Танец судьбы

Возвращаюсь назад. Уже подали заказ. Сажусь рядом с Артемом и стараюсь его не замечать. Беседа неспешно течёт вокруг нейтральных тем о погоде, о недвижимости и поездках в отпуск. И мне хочется только одного: как можно быстрее покончить с этим.

Я игнорирую, а тело нет. Почти не чувствую вкуса еды.

– В любом случае, они подомнут под себя любого, кто встанет на их пути, – любимая тема папы: махинации в финансовой сфере с Танталовым. Его группа компаний занимается самыми разными направлениями в Омске. Химия, строительство, ремонт промышленных объектов, нефть. Город по меркам бизнеса не большой, поэтому любые движения у всех на виду.

– Забыла, – мама делает взмах рукой, и в приглушённых тонах дневного солнца стразы на её ногтях сверкают, переливаясь бриллиантовым отсветом. Протягивает конверт с приглашением. – Вы знаете о летнем бале цветов? Я вас приглашаю, Артем.

О нём только глухой не слышал. Каждый год после «Флоры» местные богачи устраивают в стенах музея Врубеля благотворительный бал. На старинном паркете будут плясать бизнесмены, крупные чиновники с семьями, жертвуя на аукционе немалые суммы на поддержку и процветание города. У здания разбивается красивая локация с лучшими работами ландшафтных дизайнеров. Танталов устраивает мероприятие каждый год. Событие долго смакуют после в местной прессе, типа «Омского вестника».

– Сегодня в восемь. Смокинг или вечерний костюм обязателен. Центр оцепят, так что учитывайте парковку.

Артем принимает приглашение и намеренно задевает меня, отчего волнение сбивает с толку, совсем перебив аппетит. Сил выносить обед у меня больше нет.

– Всем спасибо, мне нужно бежать. Дела, – сообщаю я, вставая, наклоняюсь к отцу для поцелуя, но он тоже встаёт.

– Я провожу тебя.

Мы отдаляемся, но я слышу, как Артем спрашивает у мамы.

– Она у вас всегда такая, внезапная?

– Быть родителем нелегко, Алисе нужна крепкая рука. Просто необходима. Направлять точно нужно. Вот представьте, сейчас так модно прыгать с парашютом. Это же опасно. Но ведь идея фикс. А вы любите риск, Артем? Давайте я к вам поближе сяду.

Мы с папой выходим на душный, почти банный воздух, и шум города нас окутывает. Жаркий сухой ветер разогревает даже больше солнца, и нечем дышать.

– Увидимся вечером, – сообщаю я, протягивая флешку.

– Давно ты меня не радовала, – он улыбается и прячет её в карман брюк.

– Пока помогала Юльке, немного записала. Там всего пять минут.

Когда-то я занималась серьёзно танцами. Это мамина мечта – произвести на свет великую танцовщицу. Травма связок пять лет назад изменила мои направления. Мама до сих пор не может этого простить. Не может настолько, что смотреть на мои попытки танцевать после восстановления не собирается. Мне жаль. Жаль, потому что она бы передумала, если бы увидела.

Отец привлекает меня к себе, обнимает и с нежностью целует в висок. Он гордится мной, и ему также, как и мне, нравится иметь от мамы секрет.

– Я солью себе, и положу в твою комнату, как обычно.

– Хорошо, вечером после бала заеду, – обнимаю в ответ. От него пахнет домом, уютом, безопасностью. Затем легко отрываюсь, соскакиваю со ступеней, не прощаясь, ухожу. Вечером всё равно увидимся сначала на балу, а потом уже дома. Предложение по работе греет душу, и мне очень хочется обсудить его с ним. Вряд ли отец не поддержит меня, но сейчас, пока идет сделка, беспокоить его не стоит. А вечером посмотрю по ситуации.

Прохожу мимо окна в ресторане и ловлю на себе задумчивый взгляд Артёма. Будет ли он на балу, и будет ли он там один?

5

Мы входим в фойе и проходим охрану. На руки нам ставят штампы, видные только при определённом освещении. По глазам пропускающих вижу, что платье – то, что нужно.

На мне черные капроновые колготки и плюшевый снуд интенсивного фиолетового цвета с несколькими серебристыми пампушками. На ногах туфли на высокой шпильке с серебристыми вкраплениями на черном фоне. Платье из сквозной черной органзы, юбка пересобранного фасона «солнце», под которым видны насквозь шелковые черные трусы высокой модели и плотный лифчик. Фасон классическо-строгий, под горло, но прозрачный. Я сделала выводы из сегодняшних замечаний в туалете.

– Как голая, – замечает сквозь зубы Юлька. – Может, до сих пор таблетка действует?

– Трусишка, – радостно сообщаю я, представляя больше реакцию мамы, чем всех остальных гостей грядущего торжества. – Купальники бывают с меньшим количеством ткани. Всё закрыто. Прозрачное – так задумано.

– Потом будут говорить, что ты пришла в одних трусах и без лифчика.

– Почему, если женщина ходит в одном лифчике без трусов, это прилично, а наоборот – нет? Слишком авангардно?

Платье было в одном из модных журналов за последний месяц.

– Ты такая забавная, Алис.

Улыбаюсь.

– Правда? – я ей так благодарна.

– Нет! Просто хотела тебя подбодрить. Местные не оценят, – Юлька любит риск, но сейчас паникует. По мне так, на пустом месте, всё-таки на мне и лифчик, и трусы. И даже снуд.

Сама она одела коктейльное платье, практически без каких-либо украшений. Ей идёт. Юлька блондинка, с фигурой танцовщицы, так что даже скромная классика выглядит на ней по-царски.

– И что же, по-твоему, ценят?

– Классику ценят.

Получает от меня в награду презрительный взгляд.

На нас смотрят все без исключения. И у платья необычный эффект: женщины не улыбаются совсем, зато мужчины – очень широко. Дальняя стена зала оборудована под сцену, на стенах висят шедевры Врубеля и других мастеров импрессионизма. Мне кажется, импрессионизм вызывает у людей такие же реакции, особенно когда на картинах обнажённые дамы.

Пока шли, в спину донеслось мычание, видимо, глуховатого старого генерала.

– Это что, проститутка?

– Нынче кого угодно пускают.

Встречаю убийственный взгляд Юльки, но мне всё равно. Потому что я тоже вижу, как смотрят. И это приятно. Дразнит. Бросает вызов и заставляет чувствовать драйв. Мы подходим к нашему столу, рассчитанному на шесть персон. Родителей пока нет. Зато есть Берцев. В строгом костюме с галстуком-бабочкой.

– Артем, – радуется Юлька.

Их поцелуи и обнимашки рассказывают, что память моя не полностью восстановилась. Холодно киваю, садясь на свой стул.

– Как дела у Никиты? Его не будет?

Кто такой Никита, я совсем не помню. Юлька сказала, что мы действительно только потанцевали, затем появился Артем, и я, недолго думая, решила с ним уехать. Бросила бедняжечку практически одну, голодную в ночном клубе, полном мужчин. Я видела, там был бар, так что не поверила ей. А теперь выясняется, что бросила не одну.

– Надеюсь, хорошо потанцевали? – спрашивает Артем, но сам смотрит на меня.

– Отлично! Он и в самом деле танцует, и здорово. Чем он занимается? – Юльке хотелось узнать больше о неизвестном Никите. Любопытно, она тоже провела ночь в постороннем доме? В моих руках снова оказался фужер с водой, который я верчу в руках, слушая их. Жуть какая. Это Юлька накормила таблеткой «от головы» меня, а мне неудобно так, словно я и в самом деле наворотила дел.

– Разные дела.

– Я не поняла, так ты его не знаешь?

– Он мой брат, – Артем хитро улыбается и снова смотрит на меня, чуть наклоняясь вперёд. – Похоже, кто-то совсем ничего не помнит?

Чувствую, как начинаю краснеть. Чёрт, а ведь и в самом деле, это будет удобно. Воспоминания возвращаются, но при этом ощущение, как в детстве: взрослые говорят обо мне при мне. К тому же есть просьба мамы. Она такая нелепая, неудобная. Что бы он меня хотел. Я поднимаю глаза на Артема, пытаясь по его внешнему виду определить – он меня хочет? Хочет или нет?

– Да, совершенно ничего, – отстранённо улыбаюсь, не зная, как быть. – Ты прости, так вышло. Отличный вечер. Но проснуться в чужом доме с незнакомым человеком – это слишком, даже для меня.

Юлька поддерживает меня натужным смехом. Я сжимаю бокал в руках и не ставлю его на стол. Не могу.

– Совсем?

Вопрос с подковыркой.

– У меня болела голова, я выпила обезболивающего, а дальше ты видел, как на меня влияет алкоголь.

– Не верю, – Артем улыбается, и весь его вид отдает скептицизмом.

– Не-а, ты просто не знаешь, она, когда танцует, становится как в трансе, – защищает меня Юлька.

Он ставит локти на стол и наклоняется ещё больше в мою сторону, практически прижимаясь к моему плечу. Откланяюсь от него максимально далеко.

– Ты обалденно танцуешь. Я никогда не видел, чтобы кто-то так двигался. Завораживающе красиво. Где ты училась? – он заглядывает в мои глаза, и от этого перехватывает дыхание.

Делаю большой глоток из фужера, мне не хочется об этом говорить.

– В детстве ходила в кружок.

– У неё травма. И мы занимались в профессиональной школе вместе. Твоя мама, помнишь, тогда обвинила меня во всем, – Юлька не любит, когда хвалят не её таланты.

– Ты двигалась… Как первобытная плясунья, как колдунья, не знаю. Самозабвенно. Очень раскованно. Как…

– Как ведьма на шабаше, – шучу я, и мы с Юлькой смеёмся.

Артем не смеётся, в его лице сквозит восхищение. Это приятно и смущает. Он то и дело переводит взгляд с моих глаз на мои губы. И каждый раз мне хочется сглотнуть. И я сглатываю, тихонько выдыхая. Кажется, понятно, о чем он думает, но я не уверена в этом. Ощущаю, как становлюсь влажной, откликаясь на его комплименты. Я хорошо помню его обнажённым. И мне любопытно, у меня одна приливы влаги не в то место? Почему нельзя потрогать его? Это же только любопытство. Чтобы не коситься на его пах, невежливо отворачиваюсь от него. Вместо поддержания разговора рассматриваю рассаживающихся людей, чувствуя на себе его тяжёлый взгляд. Скоро должны прийти родители. Мне же не свойственно флиртовать с партнерами отца, а уж тем более бросаться в кровать с первым встречным.

Начинается банкет. Выходят с речам губернатор, его приближённые и меценаты города. Среди них Танталов. Он давно не молод, лысоват, носит старомодные роговые очки. На вид ему хорошо под 60. Он, конечно, подтянут для своего возраста и совсем не выглядит дряхлым, но возраст ничем не скроешь. Так же как и властную манеру. У человека тяжелый взор, привычный утюжить окружающих подозрениями и недоверчивостью. Всё вместе складывается в образ опасного параноика в дорогом смокинге, притворяющегося хорошим.

6

Мы слушаем речи, дружно хлопаем. И меня снедает тревога от пустых мест родителей. Может, что-то произошло? Случилось? Они последнее время много ссорились. Почти все ссоры начинала мама. Неужели они и сейчас ругаются? Где-нибудь в машине или дома? Не верится, что они могут пропустить бал цветов. Приходится нетерпеливо ждать, пока пройдет официальная часть.

Как только она заканчивается, я срываюсь с места и выхожу за дверь банкетного зала в огромное мраморное фойе с широкой лестницей. Мимо меня спешат опоздавшие. На телефонные звонки никто не отвечает. Даже трубку не берут.

Спускаюсь вниз, в небольшой парк за зданием. Обычно в парке горожане устраивают пикники, играют с детьми на детской площадке или назначают свидания у фонтана. Сегодня он пуст и огорожен. Его преображение уникально. Зеленый лабиринт, где в каждом из восьми тупиков – клумба из цветов. В девять вечера еще светло, но парк уже подсвечен желтыми фонариками, потому что темнеет, отчего создается волшебное ощущение таинственности. Жара немного спала. Хорошо слышно журчание городского фонтана. Снова звоню родителям.

– Алиса?

За спиной Артем.

– Что-то случилось? – он спрашивает по-настоящему, в голосе слышна тревога.

– Родители задерживаются. Сказали, будут через полчаса, – я быстро гашу экран мобильного. – Проблемы с транспортом.

Я вынуждена немного отступить, потому что чувствую его запах, ощущаю телом его самого, физически.

– Ты расстроена, – замечает он и снова оказывается близким настолько, что я буквально касаюсь его.

Черт, я чувствую не только запах парфюма, но и его самого. А это не только тело, это еще пот и запах яиц. Очень легкий, но я знаю его, запомнила с утра. И этот запах интимно приятен.

– Мне не по себе. Пожалуйста, отодвинься, – прошу на выдохе.

На секунду Артем замер, пристально смотрит на меня, пытаясь отыскать признаки шутки или чего-то, что говорит о том, что я не против. Затем он неохотно делает полшага назад, не сводя горящего взгляда.

– Вчера ты, – его голос выражал надежду.

– Не помню. Но даже если так, сегодня нет. Ты не в моем вкусе. Ты партнер отца.

– Бред.

Он делает шаг и резко прижимает к себе. Я тону в его запахе, не успеваю ничего сказать, его язык уже на моих губах. И внутри все обрывается. Замирает от ожидания. Артем ласково трется, целует меня, изучает изгибы и контуры моего чувственного рта. Его поцелуи возбуждают. Руками он исследует меня, и с некоторым ритмом придавливает к себе. Все вместе – как танец. Прелюдия к танцу. Захватывает. Тело мгновенно откликается на легкие удары об него. Я прижимаюсь навстречу ему. Дыхание сбивается, и мне хочется, черт возьми, продолжения. С ним. Неожиданным человеком в моей жизни.

– Я не хочу.

В следующую секунду вырываюсь, отрываю себя от него. Чужим тяжело отказывать, а попробуй, откажи себе.

Он словно ожидал. Сильные руки не отпускают меня. Удержание с его стороны взрывается во мне радостью. От этого внизу, между ног, становится невыносимо горячо и жарко. Несдержанные поцелуи переместились на шею. Артем мощно дышит мне в ключицу, прикасается языком к коже, и в душе разгорается пожар. Я стою и не отвечаю, жду, когда он остановится, прекратит, так как сама не могу. Грудь наливается тяжестью. Внутри все сворачивается томным узлом от исступленного желания.

Наконец, насладившись вдоволь, он поднял глаза. Они обернуты страстью, темные от зелени, его лицо пылает вожделением, словно пьяное. Он максимально открыт в своем вожделении.

Я ударила его. Вышла звучная пощечина. И это приводит к ожидаемому результату. Страсть замутняется злостью.

– Если не хочешь обвинений, при всех шишках города, отойди от меня, – все это требует большой силы воли, я делаю шаг назад.

Он тут же оказывается рядом, и руки больно сжимают мою талию, агрессивно притягивают к себе. Теперь я тоже разозлилась, предельно отодвигаясь, упираюсь руками в его скользкую рубашку. Шиплю, как разъяренная кошка, вспоминая, что обычно говорит мама отцу, когда они ссорятся.

– Ты старый козел! Понимаешь, что я слишком молода для тебя? Отпусти. Сейчас же. Меня сейчас стошнит. У меня есть жених. Или сделки с отцом не будет!

Все это я выплевываю на одном дыхании, на визге. Все, что вспомнилось.

Резко Артем отпускает меня и смотрит несколько секунд уничижительно, гневно, а потом язвительно усмехается.

– Ты не стоишь таких усилий, малышка.

И это оскорбление, как ответная пощечина. Выходит, дала бы я, меня трахнули бы как бонус к сделке и прощай. Краска заливает все мое тело, щеки становятся пунцовыми. Ой, дура, я дура! Я всего лишь развлечение для этого гуляки. Очередная дырка. Дышу неровно, ощущаю, как ничтожна перед ним, перед всем, что произошло.

– Передай отцу, если он не проведет транш до полудня завтрашнего дня, пусть ищет другое предложение. У меня уже есть покупатель.

Его взгляд на миг уставился на окна здания, где проходит бал. И становится понятно, кто этот покупатель. Покупая столько недвижимости за раз, покупатель приобретет не только активы, но и влияние на торговую политику в городе. Ведь именно он будет определять, что сдавать в аренду и кому. Вопрос имиджевый, большинство помещений расположены в центральной старой части города. Потянуть такую покупку может только Танталов.

– Урод, – мне хочется уйти, но в этой части лабиринта Артема сложно обойти.

Он ехидно улыбается, поправляет костюм и бабочку, которую я успела сбить, отвечая на поцелуи.

– Это бизнес. А ты шлюшка, как и твоя мамочка.

Я и сама не поняла, как врезала ему вторую пощечину. В этот раз получилось очень легко. На языке столько всего, с трудом сдерживаю себя. Сделка еще в силе. Еще есть. Нельзя подводить папу. Значит, нужно обойти препятствие, нужно уходить. Дальше будет хуже. Он уже в лице переменился, так и до неистовства рукой подать.

– Прежде чем оскорблять мою маму, на свою посмотри, – огрызаюсь я, чувствуя, как внутри становится больно. Сладость сменилась гадостью. На душе погано. Я ничего не знаю о его матери. И ненавижу такие вещи. Я не понимаю, почему так все происходит. Только что все было так хорошо, а теперь из рук вон плохо. – Если помнишь, старик, – выделяю это слово, будто презираю его. Это совсем не я, но тем не менее говорю. Слова во рту, как грязь. – Это ты у меня отсосал, а не я у тебя. Прошлой ночью. И коль радикулит не заработал, пошел вон! Говна кусок.

Если он сейчас метнется ко мне, я смогу проскользнуть мимо? Очень надеюсь на это.

Вместо этого Артем запрокидывает голову вверх. Над нами ночное небо, усыпанное звездами. Чистое, настолько, что виден Орион. Качает головой, о чем-то самому себе, и разводит руки в стороны. Мол, топай, тебя никто не держит.

7

С некоторой опаской я делаю осторожные, медленные шаги и обхожу его. Чувствую, как сердце не снижает бешеный стук. Шагаю. В последний момент его руки хватают меня, без труда поднимают и прижимают к себе. Возвращают меня на место, попой на бедра Артёма.

Я чувствую через ткань его сумасшедший стояк на своих ягодицах. Горячий. Обжигающий настолько, что непроизвольно теку. От страха, от адреналина, от унижения, от желания.

Он кусает мочку моего уха и дергает так остро, что желание пронзает меня с головы до пят. Тело сводит судорогой. У меня выступают слезы от бессилия.

– Земля круглая, малыш. Если прижмет, приползай, обсудим твою капитуляцию. Прежде чем врать мужчине, что ты его не хочешь, научись вообще врать!

Я ненавижу его, чувствую, как разум застилается разъяренностью. Пытаюсь вырваться из рук мерзавца. Он не отпускает и властно потирается о мои ягодицы и бедра, как похотливый самец. А затем грубо развернув к себе лицом, лезет в карман и засовывает мне за шиворот свой белоснежный носовой платок.

– Смени подгузник. Всем всё видно, – сообщает он с иронией, круто отпуская, так что я чуть не падаю.

Он прав, ткань промокла. За какие-то несколько минут я возбудилась настолько, что не отдавала себе отчета: моё белье мокрое, а чертово платье прозрачное насквозь. При желании каждый может рассмотреть сырое пятно между ног. Разворачиваюсь и, как можно быстрее, шагаю от него. В душе клокочет ненависть.

– В следующий раз выбирай платье обдуманнее, – слышится насмешливый тон в его голосе, в то время как мои слезы неудержимо срываются с щек.

Меня трясет и лихорадит настолько, что, сев в машину, я пытаюсь немного отдышаться и осмыслить. Я исполнила мамину просьбу или навредила отцу? Зачем вообще она его пригласила? А я? Зачем пришла? Потому что не могла не прийти. Весь бомонд пришел, а значит, товар лицом. Мы образцовая семья, скоро станем такими же сливками общества, как и они.

Я еще несколько раз безуспешно набрала номера родителей, а затем, заведя машину, поехала к ним. Не могли они просто так пропустить подобное мероприятие. Оставалось только догадываться, что именно у них случилось.

***

Слишком тихо для дома родителей. Я бываю здесь почти каждый день, хорошо знаю, как мама любит заполнять пространство музыкой, льющейся водой, включенными в нескольких комнатах телевизорами. К этому примешиваются ароматы духов, запахи цветущих растений, ароматизаторов, которые она расставляет повсюду. Сегодня запахи почти отсутствуют, а звуков вообще нет. Кто-то на втором этаже что-то двигает, роняет, шуршит.

Дом большой, трехуровневый, плюс подвал с гаражом на шесть машин. Первый этаж – общие помещения, типа зала, холла, столовой. Второй этаж – личные, папин кабинет, библиотека. Третий – гостевые комнаты, игровая, бильярдная и сауна.

– Я дома, – сообщаю громко, если кто не слышал, как я подъехала к дому и припарковалась у крыльца. – Мам, пап! Есть кто?

Шорох колесиков от тяжелого чемодана, и в следующее мгновение вижу, как мама, надрываясь, тащит его по лестнице, кряхтя от немалой тяжести.

– Помоги.

Подрываюсь и присоединяюсь к ней.

– Боже мой, что на тебе надето? – в ее голосе слышатся ноты возмущения, хотя сама одета не менее странно.

Спортивный черный костюм, очки размером с два чайных блюдца на макушке тюрбана темно-красного цвета. Парадный, слишком гламурный макияж на коже.

– Почему вы не приехали? Случилось что?

– Ничего не случилось. Я не могу на это смотреть, – она бросает чемодан у подножья лестницы и прикасается пальцами к моему прозрачному платью. – Сейчас же переоденься.

– Мам?

– Я сказала, иди, переоденься!

– Мам.

– Ну, за что мне это? Ты меня не слышишь?

На ее лице крайняя смесь тревоги и недовольства. В глазах толика безумства, за которым кажется, прячется испуг. Хочется возразить. Отставляю чемодан в покое. Она молча указывает рукой наверх, кажется, что еще секунда – и она завизжит от моего непослушания.

Поднимаюсь на второй этаж, отмечая, как одежда хаотично разбросана по мебели вокруг. Бумаги из кабинета отца ворохом лежат по паркету, будто осенняя листва. То там, то сям. Их явно быстро просматривали, и лишнее тут же отбрасывали в сторону. Реальность перестала казаться нормальной.

В моей комнате относительный порядок. Я давно здесь не живу, только ночую, поэтому держу вещи. Сдираю с себя ненавистное платье и белье. Поспешно переодеваюсь в майку и джинсы. Почти бегом спускаюсь вниз и закрываю дом.

Дом стоит в летней тьме, освещенный только Луной и звездами. Сегодня никто не включал ни фонари, ни подсветку. Слышно, как стрекочут насекомые, и доносятся человеческие звуки от залитых светом соседских домов. Мама вытащила чемоданы и ждет у багажника моей Ауди.

Мы торопливо грузим вещи в машину. Садимся в салон.

– Не включай свет, – велит она, напряженно мотая головой и осматривая округу. – Езжай.

– Да что происходит? – завожу двигатель, и кажется, что он грохочет на всю улицу.

– В аэропорт.

Я выразительно смотрю на нее, трогаюсь.

– Объясни же. Вы снова поссорились?

Она молчит, смотрит на зеркала заднего вида, вероятно, желает убедиться, что за нами никто не следует. В двенадцатом часу вечера на въездной дороге машин нет.

– Куда ты летишь?

В руках у нее большая дамская сумка синего цвета. Всё не в тон.

– В Дубай. Вероятно, – отвечает она, наконец, повернувшись ко мне.

– То есть ты не решила? Из-за папы?

Они, конечно, ссорились часто, но вот такого не было никогда.

– Из-за него. Он задолжал деньги Танталову, сама всё знаешь.

– В смысле задолжал? Ничего не понимаю.

– Что тут понимать, Алиса? Танталов дал денег, он не сможет вернуть. Что за этим следует? – кажется, она готова меня распять за тупизну.

– Мама, я не знаю ваших дел. Я думала, со сделкой всё нормально. Сегодня же обедали вместе.

Пытаюсь сообразить. Сделка была трехсторонней. Танталов выполнял роль банка для папы. Папа покупал у Берцева всю недвижимость. Танталов проплатил транш нам. Осталось заключить сделку. Затем пойдут оплаты по кредиту в виде ежемесячных выплат. Как мой отец мог задолжать Танталову?

Машина вывернула на главную автостраду, и мы влились в незначительный поток машин. Дальше нарушать правила дорожного движения не стоило. Я включила фары.

– Алиса, ты как всегда не желаешь меня понимать. Когда же ты вырастишь? Всё элементарно, я же сказала. Отец должен денег, поэтому я уезжаю. Ты не знаешь, кто эти люди? Ты вчера родилась?

Я веду машину, перестраиваюсь в самый крайний ряд, обдумывая услышанное. Кусаю губы, признавая, что да, я ничего не понимаю.

– А почему тогда я не еду?

– Ты ребенок. Всего лишь дочь. Что с тебя взять? К тому же, все знают, что ты не слишком, – она замялась, подбирая выражение, – скажем так, в курсе всего. И кто-то должен будет заняться остальными делами.

– Может, папа по-человечески объяснит, – бурчу недовольно я, следя за соседними машинами.

– Это вряд ли.

8

Меня так бесит её манера всё решать за отца. Он часто встает на её сторону. Так было, когда я решила учиться и поступать в университет, затем с правами на машину, потом с отдельным проживанием. И всё равно мама упорно думает, что только она вправе решать всё за всех. Подобное злит неимоверно. Некоторое время я молчу, переваривая собственную обиду. Отец всё объяснит. Наверняка, он в офисе. Дома его не было.