banner banner banner
Там, где смерть и кровь, не бывает красоты
Там, где смерть и кровь, не бывает красоты
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Там, где смерть и кровь, не бывает красоты

скачать книгу бесплатно

– Ну, заходи, я тебе рад.

София сбросила сапожки, пальто и прямиком двинулась к любимому дивану. Утонула в его подушках, поджав ноги и натянув на колени юбку. Квартира ее папы – это Эдем, место полной релаксации и неги: здесь так уютно, царит дух старины…

– Где ты так набралась? – спросил папа, присев рядом с ней.

– В кабаке. Нашему сотруднику присвоили звание майора, он и поил нас. Па, принеси мне попить.

– Морс есть, клюквенный. Хочешь?

– Морс? Какие изыски… Твои «ухажерки» сварили?

– Купил в магазине. – Он ушел и быстро вернулся с упаковкой морса и со стаканом, налил напиток и подал стакан дочери. – Почему мы грустим?

– Па, можно я переночую у тебя? А Борьке ты скажешь, если он спросит, что я весь вечер у тебя проторчала… Представляешь, что будет, если я заявлюсь домой подшофе?

– Боишься его?! – изумился папа.

– Еще чего! Потрясений лишних не хочу и сотрясений воздуха тоже… У, это он звонит, сейчас я сама ему все скажу. – София потрясла сумку, оттуда выпал телефон и всяческие мелочи, без которых женщинам – просто не жизнь, и взяла трубку: – Боря, я у папы… Потому что батарея села, я недавно это обнаружила и зарядила… Боря, не делай проблем на пустом месте!.. Могу и не приходить! – И она отключила трубку.

– М-да! – Арсений Александрович, скрестив на груди руки, не смог сдержать улыбки. – Ваш дырявый семейный обоз, похоже, катится под гору?

– А мои знакомые думают, что у меня – надежный семейный корабль в лице Борьки, а лично он – незаслуженное мною счастье. Надоели все!

– У тебя кто-то появился?

– Если бы, – фыркнула София, отпила глоток морса и задумалась.

– Но ты хоть пишешь?

– Ищу тему, сюжет… Сегодня мелькнула одна идея…

– Ну что, что такое? Говори.

София рассказала ему о странной девочке без имени, одежды и памяти, и папа одобрил:

– Хороший «крючок» для полета фантазии. Ты же сочинитель – так сочиняй!

– Па, амнезия – давно избитая тема, каждый день по телевизору мелькает что-то такое, а мне хочется чего-то необычного, и реального, и нереального одновременно. Я же собираюсь писать про нашу бабушку Марго!

Арсений Александрович встал с дивана, подошел к стеклянному шкафу, где хранились добытые им в поездках реликвии, и уставился в его застекленные дверцы. Наверное, все эти обереги, амулеты, необработанные камни, изделия из бисера и фигурки из глины должны были подсказать ему какую-то идею, полезную для дочери.

– Необычного хочется? – повторил отец. – А если у нее не просто амнезия?

– Что ты имеешь в виду?

– В связи с твоим рассказом мне припомнилась одна моя поездка. Как-то все лето я провел с одним другом в экспедиции, искали мы полезные ископаемые. Забросили нас туда на вертолете. Казалось, в той глуши вообще никого нет, но люди там нашлись, они жили, сохраняя свои древние традиции. У них были тайные знания – нет, не технические, а знания о силах природы, о ее механизмах. Они творили чудеса…

Рассказчиком папа Софии был замечательным, и хмель быстро выветрился из ее головы. София слушала отца, уточняя собственные смутные идеи и формируя из них единый замысел. Да, начать надо с мистики и ужасов – ух!..

И НАЧАЛО РОМАНА БУДЕТ ТАКИМ

«Евстафий Неонилович, которого Марго наняла для Анфисы, грезившей о карьере актрисы, значился в театре на должности суфлера, а ранее он был комиком. Первый актер-репетитор, хоть и в трагиках числился, без меры наглым оказался, к тому же был он безбожным пьяницей, докучал горничной своими приставаниями, и Марго пришлось выставить его вон. Этот же слегка чудаковатый, бойкий, маленький старичок с белыми волосами до плеч послушал Анфису, читавшую Байрона, и вынес свой вердикт:

– Ваша протеже весьма талантлива, полагаю, ее ждет большое будущее.

– Я с вами полностью согласна, – оживилась было Марго, но вдруг несколько замялась: – Она и поет прекрасно, наша гувернантка учит ее игре на рояле… Однако, Евстафий Неонилович, мне думается, что Анфисе больше подойдет амплуа трагической актрисы, а вы… вы – бывший комик… Сможете ли вы помочь ей раскрыть ее талант?

– Не извольте беспокоиться, я хоть и комический актер в прошлом, но показал дорогу к подмосткам немалому числу талантов. Двум моим ученикам впоследствии предложили ангажемент в столице-с! – Суфлер поднял вверх указательный палец, высоко взметнув руку, при этом он вытаращил глаза как настоящий трагик во время исполнения предсмертного монолога главного героя пьесы. – Научить кого-либо нашему ремеслу способен всякий приличный артист, а каждый комик в душе является трагиком. Видели бы вы меня на сцене… – закатил он в упоении глаза. – Газеты писали, что я играл трагикомедию! Раскрывал саму суть образов героев!

Разумеется, он немного прихвастнул, но притом он был весьма трогателен. Марго доверила ему свою горничную, положив актеру жалованье – за каждый урок пять рублей. Затем она проверила, как идут занятия ее шестилетнего сына Митеньки с гувернанткой, а больше ей как-то нечем было заняться. От скуки она села за рояль, раскрыла ноты, взяла аккорд, сыграла пассаж, разминая пальцы, и… передумала музицировать. Для деятельной, энергичной Марго невыносимы были обязанности светской дамы и хозяйки дома – это же слишком просто, здесь не нужны ни ум, ни сообразительность. А вот недавно она решала одну сложнейшую задачу, правда, история Камелии принесла ей много огорчений и разочарований, но теперь и это осталось в прошлом, в настоящем же наступило гнетущее однообразие.

– А не навестить ли мне тетушку с дядюшкой? – сказала вслух Марго, и, как всегда, когда едва у нее мелькала какая-то мысль, она подчинила себе – почти полностью – графиню Ростовцеву.

Через несколько минут Марго уже глядела в окошко кареты, чуть покачиваясь в такт перестуку колес. О, весна, весна… Начинающееся цветение и все эти колдовские запахи пагубно сказывались на ее душевном состоянии. К ней подкрадывались некие желания, казавшиеся какими-то обманчиво-близкими, в душу ей проникали смутные мечты, заставляя ее забываться надолго. К счастью, с Марго никого больше не было в карете, иначе бы ее спросили: «О чем вы задумались, сударыня?» О чем! О нем, конечно, с которым они никогда-никогда…

Марго тряхнула головой, чтобы не впасть в меланхолию окончательно и в результате не разреветься. Лучше подумать о тете и дяде, правда, у них ее не ждало особое веселье, а уж развлечения – тем более. Это были родственники ее мужа, и им сейчас ой как нелегко приходилось – недавно они похоронили свою младшую дочь. Очень странная история… А странность эта заключалась в том, что юная графиня ничем не болела, просто она вдруг слегла и за какие-то считаные дни… умерла! Доктора так и не сумели обнаружить причину ее внезапной смерти, видимо, они и сами не поняли, от какой такой хвори скончалась бедняжка.

У Ростовцевых вместо признаков глубокого траура и печали она застала чуть ли не настоящую бойню. Граф Алексей Борисович, красный, словно вареный рак, завидев Марго, кинулся к ней с негодующим видом, без приветствия, что, собственно, вполне извиняло его ввиду неких возникших обстоятельств:

– Нет, ты только послушай, Маргарита! Послушай эту бесстыдную ложь! И кто лжет?! Наша старая Манефа! Которую мы так обласкали и, не нуждаясь более в ее услугах, держим с недавних пор в своем доме на правах почти что родственницы, не заставляя ее работать! – Он резко повернулся к няньке, оказавшейся поблизости: – Отвечай, мерзавка, ты в сговоре?!

Лицо старой няньки с тройным подбородком, обильно облитым слезами, сморщилось, и с просительно-страдальческой интонацией она проблеяла:

– Бог с тобой, батюшка! Рази ж я могу неблагодарностью черной заплатить за твои доброту и ласку? Я ить всех графчиков твоих нянчила, понапрасну ты меня оговариваешь…

– Молчать! – затрясся от гнева граф.

Не находя себе места, он носился по комнате от стены к стене, словно вихрь. А ведь граф Ростовцев всегда был весьма сдержан, как и все представители их породы, включая и мужа Марго. Эдак его удар хватит! Не понимая причин столь сильной ярости дяди, Марго взмолилась, поглядывая на вошедшую тетушку в траурном платье и с мокрыми глазами:

– Дядя, объясните мне толком, что у вас произошло?

– Нас обокрали! – взревел тот, взмахнув руками. – Пробрались в мой кабинет, открыли ключом ящик бюро и унесли тысячу рублей ассигнациями! И к сейфу тоже подбирались, а там – фамильные драгоценности! Я это понял по открытому шкапу с книгами! Да вот не открыли-с! Не вышло-с!.. Но ты послушай, Маргарита, что такое несет наша Манефа! Она якобы видела вора! Ну! – подал он знак ладонью няньке. – Говори, говори. Я с удовольствием еще разок послушаю твою ересь!

Граф плюхнулся в кресло, закинул ногу на ногу и, постукивая ладонями о подлокотники, уставился в потолок, демонстрируя всем своим видом, что, мол, все, что доведется Марго сейчас услышать, есть лишь одна чистая ложь. Марго повернулась к няне, ободряюще кивнула ей, и та, порядком смущаясь и беспрестанно всхлипывая, поведала им такие «ужасы с кошмарами», от которых просто волосы дыбом вставали…

Манефу измучила бессонница: крутишься-крутишься, зевота одолевает, а сон нейдет, хоть ты лопни. Старуха села на постели, свесив вниз ноги, и вздохнула:

– Что ж это за напасть такая, прости господи?

Манефа взяла графин, хотела воды попить, а там – ни капли. Последнее время Манефу и жажда терзала, доктор сказал, мол, болезнь у нее какая-то сахарная, запретил ей кушать чай с вареньем и сладенькое. Дурак он, да и только: из-за сахара болезней не приключается! Нащупав босыми ногами тапочки, Манефа влезла в них, подкрутила поярче огонек в лампе, взяла ее в руки и засеменила к двери. Из людской она зашаркала на другую половину дома – в кухню, но тут вдруг откуда-то потянуло прохладой. Манефа поежилась. Оглядевшись, она увидела, что парадная дверь раскрыта, считай, настежь!

– Вышел кто, что ли? – недоумевающе проговорила она и направилась в ту сторону.

Она чувствовала себя здесь наполовину хозяйкой – ведь прожила в этом доме всю свою жизнь, как же ей теперь не проверить, кто еще из домашних бессонницей мается? Оно ж вдвоем и веселее за разговором-то ночные часы коротать.

Манефа подалась во двор. Никого… Тут и идти-то особо некуда, дорога уходит в сторону и ведет к воротам, перед парадным входом – лужайка с клумбой, за ней деревца растут, дальше – ограда, за особняком – конюшня и хозяйственные постройки. Фонари горят всю ночь напролет, вокруг все видно, а никого и нету! Кто же дверь-то открыл? Манефа вдруг наступила на метлу и чуть не упала. Это еще что, господи?! Прокоп у них и метет, и сторожит, но бросить вот так метлу на видном месте… это непорядок!

– Прокоп! – позвала она сторожа. – Уж не воры ли к нам забрались? Прокоп, подлая твоя душа, куды сбег?!

Тот не отозвался. Уснул небось, а завтра примется брехать, будто он всю ночь глаз не сомкнул! Подняв над головой лампу, Манефа побрела к конюшне – там же тепло, сторож-то наверняка на лавке дрыхнуть устроился. Но тут она услышала чьи-то легкие шаги со стороны дома. Оглянуться ей короткая шея не позволила. Старуха затопталась на месте, разворачиваясь всей своей круглой кургузой фигурой к дому. Да, шаги звучали с той стороны… Манефа подумала было пойти навстречу этому неизвестному, как вдруг дыхание у нее перехватило, и она так и обмерла, вытаращив глаза.

А увидела она женскую фигуру, спускавшуюся по ступеням особняка. Появление этой фигуры и вызвало у нее такое потрясение. По ступенькам медленно сошла вниз… Элиза!!! Покойница!!! Девушка что-то держала в руках. Она прошла мимо своей старой няньки, будто той и не было на белом свете. На девушке было то самое платье, в котором ее в гроб положили, а плечи ее покрывало какое-то незнакомое пальто-ротонда. Понимая умом, что такого просто быть не может – Элиза ведь покоится в могиле, свидетелей ее смерти – великое множество народа! – потрясенная Манефа еле вымолвила онемевшим языком:

– Дитятко!..

Элиза даже не оглянулась, даже спинка ее стройная не дрогнула, не дала она никакого знака, что услышала свою няньку. Она проследовала к воротам и вышла на улицу. Старуха собственными глазами видела, как Элиза белой тенью плыла мимо ограды!

Опомнилась Манефа, когда покойницы уже и след простыл. Кинулась в дом, попробовала закричать, но отчего-то крик застрял у нее в горле. Старая нянька задыхалась, ее сердце билось все чаще и чаще, и наконец она упала без чувств. Ни разу в жизни она не падала в обмороки, а тут – грохнулась, заполучив себе синяки по всему телу…

– Рано утром меня прислуга в чувство привела и в комнату проводила, – закончила свой фантастический, совершенно невозможный рассказ Манефа. И добавила плаксиво: – А час тому назад Алексей Борисович обнаружили кражу-с!

Марго всего, чего угодно, ожидала, но вовсе уж не подобных сказок, потому у нее даже не нашлось слов, чтобы сделать свое заключение и как-то успокоить дядюшку с тетушкой.

– Ересь! – указал рукой на старуху возмущенный граф. И подскочил в кресле. И заходил по комнате. И затопал ногами. – Нет, Маргарита, ты слышала?! Играть на нашем горе – это жестокая подлость!..

– Батюшка! – бухнулась перед ним на колени несчастная Манефа. – Гневаешься ты понапрасну, невиновная я! Клянусь всеми святыми, Элизу я нашу видала! Вот те крест!

Тетушка Марго, Ирина Сергеевна, всхлипнула и поднесла к носу белоснежный платок, а граф, обессилев, рухнул обратно в кресло и застонал.

– Погодите, дядя, – вмешалась Марго. – Не будьте так суровы к старой няне, служившей вам верой-правдой долгие годы.

– Неужели, Марго, ты веришь ее бредням? – поморщился граф.

– Отнюдь нет, – сказала она. – Тем не менее нет и причин ей не доверять.

Непонятно, каким образом старуха исхитрилась удариться лбом об пол, ведь она была такой неуклюжей и неповоротливой.

– Благодарю вас, ваше сиятельство, заступница вы наша!

– Встань, няня, и подойди ко мне, – приказала ей Марго.

Марго хотелось посмотреть в ее глаза, когда она начнет ее допрашивать. Нянька подошла к Марго, покрывшись испариной и побледнев, вероятно, чувствовала она себя неважно.

– Стало быть, ты утверждаешь, будто видела во дворе призрак Элизы?

– Призрак?! – неподдельно изумилась няня. – Да вовсе нет, ваше сиятельство, я не призрака видала, а саму Элизу! Вот как вас зрю в сей час!

– Допустим, – нехотя кивнула Марго. Она не представляла, с какой стороны ей подступиться к этому неординарному событию, но идеи к ней обычно приходили быстро. – Отчего же ты не подумала, что ночью в доме просто побывала похожая на Элизу девушка?

– Никак нет, похожей не было, – со всей ответственностью отрицательно закачала головой Манефа. – Элиза прошла от меня в трех шагах, как же мне ее не распознать?! Я ж с лампой стояла, светила на нее, лапушку, а она на лампу… на меня то есть… и не взглянула. Элиза то была, Элиза, а не другая какая-то девушка, Христом Богом клянусь! Нешто я не отличу мою лапушку?! – И она перекрестилась, окончательно озадачив Марго.

– Позволь тебе напомнить, что Элизу мы похоронили!

– Нешто я не знаю? – захлюпала носом Манефа. – Я ж от гроба не отходила, то ручку ей поправлю, то цветочки, то головку, а она… словно живая лежала… – Внезапно няня замерла, тупо уставившись в некую точку в пространстве. – А вчерась она из дому-то вышла… и как будто неживая…

– Как это – неживая?! – подхватила Марго.

Манефа лишь пожала плечами, не умея выразить словами свои смутные ощущения.

Но ведь пропала-то крупная сумма денег – даже и для призрака, хотя, по идее, «тот свет» не должны бы вообще волновать ни деньги, ни сейфы, ни чужие драгоценности! Этим стоило заняться всерьез. Марго наконец пришла в себя и, преисполнившись решимостью выяснить, что же на самом деле случилось прошлой ночью, обратилась к дяде:

– Дядюшка, вы разрешите мне допросить слуг?

– Изволь, – махнул тот рукой, безнадежно так махнул, явно не веря ни во что, кроме того, что его дурачат. – Кого тебе позвать первым?

– Няня упомянула о стороже, с него я и начну.

Дядя позвонил в колокольчик, отдал распоряжение пришедшему лакею, и вскоре в зимний сад (именно там проходил их совет – подальше от половины прислуги) вошел мрачный бородатый мужик. Он остановился у порога и мял свою шапку в руках, угрюмо потупившись.

– Подойди ближе, – приказала Марго. Сторож сделал шаг вперед и замер. Тогда она поднялась с места и сама павой подплыла к нему: – Скажи, почему ты ночью двор не сторожил?

– Ей-бо, стерег я! – живо сказал он.

– Как же стерег, когда тебя там и не было? Няня ночью встала, увидела открытую парадную дверь, позвала тебя, а ты…

– Я стерег, – упрямо повторил Прокоп, косясь из-под насупленных бровей то на хозяев, то на няньку, то на Марго.

– Ты, видно, места своего лишиться хочешь? Говори правду: где ты был?

Сторож переминался с ноги на ногу, низко опустив голову. Наконец, он дал весьма невразумительный ответ:

– Померещилось мне…

– Что именно? – участливо спросила Марго.

– Не-прав-до-по-доб-ство! – шепотом, по слогам, вымолвил он, безумно вытаращив круглые глаза.

– Расскажи, не бойся. Все расскажи!

– Не засмеете?

– Нет, слово даю.

– Я ходил все эдак кругом дома, – несмело начал сторож. – Ну, вывернул из-за угла, гляжу – а по дорожке к дому идет… девица! Я и обомлел! Уж больно она на барышню нашу покойную похожа…

– Похожая или то была Элиза? – спросила Марго.

– Не могу знать, ваше сиятельство, однако похожая, как две капли водицы!

– И что же было дальше?

– Они-с ключами стали дверь открывать. Я крикнул: «Кто тама?» А Элиза Алексеевна посмотрели на меня… так страшно, аж душа ушла в пятки! Я кинулся бежать куды попало и заперся в сторожке. Испужался я, оченно сильно испужался! Прошу простить меня, господа хорошие, ведь то была покойница, а как живехонькая! Ох!

Наступила долгая пауза, во время которой Марго изучала лицо и весь облик сторожа, стараясь понять, насколько он искренен. Она встала, прошлась туда-обратно задумчиво, вдруг резко обернулась и бросила Прокопу:

– Ступай! И ты, няня, иди к себе.

Слуги убрались прочь, и граф зло ударил ладонями по подлокотникам, прорезюмировав: