
Полная версия:
Артефакторы. Осторожно, двери открываются
– А… Ну… До свидания, – пробормотала я ему вслед.
– Да в машину, скорее, а то и к вам привяжутся! – рявкнул он. – Как же они, твари, быстро сегодня! Видимо, рядом были.
Ну, конечно, так я и села к нему. Одни чокнутые этим вечером! Я даже повеселела, хотя веселье было довольно нервное. Долговязый замер на секунду, держась за дверцу, и отошел от машины.
Из второго авто выскочили двое парней – куда все так спешат! – и осмотрели сначала двор, потом заледенелую землю. Я начала улавливать сюжет их съемки, или ролевой игры, или что там у них. Сейчас, наверное, по тексту реплики «Где дверь?» и «Где артефакт?».
Но спрашивать они не стали, один просто подошел и протянул руку.
– Не до вас сегодня, – сказал долговязый. – Валите, лень связываться.
– Понимаю, мы вам помешали, – с ноткой сочувствия ответил парень. – Вот баклан, с подружкой на вызов притащился! Гони артефакт, и можете продолжать, чем вы там занимались.
Антон демонстративно сложил руки на груди. У них тут была мизансцена конфликта, но я-то ни при чем. Так что я подошла ко второму парню, помощнее, и шепотом попросила телефон, чтобы заглянуть в карту. Ответом мне был тот же недоуменный взгляд, что у Антона, и это начало меня раздражать.
– Карта, джи пи эс, интернет, мне просто надо…
Финал моей мысли превратился в тихий хрип, потому что здоровяк вдруг схватил меня и прижал к себе, надавив локтем на горло. Больно, совсем не по-театральному. Я схватилась обеими руками за его предплечье, но оно было как стальная труба.
– Артефакт сюда, или подружке твоей… – Он сильнее нажал мне на горло, и я захрипела.
Парни, одетые в идеально чистые кроссовки и модные пуховики, были совсем не похожи на бандитов. Выглядели они так, будто пришли на съемку для каталога «Зимняя одежда для классных парней», поэтому мозг упорно отказывался верить в серьезность их нападения. Но давление на шею было отвратительно сильным, – видимо, придется поверить.
Антон смотрел на нас скучающе, и я почувствовала к нему неприязнь. Спасать меня он не собирался, и я поняла то, что понимала уже миллион раз за свою жизнь: только я могу себе помочь, остальным наплевать. Возьму-ка я дело в свои руки, а то парни будут долго выяснять, кто кому что должен.
– Подведите меня к нему ближе, – просипела я и грустно повисла, как тряпка. – Ну, давайте. Пусть увидит, как мне плохо.
Тот, что держал меня, – предплечья здоровенные, явно любитель тягать штангу, – нашел в моих словах зерно истины и вместе со мной сделал пару шагов к Антону.
– Ближе, – простонала я. – Хочу в глаза его бесстыжие посмотреть.
Здоровяк покорно толкнул меня еще ближе, не выпуская. Я слабо потянула руку к Антону, сделав вид, что это умоляющий жест. Они играют в какую-то игру, а я, так и быть, сыграю с ними. Здоровяк оказался не таким уж тупым и понял мою задумку. Он чуть ослабил хватку, и я качнулась к Антону, который смотрел только на парней, а меня, похоже, в качестве противника не рассматривал. Зря, зря. Я молниеносно запустила руку в карман его пуховика, вытащила пакетик, швырнула назад и услышала хлопок ладоней. Видимо, парень, отвечавший в этом дуэте за разговоры, ловко поймал подачу.
Здоровяк меня тут же выпустил, на прощание дружески хлопнув по плечу, и я наконец смогла нормально дышать. Вот козел! Мне же больно!
– Все, могу идти? – прохрипела я, игнорируя обиженный и злобный взгляд Антона. – Разобрались?
Потирая шею, я обернулась. Дуэт смотрел на меня с одобрением.
– Не видел тебя раньше. Если ты у нас еще не работаешь, приглашаю, – сказал разговорчивый.
Ага, только клуба ролевиков мне не хватало. Я пошла к арке, осторожно ступая по льду. Не хватало еще раз рухнуть на глазах у всей этой компании.
– Бойкая девчонка, – услышала я за спиной. – Ты с такой не справишься, Антош. Эй, зайка, может, лучше с нами прокатишься?
– Катитесь сами, – сказала я и, не оглядываясь, вышла через арку.
Но оказалась не на улице, как надеялась, а еще в одном дворе, окруженном домами со всех сторон. Да кто так строит! Единственными, кто мне тут встретился, были фигуры героев советских мультиков на детской площадке. В этот мрачный вечер даже Винни Пух с Пятачком выглядели зловеще, и я побыстрее прошла мимо.
Очередная арка наконец-то вывела меня из лабиринта дворов на улицу, пустынную и совершенно незнакомую. Я устало прислонилась к стене дома. Где-то в глубине меня закипала истерика, хотелось то ли треснуть кулаком стену – очень красивую, розовую, – то ли лечь и горько плакать.
Рядом затормозила машина, и из нее высунулся Антон. В моем бреду, похоже, весьма ограниченный набор персонажей.
– Ловко сработано, – холодно сказал он. – Странно, что ты не одна из них. Но вопрос остается открытым: кто закрыл дверь?
– Да я, я закрыла! Слушайте, ну дайте нормальный телефон, хватит мне лапшу на уши вешать, – взмолилась я.
– Ты отдала Клану артефакт. С чего мне помогать?
– А что я должна была делать? Ждать, пока мне шею свернут?
– Я бы придумал, как тебя спасти.
– Ой, ну конечно, верю вам на слово!
Антон о чем-то напряженно размышлял, изучая меня, как сложную головоломку, – в других обстоятельствах мне бы это даже польстило.
– Если ты закрыла дверь, сможешь это еще раз сделать? – спросил он.
И тогда я наконец поняла: это не бред, не галлюцинация. Это просто сон, которого я с утра не вспомню, и в нем есть сюжет: чтобы попасть обратно в свою жизнь и свою кровать, надо снова выйти через дверь. Эффектная идея!
– Я… Я могу, да, – важно сказала я, и Антон распахнул для меня пассажирскую дверцу.
Ну, раз все это ненастоящее, бояться нечего. Я влезла в машину и со стоном наслаждения вытянула ноги. Как же тут тепло!
Машина свернула раз, другой, и за каждым поворотом открывались не привычные улочки с пятиэтажками, а что-то похожее на гигантские декорации к историческому фильму. Дома с башнями, эркерами, балконами, окнами разной формы. Дома с лепниной, статуями и резьбой по камню. А у меня, оказывается, неплохое воображение, зря Виктория Сергеевна на меня наезжала! Мы еще покружили, и Антон припарковался, ловко найдя местечко среди других машин, дремавших без хозяев под рыжим светом фонарей. Я посмотрела на его руки, лежащие на руле. Длинные пальцы, как у пианиста, а костяшки разбитые, с подсохшими ранками. Видимо, этого парня лучше не злить. Я отвернулась и сонно уставилась на шикарное здание с угловой башенкой, около которого мы стояли.
– Красиво как… Это королевский замок?
– Эй, ты! – Антон потряс меня за плечо, и я протестующе замычала. – Может, не будешь тратить мое время и домой пойдешь? Просто скажи, что соврала про дверь. Что с ней случилось? Кто ее закрыл?
Ой, как же у него пластинку-то заело. Отвечать я не стала: сны имеют свойство заканчиваться сами, для этого не нужно прикладывать никаких усилий. Все во мне успокоилось, и я соскользнула в приятное забытье.
Что-то зазвенело, как будильник. Потом звук повторился, но я только заворочалась и уткнулась в жесткую спинку кресла. Мы снова куда-то поехали, остановились, и я с трудом открыла глаза. Так, а вот и финал дверного сна.
Наверное, где-то уже взошло невидимое за серыми тучами солнце, темнота посветлела, будто ее разбавили. Стена дома, рядом с которой мы припарковались, была покрыта мозаикой: выпуклые смешные фигуры людей из разноцветных осколков керамики. А рядом, посреди выложенного брусчаткой двора, мерцала до боли знакомая, чуть-чуть приоткрытая, призрачная дверь.
Я вылезла из машины. Ледяной утренний воздух заставил резко вдохнуть. Земля отчего-то подрагивала, – наверное, так чувствуют себя жители городов, где есть метро, когда у них под ногами едет поезд. Я осторожно пошла вперед, чуть не наступив на сотканный из голубого сияния предмет: на этот раз не сережка, а конфета в фантике.
Антон направился к полупрозрачной конфете, а я взялась за ручку двери. В прошлый раз все произошло так быстро, что я ничего не успела понять, но сейчас было ясно: эта дверь – не проекция, а что-то необъяснимое, как сами сны. На ощупь ручка была как прохладное желе, через которое тихонько пропускают электрические разряды. Странное ощущение… Я потянула дверь на себя, открывая ее шире. За ней по-прежнему было видно только голубое сияние, а сквозь него – сложенную из мозаики стену. Ладно, у снов свои законы. Дверь волшебная, вчера я отлично сквозь нее прошла. Так и быть, закрою ее за собой, когда буду уходить, пусть герой моего сна порадуется. Я сделала шаг, но в этот раз все было по-другому.
Нога мгновенно онемела. Я сжала зубы, заставила себя качнуться вперед и чуть не вскрикнула от неприятного, противоестественно острого холода, охватившего тело. Словно тонешь в ледяной проруби, а вода еще и бьет тебя током.
Меня резко дернуло назад, и я упала на асфальт. Сияние потянулось следом, налипнув на одежду. Я со стоном попыталась осмотреть ногу, которой шагнула за дверь. На ней таяли остатки сияния, я попыталась сбросить их, как слизняка. Боль во всем теле была совершенно настоящей, и я впервые подумала: невозможно испытывать такое во сне. Но если мне это не снится, то… Что тут вообще происходит?!
Рядом, тяжело дыша, лежал Антон. Видимо, он меня и затащил обратно, и я не знала, то ли благодарить его, то ли злиться, что помешал. У него аж лоб взмок, будто он тоже испугался, хотя ему-то что?
– Я на секунду поверил, что ты ее правда закроешь, – прошипел он. – А ты, чокнутая, просто решила с собой покончить?
Под землей по-прежнему гудело, звук отзывался во всем теле, как вибрация стоматологической машины. Руки у меня дрожали, и голос, конечно, задрожал тоже:
– Это радиация? Я умру?
– Странный вопрос от человека, который сам пытался шагнуть за чертову дверь!
Я перепуганно сжала колено, которым вчера ударилась о лед среди гаражей, – оно ныло. Ощупала свое лицо, подергала за волосы, даже куснула себя за палец. Это не сон. Не сон. Я сжала виски, и тут земля под нами с хрустом лопнула. Трещина ползла по брусчатке от полупрозрачной двери, как будто мостовая не выдержала ее веса.
Но Антона – он что, тоже настоящий? – беспокоили другие вопросы.
– Что за фокус, как ты его провернула? Выглядело так, будто ты правда потянула ручку двери на себя. А ну-ка…
Он схватил меня за загривок и подтащил к двери. У меня сердце в пятки ушло. Мы так и не встали на ноги, копошились на земле. Я попыталась упереться в нее ладонями и вздрогнула от боли, когда под руку попался обломок брусчатки.
Да с какой силой должна треснуть земля, чтобы разбить такой толстый кусок камня? Я глянула вниз: трещина была глубокой, внутри проглядывала почва с камешками и спутанными иссохшими корнями.
– Говоришь, можешь закрыть? – сдавленно произнес Антон у меня над ухом. – Как ты притворилась, что коснулась ручки? Повтори!
Мне сейчас хватало проблем и без этого нестабильного психа, так что я потянулась вверх, взялась грязной, скользкой от пота ладонью за ручку двери, – ощущение все то же, прохладное, покалывающее, – и резко ее захлопнула. Дверь исчезла мгновенно, будто где-то нажали на кнопку.
Сразу стало очень тихо. Трещина посреди двора никуда не делась, но дрожь прекратилась в ту же секунду, как погасло сияние двери. Антон меня выпустил, и от неожиданности я шатнулась вперед, чуть не упав лицом на разбитую брусчатку. Ноги слишком дрожали, чтобы встать, и в глазах все расплывалось от слез, которые я пыталась сдержать.
– Тебе лечиться надо, – прошипела я, с ненавистью глядя на Антона, потому что лучший способ победить слабость – это гнев.
Я ждала такого же резкого ответа, но он таращился на меня потрясенно и даже как-то беспомощно.
– Ты ее закрыла…
– И что, козел? Берешь и закрываешь! – заорала я. – Вопрос в том, как мне открыть такую же, чтобы попасть домой! Почему не сработало?
Откуда-то уже набежали зеваки, но близко не подходили, смотрели издали, как на уличную драку. Антон рассеянно вытер рукавом потный лоб, – видимо, все еще размышлял про свою драгоценную дверь, – а потом настороженно вскинул голову. У меня нервы были взбудоражены до предела, и я сразу поняла, на что он среагировал: звук машины, на огромной скорости приближающейся к нам из-за угла дома. Прохожие тоже уловили звук и начали расходиться.
Антон вскочил и за локоть потащил меня к своей машине. Я вяло попыталась освободить руку, не всерьез, просто чтобы показать, что нечего таскать меня с места на место, как предмет. Уехать отсюда вообще-то будет отличной идеей: видимо, к нам сейчас присоединятся давешние парни. Опять будут ругаться с Антоном, опять вцепятся в меня, зачем мне это?
Я упала на переднее сиденье, и Антон стартанул с места, прежде чем я успела закрыть дверцу. Краем глаза я заметила подъехавшую машину, а он уже рванул в другую сторону, проехал несколько дворов и через арку вылетел на набережную замерзшей реки. Какое грубое вождение! Ему возмущенно сигналили, но он ловко вписался в поток машин и полетел дальше, обгоняя всех подряд. Пару минут я его не трогала, завороженная тем, что у дальнего берега реки, прямо у помпезной гранитной набережной, был вмерзший в лед парусник. А когда Антон убедился, что его не преследуют, и сбросил скорость, я сказала:
– Плевать, что у вас тут творится. Объясни, как мне попасть домой. Ты мне должен.
Раз он меня называет на «ты», отплачу ему тем же.
– Ничего я тебе не должен, – огрызнулся Антон.
Я подняла руку, демонстрируя ему кровоточащую царапину, которой обзавелась по его вине.
– А где дом? – нехотя спросил он.
– В Пыреево.
– Село какое-то?
– Город.
– Ну, это же в Ленинградской области?
– В Кировской.
Антон перевел на меня удивленный взгляд и тут же вернул его на дорогу. А я подумала: все это слишком странно. Что, если маньяк пырнул меня ножом, и прекрасный, но бредовый мир вокруг – мое предсмертное видение? Или я лежу в коме, врачи пытаются спасти мою жизнь, а я тем временем вижу галлюцинации.
Над приборной панелью болталась картонная елочка. Я потянулась и понюхала ее, игнорируя очередной непонимающий взгляд Антона. Слабый запах химической хвои настаивал, что елочка настоящая.
Часы показывали девять утра, и время вдруг стало для меня важнее места. Если это не сон и не галлюцинация угасающего рассудка, то, где бы я ни была, наступил следующий день. Ева проснулась, но не заходила ко мне в комнату, она же знает, как я люблю поспать в выходные. Она собиралась куда-то ехать с друзьями и наверняка выдвинулась рано, они же все там веганы и любители йоги, такие с рассвета на ногах. Но Ева точно напишет, я не отвечу, и к вечеру она сойдет с ума от тревоги. Папа ушел от нас давным-давно, два года назад умерла мама, и если Ева потеряет последнего, кто у нее остался… Я сжала зубы. Неважно, как я здесь оказалась, главное – выбраться. Переживать бесполезно, это только почву из-под ног выбивает.
Я покосилась на Антона, который решительно меня куда-то вез. Внешне он был вполне симпатичный, но практика общения с ним показала: он неотесанный, грубый тип. Не стоит даже тратить слова на разговор, этот гоблин мне не поможет. Затаюсь, подожду, где мы окажемся, и буду действовать по ситуации.
Утро за окнами выглядело, как обычное городское утро: пешеходы, машины. Вот только сам город был необычный, хоть я нигде, кроме Пыреево, и не бывала. Мама говорила, мы жили в другом городе, когда я была маленькой, но я все равно его не помнила, и он точно не был таким впечатляющим, как этот.
Мы затормозили около большого здания, при виде которого у меня отвисла челюсть. Да оно потрясающее!
– Приехали, – недружелюбно сказал Антон.
– Куда? Где я вообще? – пролепетала я, пытаясь окончательно осознать, что все это – не плод моего воспаленного воображения.
Антон глянул на меня, как будто я не узнала известного актера, постер с которым висит в каждом доме.
– Добро пожаловать в Санкт-Петербург, – буркнул он и вылез из машины.
Глава 3
Жди чудес
Здесь жди чудес: из тьмы, из соловьев,из зелени, из вымысла Петрова.Белла АхмадулинаАрхитектор, который спроектировал такое здание, мог бы с гордостью вручить самому себе медаль. Даже моих скромных знаний недоучки из колледжа хватало, чтобы сказать: жил он в начале двадцатого века и любил стиль модерн. Здание было огромным, но легким: громада из стекла, железа и гранита казалась невесомой, как воздушный шарик.
Санкт-Петербург… Это что, правда он? Я слышала, что город красивый, видела его на фотографиях, – но сейчас поняла, что, если собрать мои знания в одну кучу, получится немного. Где-то тут есть Зимний дворец, Медный всадник, много каналов и Невский проспект. Пушкин ездил тут на карете, а Петр Первый грозил шведу. В общем-то, все.
– Раньше здесь был Витебский вокзал, теперь управление Стражи, – сказал Антон. – Долгая история.
Вокзал… Кстати, это многое объясняло! В здании было много одинаковых входов, и легко было представить пассажиров, которые валят в них толпой. Но сейчас никого не было: хотя широкая улица была по-утреннему оживленной, к дверям никто не подходил.
Самой красивой постройкой нашего города был торговый центр с супермаркетом и кафешками. Продираясь сквозь учебники по истории архитектуры, я видела много монументальных построек, но никогда не бывала в такой сама и даже не представляла, какое впечатление они производят, когда в них оказываешься. Наверное, так себя чувствовала древнеримская крестьянка, которая пришла в столицу продать скот и увидела Колизей.
Мы направились к самому правому входу – видимо, парадному, судя по невероятному размеру окна над ним. Будто опасаясь, что я сбегу, Антон держался поближе ко мне. Он толкнул серенькую дверь, и мы оказались в вестибюле, который заставил меня окончательно потерять дар речи. Пустое пространство заканчивалось белоснежной мраморной лестницей, на которой можно было снимать сцену какого-нибудь романтического знакомства. Не бывает таких вокзалов.
Через гигантское окно, которое мы видели снаружи, падал свет, растекался по плиточному полу с легкомысленным узором из цветочков. Я подавила желание потрогать его рукой – в основном потому, что не могла согнуться. Все части меня, которые побывали за дверью, онемели и в себя еще не пришли.
Я думала, наши шаги будут разноситься по залу эхом, но тишина этого места была нерушимой. И запах… Я понюхала воздух. На вокзале – даже бывшем – ждешь запаха поездов и шаурмы, но тут пахло так, будто пол и стены вымыли мятным шампунем.
Наверху лестницы мы свернули в высокую арку и подошли к нежно-зеленой двери с резными завитушками. Антон тихо постучал в нее. Такой стук едва расслышишь, но с той стороны сразу раздался мужской голос:
– Прошу!
Кабинет, где мы оказались, впечатлял и размером, и уютом. На правой стене были три окна такого размера, что сквозь них легко мог бы влететь слон, но выходили они не на улицу, а в холл, который мы только что пересекли. Подоконники были уставлены растениями в горшках, удивительно бодрыми для тех, кто никогда не видит прямого солнечного света. Дальний угол занимало раскидистое дерево в кадке, в тени его листьев разместились кресло, торшер и стойка с виниловым проигрывателем. Внутри стойки были аккуратно расставлены пластинки. Вот это я понимаю рабочее место! Я так засмотрелась на обстановку, что человека заметила не сразу. За столом, – конечно, огромным, – сидел мужчина в черной водолазке и бежевом пиджаке. Пространство, которое, видимо, принадлежало ему одному, можно было и в высоту, и в ширину разделить на десять человек. Он поправил стильные очки в темной оправе, и я сразу почувствовала: это не какой-то начальник-самодур, который только раздает приказы. Он смотрел на нас с Антоном так, будто искренне пытался понять, в чем цель нашего прихода, и готов был отложить все дела, чтобы это узнать.
Мало того, он поднялся со стула, как будто специально, чтобы нас поприветствовать. А ведь важные люди никогда не встанут тебе навстречу, наоборот – часто заставляют тебя постоять, а сами сидят, подчеркивая свою власть. Мужчина обошел свой необъятный стол, за которым несколько человек могли бы свободно работать, не пихая друг друга локтями. Оказалось, бежевый пиджак не одинок, и к нему прилагаются бежевые брюки.
Роста мужчина был немалого и, прямо как Антон, очень худой, так что я решила, что они отец и сын. Но моя теория тут же рассыпалась, когда оказалось, что зовут его не Александр.
– Добрый день, я Павел Сергеевич. А вы?..
– Татьяна Максимовна. Здрасьте.
Павел Сергеевич вопросительно глянул на Антона, и тот сказал то, что ему по-прежнему не давало покоя.
– Она закрыла дверь, – сказал он. – Просто рукой. Не предметами. Я сам это видел.
И тут я решила ускорить процесс. Старомодные часы на стене показывали девять двадцать, и мне пора было торопиться. Не дам этой удивительной обстановке отвлечь меня от главного.
– Позвольте я все расскажу, как было, – начала я.
Никогда еще мне не доставалось такой благодарной публики. Я выложила им все: как шла домой из колледжа у себя в Пыреево, за мной пошел подозрительный тип, я бежала, увидела голубую сияющую дверь, которая маскировалась под дверь в гараж, словно приглашала меня зайти. Умолчала я только о двух вещах: о парнях, которым отдала артефакт, и о том, как Антон силой тащил меня к двери. Жаловаться – это мелочно, пусть лучше Антон заметит, как я благородно упустила эту деталь. Чем больше у меня будет союзников, тем выше шансы попасть домой.
– А теперь мне нужны две вещи, – сказала я под занавес своего выступления. – Первое: дайте позвонить сестре. Второе: купите билет домой. У меня ни денег, ни документов, и вы должны мне помочь.
Мы по-прежнему стояли посреди кабинета, и по сравнению с его элегантным хозяином мы с Антоном в пуховиках смотрелись как два пугала.
– Поразительно, – в полной растерянности сказал Павел Сергеевич. – Я был бы рад помочь вам, Татьяна, но, боюсь, это не в моих силах. Вы видели, город у нас не простой, и в связи с этим он несколько… отрезан от мира. От нас нельзя позвонить куда-либо, кроме номеров внутри города. Никто к нам не въезжает и, конечно, не выезжает.
Я уставилась на него. Было видно, что моя история застала Павла Сергеевича врасплох и он не представляет, что теперь со мной делать, хоть и старается сохранить уверенный вид.
– Ладно, могу не звонить, но дайте я ей хоть сообщение напишу!
– Почтовая система также действует только в границах города.
– Да я про… ну… Электронную почту. Мессенджеры.
Оба глянули на меня так, будто впервые слышат эти слова. Следующие минут десять прошли мучительно: я на разные лады твердила про сестру, работу и колледж, которые меня ждут, и пыталась заставить их войти в мое положение. Павел Сергеевич так же убаюкивающе повторял, что я попала к ним в город странным способом, он не знает, как мне его покинуть, и нет, междугородняя связь у них не работает, а слово «интернет» он когда-то слышал, но тут такой штуки нет. Антон хранил гробовое молчание. В конце концов к моему горлу подкатила такая тошнота, что я без приглашения отошла к ближайшему стулу и опустилась на него. Если меня вырвет посреди такого восхитительного кабинета, вряд ли это поможет делу.
Подняв голову, я обнаружила, что Павел Сергеевич смотрит на меня с сочувствием, а Антон – с раздражением. Наверное, думает, я симулирую, чтобы всех разжалобить. Я выпрямилась. Как я могла упустить главное! Если хочешь что-то получить, надо предложить что-то взамен.
Кто бы мог подумать, что элементарное умение закрыть дверь где-то окажется таким ценным. А спрос рождает предложение, верно? Я нацепила на лицо улыбку, хотя удержалась она еле-еле.
– Понимаю, вы в трудном положении. Но просто скажите: в обмен на то, что мне надо, я могу что-то для вас сделать? Ну, скажем… закрыть еще одну дверь?
Павел Сергеевич всерьез задумался.
– То, что вы можете закрывать двери, – это… впечатляет. Давайте так: раз уж с возвращением домой есть сложности, может быть, поработаете у нас?
Ха-ха. «Девчонки в твоем возрасте обычно такие очаровательные наивные дурочки, но не ты», – сказал мне Кирилл. Ну, что же делать, когда все вокруг норовят повесить тебе на уши какую-нибудь лапшу!
– Пока я буду тут торчать, меня выгонят с работы и из колледжа, а моя сестра умрет от горя, – возразила я, в упор глядя на Павла Сергеевича. – Давайте так: раз уж вам так важны эти двери, я закрою две штуки, а вы за это прямо сегодня найдете способ вернуть меня домой?
– Мне нравится ваш энтузиазм. Давайте так: вы закроете… ну, скажем, три двери и принесете нам три артефакта. Тогда я подумаю, чем я могу вам помочь.
Книги я не любила, но сейчас мне вспомнилась сказка, которую нас заставили прочесть в школе. Там мальчика продали в рабство злому колдуну, и тот велел найти для него три монеты, а когда мальчик возвращался ни с чем, колдун бил его плетью. Симпатяга Павел Сергеевич на злого колдуна был не похож, но суть я уловила: либо три артефакта, либо помогать мне никто не станет. Если и можно подергать за какие-то ниточки, чтобы меня отсюда вытащить, делать этого Павлу Сергеевичу не хочется. Скорее всего, он предпочел бы вернуться к прослушиванию виниловых пластинок в тени тропических листьев.