скачать книгу бесплатно
– Они так счастливы, имея так мало, – заметил Шаса, оглядываясь на маленькие танцующие фигурки.
– Они самый счастливый народ в мире, – согласилась Сантэн. – Но не знаю, надолго ли это.
– А ты действительно жила вот так, мама? – спросил Шаса. – Как бушмены? Ты действительно одевалась в шкуры и ела корешки?
– И ты тоже, Шаса. Или скорее, ты ничего не носил, как и те малыши.
Шаса нахмурился, напрягая память.
– Мне иногда снится какое-то темное место, похожее на пещеру, с дымящейся водой.
– Это термальный источник, в котором мы купались и в котором я нашла первый алмаз нашего рудника.
– Мне бы хотелось снова там побывать, мама.
– Это невозможно.
Шаса увидел, как изменилось настроение матери.
– Тот источник находился прямо в центре алмазной трубки, и теперь там главный котлован рудника. Мы все раскопали и уничтожили источник.
Какое-то время они ехали молча.
– Там было священное место народа сан – но, как ни странно, они не возмутились, когда мы… – Она замялась, подбирая слово, но потом твердо произнесла: – Когда мы осквернили его.
– Интересно почему? Я хочу сказать, если бы какой-то чужой народ превратил в алмазные копи Вестминстерское аббатство…
– Давным-давно я говорила об этом с Кви. Он сказал, что священное место принадлежало не им, а духам и, если бы духи того не захотели, ничего бы не произошло. Он сказал, духи жили там так долго, что, возможно, им стало скучно и они захотели перебраться в какой-то новый дом, как делает это народ сан.
– Все равно я не могу представить, что ты жила как одна из женщин сан, мама. Только не ты. Я имею в виду, это невообразимо.
– Это было трудно, – мягко произнесла Сантэн. – Это было так трудно, что невозможно рассказать, невозможно представить… и все же без тех испытаний и трудностей я не стала бы такой, как сейчас. Видишь ли, Шаса, здесь, в пустыне, когда я почти дошла до предела, я дала некую клятву. Я поклялась, что и я, и мой сын никогда не испытаем лишений. Я поклялась, что нам никогда не придется пережить такие ужасные крайности.
– Но тогда меня с тобой не было.
– О нет, – возразила Сантэн. – Ты был. Я несла тебя в себе на Берегу Скелетов и сквозь жар дюн, и ты был частью моей клятвы, когда я ее произносила. Мы – создания пустыни, мой дорогой, и мы выживем и будем процветать, когда другие потерпят поражение и падут. Запомни это. Запомни это хорошенько, Шаса, дорогой мой.
На следующий день ранним утром они оставили слуг сворачивать лагерь, грузить вьючных лошадей и следовать за ними, в то время как сами с сожалением повернули своих лошадей к руднику Ха’ани. В полдень они отдохнули под акацией, прислонившись к седлам и лениво наблюдая, как серовато-коричневые птицы-ткачики суетливо сооружают свое общее гнездо, уже выросшее до размеров неопрятного стога сена. Когда солнце перестало припекать, они поймали стреноженных лошадей, снова оседлали их и направились вдоль основания холмов.
Внезапно Шаса выпрямился в седле и прикрыл глаза ладонью, вглядываясь куда-то вверх.
– Что там, chеri?
А Шаса узнал ту скалистую расщелину, куда водила его Аннализа.
– Тебя что-то тревожит, – не отставала Сантэн.
Шасе вдруг захотелось отвести мать к той расщелине, к святилищу горной ведьмы. Он уже чуть не заговорил, но вспомнил о данной клятве и остановился, неуверенно замерев на грани предательства.
– Разве ты не хочешь мне сказать?
Сантэн наблюдала за борьбой, отражавшейся на лице сына.
«Мама не в счет. Она такая же, как я. Это не то же самое, что рассказать постороннему», – рассуждал Шаса.
И наконец, пока совесть не взяла верх, выпалил:
– Там, в той расщелине, лежит скелет бушмена, мама. Хочешь, покажу тебе?
Сантэн побледнела под загаром и уставилась на сына.
– Бушмен? – прошептала она. – Откуда ты знаешь, что это бушмен?
– На черепе остались волосы… такие, как у бушменов, маленькие комочки завитков, как у Кви и его семейства.
– Как ты его нашел?
– Анна… – Шаса умолк и покраснел от стыда.
– Та девушка тебе показала? – догадалась Сантэн.
– Да, – кивнул он, повесив голову.
– А ты сможешь снова найти это место?
Краска вернулась на лицо Сантэн, и она взволнованно наклонилась к сыну и потянула его за рукав.
– Думаю, смогу. Я запомнил то место. – Он показал на утес. – Вон там выемка в камнях и расщелина, похожая на глаз.
– Покажи мне, Шаса, – приказала Сантэн.
– Нам придется оставить лошадей и идти пешком.
Подъем был трудным, в ущелье стояла невыносимая жара, колючие ветки цеплялись за них, когда они медленно карабкались по утесу.
– Должно быть примерно здесь… – Шаса взобрался на один из валунов и сориентировался. – Возможно, чуть левее… Ищи груду камней с мимозой под ними. Там ветка, прикрывающая маленькую нишу. Давай разойдемся в стороны, поищем.
Они медленно продвигались вверх по ущелью, пересвистываясь и окликая друг друга, когда их разделяли кусты и камни.
Потом Сантэн не ответила на свист Шасы, и он остановился и свистнул еще раз, вскинув голову в ожидании звука и слегка обеспокоившись тишиной.
– Мама, ты где?
– Здесь!
Ее голос прозвучал слабо, в нем слышались то ли боль, то ли некие глубокие чувства, и Шаса перебрался через камни в ее сторону.
Сантэн, маленькая и несчастная, стояла в лучах солнца, прижимая к животу шляпу. На ее щеках поблескивала влага. Шаса думал, что это пот, пока не увидел, как по ее лицу медленно катятся слезы.
– Мама?
Он подошел к ней и понял, что она нашла святилище.
Она отодвинула прикрывавшую ветку. Маленький кружок стеклянных банок по-прежнему стоял на месте, но цветочные подношения потемнели и завяли.
– Аннализа сказала, что это скелет ведьмы…
Шаса выдохнул это с суеверным благоговением, глядя через плечо Сантэн на жалкую кучку костей и маленький аккуратный белый череп, венчавший ее.
Сантэн покачала головой, не в силах говорить.
– Она сказала, что эта ведьма охраняет гору и что она может исполнять желания.
– Ха’ани… – наконец с трудом произнесла Сантэн. – Моя любимая старая бабушка…
– Мама! – Шаса схватил ее за плечи и поддержал, потому что Сантэн пошатнулась. – Откуда ты знаешь?
Сантэн прислонилась к сыну, но не ответила.
– Тут в пещерах и ущельях могут лежать сотни скелетов бушменов, – неуверенно продолжил Шаса, но Сантэн энергично покачала головой. – Почему ты так уверена?
– Это она. – Голос Сантэн срывался от горя. – Это Ха’ани, это ее сломанный клык, это ее рисунок из кусочков яичной скорлупы на набедренной повязке…
Шаса и не заметил лоскута сухой кожи, украшенного бусинами, что лежал позади горки костей, полузасыпанный пылью.
– Да мне и не нужно доказательств. Я знаю, что это она. Я просто знаю.
– Сядь, мама…
Шаса помог ей опуститься на один из поросших лишайником валунов.
– Ничего, я уже в порядке. Это был просто момент потрясения… Я так часто искала ее многие годы. Я знала, где она должна быть… – Она рассеянно огляделась по сторонам. – И тело О’ва должно быть где-то поблизости.
Сантэн посмотрела вверх, где утес нависал над ними, словно крыша собора.
– Они шли вверх, пытаясь спрятаться, когда он их застрелил. Они должны были упасть недалеко друг от друга.
– Кто их застрелил, мама?
Она глубоко вздохнула, но все равно ее голос дрогнул, когда она произнесла имя:
– Лотар. Лотар де ла Рей.
Еще с час они обыскивали дно и стены ущелья, надеясь обнаружить второй скелет.
– Нет, это впустую, – сдалась наконец Сантэн. – Нам его не найти. Пусть лежит непотревоженным, Шаса, как лежал все эти годы.
Они снова поднялись к маленькому святилищу в скале, а на обратном пути собрали полевых цветов.
– Вначале я собиралась забрать останки и достойно похоронить, – прошептала Сантэн, опускаясь на колени перед святилищем. – Но Ха’ани не была христианкой. Эти холмы являлись ее священным местом. Здесь ей будет спокойно.
Она тщательно расставила цветы, потом села на корточки.
– Я позабочусь, чтобы тебя никогда не потревожили, моя любимая старая бабушка, и я еще приду навестить тебя.
Сантэн встала и взяла Шасу за руку.
– Она была самым чудесным, самым добрым человеком из всех, кого я знала, – тихо сказала она. – И я так любила ее…
Держась за руки, они спустились туда, где оставили лошадей.
По дороге домой они не разговаривали. Когда солнце уже село и слуги встревожились, мать и сын добрались до бунгало.
За завтраком на следующее утро Сантэн выглядела бодрой и оживленной, хотя под ее глазами залегли темные тени, а веки опухли от слез.
– Еще неделя – и мы должны вернуться в Кейптаун.
– А мне бы хотелось остаться здесь навсегда.
– Навсегда – это долгий срок. Тебя ждет школа, и у меня есть обязанности. Но мы вернемся сюда, ты же знаешь.
Шаса кивнул, и Сантэн продолжила:
– Устроим так, чтобы эту последнюю неделю ты работал на промывочной площадке и на сортировке. Тебе понравится. Гарантирую.
Как всегда, она оказалась права. Промывочная площадка была приятным местом. Поток воды в лотках охлаждал воздух, и после неумолчного грохота дробилки здешняя тишина казалась блаженной. Атмосфера в длинном кирпичном помещении походила на священную тишину какого-нибудь собора, потому что здесь поклонение деньгам и алмазам достигало высшей точки.
Шаса зачарованно наблюдал, как дробленая руда медленно плыла по ленте транспортера. Слишком крупные обломки отсеивались и возвращались на дробилку. Оставались только самые мелкие. Они падали с конца движущейся ленты в бассейн с водой, а оттуда их выталкивало на наклонную поверхность сортировочного стола.
Легкий мусор и пустая порода всплывали и отправлялись в отвал к отходам. Тяжелый гравий, содержащий алмазы, несколько раз проходил через ряд сортировочных устройств, пока не оставались только отборные обломки, являвшие собой одну тысячную часть изначально добытого камня.
Их пропускали через масляный барабан. Барабан вращался медленно, покрывая каждый камешек толстым слоем плотного желтого жира. После этого гравий уходил дальше, но алмазы после купания оставались сухими. Одной из особенностей алмаза является то, что он не задерживает воду на своей поверхности. Можно намочить его, кипятить сколько угодно, но он все равно останется сухим. И когда сухая поверхность драгоценных камней касалась жира, они прилипали к нему, как насекомые к липкой бумаге.
Масляные барабаны были ограждены тяжелыми решетками, и за каждым из них присматривал белый мастер, не сводя с них глаз. Шаса, в первый раз заглянув сквозь решетку, увидел маленькое чудо, происходившее в нескольких дюймах перед ним: дикий алмаз попался в ловушку и усмирился, как некое чудесное пустынное существо. Шаса действительно уловил момент, когда камень выплыл из верхнего бака в мокрую кашу гравия, коснулся жира и тут же прилип к плотной желтой поверхности, создав крошечное волнение в общем потоке, как камень, брошенный в волну отлива. Он шевельнулся и даже словно бы на мгновение вырвался из захвата, и Шасе захотелось протянуть руку и подхватить его, пока тот не пропал навсегда, но расстояние между металлическими прутьями решетки было слишком узким. Однако потом алмаз прилип надежно и стоял в медленном потоке гравия, горделиво красуясь на слое жира, сухой и прозрачный, как пузырь на желтой коже гигантской рептилии. И Шаса испытал чувство благоговения, такое же, какое охватило его, когда он наблюдал, как его кобыла Селеста подарила жизнь своему первенцу.
Все это утро Шаса переходил от одного огромного желтого барабана к другому, потом снова возвращаясь вдоль них, и наблюдал, как с каждым часом все больше и больше алмазов прилипает к жиру.
В полдень вдоль барабанов прошел управляющий промывочной площадки с четырьмя белыми помощниками; столько их не требовалось, разве что для присмотра друг за другом во избежание воровства. Широкими шпателями они снимали с барабанов жир и собирали его в котелок для кипячения, а потом тщательно наносили на барабаны новый слой желтого жира.
В запертой комнате в дальнем конце здания управляющий ставил стальной котелок на спиртовку и кипятил его, и в итоге у него оставалась половина котелка алмазов, а доктор Твентимен-Джонс уже находился рядом, чтобы взвесить каждый камень по отдельности и записать все в толстый журнал, переплетенный в кожу.
– Конечно, вы заметите, мастер Шаса, что здесь нет ни одного камня меньше полукарата.
– Да, сэр. – Об этом Шаса и не подумал. – А что случилось с мелкими?
– Жировой отбор не является непогрешимым, и, конечно, камни должны обладать неким минимальным весом, чтобы прилипнуть к барабану. А остальные, даже несколько крупных ценных камней, проскочили мимо.
Он снова повел Шасу в промывочную и показал ему емкость с мокрым гравием, прошедшим мимо барабанов.
