глаза, спрятанные за линзами квадратных очков, как-то странно блеснули, в том числе из-за того, что от близнецов начало исходить что-то до боли знакомое и родное.
«Логично» – думает про себя Лип, по всей видимости, забывая самое первое и важное правило: никогда не доверяй чужакам.
Особенно, если они не говорят на вашем языке и в одиночку беспощадно разбираются с целым отрядом «Ангелов Ада» одним лишь ножом и пистолетом, заряженным исключительно серебряными пулями. Понять это удалось по гильзам, сияющим в лучах солнца, освещающего кровавое месиво, в котором, явно по случайному стечению обстоятельств, выжили только они, и то Барбаре досталось больше всего: перед глазами всё плыло, виски пульсировали, руки окончательно ослабли, не представляя возможности даже приподняться на локтях, из-за чего при виде, как рука брата потянулась за медикаментами неизвестного происхождения, остаётся лишь выкрикнуть:
– Не трогай!
– Почему?
– Потому что мы не можем быть уверены, что там ничего не подмешано, – она предприняла ещё одну попытку оторвать корпус от чертовски холодного бетона, и в конечном итоге смогла поднять частично расфокусированный взгляд на незнакомца, что, услышав немецкий язык, озадаченно склонил голову набок. – Лучше просто молча грохнем его.
– Что значит «грохнем»?! – непроизвольно Лип взмахнул руками, хотя, по-хорошему, подобное не должно удивлять. – А вдруг он и правда может помочь? Нельзя же вот так просто брать и убивать всех первых встречных!
– Можно, – вклинивается Винсент, при этом не отрывая взгляда от грозной фигуры, внимательно наблюдающей за Кёнингами, – потому что да, он вроде как спас нас от «Ангелов», но никто не может гарантировать, что это не ещё одна подстава.
– Так давайте спросим, – предлагает он и раньше, чем остальные успевают отреагировать, снова переходит на английский: – Почему вы нам помогаете?
– У меня есть здесь одно дело. Что же касается вас, то я просто заметил начавшуюся бойню и подумал, что будет не лишним вмешаться. Тем более, что ваши люди явно проигрывали этим… – мужчина переводит взгляд на ближайшего мёртвого «Ангела» в попытке идентифицировать, какое слово лучше всего будет подобрать, – бандитам.
– Ну, в ваших услугах мы больше не нуждаемся, так что можете валить туда, куда шли, – несмотря на новые волны боли, довольно резко отзывается Бэбс, не замечая, как фигура напротив поджимает губы.
Однако не от того, насколько грубо это прозвучало, а от того, что чувство, будто они знакомы, всё ещё не отпускало, заставляя вспоминать человека, ради которого пришлось воплотить в жизнь самую безумную идею из всех, что когда-либо были озвучены человечеством.
– Что ж, ваше право, – в конце концов, решив не заострять внимание на столь странном ощущении, незнакомец закидывает свою сумку на плечо в готовности покинуть крышу. – Единственное, могу ли я перед уходом задать вам один нескромный вопрос?
Все трое переглядываются между собой, как бы невербально решая, стоит ли соглашаться, потому что, обычно, когда вопрос ставят подобным образом, то ничего пустякового ожидать не стоит. Особенно от того, с кем знаком меньше пяти минут, пускай первичных признаков враждебности и агрессии не наблюдается, а значит…
– Конечно, – не успел виртуальный «совет» закончится, как выдал Лип, предпочётший довериться собственному любопытству, победившему даже первичный страх.
– Сейчас же две тысячи двадцать третий год, верно?
– Да, – из-за непонимания, к чему настолько глупый вопрос, ответ получился растянутым и немного скомканным, а Винс и Бэбс озадаченно ещё раз посмотрели друг на друга, словно для того, чтобы убедиться, что правильно всё услышали.
Мужчина же ещё сильнее нахмурил свои чёрные брови, не понимая: он оказался в нужном месте в нужное время, но при этом всё равно промахнулся, так как здесь царит апокалипсис. Правда, не такой, каким он его помнил.
Всё выглядело намного мрачнее и печальнее, и даже если предположить, что в расчётах была допущена маленькая погрешность, по причине которой, коматозники (как он привык их называть), уже разворотили все улицы, всё равно было что-то не то. Не то, что он уже когда-то переживал, будучи моложе всего на шесть с половиной лет, потому что случись это несколько дней назад, представшие перед ним подростки не сидели бы так спокойно.
Они бы кричали: сначала от страха при виде того, как нечто огромное и неизведанное с бледно-серой кожей и вибрирующими наростами на спине разрывало чью-то грудную клетку своими острыми когтями, а потом от мучительной боли, когда из оставленной коматозником раны начинала сочиться вязкая чёрная жидкость в сопровождении разрастающихся по телу фиолетово-синих вен, против которых не действовал даже препарат, выведенный на скорую руку из клеток заражённых.