скачать книгу бесплатно
Луиза взяла в подсобном помещении недоуздок и направилась к озеру, где продолжал пить пони Петронеллы. Петронелла разрешала Луизе кататься на нем, когда захочется, так что животное знало девочку и доверяло ей. Как только пони оторвался от воды, Луиза надела на него недоуздок и повела к коттеджу. Задняя дверь дома была достаточно широка для того, чтобы пони мог в нее пройти.
Довольно долго Луиза колебалась, пытаясь придумать какой-то достаточно уважительный способ, чтобы доставить тело отца к могиле, но в конце концов нашла веревку, привязала ее к отцовским ногам, и пони потащил тело в сад; голова отца билась о неровную землю.
Когда тело соскользнуло в могилу, Луиза в последний раз оплакала его. Она сняла с пони недоуздок и отпустила животное. Потом спустилась в яму, к отцу, и постаралась как можно лучше уложить его руки и ноги, но они окоченели. Луиза оставила все как есть, вышла в поле, снова набрала охапку цветов и засыпала ими тело. Опустившись у могилы на колени, она на английском запела высоким нежным голосом первый стих псалма «Господь – мой пастырь» – именно так, как учила ее мать. И после этого стала закапывать могилу. Когда она бросила последнюю лопату земли, уже наступила ночь. Луиза с трудом дошла до коттеджа, измученная физически и эмоционально, отупев от изнеможения.
У нее не имелось ни сил, ни желания что-то съесть или даже подняться наверх, в спальню. Она упала перед очагом и почти мгновенно погрузилась в тяжелый сон.
Утром Луиза проснулась от сильной жажды и с такой головной болью, что ей казалось: голова вот-вот лопнет. Когда она попыталась встать, то пошатнулась и ударилась о стену. Ее тошнило и качало, мочевой пузырь болезненно вздулся. Луиза попыталась выйти в сад, чтобы освободить его, но на нее накатила сильнейшая тошнота. Девочка согнулась, ее вырвало на кухонный пол, и тут же она в ужасе уставилась на горячую лужу между собственными ногами.
Луиза, пошатываясь, с трудом добралась до висевших на дальней стене блестящих медных кастрюль ее матери и посмотрела на свое отражение в донышке одной из них. Медленно, неохотно Луиза коснулась шеи и уставилась на ожерелье из красных пятен на своей молочно-белой коже.
Ноги ее подкосились, и она опустилась на каменные плитки пола. Темные тучи отчаяния заклубились в ее голове, перед глазами все расплылось. Потом вдруг Луиза заметила некую искру, еще не угасшую во тьме, – крошечную искру силы и решительности. И Луиза ухватилась за этот маленький источник света, прикрывая его, как прикрывают от ветра огонек лампы. Эта искра помогла ей вернуться из тьмы.
– Мне нужно подумать, – шепнула себе Луиза. – Я должна встать. Я знаю, что произойдет, это будет так же, как с мамой и папой. Я должна подготовиться.
Опираясь на стену, Луиза поднялась на ноги и какое-то время стояла на месте, пошатываясь.
– Мне надо спешить. Я ведь могу почувствовать это в любую минуту. Я должна быть готова.
Она помнила страшную жажду, что мучила ее умирающих родителей.
– Вода! – прошептала Луиза.
Она с трудом добралась с пустым ведром к насосу во дворе. Каждый нажим на длинный рычаг был тяжким испытанием ее сил и храбрости.
– Не все умирают, – упрямо шептала себе Луиза, работая. – Я слышала, как взрослые разговаривали об этом. Они говорили, что некоторые молодые и сильные выживают. Не умирают.
Вода медленно набиралась в ведро.
– Я не умру. Я не умру! Не умру!
Когда ведро наполнилось, Луиза поплелась к кроличьему садку, потом к курятнику и выпустила всех животных и птиц, чтобы те могли сами позаботиться о себе.
– Я не смогу вами заниматься, – объяснила она им.
С трудом таща ведро, Луиза вернулась в кухню, вода выплескивалась ей на ноги. Поставив ведро у очага, она повесила на его край медный ковш.
– Еда… – пробормотала она, ощущая сильное головокружение.
Она принесла из кладовой остатки сыра и окорока, корзину яблок и поставила так, чтобы можно было до них дотянуться.
– Холодно… Ночью будет холодно…
Теперь Луиза кое-как добралась до сундука, в котором ее мать хранила то, что осталось от ее приданого, достала шерстяные одеяла и коврик из овечьей шкуры и положила рядом с очагом. Потом взяла охапку хвороста из того, что лежал в углу, и зажгла в очаге огонь.
– Дверь… Надо дверь запереть.
Луизе приходилось слышать, что в городе оголодавшие свиньи и собаки врывались в дома, где лежали люди, слишком больные для того, чтобы защищаться. И животные съедали их заживо. Луиза закрыла дверь и задвинула засов. Найдя топор и отцовский мясной нож, она положила их рядом с постелью.
В тростниковой крыше и в стенах дома обитали крысы. Луиза ночами слышала, как они суетятся там, а ее мать жаловалась на их ночные налеты на кладовую. Петронелла как-то рассказывала Луизе, что однажды в ее детскую большого дома забежала огромная крыса, когда ее новая няня перепила джина. Отец обнаружил мерзкую тварь в кроватке младшей сестры Петронеллы и тут же приказал конюхам высечь пьяную няню. Вопли женщины доносились даже в классную комнату, и дети в ужасе переглядывались. И теперь по коже Луизы побежали мурашки при мысли, что она может оказаться беспомощной под острыми как бритвы зубами крыс.
Из последних сил девочка сняла с крюка на стене самую большую из медных кастрюль и поставила ее в углу, накрыв крышкой. Будучи брезгливым ребенком, она при мысли о том, что может замараться, как ее родители, испытывала отвращение.
– Это все, что я могу сделать, – прошептала она наконец и рухнула на овечью шкуру.
Темное облако кружило в ее голове, кровь словно кипела в венах от лихорадочного жара.
– Отче наш, сущий на небесах…
Она твердила молитву на английском, как учила ее мать, но душная клубящаяся тьма быстро захлестнула ее.
Наверное, прошла целая вечность, прежде чем Луиза медленно выплыла из тьмы, возвращаясь в сознание, как пловец выбирается из глубины. Тьма отступила, сменившись ослепительным белым светом. Он бил по глазам, как лучи солнца или белизна снежного поля, он ошеломлял. А из света выполз холод, заставляя застыть кровь и пробирая до костей, и Луиза содрогнулась всем телом.
Двигаясь медленно, болезненно, она натянула на себя овечью шкуру и свернулась в клубок, прижав колени к груди. Потом в испуге протянула руку назад. Она пощупала ягодицы, боясь почувствовать мокрую слизь, но кожа оказалась сухой. Луиза осторожно понюхала палец. Он был чистым.
Луиза помнила тот разговор отца с матерью, который она случайно подслушала:
– Самый страшный симптом – понос. Те, кто выжил, им не страдали.
– Это Божий знак… – прошептала себе Луиза сквозь стучащие зубы. – Я не обмаралась. Я не умру.
Потом обжигающая лихорадка вернулась, прогнав и холод, и белый свет. Луиза металась на постели, зовя отца, мать, Иисуса…
Ее разбудила жажда: в горле горело, язык распух и был шершавым, как точильный камень. Луиза приподнялась на локте, чтобы дотянуться до ковша. При первой попытке напиться она пролила почти всю воду себе на грудь, потом жадно, задыхаясь и давясь, выпила то, что осталось на дне медного ковша.
Но те несколько глотков, которые она сумела сделать, чудесным образом вернули ей силы. При второй попытке она сумела выпить целый ковш.
Луиза отдохнула немного, потом выпила еще ковш. Наконец она утолила жажду, и огонь в ее крови как будто на мгновение затих. Девочка свернулась под овечьей шкурой, ее живот раздулся от выпитой воды. На этот раз сон, поглотивший ее, был глубоким, но естественным.
Потом Луизу разбудила боль. Луиза не сразу поняла, где она или что случилось. Потом услышала рядом какой-то скрип. Открыв глаза, она посмотрела вниз. Одна ее нога высунулась из-под шкуры. И прямо над этой голой ногой сидело нечто размером с кота, серое и волосатое. В первое мгновение Луиза не поняла, что это такое, но потом снова послышался тот же звук, и она почувствовала боль. Луиза хотела пнуть это существо или закричать, но застыла от ужаса. Это был ее самый страшный ночной кошмар, только наяву.
Тварь подняла голову и посмотрела на Луизу яркими глазами-бусинками. Она пошевелила усами на длинной острой морде; острые изогнутые клыки, торчащие над ее нижней губой, были розовыми от крови Луизы. Крыса пыталась отгрызть ее лодыжку. Маленькая девочка и крыса смотрели друг на друга, но Луиза все еще была парализована ужасом. Крыса опустила голову и укусила снова. Луиза медленно потянулась к мясному ножу, лежавшему рядом с ее головой. И стремительно полоснула им по крысе. Крыса оказалась почти столь же проворна: она подпрыгнула высоко в воздух, но острие ножа распороло ей брюхо. Крыса завизжала и рухнула на пол.
Луиза уронила нож и, широко раскрыв глаза, смотрела, как крыса ползет по каменному полу, оставляя за собой полоски внутренностей. Луиза задыхалась, и понадобилось немало времени, чтобы ее сердце вернулось к обычному ритму, а дыхание выровнялось. А потом Луиза обнаружила, что потрясение придало ей сил. Она села, чтобы осмотреть пострадавшую ногу. Укусы оказались глубокими. Девочка оторвала полоску от своей нижней юбки и перевязала лодыжку. После этого она поняла, что ужасно проголодалась. Она подползла к столу и взобралась на скамью. Крыса успела полакомиться окороком, но Луиза очистила те места, где видела следы зубов, и отрезала себе толстый ломоть, положив его на кусок хлеба. На сыре уже появилась зеленая плесень, говорившая о том, как долго Луиза лежала возле очага без сознания. Но плесень или нет – сыр был великолепным. Луиза запила всё последним ковшом воды. Ей хотелось принести еще ведро, но она понимала, что еще недостаточно окрепла, и боялась открыть дверь.
Она дотащилась до большой медной кастрюли в углу и присела над ней. Мочась, она высоко подняла подол юбки и осмотрела нижнюю часть живота. Он был гладкий, чистый. Но Луиза уставилась на бубоны в паху. По твердости они не уступали желудям, и, когда Луиза потрогала их, она почувствовала боль, но они не обладали такими же ужасными цветом и размером, как те, что убили ее мать. Луиза подумала о бритве, но знала, что ей не хватит храбрости проделать с собой такое.
– Я не умру!
Впервые она по-настоящему поверила в это.
Расправив юбку, Луиза вернулась к постели. И опять заснула, сжимая в руке нож.
После этого дни и ночи слились в странную цепь сна и коротких моментов пробуждения. Но постепенно периоды бодрствования становились длиннее. Каждый раз, просыпаясь, Луиза чувствовала себя сильнее, более способной позаботиться о себе. Когда она снова воспользовалась кастрюлей в углу, она увидела, что бубоны уменьшились и из красных стали розовыми. И она уже почти не чувствовала боли, нажимая на них, но знала, что ей нужно много пить.
Собрав все остатки храбрости и сил, Луиза выбралась во двор и снова наполнила ведро водой. И опять заперлась в кухне. Когда от окорока осталась одна голая кость, а корзина с яблоками опустела, Луиза поняла, что теперь ей хватит сил на то, чтобы выйти в сад. Там она набрала полную корзину турнепса и картофеля. С помощью отцовского огнива она разожгла огонь в очаге и сварила из овощей рагу, положив в него кость от окорока. Еда показалась ей невероятно вкусной, и силы буквально наполнили Луизу.
После этого она каждое утро занималась необходимыми делами.
Первым делом девочка опорожнила медный сосуд, которым пользовалась как горшком, вылив его содержимое в компостную кучу, потом вымыла его горячей водой со щелоком и снова повесила на место, на крюк. Луиза не сомневалась, что мать хотела бы от нее именно этого. Правда, усилия отчаянно утомили ее, и она снова легла спать.
На следующее утро девочка сумела накачать воды в ведро, сняла с себя грязную одежду и вымылась с головы до ног с куском драгоценного мыла, которое ее мать варила из овечьего жира и древесной золы. Она с восторгом увидела, что бубоны в ее паху почти исчезли. Она сильно нажала на них пальцами, но ощутила только слабую боль.
Когда ее кожа порозовела и сияла чистотой, Луиза почистила зубы, обмакивая палец в соль, и перевязала крысиные укусы полоской холста из медицинской коробки матери. А после этого достала из сундука чистую одежду.
На следующий день Луиза снова ощутила голод. Она поймала одного из кроликов, которые беспечно прыгали по саду, и, держа его за уши, заставила себя сломать ему шею палкой, которую отец держал специально для этого. Выпотрошив кролика и сняв с него шкурку, как учила ее мать, Луиза разрубила его на четыре части и положила в кастрюлю вместе с луком и картофелем. И когда она ела рагу, она обгладывала косточки дочиста.
На другое утро она отправилась в конец фруктового сада и привела в порядок могилы родителей. До этого она не выходила за пределы своей ограды, но теперь расхрабрилась, пролезла в дыру в живой изгороди и подкралась к оранжерее. Там она осмотрелась, убеждаясь, что ее никто не видит. Но поместье казалось совершенно безлюдным. Луиза выбрала самые нарядные цветы в горшках – их множество стояло здесь на полках – и погрузила на ручную тележку. Вернувшись в свой сад, она тщательно посадила эти цветы на аккуратно выровненные могилы. Работая, Луиза разговаривала с родителями, рассказывая им все до последней мелочи о крысе, и о кролике, и о том, как она варила рагу в черном котле на треноге.
– Мне так жаль, что я пользовалась твоей лучшей медной кастрюлей, мама! – Луиза от стыда опустила голову. – Но я ее отмыла и повесила на место.
Когда украшение могил приблизилось к завершению и Луиза осталась довольна, ее вновь одолело любопытство. Снова проскользнув через дыру в изгороди, она окольным путем, через пихтовую рощу, направилась к большому дому, с южной стороны.
Дом выглядел холодным и тихим: все окна закрывали ставни. Когда Луиза осторожно подергала парадную дверь, то обнаружила, что та заперта на замок и засов. Луиза уставилась на крест, который кто-то неаккуратно начертил на двери красной краской. Краска растеклась по дверной панели, как слезы. Это было предупреждение о чуме.
Луиза вдруг почувствовала себя одинокой и брошенной. Она села на ступени перед дверью:
– Похоже, я осталась одна в целом мире! Все остальные умерли!
Но наконец она встала и в отчаянии бросилась вокруг дома к черному входу, к двери в кухню и комнаты слуг. И подергала ее.
К изумлению Луизы, дверь открылась.
– Эй! – позвала она. – Есть тут кто-нибудь? Сталс! Ганс! Вы где?
Кухня оказалась пуста. Луиза пересекла ее и заглянула в буфетную:
– Эй!
Никто ей не ответил.
Луиза прошла через весь дом, заглядывая в каждую комнату, но никого не нашла. Однако она везде видела следы поспешного бегства семьи. Луиза ни к чему не прикоснулась и ушла, аккуратно прикрыв за собой кухонную дверь.
Когда она возвращалась в свой коттедж, ей кое-что пришло на ум. Она повернула в сторону, к часовне в конце розария. Там находилось семейное кладбище. Некоторые из надгробий стояли здесь уже две сотни лет и поросли зеленым мхом. Но рядом с часовней Луиза увидела ряд свежих могил, на которые еще даже не установили камни. Букеты и венки на них поблекли и увяли. Имена и прощальные слова были написаны на картонных табличках с черной окантовкой, стоявших над каждым холмиком. Чернила размыло дождем, но Луиза смогла прочитать надписи. И одна из них сообщала, что здесь лежит Петронелла Катрина Сюзанна ван Риттерс.
Ее подруга лежала между двумя младшими братьями.
Луиза быстро вернулась в коттедж. В ту ночь она долго рыдала. А когда проснулась утром, снова почувствовала себя больной и слабой, ее горе и одиночество стали почти невыносимыми. Луиза заставила себя выйти во двор и умыться у насоса.
Вдруг она вскинула голову; вода потекла ей в глаза и закапала с подбородка. Девочка прислушалась – и ее лицо вспыхнуло радостью. Синие глаза сверкнули.
– Люди, – вслух сказала она. – Голоса…
Голоса, едва слышные, доносились со стороны большого дома.
– Они вернулись. Я больше не одна.
С мокрым лицом она бросилась к дыре в живой изгороди и, проскочив сквозь нее, побежала к большому дому. Голоса становились все громче. У помещения для пересадки растений рядом с оранжереей она остановилась, чтобы перевести дыхание. Девочка уже собиралась выскочить на лужайку, но некий инстинкт предупредил ее об осторожности. Луиза замерла на месте, потом украдкой выглянула из-за угла красной кирпичной стены.
И ее пробрало ледяным холодом от ужаса.
Она ожидала увидеть на гравийной подъездной дороге кареты с гербами Риттерсов, семью и конюхов и лакеев, хлопочущих вокруг хозяев. Но вместо этого в парадные двери вбегали и выходили оттуда чужие люди, вынося охапки серебряных приборов, одежды и прочего. Дверь была открыта нараспашку, ее разбитые филенки пьяно болтались на петлях.
Грабители грузили добычу на целый ряд тачек, крича и смеясь от восторга. Луиза видела, что это городское отребье из доков и трущоб, целая армия сбежавших из тюрем и бараков, открывшихся после того, как городское правительство смело чумой. Они были одеты кто в лохмотья, кто в старые военные мундиры, а кто и в богатые костюмы, украденные где-то.
Один бандит, в высокой шляпе с перьями, вышел наружу, пошатываясь; он держал в одной руке большую квадратную бутыль джина, а в другой – большой золотой поднос. Его красное пьяное лицо повернулось в сторону Луизы. А она, ошеломленная увиденным, не успела спрятаться за стеной, и бандит ее заметил:
– Женщина! Клянусь Сатаной и всеми чертями ада, настоящая женщина! Молодая и сочная, как спелое красное яблочко!
Он уронил бутыль и выхватил из-за пояса меч:
– Эй, иди-ка сюда, маленькая прелесть! Дай-ка посмотреть, что ты там прячешь под своими юбочками?
Он ринулся вниз по ступеням.
Его приятели пронзительно заорали:
– Женщина! За ней, ребята! Тот, кто ее поймает, получит вишенку!
Толпа мерзавцев помчалась через лужайку к Луизе.
Она развернулась, чтобы бежать. Сначала девочка инстинктивно направилась к коттеджу, но тут же сообразила, что бандиты слишком близко и она окажется там в ловушке, словно кролик в норе, преследуемый стаей хорьков. И повернула через конский выгул к лесу. Земля была мягкой, сырой, а ноги Луизы еще не окрепли в полной мере после болезни. Грабители догоняли, их крики становились все громче и восторженнее. Луиза добралась до деревьев, лишь ненамного опередив вожаков, но она прекрасно знала этот лес, потому что всегда играла здесь. Она неслась по извилистым тропинкам, едва различимым в траве, ныряя в самые густые заросли ежевики и дрока.
Каждые несколько минут она останавливалась, чтобы прислушаться, и каждый раз голоса преследователей звучали тише. Наконец они окончательно умолкли.
Ужас Луизы слегка ослабел, но она понимала, что покидать лесное укрытие слишком опасно. Найдя сплошные заросли терна, она заползла под ветки на животе, полностью скрывшись. А потом зарылась в сухую листву, оставив открытыми только рот и глаза, чтобы наблюдать за поляной, которую она только что покинула. И лежала там, тяжело дыша и дрожа.
Постепенно Луиза успокоилась, но лежала не двигаясь до тех пор, пока длинные тени деревьев не вытянулись на земле. И поскольку она уже не слышала звуков погони, то медленно поползла обратно к поляне.
Луиза уже хотела встать, когда ее обоняние уловило запах табачного дыма.
Луиза прижалась к земле. Ужас вернулся. После многих напряженных минут она медленно приподняла голову. В дальнем конце поляны сидел мужчина, прислонившись спиной к стволу высокой березы. Он курил глиняную трубку с длинным чубуком, но его взгляд настороженно метался из стороны в сторону.
Луиза сразу его узнала. Это был тот самый мужчина в шляпе с перьями, который первым заметил ее и потом возглавлял погоню. Он находился так близко, что Луиза слышала, как попыхивает его трубка. Она зарылась лицом в листву и постаралась совладать с дрожью. Девочка не знала, что он может с ней сделать, если найдет, но чувствовала, что это окажется хуже самых страшных ночных кошмаров.
Она лежала, прислушиваясь к тому, как он затягивается дымом, и ее ужас все нарастал. Мужчина вдруг громко высморкался. Нервы Луизы чуть не лопнули. Ей понадобилась вся ее храбрость, все самообладание, чтобы не вскочить и не броситься бежать.
Время как будто остановилось; наконец Луиза почувствовала, как начинают мерзнуть ее голые руки. Но все равно не поднимала головы. Потом она услышала шорох листьев и тяжелые шаги через поляну. Они замерли почти у ее головы, и грубый низкий голос проревел:
– Так вот ты где! Я тебя вижу! Я иду к тебе! Беги! Тебе лучше убежать!
Застывшее на мгновение сердце Луизы ожило и заколотилось о ребра, но она вынудила себя лежать неподвижно.
Снова наступило долгое молчание, потом шаги стали удаляться от того места, где она лежала. Мужчина на ходу бормотал:
– Вот ведь мелкая грязная шлюха! Да она, наверное, все равно вся в оспинах!
Луиза лежала все так же неподвижно, пока не стемнело окончательно и она не услышала уханье совы на верхушке большой березы. Тогда она встала и осторожно пошла через лес, вздрагивая и дрожа при каждом шорохе и писке мелких ночных существ.
