Артефакторы. Осторожно, двери открываются

– Кстати, здорово получилось. Вот эти розовые прямо… украшают. – Я ткнула пальцем в цветок с зеленой серединкой. – Что это?

– Ранункулюс, – нежно сказала Ева. – Ты прямо в точку, они тут у меня центр композиции. Заведу сообщество и начну постить там фотки своих работ.

– Ты ведь уже нашла клиентов на маникюр!

– Я тебе сказала, это все-таки не мое.

В каком-то волшебном месте, где души до рождения получают таланты и способности, нашу семью обслуживали несправедливо. Мне, как старшей, выдали все скучное: ответственность, упорство и бережливость. А Еве через два года досталось остальное: эмоции, тонкая душевная организация, творческая жилка. В отделе внешности меня тоже одаривали под конец рабочего дня, зато Ева получила шикарные волосы, за которыми ухаживала не меньше, чем за нашими растениями.

Поэтому, когда Ева посмотрела курс парикмахерского искусства, эксперимент мы поставили на мне. У нас был план: она пострижет меня и покрасит в блонд, а фото «до и после» мы используем для рекламы ее услуг. Получилось так плохо, что фотки не пригодились: я стала ее первой и последней жертвой. Неровное высветленное каре уже отросло сантиметров на десять, но каждый раз, когда Ева предлагала подкрасить мне корни, я сбегала со скоростью кота, которого пытаются искупать.

В общем, я сразу поняла, что продавать ее самодельные букеты по интернету придется мне. С прозой жизни у Евы сложности, зато у меня проблемы с поэзией. Стихи я в школе терпеть не могла – бессмысленная, приторная лабуда.

– Фотографии сделай покрасивее, – сказала я. – И подумаем над стратегией. Может, этот букет тоже кому-нибудь впарим.

– Нет, этот – мой, – страстно ответила Ева и коснулась губами ближайшего цветка.

Я упала на стул, подавив желание выкинуть экономически бесполезный букет в окно. Уверена, что обычных людей младшие сестры частенько бесят, но я не могла позволить себе такой роскоши. Мы много кого потеряли, и Еву каждый раз трудно было привести в чувство. Она рыдала, болела и не спала, так что приятно было видеть ее веселой. Даже если для этого пришлось купить три колоды Таро, несколько интернет-курсов и невероятное количество лака для ногтей.

Если у тебя, например, есть щенок, не жалко купить ему игрушку, да? В семье нет места для двух издерганных, депрессивных щенков. Один должен быть сильным.

– Ладно, еду давай, – буркнула я. – Мне пора к семинару готовиться.

– У вас второй семестр только начался, сколько можно учиться!

Ева вытащила из буфета два стаканчика сухой лапши, и тут я все-таки возмутилась:

– Ты обещала рис сварить!

– Я букет собирала, завтра сварю. Ну не дуйся, а! Тебе надо меньше грузиться и больше расслабляться. Там новый выпуск «Игры в ложь» вышел, посмотрим?

Предложение было соблазнительное, но я прихватила стаканчик с лапшой и скрылась.

– У меня сегодня Виктория Сергеевна, надо готовиться. В маминой комнате поем.

– Какие планы на выходные? – крикнула Ева мне вслед. – Я утром еду с друзьями провожать зиму, вернусь до полуночи.

Я заглянула обратно на кухню.

– Это те, с которыми вы чуть пожар не устроили, когда познавали энергию огня?

– Они хорошие! Умоляю, дай тысячу, а? Электричка, еда и все такое. Я знаю, знаю, что у меня закончился лимит на неделю, но я же купила цветы и…

Как же это не вовремя!

– Пятьсот, – строго сказала я и вытащила купюру из сумки. – И пиши хоть иногда. Я буду валяться и смотреть сериалы.

– Ну, Тань! – Ева спрятала деньги и вернулась ко мне с сочувственными объятиями. – Да проведи ты хоть один день интересно, развлекись!

– Обязательно.

– Ты просто боишься своих желаний! – изрекла Ева и, выпустив меня, прошествовала к себе, как призрак в рубашке до пола.

Эту комнату я по-прежнему называла маминой, хотя мамы уже два года нет. Ева осталась в комнате, где мы раньше жили с ней вместе, а я переселилась в ту, что освободилась. Там все осталось как раньше: продавленный диван, полки со старыми книгами, которые никто не читал. Я положила перед собой конспект, но мысли разбредались, как козы, оставленные без попечения овчарки. Может, продать что-нибудь из вещей? Но кто купит такое старье? Чтобы настроиться на учебу, я прилегла на диван и достала телефон. Я была самым преданным зрителем видео вроде «Пять быстрых закусок из сыра» и «Как нарисовать идеальные стрелки на глазах с помощью картофелины», хотя до стрелок и закусок в реальной жизни у меня доходило редко. Так я и валялась, уткнувшись в телефон, пока не оказалось, что пора выходить.

Днем улицы покрывала февральская каша из снега и воды, которую машины шумно разбрызгивали, проезжая мимо, а к вечеру резко похолодало. Город сковало льдом, и грязь под ногами превратилась в каток.

– Снег пойдет, – сказала женщина, сидевшая рядом со мной в автобусе. Мы вместе посмотрели на тяжелые тучи, от которых сумерки казались особенно безнадежными. – Рано я лопату убрала, опять двор разгребать.

Когда я вышла из автобуса, уже совсем стемнело. Дым из труб теплоцентрали в ночном небе казался белоснежным, на остановке пахло курочкой гриль из ближайшего киоска. После девяти вечера там будет скидка, и я пообещала себе, что сегодня, в награду за все испытания, домой без горячей румяной курочки не уйду. И я помчалась – точнее, заскользила – к тускло сияющим окнам колледжа, которые в этот ледяной вечер казались почти гостеприимными.

Раздевалка встретила меня лужами от снега, таявшего у всех на ботинках, и голосами, которые перекрикивали друг друга. Я повесила свою ярко-желтую куртку на крючок и побрела в аудиторию, хотя слово «класс» подошло бы ей больше. Кому пришло в голову называть аудиториями комнатенки со старыми партами и стенами, покрашенными в зеленый, как в поликлинике?

Я учусь на архитектурном факультете, и это звучит красиво, пока не окажешься на лекции про влияние характера метрического ряда на плотность заполнения пространства. Все детство я грезила папиной профессией и, когда пришло время куда-нибудь поступать, выбрала ее. В этом смысле я была анти-Евой: не искала себя, давая каждой идее «распуститься, как бутону розы», – ее словечки! – а схватилась за первое, что пришло в голову. Архитектурный факультет был самым престижным в городском строительном колледже, я наскребла баллов на бесплатное место, – и моя судьба была решена. Но если подвернется денежная работа на полный день, тут же брошу. Архитектора из меня все равно, скорее всего, не выйдет – Виктория Сергеевна сказала это уже несколько раз.

К семинару по истории архитектуры я кое-как подготовилась за первые две лекции, скрывшись в уголке заднего ряда. Была только одна проблема: когда-то Виктория Сергеевна знала моего отца и всегда сравнивала мои ответы с его светлой памятью – конечно, не в мою пользу.

– Проверим, что вы помните, – сказала Виктория Сергеевна и повесила сумку на стул. – Знания – как кирпичи, должны четко ложиться друг на друга, тогда стена будет прочная. Шатрова, будешь первой, вопреки алфавиту. Расскажи-ка нам про композиционные особенности общественных сооружений эпохи эллинизма.

Я рассказала все так, как она диктовала, но Виктория Сергеевна только прищурилась и спросила:

– А где в России можно увидеть копию величайшего из памятников эллинизма?

– В Москве! – вдохновенно ответила я, потому что в Москве наверняка есть все что угодно.

– Неверно. Я говорю о Пергамском алтаре.

Она со значением посмотрела на меня, будто это должно было о чем-то мне сказать, и я признала поражение.

– В Санкт-Петербурге, в академии Штиглица, – сказала наша отличница Олеся. – Гипсовая копия была сделана в Советском Союзе, когда…

– Да-да, спасибо. Садись, Шатрова, это было не блестяще. Твой папа, кстати, когда-то делал прекрасные наброски Пергамского алтаря. Тебе надо больше читать, расширять кругозор. Вдохновись уже хоть чем-нибудь.

Когда все закончилось и нас отпустили, я пулей вылетела в коридор. Меня гнала вперед мечта о еде, но, добежав до киоска, я обнаружила, что он закрыт. Еще и десяти часов вечера нет, а всех уцененных кур уже продали! И я поплелась домой. Автобуса так поздно ждать бесполезно, легче пешком дойти, всего-то полчасика. Как жаль, что запах курочки из пакета не согреет меня в пути.

Ева уже наверняка спит: она встает в пять утра, чтобы заряжаться энергией солнца, и аргумент, что в феврале можно так не париться, с ней не работает. Дойду, съем еще стаканчик лапши, а потом буду спать всю ночь и полдня – хорошо, что завтра суббота.

Город был скупо освещен фонарями и подсветкой закрытых до утра магазинов, но даже в этой полутьме было видно, как низко нависли тучи. Женщина из автобуса была права: я и полдороги не прошла, когда повалил снег. Ну, отлично, теперь гололед еще и не разглядеть! И ветер такой кусачий, будто сейчас налетит снежная буря, как в документалках про пингвинов.

И буря действительно налетела, только совсем не такая, как я представляла.

До дома оставалось еще минут десять. Я перешла пустую улочку на красный свет, свернула в лабиринт дворов. И там… Фонари не мигали, как в ужастиках, холодок не шел по спине, и все же я почувствовала что-то неуютное. Я живу в городе, где зимой светло становится всего-то часов на семь, так что привыкла пугливо брести в темноте: крадущийся тигр, затаившийся дракон-перестраховщик. И сейчас умение вовремя оглянуться впервые сослужило мне хорошую службу. Я заметила, что за мной кто-то идет.

Остановилась. Человек тоже остановился. Посмотрел на меня. Всегда думаешь, что уж с тобой-то ничего опасного не случится, а потом оно берет и случается. Парень был смутно знакомый, наверное живет в каком-то из соседних домов. Немодная куртка, старая шапка. От тех, кому настолько плевать на свою внешность, жди беды. Я прошла пару шагов, резко обернулась, и он снова остановился, будто издеваясь надо мной. За снегопадом его выражения лица было не разглядеть, но какая разница? Маньяки только в фильмах скалят зубы и мерзко ухмыляются.

Паника захлестнула меня с головой. Дистанцию от «все нормально, это просто прохожий» до «беги, спасайся, ори как резаная!» я пролетела секунды за три. Вокруг никого, и… Может, сделать вид, что я его не замечаю? Я еще раз обернулась. Парень был уже ближе. Ну точно, идет за мной. И тогда я решила плюнуть на неспешную походку и драпать, как заяц. Простая проверка: нормальный человек гнаться за мной не будет.

Но он погнался.

Я услышала сзади ускорившиеся шаги, но не обернулась, слишком страшно было. В голове стучала одна мысль: меня погубит дурацкая ярко-желтая куртка. Этот гигантский пуховик, в котором у меня тонули руки, продавался с огромной скидкой. Наверное, цвет никому не понравился. Уже две зимы я в нем чувствовала себя глупо, но теперь, мчась в сторону дома, думала, что из-за этой глупости мне и придет конец. В черном или белом, наверное, можно было затеряться в снегопаде, но моя одежда была как мишень. Я оступилась на гололеде и чудом не упала. Нет, нет, я не хочу быть как жертвы в сериалах, которые гибнут до конца первой серии, а потом их фотку прилепляют на доску для расследований!

Ко мне домой можно пройти вдоль пятиэтажек, а можно срезать путь через ряды гаражей. Зимой там редко ходят: никто не чистит снег, а сейчас еще и скользко, но я решила, что тропинка между гаражей – мое спасение.

И это была ошибка. Стоило свернуть туда, и ноги у меня разъехались, как у оленя на льду. Впереди был сплошной каток, я остановилась перевести дыхание для финального рывка – и услышала за углом гаража, откуда только что вырулила, осторожные шаги. Ужас бешено сдавил мне горло. Наверное, нужно было кричать, но я молча бросилась вперед – и тут же растянулась на льду. Колени заныли от боли, я проползла несколько шагов и вдруг увидела краем глаза свет, которого только что не было.

За снегопадом деталей не разглядишь, но мой парализованный страхом мозг осознал главное: в одном из гаражей кто-то есть. Он услышал мою возню, включил свет и поможет мне! Я встала, отчаянно цепляясь за гараж, и в двух шагах впереди увидела дверь. Гостеприимно приоткрытая, она сияла ярким голубым светом: ничего себе иллюминация у кого-то! Я передвинулась ближе, не выпуская стену гаража, – только не оглядывайся, не оглядывайся, – нащупала ручку и толкнула дверь. Тут не до вежливости, объясню все хозяину, когда окажусь внутри. Я перешагнула порог, и по глазам ударил такой свет, что на секунду я ослепла и будто даже оглохла, уши заложило, как от нырка на глубину. Под ногами оказалось что-то скользкое, я оступилась и рухнула на… на лед?!

Я заскулила от ужаса. Как я ухитрилась мимо двери промахнуться? Почему вокруг опять лед? Несколько секунд я дрожала, лишившись воли к борьбе, и ждала, когда маньяк рывком поднимет меня на ноги и прикончит. Но ничего не происходило. Голубое сияние по-прежнему было совсем рядом, я резко села и… Новостей было две: хорошая и плохая.

Хорошая: жуткого типа нигде не видно. Плохая: гаражей тоже не видно. И пятиэтажек, которые возвышались за ними. Вокруг был двор, только не тот. Вообще не тот, где я только что была.

Глава 2

Как пловцы

В темной арке, как пловцы,Исчезают пешеходы.Осип Мандельштам

Представьте двор средневековой крепости: стены обступают со всех сторон, тянутся к небу. Там, где я оказалась, все было примерно так же. Дома сходились вокруг, и между ними не было ни единого просвета. Куда ни глянешь – стены грязно-желтого цвета, от крыш до земли тянутся водосточные трубы. Выбраться из этого колодца, созданного домами, можно было только через две полукруглые арки.

А ведь было кое-что еще более странное. Дверь, через которую я собиралась попасть в чей-то гараж, была на месте. Просто… Она была призрачной, неплотной. Сотканная из голубого сияния, как проекция на световом шоу, дверь стояла, словно вокруг нее забыли построить стену. Я подползла ближе, наплевав на то, что колени джинсов промокли насквозь, и заглянула в приоткрытую дверь: все тот же голубоватый свет, сквозь который было видно ближайшую стену. Ну, точно проекция.

Забавно, что логика у этого шоу была безупречной: там, где я зашла в дверь, она открывалась от себя, а тут – на себя. От удара об лед, наверное, и не такое привидится, но, пока я хоть что-то соображаю, надо выбираться. Я встала на дрожащих ногах и потянулась к ручке. Дверь, словно почувствовав мое приближение, сама приоткрылась мне навстречу, будто кто-то толкнул ее с другой стороны.

Только что мне казалось, что перспектива вернуться во двор с маньяком пугает меньше, чем все эти странности, но я ошиблась. Когда дверь начала открываться, в голове у меня снова завыл сигнал тревоги. Никакая это не безобидная проекция, тот парень сейчас зайдет сюда, и мне конец. Сердце совершило прыжок высоко вверх, я в ужасе захлопнула дверь, навалившись на нее всем телом, – и рухнула прямо на лед, провалившись сквозь дверное полотно.

Да сколько можно падать! Я взвыла от боли в плече и подняла голову. Двери не было. Может, проектор выключили? Родных гаражей с пятиэтажкой не было тоже, и я прилегла щекой на лед. Немного отдохну, перестанет мерещиться всякое – и пойду домой. Лоб, плечо и колени ныли. Как же меня за этот вечер отдубасил лед!

Снег по-прежнему шел, только редкий, едва заметный. Я перевернулась на спину и высунула язык, ловя снежинки. Желтые здания окружали меня, будто я крохотная рыбка, а они – щупальца осьминога, который собирается меня проглотить.

Интересно, где у нас в городе такое построили? Ладно, сейчас сориентируюсь. Я вытерла лоб рукавом куртки, стараясь не дрожать. Надо открыть карту и глянуть, куда меня занесло. Но в кармане телефона не оказалось. А, точно, я его положила в сумку, чтобы он не разрядился на морозе, а сумка… Я издала вопль отчаяния. Да не может быть! Она что, упала у меня с плеча, когда я драпала через дворы? Пуховик гладкий, а сумка тяжелая, вечно сползает с плеча.

В окнах домов, хищно обступивших меня со всех сторон, к счастью, горел свет, а в некоторых даже висели гирлянды из лампочек. От этого стало полегче – всегда кажется, что в квартирах, где на окнах гирлянды, живут хорошие люди. Зайду, попрошу у кого-нибудь телефон и гляну на карту. В странных домах были вполне привычные подъезды с кодовыми замками, и я уже шла к ближайшему, когда двор залило ярким светом.

Это был не бледный свет дверной проекции, нет, – обычные автомобильные фары. Машина влетела в низенькую арку со скоростью, которая точно возмутила бы дорожную полицию. Если бы через двор бежал зазевавшийся котик, это стало бы его последней прогулкой.

С визгом шин затормозив посреди двора, водитель выскочил из машины и начал бешено озираться. Это было забавно – он крутил головой с таким возмущением, словно показывал в любительском театре миниатюру «Я что-то потерял». Просить у человека в таком состоянии телефон, чтобы изучить карту, было неловко, но я все же решила подождать. Может, он сейчас найдет пропажу, а спросить его проще, чем звонить по квартирам.

– Где дверь? – рявкнул он так, что у меня сердце опять заколотилось как ненормальное.

Я понадеялась, что в машине есть пассажир, к которому он обращается, но парень двинулся прямо ко мне, и я, издав задушенный писк, бросилась наутек. Еще один маньяк! И ведь не тот же самый – этот очень высокий, мог бы баскетбольную команду возглавлять.

Во дворе было скользко, но я учла ошибки прошлого и решила убегать, почти не отрывая ног от земли, как пингвин, который решил поспешно удалиться. Но парень с его длинными ногами, увы, догнал меня в два счета. Он хамски схватил меня за плечо, и я со всем отчаянием, которое накопилось во мне за вечер, врезала ему по лицу. Ударить человека оказалось сложнее, чем кажется по фильмам, так что я скорее ткнула пальцами ему в нос. Парень взвыл, но хватку не ослабил.

– Вы рехнулись? – прошипел он, зажимая нос свободной рукой. – Я просто хотел опросить вас как свидетеля, а вы…

Я размахнулась снова, чтобы врезать ему по-настоящему – вдруг со второго раза получится? – и освободиться, но он сгреб меня в охапку, больно прижав мои руки.

– Да прекратите вы! – Он почувствовал, что я собираюсь его укусить, и отвел голову. – Пять минут мне уделите и катитесь по своим делам!

Он все-таки решил разжать руки, и я яростно уставилась на него, сжав кулаки. Буду бороться за свою жизнь до последнего, пусть так и знает.

– Я просто спрашиваю, где дверь.

Долговязый вытащил из кармана телефон, и это немного поумерило мой гнев. Пусть в компенсацию морального ущерба проложит для меня маршрут домой.

– У меня отображалось, что она тут. Я приехал, ее нет. На моей памяти такого не бывало! Вы ее видели или это сбой техники?

Он явно старался говорить спокойнее. Видимо, понял, что из-за его проблем с контролем гнева наша беседа началась не с лучшей ноты.

– Дверь была. – Голос у меня дрожал, но ради встречи с картой я решила ответить. – Такая… вроде проекции. Потом исчезла.

Может, он правда световое шоу ставит, а дверь – часть его представления?

– В смысле – исчезла? А кто ее закрыл?

– Не знаю, – промямлила я. Видимо, его драгоценную дверь нельзя было трогать, так что лучше уж не признаваться. – Она… Она просто закрылась. Это не я.

– Ясно, что не вы, – сказал парень так снисходительно, что даже обидно стало. – Но дверь сама исчезнуть не может. Как и… О, надо же. Артефакт на месте.

Он заметил что-то на льду, около колес своей машины, и потерял ко мне интерес. Аккуратно подобрал маленький, слабо сияющий предмет, издали похожий на потерянную кем-то сережку. Я эту штуку и не заметила – но теперь поняла, что она блестит таким же голубоватым светом, как та злосчастная дверь.

Парень вытащил из кармана прозрачный пакетик, осторожно сложил в него сережку и убрал. Я за это время значительно продвинулась в сторону арки, стараясь не привлекать внимания и двигать ногами незаметно, будто я – картонная фигура, которую тихонько выносят из двора.

– Стойте, – сухо и довольно зло сказал парень. – Артефакт вы не взяли, спасибо за сознательность. Но раз он тут, значит, дверь точно была. Опишите в деталях, что с ней случилось, и можете идти.

Как же холодно! Пуховик у меня был хоть и страшненький, но теплый, а вот шапку я где-то потеряла. Лучше уж сменить тактику и рассказать все как есть.

– Ладно, я ее закрыла. – Я отступила еще на пару шагов по скользкому льду, настороженно следя, чтобы парень не приближался. – Не знаю, как вы эту проекцию делаете, но… В общем, я зашла в дверь, думала, это гараж, а вышла почему-то здесь. Хотела так же пойти обратно, и тут он ее начал открывать с другой стороны, я испугалась, захлопнула ее, а она исчезла.

Только сейчас, рассказывая все это вслух, я поняла, как хлипко выглядит моя теория со световым шоу. Как-то ведь я здесь оказалась! Но все это были цветочки по сравнению с тем, какое впечатление произвела моя история на парня. Он смотрел так, будто я уверяла его, что похищена инопланетянами.

– Дайте на карту глянуть, пожалуйста, – закончила я убитым голосом. – Мне надо понять, далеко я от дома или нет.

– Я вам что, Марко Поло, чтобы с картой ходить? Мы работаем по своим округам, в Литейном мне карта не нужна.

Ой, какие мы шутники. Я протянула в его сторону руку ладонью вверх.

– Телефон дайте, меня сестра ждет. Я проложу маршрут домой и отдам.

– Так телефон вам нужен или карта? Телефон можно попросить у кого-нибудь в доме, зайдем и позвоним. Карты у меня в машине нет, только на работе.

– Дайте мне то, что вы положили в карман.

Теряя терпение, я указала пальцем на карман его блестящего черного пуховика, напоминающего мусорный пакет. Парень поколебался, но вытащил телефон и протянул мне. Я взяла его и… Снова неприятный сюрприз. По форме предмет действительно напоминал телефон – плоская коробочка с большим экраном, – но вблизи куда больше походил на советскую ретроигру, которую нам показывали на школьной экскурсии в музее игровых автоматов.

В нашем городе три музея, и этот был самым маленьким и веселым: какой-то мужик просто отвел пару комнат в доме под свою винтажную коллекцию. Он рассказывал нам забавные истории про экспонаты, потом разрешил немного с ними поиграть, а сам ушел на кухню пить чай с нашей учительницей. Из всех экскурсий моей унылой школьной жизни эта была лучшей. Мальчишки тут же облепили стол для настольного футбола, а мне понравилось маленькое устройство, на экране которого волк из старого мультика пытался собирать в корзину падающие на него яйца, чтобы они не разбились. Остальные играли вместе, но я уже тогда считала, что дружба – опасная штука, которая заканчивается разбитым сердцем, поэтому уединилась в старом кресле и ловила яйца в корзину, пока не пришло время уходить.

И вот сейчас, глянув на экран устройства, которое вручил мне странный парень в странном дворе, я ожидала увидеть волка с корзиной, но на экране горела надпись угловатым ретрошрифтом: «улица Чайковского, 22». Я поводила пальцем по экрану. Ничего не изменилось. В таком винтаже интернет искать бесполезно, так что я сунула коробочку обратно парню в руки. У меня появилась новая теория: они тут снимают фильм, а эта штука – реквизит.

– Разрешите ваши документы, – сказал парень, враждебно разглядывая меня с головы до ног.

– Паспорт был в сумке, она потерялась. Вы мне лучше свои покажите, – огрызнулась я, ибо лучшая защита – это нападение.

Я даже удивилась, когда он правда вытащил из кармана что-то похожее на удостоверение и развернул его перед моим лицом. Там было черно-белое фото юной лопоухой версии парня, лет на пять моложе нынешней, в стиле «первое фото на паспорт». У меня самой было такое, и я старалась никому его не показывать. Но куда больше меня повеселил текст – написанный от руки, как на старых библиотечных карточках.

«Цветков Антон Александрович, Санкт-Петербургская Стража им. Л. Н. Журавлева, отдел сбора артефактов». Ну, все понятно. Во-первых, Петербург – это где-то в тысяче километров от нас. Во-вторых, словечки вроде «стража» и «артефакт» используют разве что в настольных играх. От абсурда ситуации страх немного притупился. В нашем городе вряд ли сняли хоть один фильм, но пора же когда-то и начинать.

– Понимаю, у вас все прямо по-настоящему. Классно вжились в образ! – уверила я. – Но мне просто нужно узнать, где я. Можно мне настоящий телефон с интернетом?

Ответить Цветков Антон Александрович не успел. В ту же узкую арку, из которой так лихо появился он сам, въехала другая машина – и тоже с бешеной, совершенно не подходящей для двора скоростью. Разница была лишь в том, что машина номер два была классная, дорогая и будто только что из автомойки, не то что ведро с гайками, на котором прибыл долговязый.

Появление новых лиц Антона Александровича не обрадовало. Он наморщил нос, как злая собака, и бросился к своей машине, хотя новоприбывшие остановились так, чтобы перекрыть выезд через арку.