скачать книгу бесплатно
Лицо Джима потемнело от гнева и разочарования.
– Так ли? Тебе кажется, что ты все знаешь, Мансур Кортни. Но посмотрим. Посмотрим!
На берегу впереди один из конюхов держал взнузданных мулов, готовый помочь вытащить ялик на берег.
– Что вы сидите, как пара жирных бакланов на скале? Спускайте парус! – рявкнул Джим на своих спутников, пылая бесформенным, бесцельным гневом, что продолжал его жечь.
Они остановились на дальней линии прибоя, подняв весла и выжидая подходящую волну. Когда Джим увидел, что она приближается, он закричал:
– Вот, годится! Все вместе! Разом!
Волна подкатилась под корму, а потом они внезапно и опьяняюще взлетели на ее зеленый гребень и в брызгах пены понеслись к берегу. Волна подняла их высоко, а потом откатилась назад, оставив их на мелководье. Юноши выскочили из ялика, и, когда конюх примчался с упряжкой мулов, они потащили ялик на берег, подталкивая его, помогая животным, чтобы лодка оказалась намного выше предельной отметки прилива.
– Эта упряжка снова мне понадобится завтра утром, – сказал Джим конюху. – Держи ее наготове.
– Значит, мы опять отправимся к тому адскому кораблю? – спокойно спросил Мансур.
– Чтобы отвезти им овощи, – изобразил полную невинность Джим.
– А что ты намерен выторговать в обмен? – с такой же внешней безмятежностью поинтересовался Мансур.
Джим хлопнул его по руке, и они вскочили на неоседланных мулов. Джим еще раз задумчиво посмотрел через залив туда, где стоял тюремный корабль, а потом они поехали по берегу лагуны к холмам, туда, где стояли белые строения поместья – усадьба и склад, названные Томом Кортни Хай-Уилдом в честь величественного особняка в Девоне, где родились они с Дорианом и который они не видели уже много-много лет.
Это название оставалось единственным общим между двумя домами. Здешний особняк построили в стиле мыса Доброй Надежды. Крыша была крыта тростником. Изящный фронтон и арку, ведущую в центральный двор, соорудили по проекту известного голландского архитектора Анрейта. Название поместья и фамильный герб были заключены в витиеватую фреску над аркой, которая изображала херувимов и святых. На гербе красовалась длинноствольная пушка на лафете, и под ней вилась лента с буквами «ТККБ»: «торговая компания „Кортни бразерс“». На отдельной панели было написано: «Хай-Уилд, 1711 год». Дом построили как раз в том году, когда родились Джим и Мансур.
Когда они с грохотом проезжали через арку в мощеный внутренний двор, из главных дверей склада вышел Том Кортни. Это был крупный мужчина, ростом выше шести футов, широкий в плечах. В его густой черной бороде светились серебристые нити, его макушка предпочла остаться без единого волоска, зато вокруг сияющей лысины росли густые локоны, падавшие на шею Тома. Живот Тома Кортни, некогда плоский и твердый, приобрел авторитетный объем. Его грубоватое лицо покрылось веселыми морщинами, глаза светились юмором и довольством уверенного в себе, процветающего человека.
– Джеймс Кортни! Тебя так давно не было, что я и забыл, как ты выглядишь! Хорошо, что ты заглянул. Неприятно тебя беспокоить, но не намерен ли ты сегодня немножко поработать?
Джим виновато ссутулился:
– Мы чуть не столкнулись с одним голландским кораблем, эта чертова посудина едва не потопила нас. А потом мы поймали красного зубана размером с ломовую лошадь. Нам понадобилось два часа, чтобы вытащить его. А затем мы продали его на один из кораблей в заливе.
– Батюшки, парень, да у тебя выдалось хлопотливое утро! Только не надо мне рассказывать об остальных твоих горестях. Дай-ка я сам угадаю. На вас напали французские пираты, а потом еще раненый бегемот. – Том захохотал, придя в восторг от собственной шутки. – Ну, как бы то ни было, сколько ты получил за зубана размером с лошадь? – поинтересовался он.
– Восемь серебряных гульденов.
Том присвистнул:
– Похоже, рыбка и в самом деле была настоящим чудищем. – Тут его лицо стало серьезным. – Но это тебя не оправдывает, парень. Я не давал тебе свободную неделю. Ты должен был вернуться уже давно.
– Я сторговался с экономом голландского корабля, – объяснил Джим. – Мы отвезем ему столько провизии, сколько сможем… и за хорошую цену, папа.
Смех в глазах Тома сменился острым интересом.
– Похоже, ты не напрасно потратил время. Неплохо, парень.
В это время из кухни на противоположной стороне двора вышла миловидная женщина, ростом почти с Тома. Волосы она увязала в тяжелый узел на затылке, рукава блузки были закатаны на пухлых, бронзовых от загара руках.
– Том Кортни, ты что, не понимаешь, что бедный ребенок остался сегодня утром без завтрака? Дай ему сначала поесть, а уж потом ругайся сколько захочешь!
– Сара Кортни, – рыкнул в ответ Том, – это твое бедное дитя уже большое, ему не пять лет!
– Тебе тоже пора пообедать, – сменила тактику Сара. – Мы с Ясмини и девочками все утро трудились у плиты, как рабыни! Так что все за стол!
Том поднял руки, сдаваясь.
– Сара, ты настоящий тиран, но я готов слопать быка вместе с рогами! – сообщил он.
Подойдя к юношам, он одной рукой обнял за плечи Джима, другой – Мансура и повел их к кухонной двери, где ждала Сара с перепачканными мукой руками.
Зама повел упряжку мулов через двор к конюшням.
– Зама, скажи моему брату, что леди ждут его к обеду! – крикнул ему вслед Том.
– Скажу, оубаас!
Зама использовал самое уважительное обращение к хозяину Хай-Уилда.
– А как только вы там поедите, вернись сюда со всеми людьми, – напомнил Джим. – Нам нужно подготовить овощи, чтобы утром отвезти их на «Счастливую чайку».
В кухне суетились женщины, по большей части освобожденные домашние рабыни – изящные яванки с золотистой кожей, из Батавии. Джим подошел к матери, чтобы обнять ее.
Сара прикинулась недовольной:
– Не будь ты таким балбесом, Джеймс!
Но вспыхнула от удовольствия, когда Джим приподнял ее над полом и расцеловал в обе щеки.
– Поставь меня на место сейчас же!
– Ну, если ты меня не любишь, так хотя бы тетя Ясси любит!
Джим подошел к изящной женщине, которая обнималась с собственным сыном:
– Эй, Мансур! Теперь моя очередь!
Он выхватил Ясмини из объятий Мансура. Она носила длинную арабскую юбку и блузку из яркого шелка. Ясмини была стройной и легкой, как девочка, ее кожа отливала янтарем, раскосые глаза были темными, как оникс. Яркая белая прядь в густых волосах, надо лбом, не являлась признаком возраста: Ясмини родилась с этой отметкой, как и ее мать и бабушка до нее.
Позволяя женщинам хлопотать возле них, мужчины уселись за длинный стол желтого дерева, уже уставленный чашами и тарелками. Здесь были блюда с малайским карри, благоухающие бараниной и специями, рис с яйцами и кислым молоком, огромный пирог с олениной, запеченной вместе с картофелем и мясом антилопы, которую Джим с Мансуром подстрелили в вельде, а еще караваи горячего хлеба, глиняные горшки с желтым маслом, кувшины густого кислого молока и легкого пива.
– А где Дориан? – спросил Том, сидевший во главе стола. – Опять опаздывает!
– Кто-то произнес мое имя?
Дориан лениво вошел в кухню – худощавый и подтянутый, красивый и жизнерадостный; на его голове красовалась такая же, как у сына, копна медно-красных локонов. На Дориане были высокие сапоги для верховой езды, запылившиеся до колен, и белая широкополая соломенная шляпа. Он швырнул шляпу через комнату, а женщины приветствовали его восторженными возгласами.
– Тихо! Умолкните все! Вы как стая куриц, когда в курятник забрался шакал! – взревел Том.
Шум слегка утих.
– Дорри, садись поскорее, пока не довел этих женщин до безумия. Мы тут собрались послушать историю о гигантском зубане, которого поймали мальчишки, и о том, как они торговались с голландским кораблем в заливе.
Дориан сел рядом с братом и тут же воткнул свой кинжал в хрустящую корочку пирога с олениной. Вся компания разом одобрительно вздохнула, когда к балкам потолка поднялись клубы горячего ароматного пара. Когда Сара начала раскладывать еду по тарелкам с синей росписью, изображавшей ивовые ветви, комната наполнилась шутками мужчин, смехом и болтовней женщин.
– Так что же случилось с Джимом? – Сара посмотрела через стол, повысив голос так, чтобы ее можно было расслышать в общем шуме.
– Ничего, – ответил Том, не донеся до рта очередную полную ложку. И пристально глянул на сына. – Так ведь?
Постепенно за столом воцарилась тишина, все уставились на Джима.
– Почему ты не ешь? – встревоженно спросила Сара.
Великолепный аппетит Джима давно стал семейным сказанием.
– Я в порядке, просто не голоден. – Джим посмотрел на кусок пирога, к которому почти не прикоснулся, потом обвел взглядом лица сидевших за столом. – И нечего так на меня таращиться! Я вовсе не собираюсь помереть!
Но Сара продолжала наблюдать за ним:
– Так что же сегодня случилось?
Джим прекрасно знал, что мать видит его насквозь, словно он сделан из стекла. И резко встал.
– Прошу меня извинить, – сказал он и, отодвинув табурет, быстро вышел из кухни во двор.
Том хотел было встать, чтобы выйти следом за ним, но Сара покачала головой.
– Оставь его, супруг, – сказала она.
Лишь один человек в мире мог приказывать Тому Кортни, и он послушно опустился на табурет. В противоположность веселому настроению, что царило здесь всего несколько мгновений назад, комната погрузилась в тяжелое молчание.
Сара бросила взгляд через стол:
– Так что же сегодня произошло, Мансур?
– Джим поднимался на борт тюремного корабля там, в заливе. И увидел то, что его расстроило.
– Что именно?
– Этот корабль битком набит осужденными женщинами. Они закованы в цепи, умирают от голода, их избивают. А сам корабль воняет, как свинарник, – ответил Мансур с отвращением и жалостью в голосе.
Все молча представили себе описанную Мансуром картину.
Потом Сара негромко произнесла:
– И одна из женщин на борту оказалась молодой и хорошенькой.
– Откуда ты знаешь? – Мансур в изумлении уставился на нее.
Джим быстро вышел через арку и отправился вниз по холму, к загону у лагуны. Когда из-за деревьев показалась беговая дорожка, он сунул в рот два пальца и свистнул. Его жеребец пасся на зеленой траве у самой воды, немного в стороне от остального стада. Он вскинул голову, услышав свист, и отметина на его лбу вспыхнула на солнце, как бриллиант. Конь выгнул шею, раздул широкие арабские ноздри и уставился на Джима блестящими глазами. Джим свистнул еще раз.
– Иди сюда, Друмфайр, – позвал он. – Иди ко мне.
Друмфайр с места рванулся в галоп, помчавшись через выгул. Для такого крупного животного он двигался невероятно грациозно, как антилопа. Джим почувствовал, как при одном взгляде на коня его мрачное настроение стало меняться. Шкура животного блестела, как намасленное махагоновое дерево, грива развевалась, словно боевое знамя. Его подкованные копыта вырывали клочки зеленого дерна, их стук походил на артиллерийский огонь, за что конь и получил свою кличку, означавшую Ураганный Огонь.
Джим участвовал в гонках вместе с бюргерами колонии и офицерами кавалерийского полка, и они с Друмфайром завоевали золотой кубок губернатора на прошлое Рождество. Друмфайр доказал тогда, что он самый быстрый конь в Африке, и Джиму тут же предложили за него две тысячи гульденов – командир гарнизона полковник Стефанус Кейзер пожелал купить животное, однако Джим с презрением отклонил его предложение. В тот день лошадь и всадник завоевали почет, но не приобрели друзей.
Друмфайр летел по беговой дорожке прямо на Джима. Коню нравилось пугать хозяина. Но Джим спокойно стоял на месте, и в самое последнее мгновение Друмфайр отклонился в сторону и пронесся так близко к Джиму, что у того от поднятого скакуном ветра взлетели волосы. Потом жеребец резко остановился, затормозив передними ногами, кивая и испуская тихое ржание.
– Ты просто великий артист, – сказал ему Джим. – Умеешь себя подать.
Друмфайр, вдруг став тихим и послушным, как котенок, вернулся и ткнулся носом в грудь Джима, принюхиваясь к карману его куртки, – там лежал кусок сливового пирога.
– Корыстная любовь! – строго сообщил ему Джим.
Друмфайр боднул его лбом, сначала легонько, а потом так требовательно, что Джим чуть не упал.
– Ты этого не заслужил, но…
Сдавшись, Джим протянул коню пирог.
Друмфайр тут же напустил слюней ему в ладонь, пока брал пирог и собирал крошки бархатными губами. Джим вытер руку о блестящую шею жеребца, потом, опираясь на холку, взлетел на спину животного. Ощутив прикосновение пяток хозяина, Друмфайр снова помчался удивительным скользящим галопом, и встречный ветер вышиб слезы из глаз Джима.
Они скакали вдоль края небольшой бухты, но, когда Джим нажал на круп коня, за плечом, большим пальцем ноги, Друмфайр мгновенно его понял. Он повернул и бросился на мелководье, перепугав стайку мальков кефали: рыбки разлетелись во все стороны, как серебряные монеты. Друмфайр вдруг оказался на глубине и поплыл, и Джим соскользнул с его спины в воду. Держась за гриву коня, он позволял тому увлекать себя вперед. Купание являлось одной из великих радостей Друмфайра, и конь громко всхрапывал от удовольствия.
Когда под копытами скакуна почувствовался противоположный берег, Джим снова сел на спину Друмфайра, и они выскочили на сушу.
Джим повернул жеребца к морю. Они пересекли высокие дюны, оставляя глубокие следы на белом песке, и добрались туда, где на берег обрушивался прибой. Друмфайр без понуждения промчался вдоль края воды по твердому влажному песку, а потом зашел по брюхо в соленую воду, навстречу набегавшим волнам.
Наконец Джим перевел его на шаг. Коню удалось разогнать его мрачную тоску, гнев и чувство вины. Он встал на спину Друмфайра, выпрямившись в полный рост, и конь тут же пошел ровным плавным шагом, помогая ему сохранить равновесие. Это был один из их общих трюков.
Стоя на спине коня, Джим окинул взглядом залив. «Чайка» развернулась на месте и теперь стояла бортом к берегу. С такого расстояния корабль выглядел таким же честным и респектабельным, как какая-нибудь добрая бюргерша, и ничем не выдавал тех ужасов, что скрывались в его потрепанном корпусе.
– Ветер меняется, – сообщил Джим коню, и тот насторожил уши, услышав его голос. – Через несколько дней начнется настоящая буря.
Он представил себе условия в трюмах и на нижних палубах корабля, где сидели несчастные женщины. Что же будет с ними во время шторма, если корабль будет все так же стоять на якоре, открытый западному ветру?
Джим снова помрачнел. Он снова сел верхом и неторопливо направил коня к крепости. К тому времени, когда он добрался до массивных каменных стен, одежда на нем уже высохла, хотя сапоги из кожи антилопы куду все еще оставались влажными.
Капитан Хьюго ван Хуген, интендант гарнизона, сидел в своем кабинете рядом с главным пороховым погребом. Он дружески приветствовал Джима, потом предложил ему трубку с турецким табаком и чашку арабского кофе. Джим отказался от трубки, но с удовольствием выпил черный горьковатый кофе – к этому ароматному напитку его приучила тетушка Ясмини. Джим и интендант были давними сообщниками. Между собой они считали, что Джим является неофициальным представителем семьи Кортни. И если Хьюго подписывал лицензию, говорившую, что компания не может снабдить провизией или какими-то припасами один из кораблей в заливе, то в документ вписывалось имя частного торговца, которому позволялось восполнить недостачу. А еще Хьюго был страстным рыболовом, и, когда Джим повторил ему эпический рассказ о зубане, Хьюго то и дело восклицал: «Ох, ну надо же! Быть того не может!»
Когда Джим распрощался с интендантом, обменявшись с радушным хозяином рукопожатием, в кармане он уносил документ, разрешающий компании «Кортни бразерс» продать кое-что на голландский корабль.
– В субботу зайду, снова выпьем кофе! – подмигнул интенданту Джим.
Хьюго добродушно кивнул:
– Тебе тут будут более чем рады, мой добрый друг!
