Аусфарт

Картина была нарисована очень тщательно, и вглядываясь в неё я даже забыл, какой маленькой она была – мне показалось, что я был свидетелем той уличной сценки и, сделав всего один шаг, мог бы оказаться там…

Я услышал, как Эмма выбралась из ванны, и погасил в комнате свет, повернув старинный чёрный выключатель на стене возле двери. Эмма появилась в полосе света падающего из ванной комнаты. Большое нежно-абрикосовое полотенце было обёрнуто вокруг её стройного тела. Я почему-то сразу подумал про Древний Рим – возможно, всё ещё под впечатлением от картины над кроватью.

– Чего пожелает дочь патриция? – вежливо спросил я.

Эмма на секунду удивилась, а потом вздохнула и сказала:

– Поставь будильник на полвосьмого.

– Слушаюсь, моя госпожа, – ответил я и начал рыться в карманах моей куртки висевшей у двери в поисках мобильного телефона…

– Странно, – я разглядывал телефон и был несколько озадачен, – Здесь нет мобильного покрытия. Совсем никакой сети…

– Вот куда в отпуск надо приезжать, – улыбнулась Эмма, – Полный покой: ни телефона, ни телевизора…

Я поставил будильник в мобильном телефоне на 7:30 и направился к постели. Эмма уже успела сесть посреди кровати, соблазнительно склонив набок сдвинутые вместе обнажённые ноги…

– Погаси свет в ванной и иди сюда, – несколько смутившись сказала она и потянула рукой за кончик полотенца скрывающего её тело…

…Засыпая я наслаждался каждым мгновением – мягкой обволакивающей постелью; толстым воздушным и практически невесомым одеялом; свежим постельным бельём пахнущим почему-то земляникой; и всеобъемлющей темнотой, наполненной тишиной и спокойствием… И Эмма сладко посапывала рядом…

Проснулись мы по будильнику в половине восьмого. За окном было ещё темно. Шёл неторопливый осенний дождь – по оконному стеклу печально стекали струйки воды. Эмма отправила меня в душ первым, чтобы самой ещё немножко понежиться в постели. Ровно в восемь мы вышли из комнаты и спустились по лестнице на первый этаж.

В ресторане горел свет. Один из столов был сервирован на две персоны. Над маленькой спиртовой горелкой стояла и грелась стеклянная колба с готовым кофе.Тут же в небольшой плетёной корзинке громоздились свежие округлые булочки. На массивной деревянной доске лежали сыр и масло. Несколько отдельных тарелок предлагали нам четыре-пять сортов разных копчёностей: колбасок, ветчины и чего-то ещё. На специальном блюде красовались три больших яблока…

– Какое изобилие, – улыбнулась Эмма, – Наверное, это всё для нас…

– Да, других постояльцев здесь сейчас вроде нет, – согласился я.

И мы приступили к завтраку. Ароматный кофе наполнил изящные чашечки из тонкого фарфора, а старинного вида ножи превосходно разрезали булочки и намазывали масло… Временами мы оглядывались на дверь возле лестницы, ведущую в покои хозяев гостиницы, однако дверь была закрыта, и за всё время нашего завтрака ни старичок, ни старушка так и не появились.

После того, как мы выпили весь практически весь кофе, я погасил спиртовую горелку.

– Что-то их совсем не видно, – сказал я, – Надо ведь как-то и ключ отдать, и расплатиться…

– Да, действительно… – задумчиво ответила Эмма, – Они же приготовили нам завтрак, значит они не проспали… Может у них появились какие-то срочные дела?

Закончив завтрак, мы прихватили с собой на дорогу яблоки и пару булочек и направились обратно в свой номер. Проходя мимо двери возле лестницы, я осторожно постучал и подёргал за ручку. Дверь была заперта, и за дверью была абсолютная тишина.

– Ладно, – сказал я сам себе, – Попробуем чуть попозже…

Когда мы вернулись в номер, я повернул выключатель и включил свет, и тут же услышал несколько растерянный голос Эммы:

– Ой… Что это?

Я вопросительно посмотрел на неё, а она, замерев на пороге, несколько испуганно показала пальцем в сторону окна. Белые занавески были задёрнуты и слегка колыхались на ветру – видимо окно за ними было приоткрыто. Честно, говоря, когда мы покидали номер я не обратил внимания, были ли занавески задёрнуты или нет, но то что окно было закрыто – в этом я был абсолютно уверен, так как сейчас в комнате было прохладно и пахло дождём… Однако все наши вещи были на своих местах, и ничто не говорило, что кто-то побывал в номере за время нашего отсутствия.

– Наверное, окно ветром отрыло, – предположил я, – Я сейчас закрою…

– Но шторы! Они были раздвинуты, – почему-то шёпотом ответила Эмма.

– Ты уверена? – я подошёл к окну и раздвинул шторы.

Окно было, действительно, приоткрыто, и там, за окном, стояли серые утренние сумерки, и шёл дождь. Закрывая окно, я ощутил холодную водяную пыль на своём лице, и ещё, меня удивил необычайно чистый воздух – вдохнув несколько раз, я почувствовал что-то вроде лёгкого опьянения, и в голове стало ясно и просторно, словно после фужера шампанского… Потом я начал упаковывать нашу дорожную сумку, а Эмма прихватила свой рюкзак и отправилась в ванную. Проходя через комнату она с подозрением покосилась на окно, но ничего не сказала. Перед тем как войти в ванную, Эмма сначала осторожно заглянула туда, и, видимо, убедившись в отсутствии монстров и посторонних, скрылась за дверью.

Закидав наши нехитрые пожитки в сумку, я уже собирался было застегнуть «молнию», но вспомнил про мои бритвенные принадлежности и шампунь, которые остались в ванной. Там, перед зеркалом Эмма сосредоточенно что-то делала со своим лицом… Появившись в дверях я увидел в зеркале её вопросительный взгляд.

– Я хотел забрать шампунь и пену для бритья… – оправдываясь сказал я.

Эмма кивнула, давая мне тем самым разрешение войти в ванную.

– Я должна привести себя в порядок, – пояснила она, – Сегодня мы будем в Париже, и я хочу, чтобы все парижанки вымерли от зависти…

– Вымрут, – быстро согласился я и, схватив бритву, пену и шампунь поспешил на выход.

– Э-э-эй, – Эмма повернулась и сунула мне в руки наши зубные щётки и тюбик с пастой, – Это тоже не забудь!

…Наконец, молния на дорожной сумке с жужжанием застегнулась, и я сел на краешек кровати внимательно оглядывая комнату в поисках забытых вещей. Нет, ничего не осталось – всё уложено. Эмма из ванной ещё не выходила…

– Я пойду поищу их, – громко сказал я, – Попробую расплатиться…

– Подожди! – крикнула из ванной Эмма, – Я уже почти готова! Мы пойдём вместе!

Я одел куртку и остановился на пороге приоткрыв дверь. В коридоре за дверью было абсолютно тихо – мне даже показалось, что я слышал тикание настенных часов, которые висели на первом этаже…

– Ну, вот и я! – Эмма появилась из ванной, – Готова покорять Париж!

Она была причёсана, накрашена и, вообще, максимально приближена к женским представлениям о совершенстве.

– Тебе нравится? – почти утвердительно спросила она.

– Само совершенство! – ответил я и взял в руки дорожную сумку, – Можем идти?

Эмма сняла с крючка свою куртку и, бегло оглядев номер, кивнула:

– Можем идти.

Пропустив Эмму вперёд, я вышел из комнаты и закрыл дверь на ключ.

Когда мы спустились на первый этаж, там ничего не изменилось. Остатки нашего завтрака всё так же лежали на столе. Дверь возле лестницы всё так же была заперта. И никого нигде не было…

– Что будем делать? – спросила Эмма.

Я вздохнул:

– Всё очень просто. Мы оставим ключ от комнаты и деньги здесь, на столе. Придут же они когда-нибудь убрать посуду? В прошлом году мы платили за ночь с завтраком в похожем частном отеле, кажется, пятьдесят евро…

Эмма кивнула и добавила:

– Только вином с хлебом нас там вечером не угощали.

– Хорошо, мы чуть-чуть добавим, – я поставил сумку на пол и положил ключ от номера на стол возле наших пустых чашек.

Потом я достал бумажник и извлёк оттуда три голубоватые банкноты по двадцать евро. Две были практически новые, хрустящие, а одна – сильно потрёпанная и несколько потемневшая от времени. Сложив все три банкноты вместе, я согнул их пополам и положил на стол рядом с ключом в виде такой полураскрытой книжечки, где потрёпанная двадцатка оказалась внутри, между двумя новыми.

– Вот и всё, – сказал я, – Пойдём.

Входная дверь была заперта на задвижку. Я открыл её, и мы вышли во двор. Моросил мелкий дождик. Где-то за серыми непроницаемыми тучами наверное только что взошло солнце, и наступило серое осеннее утро. Наша малолитражка стояла там, где мы её оставили вчера вечером. Мокрая и в подтёках воды, она казалась грустной и задумчивой…

Поленившись открыть багажник, я положил дорожную сумку на заднее сиденье. Потом мы сели в машину, я завёл мотор и под ритмичное постукивание дворников начал разворачиваться. Дом казался спящим и таинственным. В окнах первого этажа горел неяркий свет – там был ресторан, где мы совсем недавно завтракали…

Шины зашуршали по мокрому гравию – мы осторожно проехали между столбиками с чёрными силуэтами кошек и поехали вдоль дубовой аллеи в сторону дороги ведущей к автобану. Стало заметно светлее. Неторопливый дождик не прекращался и не усиливался – казалось, что в таком темпе он мог бы идти не прерываясь несколько дней. Всё было серым и грустным…

Выехав на дорогу идущую через лес, мы повернули налево – в сторону автобана на Дортмунд. Эмма задумчиво смотрела в окно. Мы оба молчали. Очень скоро я увидел указатель – автобан был уже совсем рядом…

– Очень странное место… – негромко сказала Эмма, – Странный отель…

– Почему? – спросил я.

– А разве тебе так не показалось?

– Просто старый отель, – ответил я, – Который содержат довольно колоритные старичок со старушкой…

– Это так, – согласилась Эмма, – Но у меня всё время было какое-то странное ощущение… Словно всё это уже со мной было, но я не могу вспомнить… В памяти всплывают только отдельные картинки, звуки, запахи.. Не знаю почему, но мне кажется, что каким-то образом мы попали в этот отель совсем не случайно… Ой! – вдруг вскрикнула она.

– Что? – я быстро повернулся к ней, думая, что она что-то такое увидела и хочет мне показать…

Но Эмма смотрела прямо на меня шроко раскрытыми глазами:

– Мой рюкзак!

– Где он? – спросил я.

– Я оставила его в ванной! Я забыла его в ванной! Надо вернуться! Нам надо вернуться!

– Ничего страшного, – успокоил я её, – Мы недалеко отъехали и, к счастью, ещё не выехали на автобан. Разворачиваемся…

Дорога, по которой мы ехали, была совершенно пустынна – в этот ранний час никого кроме нас на ней не было. Поэтому я просто притормозил и, заехав на неширокую обочину, лихо развернул нашу малолитражку…

– У меня там и косметичка, и мой мобильный телефон, и мой жёлтый свитер…– перечисляла Эмма, словно пытась меня убедить в необходимости вернуться.

– Всё в порядке, – сказал я, – Мы уже возвращаемся…

Однако с момента разворота что-то произошло. Я не сразу понял что… Только через несколько секунд я вдруг обнаружил, что дорога, по которой мы возвращались, была совсем другой, не той, по которой мы ехали только что…

Лес и высокие кусты по обеим сторонам дороги куда-то исчезли. Слева было обширное поле, а справа – какие-то длинные светло серые постройки складского типа, без окон, но со множеством больших закрытых ворот почему-то ярко-синего цвета… Я был немало удивлён и непроизвольно сбавил скорость. Эмма тоже выглядела озадаченной и беспокойно оглядывалась по сторонам.

– Что это такое? – прошептала она.

Дождь почти прекратился. Стало заметно светлее. Я выключил дворники, и стекло понемногу покрылось мелкой водяной пылью, которая, впрочем, совсем не мешала обзору…

– Где мы? – снова изумлённо прошептала Эмма резко повернувшись ко мне.

– Где-то здесь должен быть тот деревянный указатель «GASTHAUS»… – сказал я.

– Но где мы? Что происходит? Что это за забор? – Эмма казалась испуганной и её голос дрожал.

Мы, действительно, ехали вдоль какого-то длинного забора из металлической сетки, который тянулся справа от дороги. Над забором были натянуты два ряда колючей проволоки, и на каждом четвёртом сегменте висела табличка, что ведётся видеонаблюдение. За забором виднелись какие-то низкие постройки без окон и множество поставленных друг на друга больших разноцветных транспортных контейнеров… Мы проезжали по этой дороге может всего пару минут назад – ничего этого не было!

Впереди показался поворот направо, но он вёл всего лишь к воротам, через которые можно было попасть на огороженную забором территорию. Ворота были закрыты.

– Может, нам надо проехать чуть подальше? – робко предположила Эмма.

И тут на встречной полосе дороги появился большой грузовик, который шумно промчался мимо нас на довольно большой скорости. Мы проводили его взглядом и молча переглянулись – ведь со вчерашнего вечера никаких машин мы не видели…

Мы медленно проехали вдоль всего забора, и, когда он кончился, справа от дороги начался лес. От неширокой обочины его отделяла высокие густые кусты со множеством пожелтевших и покрасневших осенних листьев.

– Ну вот, – сказал я, – Вроде теперь всё сходится…

– Нет, – ответила Эмма, – Посмотри – слева леса нет.

Слева, и правда, продолжалось обширное поле… Проехав ещё пару километров, мы увидели перекрёсток со светофором.

– Здесь мы точно не были, – сказал я, – Поворот на ту аллею был совсем недалеко от автобана…

– Что будем делать? – грустно спросила Эмма.

– Разворачиваться, – просто ответил я.

Подъехав к перекрёстку, я остановился у светофора – нам горел красный. Откуда-то с разных сторон подтянулись ещё три-четыре машины…

Когда загорелся зелёный, я пропустил пару встречных машин и развернулся на перекрёстке. Мы поехали обратно, к автобану. Лес и кусты были теперь слева от нас. Я ехал неспеша, внимательно вглядываясь в заросли. Впрочем, никаких дорог или даже тропинок уходящих вглубь леса видно не было. Когда впереди снова показался угол уже знакомого нам забора, мы увидели мужчину с собакой. Они появились прямо из леса, словно материализовавшись из непролазного кустарника, и неторопливо пошли нам навстречу по обочине дороги. На мужчине был длинный тёмный плащ с капюшоном. Забавно, что и собака была тоже одета в какое-то подобие плаща…

– Давай остановимся и спросим, – предложила Эмма.

Я согласился. Поскольку других машин на дороге в этот момент не было, я просто выехал на встречную полосу и съехал там на обочину, остановившись в нескольких метрах от мужчины с собакой. Тот, очевидно, сразу понял, что мы хотели у него что-то спросить – он что-то сказал своей собаке и, чуть прибавив шагу, направился прямо к нам. Я вышел из машины и поприветствовал его. Оказалось, что это был высокий и худой старик – из капюшона на меня смотрели добрые голубые глаза, а на морщинистом лице светилась приветливая улыбка. Мне почему-то подумалось, что это был моряк в отставке – то ли было что-то особенное в том, как старик держался, то ли просто его мокрый плащ с капюшоном навевали мысли об окатываемой океанскими волнами палубе…

– Доброе утро! – отозвался старик на моё приветствие, – Чем я могу быть вам полезен?

– Скажите, пожалуйста, где здесь поворот на аллею, которая ведёт к гостинице?

– Аллею?.. Гостинице?.. – удивлённо переспросил старик.

– Ну да, там ещё указатель у поворота: «GASTHAUS», – сказал я.

Старик выглядел озадаченным. Его собака, которая стояла рядом, тоже, казалось, задумалась над моим вопросом.

– Гостиница? Здесь? – старик отрицательно покачал головой, – Нет, это вам надо проехать немного в ту сторону, – и он махнул рукой в направлении того перекрёстка, где мы развернулись, – Километров восемь… Там, в городе, есть гостиницы.

– Ну как же так… – растерялся я, – Мы же ночевали в гостинице, которая была где-то тут, совсем неподалёку… Там ещё была аллея от этой дороги до самой гостиницы… И в конце аллеи были два столбика с чёрными котами… Такие, металлические чёрные коты с поднятыми хвостами…

– Чёрные коты с поднятыми хвостами? – переспросил старик, и лицо его как-то изменилось – я сразу понял, что он что-то знает…

– Да! – радостно кивнул я, – Чёрные коты! Два чёрных кота!

Во взгляде старика мелькнула какая-то настороженность, словно он боялся, что мы его разыгрываем, а потом он вдруг неожиданно сказал:

– Мне кажется, я знаю, о каких чёрных котах вы говорите… Только их давно уже не два. Там сейчас только один чёрный кот… С поднятым хвостом…

Теперь настала моя очередь удивляться:

– Почему один?

Старик сделался совершенно серьёзным и сказал:

– Видите, вон там начинается забор? Если вы поедете туда, то увидите грунтовую дорогу, которая идёт между забором и лесом. Там вы найдёте каменный столбик с чёрным котом.

– И гостиницу? – уточнил я.

– Если там когда-то и была гостиница, – задумчиво сказал старик, – то я не думаю, что вы могли там ночевать…

– Почему? – спросил я, и Эмма выглянула из машины внимательно прислушиваясь к нашему разговору.

– Почему? – удивился старик, – Потому, что та гостиница сгорела ещё во время войны…

– Что? – тупо спросил я, – Какой войны?

Старик с подозрением посмотрел на меня, а потом переглянулся со своей собакой.

– Здесь нет никакой гостиницы, – грустно сказал он и выжидающе посмотрел на меня.

Я растерянно поблагодарил его и сел за руль.

– Что всё это значит? – спросила Эмма.

– Не знаю, – ответил я.

– Что же мы будем делать?

– Поедем и посмотрим, что там, – я вырулил нашу малолитражку на дорогу, и мы поехали туда, где начинался забор, а в зеркальце заднего вида старик с собакой всё ещё стояли на обочине и смотрели нам вслед…

Поравнявшись с углом забора, я действительно увидел узкую грунтовую дорогу, практически незаметную в траве и скрытую нависшими кустами. Дорога уходила куда-то вглубь, зажатая между лесом и забором. Я осторожно свернул туда, и машина медленно поползла вдоль забора, раздвигая ветки кустов, покачиваясь на ухабах и расплёскивая грязь…

Мне казалось, что в лесу я узнавал старые дубы, росшие прежде вдоль аллеи, но сейчас их было совсем немного, и между ними в изобилии росли деревья помоложе…

Судя по всему, до нас по этой дороге проезжал только какой-то бульдозер – глубокие следы гусениц, кое-где заполненные мутной водой, были единственной дорожной разметкой. Очевидно, эта наполовину заросшая грунтовая дорога использовалась последний раз, когда устанавливали забор…

Мы доехали почти до конца забора, вернее, до следующего его угла. Там я остановил машину, так как проехать дальше на нашей малолитражке было практически невозможно – для такого бездорожья был нужен либо танк, либо бульдозер… Слева от нас из травы торчал знакомый, сложенный из камней столбик, над которым возвышался силуэт кота с высоко поднятым хвостом. Правда, сейчас кот был не таким чёрным, как мы видели его сегодня утром, а скорее тёмно-ржавым… Второго столбика не было – наверное, его снесли при установке забора…

– Что это значит? – удивился я, – Что за чертовщина?

Прямо перед нами была взрытая гусеницами земля – видимо, тут не так давно засыпали канаву с какими-то коммуникациями. Никто даже не позаботился придать разрытой и перемешаной глине более-менее приличный вид – перед нами расстилался прямо-таки лунный ландшафт: кое-где неровные глиняные кочки были покрыты травой, кое-где это были просто нагромождения размокшей под дождём грязи с заполненными мутной коричневой водой впадинами. Повсюду валялись осколки битого кирпича, камни и прочий строительный мусор. Чуть впереди, за этой разрытой и перепаханной площадкой, виднелись невысокие руины какого-то строения. Фрагменты стен торчали из земли не более, чем на полметра…

Я и Эмма вышли из машины и замерли с приоткрытыми от удивления ртами. Потом, переглянувшись и не говоря друг другу ни слова, мы осторожно направились к руинам. Сомнений у меня не было – перед нами лежали остатки того странного отеля. Всё совпадало – размеры, контуры стен… Там, где раньше был сарай, теперь возвышался забор из металлической сетки с яркой новой табличкой «Видеонаблюдение», хотя никаких видеокамер нигде видно не было…

Я первым пересёк грубо разровнянные бульдозером нагромождения глины и, перешагнув через остатки основания стены, вошёл на территорию руин. Эмма шла следом за мной, но она несколько поотстала, так как старалась выбирать дорогу посуше и, вообще, была гораздо осторожнее…

Внутри руин было так же мокро и грязно как снаружи. Кое-где виднелись небольшие лужицы с мутной водой; возле фрагментов стен торчала сухая трава и ветки ободранного кустарника. Было заметно, что эти руины не так давно пытались разровнять бульдозером, но по какой-то причине работа так и осталась незавершённой…

– Кристиан! – услышал я крик Эммы за моей спиной.

Я обернулся. Эмма казалась чем-то напуганной. Она осторожно приближалась к руинам, словно она шла по минному полю – обдумывая каждый шаг и внимательно высматривая, куда поставить ногу…

– Кристиан! – казалось, что Эмма вот-вот заплачет, – У меня какое-то нехорошее предчувствие… Я боюсь… Давай вернёмся…

Она в нерешительности остановилась в паре метров от руин и стала испуганно озираться по сторонам.

– Хорошо, – сказал я, – Я только посмотрю тут немного…

И я осторожно побрёл среди руин внимательно глядя себе под ноги. Небольшой дождик всё ещё продолжался – в воздухе висела мелкая водяная пыль. Между сбитых бульдозером остатков кирпичных стен всё было покрыто толстым слоем глины перемешаной со строительным мусором: кусками насквозь прогнившего дерева, обломками кирпичей, кое-где из земли торчали фрагменты проржавевших железных труб… Я даже увидел пару осколков того жёлто-коричневого кафеля, который ещё сегодня утром покрывал пол в ванной комнате в нашем номере…

– Кристиан! – снова позвала меня Эмма всё ещё не решаясь приблизиться к руинам.

Я только было собрался повернуться к ней, как вдруг заметил что-то необычное среди тёмно-коричневой грязи – прямо под моими ногами. Это был яркий нежно-голубой кусочек бумаги, резко выделявшийся на фоне мокрой глины. Присмотревшись, я обнаружил, что это были деньги – согнутая пополам банкнота в двадцать евро. Я нагнулся и подобрал её… Там оказалась не одна, а целых три купюры, аккуратно сложенные пополам. Та сторона внешней банкноты, что лежала непосредствено на земле, была мокрой и испачканной в глине. В остальном же, казалось, что деньги упали в грязь совсем недавно… Кто мог их здесь уронить? Странное ощущение возникло у меня в ту же секунду, как только я увидел эти голубоватые бумажки лежащие в грязи. Это ощущение становилось всё сильнее и сильнее, хотя я изо всех сил старался подавить его и не думать о нём… Две внешние банкноты были совсем новыми, а средняя – сильно потрёпанной и чуть потемневшей от времени. Это не могло быть простым совпадением – это были те самые деньги, которые сегодня утром я оставил на столе в той странной гостинице… Мне стало немножко страшно. Появилось чувство опасности и какой-то незащищённости… Мне показалось, что всё, что с нами происходило, подчинялось какой-то строгой, но непонятной мне логике… Я быстро оглядел остатки кирпичных стен вокруг моей странной находки и ясно увидел, что банкноты лежали точно на том месте, где должен был стоять стол, за которым мы завтракали.

– Эмма! Эмма! Смотри, что я нашёл! – закричал я и обернулся.

Однако там, где я ожидал увидеть Эмму, никого не было…

Невдалеке стояла наша малолитражка с открытыми дверями. Было абсолютно тихо и безветренно. Дождик, казалось, немного усилился, и к водяной пыли добавились небольшие капельки… Я замер в недоумении – Эмма исчезла. Что за наваждение? Куда она могла деться? Я машинально сунул банкноты в карман брюк и внимательно огляделся по сторонам. Слева был забор, справа – лес. В машине, вроде, тоже никого не было… Эмма ушла в лес? Зачем?

Лес был негустой и довольно хорошо просматривался – Эммы нигде не было видно. Стараясь не подскользнуться на мокрой глине, я пошёл обратно к машине одновременно пытаясь высмотреть Эмму среди деревьев…

Дойдя до машины, я на всякий случай, заглянул в салон и обошёл вокруг – никого. Повернувшись в сторону руин, я вдруг обратил внимание, что на глине остались наши следы. Это было уже что-то… Я тут же снова поспешил к руинам, на этот раз присматриваясь к следам, подобно охотнику из какого-нибудь первобытного племени. К моему немалому удивлению, никаких следов Эммы ведущих в сторону леса, я не увидел. В паре метров от руин её следы просто обрывались…

Я начал немного паниковать. Что всё это значит? Я снова вернулся к машине. Я совершенно не представлял, что мне делать. Может, она всё-таки как-то ушла в лес? Скажем, захотела в туалет… Я решительно направился в лес и, крутя головой во все стороны, принялся её звать:

– Эмма! Эмма! Эмма, ты где?

В ответ была абсолютная тишина. Раздвигая мокрые ветки кустарника я снова вышел из леса к руинам. Никого! Совершенно не представляя, что мне делать, я достал из кармана куртки мобильный телефон и нажал кнопку, где у меня был запрограммирован номер Эммы. Вчера вечером, в гостинице, никакого мобильного покрытия не было, но сейчас всё работало нормально, и на экране телефона высветился номер Эммы, а также её фотография. Прижав телефон к уху я прислушался…