Кавказская слава России. Время героев

– Майор! – крикнул он Мартыненко. – Оставьте ворота нам. Сейчас еще подойдут апшеронцы. А сами двигайтесь вдоль стены, сбивайте всех, кто еще наверху. И как только периметр будет наш, поднимайтесь по улицам. Проверяйте каждую саклю. Спасибо, друзья, за Хозрек! С богом!..

Глава четвертая

I

Правитель ханств Карабахского, Шекинского и Ширванского генерал-майор князь Валериан Мадатов стоял верхом на возвышении и принимал парад своего отряда, взявшего крепость Хозрек.

Сначала пропылили сотни кюринской конницы, которую вел лихой штабс-капитан Якубович, державший саблю «подвысь» и прямивший спину до позвоночного хруста. Дав отойти авангарду, чтобы не глотать пыль, поднятую копытами, Аслан-хан повел основную массу кавалерии. Татары сначала сдерживали коней, но потом отпустили поводья, гикнули, завизжали и, сбив ряды, понеслись плотной массой, уходя прочь от разрушенного ими города. Над многотысячной толпой колыхались разноцветные значки, знамена зеленого цвета, мелькали копья и шашки, кто-то вздымал к небу ружье, очевидно, захваченное в бою; скалились лошадиные морды, весело щерились бородатые лица под огромными папахами бараньего меха. Грохот более десятка тысяч подков глушил все остальные звуки, так же, как заползавший в ноздри смешанный запах грязи и пота отбивал память о крови.

Валериан смотрел, как проносится мимо страшная, почти неуправляемая сила, и вдруг вспомнил, как чуть меньше десяти лет назад он также стоял на холме и ждал приступа анатолийской конницы. Тогда майор, командир эскадрона александрийских гусар полагал, что поток тел лошадиных и человеческих вот-вот захлестнет его и утопит. Что, наверное, и случилось бы, если бы не храбрость седьмого егерского полка, не твердость генерала Земцова, успевшего выстроить каре, небольшую подвижную крепость, о которую разбилась атака турок под Рущуком. Сейчас эти лихие всадники были на его стороне, но Валериан понимал, что управлять этой силой нисколько не легче, чем противостоять ей в открытую.

Следом за конницей двинулась артиллерия, все полтора десятка пушек – батарея двенадцати фунтовых и две конные роты шестифунтовых. Волы и лошади упирались мощными ногами в каменистую землю, с усилием, взмахивая головами, тянули чугунные чудища, совсем недавно громившие камень, плющившие мясо, дробившие кости.

Валериан, продолжая удерживать обнаженную шашку, повернулся к начальнику штаба:

– Маловато прислуги, Мориц Августович.

Тот тяжело вздохнул и ответил незамедлительно:

– Половину повыбили, ваше сиятельство. Это, если в общем считать. Тяжелым орудиям легче пришлось, их испанец удачно поставил. А полевые подвезли ближе, так по ним стрелки со стен просто на выбор лупили. Как в куропаток.

– Прикажите, господин подполковник, командирам батальонов выделить людей посмышленее, чтобы пополнить артиллеристов. Пушки нам сейчас важнее всего.

Коцебу повел головой, словно бы воротник мундира сдавил ему шею совсем уж невыносимо.

– Сказать – скажу, ваше превосходительство. Но пехоте и самой тяжко пришлось. Сейчас вы увидите…

Ван-Гален шел с первым батальоном апшеронцев, шага на два отступив от Мартыненко. Майор с трудом нес свое огромное тело, подволакивал ногу, задетую шашкой во время штурма, но никто и подумать не мог предложить командиру коня, одного из захваченных в крепости. Он напрягался изо всех сил, но Ван-Гален, глядя на бугристую, словно бы каменную спину командира, знал, что не одна физическая боль мучает отчаянного майора. Дон Хуан и сам боялся обернуться, посмотреть на шеренги солдат, с которым накануне бежал к стенам, карабкался по лестницам, пробивался по улицам горского селения.

По неизвестному ему до сих пор обычаю, русские не смыкали рядов во время победного марша, оставляя пустыми места погибших, раненых и пропавших. И теперь батальонные колонны зияли страшными проплешинами, словно бы картечь или цепные ядра вырывали из тела воинской части огромные куски общей жизни.

Валериан сцепил челюсти и выехал вперед на два конских корпуса. Ни один офицер, даже начальник штаба не посмел ему следовать. Это он, генерал, командующий отдельным отрядом, посылал безжалостно своих людей под пули, шашки, ядра, струи кипятка, каменные обвалы, и только он обязан был принять мрачный отчет живых и светлую память о мертвых.

Мартыненко повернул голову влево, взмахнул шпагой и тотчас же сухо треснули три барабана, отрывисто, коротко, четко. Палочки выбили стаккато по туго натянутой коже и замерли. И только слитные удары подошв отсчитывали темп и ритм победного невеселого марша. «И хорошо, – подумал Ван-Гален. – Хорошо, что не гремят каблуки с подковками, как на полковом плацу, не заглушают последние крики тех, кто навсегда остался в Хозреке…»

Когда они пробились к воротам и впустили командующего с казаками и конвоем, Мартыненко повел батальон с внутренней стороны стены, сбивая, отшвыривая прочь защитников укрепления. Разрозненные группы лакских воинов не могли удержать мощный напор апшеронцев – огромных, яростных, уставивших щетину штыков. Кто успевал выстрелить, должен был тут же бежать опрометью, чтобы его не накололи тонкие острые зубья. Шашки, кинжалы – все было бессильно против ровного, энергичного марша дисциплинированной русской пехоты. Но скоро мартыненковские шеренги встретили грузин, перемахнувших стены и тоже двигавшихся по периметру крепости. Тогда майор приказал повернуть и подниматься по улицам города, проверяя каждый дувал, каждую саклю, как потребовал князь Мадатов. Вот тогда начался ад кромешный. Ван-Гален не был в Сарагосе, когда ее штурмовали войска маршала Ланна [31], но предполагал, что французам также приходилось выбивать защитников из каждого дома, каждой щели, как теперь досталось русским войскам в кавказском селении.

Так получилось, что он повел за собой десяток солдат, что-то около половины взвода. Хотя по сути командовал группой не он, а сухой, жилистый унтер-офицер с короткой фамилией, которую Ван-Галену удалось довольно легко запомнить. Резкое, двусложное слово, которое дон Хуан выкрикивал на коротком выдохе, звучало почти приказом, ударом, знаком, сигналом к действию. «Orloff!» – кричал дон Хуан, указывая саблей в сторону очередного строения, и унтер уже кидал солдатам фразы на понятном им языке. Майор мог различить в этих тирадах одно-два слова, выученных в компании Якубовича, но самым существенным было то, что солдаты понимали Орлова и подчинялись безоговорочно. Словно бы через унтера и сам дон Хуан распоряжался этими чужими, но вверенными ему жизнями.

«Orloff!..» Шестеро, среди них сам Орлов, подбегают к высокому забору, обмазанному давно высохшей глиной, стреляют поверх, внутрь двора, не целясь, и первая тройка, один солдат за другим протискиваются в узкую щель калитки. Вторая спешно перезаряжает пустые ружья. Сам Ван-Гален с саблей в одной руке и пистолетом в другой показывает оставшимся на улице, что надо держать под прицелом оба видимых прохода. Во дворе заходится лаем невидимый пес, рычит, визжит, умолкает. Кричат на непонятном языке люди, слышатся еще выстрелы, один-два, звенят удары стали о сталь, потом ухающие шлепки твердого в мягкое, все стихает… Вдруг начинает истошно визжать женщина и умолкает также внезапно. Через несколько минут показывается группа Орлова, все вымазанные кровью, но, кажется, только чужой.

– Чисто? – задает Ван-Гален один из немногих выученных вопросов.

– Теперь чисто, – мрачно бросает ему Орлов, и команда перебегает к следующему дувалу…

Ван-Гален уже перестал считать, сколько домов они так просмотрели, очистили, оставили свободными от их обитателей. Жестокость русских его не пугала. Он сам был профессиональным солдатом уже двадцать лет без малого, хорошо знал, как берут крепости и что следует за тем, как осаждающие врываются в город. Неприятель бросает оружие – мы соберем трофеи. Осажденные сопротивляются – мы возьмем еще больше. Так рассуждали солдаты всех армий, в которых ему довелось воевать, – испанской, английской, немецкой, голландской. И дон Хуан не мог отыскать причин, по которым русские обязаны быть другими. Упорство мужчин и женщин Хозрека его тоже не удивляло. Точно так же сражались крестьяне в Кастилии, Басконии, Андалусии. Также они не хотели отдавать врагу без сопротивления ни одного двора, ни одного сарая, оливкового дерева или могилы. За каждый шаг французам приходилось платить кровью. А как испанцы расправлялись с неприятельскими солдатами, попавшими в плен, разумней было не вспоминать. Ван-Гален предполагал, что жители этих гор не менее злопамятны и упорны. На случай ранения он приобрел маленький пистолет вроде дорожного, тщательно заряжал его перед каждым сражением и носил под мундиром. Если вдруг не повезет и солдаты, отступая, не успеют забрать с собой офицера, он лучше сам оборвет свою жизнь, чем будет ждать, когда это сделает немилосердный нож бородатого человека в бараньей шапке.

Они поднялись уже достаточно высоко, так что дон Хуан, оглядываясь, мог уже видеть и часть плоскости, лежавшей за стенами. Неприятель отступал достаточно быстро, Ван-Гален и Орлов подгоняли солдат, требуя действовать расторопно. И тут улица кончилась. Точнее, ее закрыла невысокая баррикада, составленная из наваленных неровной кучей камней. Ван-Гален едва успел разглядеть несколько стволов горских винтовок, как Орлов закричал заполошно и солдаты кинулись к заборам, тянувшимся по обе стороны улицы. Дон Хуан тоже метнулся вправо, и в этом время затрещали выстрелы.

Четверо солдат рухнуло. Один, впрочем поднялся и, волоча левую ногу, запрыгал к забору. Ван-Гален выстрелил в сторону баррикады и кинулся навстречу раненному. Подхватил под мышку, закинул чужую руку себе за шею и потянул бедолагу к укрытию. От солдата остро пахло потом, мочой, кровью и страхом. Горцы завизжали отчаянно, страшно, и дон Хуан приготовился уже бросить неудобную ношу, чтобы встретить противника саблей. Но грянуло еще три выстрела, с другой стороны, гиканье оборвалось, но кто-то завыл, уводя голос все выше и выше. Высокий и широкий солдат выскочил из-за дувала, грубо схватил раненого поперек туловища одной рукой и понес его быстро к калитке. Ван-Гален поспешил следом.

Орлов с ружьем у плеча ждал их в проеме, водил дулом по улице, выцеливая возможных противников. Пропустил во двор и захлопнул калитку.

– В дом! Быстрее! Потап уже там. Здесь не удержимся.

Слов его испанец не разобрал, но смысл понял без перевода.

Они пробежали по короткому грязному двору, перепрыгнули через тело лежащего ничком горца. Лица его Ван-Гален не увидел и был этому рад, потому что затылок убитого был размозжен страшным ударом приклада. Но ему показалось, что человек был еще очень молод; юноша, может быть, даже мальчик. Однако разглядывать было некогда. На улице уже слышались шлепки пуль и топот десятков бегущих ног. Едва они заскочили в дом и Орлов задвинул засов, как над забором показались головы в косматых папахах и тонкие стволы горских винтовок.

Дон Хуан огляделся. Они были на первом этаже дома. Небольшая комната, в центре которой стоял столб, поддерживающий потолок, он же пол этажа второго. Из мебели в комнате стоял только огромный ларь. Пол забросан был выцветшими коврами, за исключением черного пятна в середине, где, очевидно, разводили огонь. Пламенем обогревались, на нем же варили еду. Дым уходил вверх, в отверстие, специально вырезанное в потолке. Но сажа оседала также на стенах, на потолке, свешиваясь черными, жирными, причудливыми гирляндами. Бедно жили в доме, так бедно, что Ван-Гален поежился, представив вдруг на секунду, что ему пришлось провести хотя бы несколько месяцев в этих наспех сложенных засаленных стенах.

Любопытство, однако, казалось излишним. Горцы понимали, что маленькая группа русских, увлекшись боем, забежала вперед, и готовы были уничтожить ее, навалившись скопом. Нужно было обдумывать способ защиты. Худенький, невысокий солдат в одной испачканной нательной рубахе стоял у прорубленного окна и следил за тем, что делалось с той стороны забора. Окно, узкое, невысокое, сделано было в виде бойницы, и Ван-Гален подумал, что хозяевам дома, должно быть, не раз приходилось отсиживаться за стенами, отражая приступивших врагов, пришедших, может быть, из этого же самого селения, с той стороны улицы.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Андреевский, Андреево – так русские называли селение Эндери на севере Дагестана. С давних времен Эндери был центром торговли жителей равнины с горцами. Здесь же находился и огромный невольничий рынок, откуда рабов увозили не только в окрестные селения, но даже в Персию и Турцию.

2

Сурхай-хан (1744–1827) – властитель Казикумухского ханства, второй, кто носил это имя.

3

Николай Федорович Ртищев (1754–1835), генерал от инфантерии, был главнокомандующим Грузии с 1812 года по 1816-й. При нем русские войска одержали победу в войне с Персией, но Ермолов считал, что его предшественник был слишком либерален в делах внутренних.

4

См. книгу «Шашка и штык».

5

Образовано в 1812 году на юго-востоке Дагестана. Правителем назначен Аслан-бек, племянник Сурхая.

6

Здравствуйте, дон Хуан. (Фр.)

7

Доброго пути, дон Хуан. (Фр.)

8

Коллежский асессор – чин VIII класса, соответствующий воинскому званию майора.

9

Город на правом берегу Дуная, где в 1811 году М. И. Кутузов одержал победу над войсками турецкого Великого Визиря. См. книгу «Черный гусар».

10

Родриго Диас де Бивас (1040–1099), прозванный Эль Сид Кампеадор (Вождь-Воитель), – народный герой Испании, герой многих литературных произведений.

11

Приходилось уже сталкиваться с горцами? (Фр. непр.)

12

До встречи, мсье Хуан. (Фр.)

13

Геморроидальными коликами объясняли смерть в заключении свергнутого императора Петра III.

14

Вы, майор, со мной и немедленно. (Фр. непр.)

15

Ваш драгунский… Этот лучше. Много лучше для гор… (Фр. непр.)

16

Прощайте (исп.).

17

Рунд – обход дозорных постов.

18

Гурда – один из типов знаменитых кавказских шашек.

19

Ольстры – седельные кобуры для пистолетов.

20

Вольт – поворот кругом.

21

Эль-Прадо – знаменитый музей в Мадриде.

22

Термин азартных карточных игр. Понтер, загибая угол карты, сообщает банкомету, что удваивает ставку.

23

Лакцы, или лаки, – народ, населяющий Казикумухское ханство.

24

Август Фридрих Фердинанд фон Коцебу (1761–1819) – знаменитый драматург. Создал жанр «трогательной» пьесы. Его драмы были весьма популярны в Европе, в том числе и в России. В них играли Семенова, Каратыгин, Мочалов, Щепкин и многие другие актеры. Убит студентом Карлом Зандом за то, что состоял в русском подданстве и находился на службе у русского императора.

25

Картузы – артиллерийские заряды.

26

Себастьен Ле Претр де Вобан (1633–1707) – маршал Франции, военный инженер, писатель. Строил и осаждал крепости. Девиз – «Сожжем больше пороху, прольем меньше крови». Осаду вел, выстраивая и продвигая вперед длинные траншеи, который называл «параллели».

27

Уильям Конгрив (1772–1828) – британский инженер. Конструировал и изготавливал боевые ракеты, которые применяли многие европейские армии. Из-за малой точности конгривовы ракеты использовались при осаде населенных пунктов и против скопления живой силы противника.

28

Грегорио Гарсия де ла Куэста (1748–1812) – генерал-лейтенант. Командовал испанскими войсками в битве при Талавере (1809 г.). Тогда недалеко от Мадрида англо-испанская армия победила наполеоновские войска. Британскими силами руководил Артур Уэлсли, будущий лорд Веллингтон.

29

За мной, канальи! (Исп.)

30

Вперед, русские герои, на штурм! Ура! (Исп.)

31

Жан Ланн (1769–1809), герцог де Монтебелло, маршал Франции. Руководил осадой испанского города Сарагоса в 1809 году. Город был взят, причем обе стороны понесли огромнейшие потери.