Китайская чашка

скачать книгу бесплатно


– Ты слышишь, я куплю тебе все! А взамен…

– Взамен? – Она удивилась, впустив это словечко из их давнего спора в свое сознание, и распахнула глаза. – Ты покупаешь меня?

Сейчас было самое время сказать о квартире и о том, что эта история не может дольше тянуться, что его ревность стала постоянно зудящим струпом, а ее приходящие любовники отравили ему каждый час жизни. Следовало сказать и о том, что мучиться вдали от нее и рядом с ней выше его сил, что нельзя забывать обо всем в ее объятиях и помнить ее объятия на работе, в компании друзей, в супружеской спальне, везде. Заявить, что нет смысла отказываться от привычной жизни, от пятничного перебора телефонов старых подружек, от новых знакомств, от пустующего гостиничного номера, проплаченного на много месяцев вперед. Невозможно вспоминать о ее квартире не как о будущей гардеробной, а как о пристанище, куда стремишься поскорее вернуться из офиса, из отпуска, из-за стены, из понятного мира, когда-то обустроенного с любовью и со вкусом. Нельзя думать вообще ни о чем подобном, потому что это всего лишь крохотная квартирка и чужая женщина в ней, которая сводит его с ума своей почти рабской покорностью и необъяснимой непокорностью, своими теплыми улыбками и ледяной холодностью, своими редкими объятиями и каждодневным предательством.

И если прямо сейчас все это взять и сказать… Не будет больше ни женщины, ни этих поцелуев, ни душного безумия в сигаретном дыму. Останется только обнажившаяся правда: куда бы он ее ни выслал – ни в отдаленный московский район, ни за сто километров от Москвы или даже на другой материк – ему нигде отныне не будет покоя.

– Боюсь, ты мне не по карману! – насупился он. – Ни ты, ни твоя квартира.

– Ты решил возобновить разговор о покупке?

– А ты продашь? – огрызнулся он и потрогал пропитавшуюся кровью салфетку под пластырем.

Соседка пожала плечами, ввергнув его в следующую волну сомнений, завернулась в шелковый халат и отправилась готовить традиционный кофе. Он поплелся следом, как побитый пес.

– Болит? Может, таблетку?

– Коньяк поможет.

– Едва ли. – Она покачала головой, осуждая его упрямство. – Он даже душевные раны не лечит.

– Смотрю, ты и в душевных ранах разбираешься.

– Это плохое место. – Соседка отказалась попадаться на удочку его ехидства. – Но до свадьбы заживет.

– Никаких свадеб больше. Надеюсь, я сдохну раньше.

– Останется шрам. Что ты скажешь жене?

– Чтобы не забыла сдать в чистку костюм.

Она фыркнула, не в силах удержаться от смеха, но тут же посерьезнела, опасаясь, что он обидится.

– Зато юные девушки будут находить твой шрам весьма сексуальным.

– Тебе нравится моя разбитая морда?

– Я знаю историю с начала. Но им ты можешь рассказывать, что спасал принцессу от разбойников.

Он поморщился то ли от боли, то ли от пустой беседы, которую приходилось поддерживать.

– Давай обойдемся без банальностей.

– О чем ты хочешь поговорить?

– О погоде пойдет? Или расскажешь мне, откуда взялся этот?

Она покачала головой, осуждая его грубость и бесцеремонность, и забралась с ногами на кровать, отодвинувшись в самый угол. Ее рассеянный взгляд бродил по книжным полкам и лишь изредка пробегал по нему отчужденно и устало, словно вопрошал «Когда же закончится этот вечер!» Сосед делал вид, что не замечает напряжения между ними, трогал ноющий лоб и регулярно прикладывался к бокалу, пока бутылка коньяка не опустела.

– У тебя есть еще? – Он с сожалением взболтал последние капли на дне. – Сегодня твой коньяк меня берет.

– Ты уже был пьян, когда приехал.

– А сейчас трезв. Есть еще?

– Тебе надо домой.

– Я сам знаю, что мне надо!

– Боюсь, что не знаешь.

– Зато у тебя есть ответы на все мои вопросы! Про меня, про мои проблемы! – вдруг взревел он, превратившись из мирного гостя в захватчика. – Ты влезла в мою жизнь…

Он осекся, не зная, чем окончить неожиданный монолог. Она не дождалась финала и в молчании ушла в ванную, оставив его в компании остывшего кофе и тлеющей сигареты.

Через полчаса он обнаружил ее примостившейся на краю ванны. В раковине с ровным конспиративным шумом плескалась вода, а соседка с высохшими слезами на отрешенном лице смотрела в стену.

– Что на этот раз? – проворчал он и взял ее за плечо, опасаясь услышать поток обвинений в свой адрес и испытывая неловкость от того, что, наверняка, часть из них будет вполне заслуженной.

– Ты считаешь, что моя жизнь лишена смысла?

– Приехали, – с облегчением вздохнул он и покосился на свое разбитое лицо, во всей красе отраженное в зеркале. – Только санитарно-гигиенической метафизики нам недоставало.

Но она не оценила шутку, и с минуту они слушали льющуюся воду, словно та была полноценным собеседником в разговоре.

– Значит, чтобы состояться, надо выйти замуж, нарожать ребятишек, обустроить семейное гнездо?

Он инстинктивно отдернул руку, словно под пальцами шевельнулась не живая человеческая плоть, а чешуйчатое тело ядовитой рептилии.

– Ты же не думаешь, что один из этих предложит тебе замужество, даже если услышит благую весть о твоей оплодотворенной яйцеклетке? – Брезгливость и ревность снова взяли его в осаду. – Максимум, на что такие, как ты, могут уповать, – это пойти четвертой женой в гарем какого-нибудь захудалого эмира.

– Такие, как я? – почти по слогам повторила она.

– Скорее, наложницей, – развил свою мысль он. – Ни один приличный араб не женится на тебе.

– Я лишь спросила тебя о роли женщины в обществе.

– О роли женщины ты все прекрасно знаешь. Но у тебя другое амплуа.

– Тебе лучше уйти.

Она опустила голову, скрывая лицо за прядями распущенных волос.

– Ты выставляешь меня за правду?

Она ответила ледяным молчанием, и он громче обычного хлопнул входной дверью, уже за порогом окончательно осознав, что сказанная им правда мало чем отличается от пощечины.

Никогда прежде соседка не сердилась дольше пятнадцати минут, а тут вдруг выяснилось, что у нее вдоволь ослиного упрямства и вместо тонких нервных окончаний стальные пружины, позволяющие не отвечать на настойчивые звонки, которыми он мучил оба ее телефона. Тишина за дверью почти зримо наполнялась ее затаенным дыханием.

– Это глупо, – еле сдерживая раскаты командного голоса, увещевал он невидимую собеседницу и, как затаившийся в засаде хищник, ловил шорохи из ее прихожей и звуки в подъезде. – Не упрямься! Давай поговорим, как взрослые люди.

Но «как взрослые люди» она не соглашалась, и ему оставалось только ждать, когда она оттает и спустится к нему с неприступной скалы своей обиды.

– Я уезжаю, – наконец прозвучал ее неуверенный голос в разверзшейся щели между косяком и дверью. – Сколько ты дашь за все?

– За что? – растерялся он.

– За мою квартиру со всей обстановкой.

– Так ты все уже решила?

Он толкнул дверь плечом и ввалился в знакомое зазеркалье, из которого на него глянуло его собственное искаженное недоумением лицо. В углу рамки с его отражением шелохнулась неясная тень.

– Черт! – выдохнул он, заблокировав выход в коридор, и поймал почти бесплотную темную тень в кольцо рук. – Так и спятить недолго. Голос есть, а тебя нет.

– Меня нет, – с горечью согласилась соседка. – Меня и раньше не было. Я – твоя фантазия.

– И не пожалеешь об этом.

– Откуда тебе знать, о чем я жалею.

– Без разницы! Если я здесь, значит, мы оба этого хотим.