скачать книгу бесплатно
«И при этом всё успевали! – удивлялась Надежда. – А сейчас… То есть тогда… В моей прошлой жизни… Времени ведь не оставалось ни на что! И это при всей нашей цивилизации, мгновенном доступе к любому информационному ресурсу, в век космических скоростей, при бешеном ритме! Парадокс…»
После больницы Надежда ни разу не выходила на улицу, но часто смотрела с балкона на странно (как ей казалось) одетых людей, непривычно пустую дорогу рядом с их домом – в 1983 году в Воронеже ещё не знали, что такое пробки; на проезжающие автомобили, среди которых не было ни одной иномарки…
Картина за окном Надежду и привлекала – ей хотелось быстрее окунуться в эту почти забытую уже жизнь, и страшила – а сможет ли она приспособиться к реалиям давно ушедшего времени?
Лена Савельева забегала каждый день и, как могла, тормошила подругу – приносила свежие институтские сплетни, рассказывала о Женьке, хвасталась обновками – к летнему сезону успела сшить себе батистовую кофточку и ситцевую юбку-четырёхклинку. Надежда вспомнила и эту кофточку, и эту потрясающую юбку – когда-то она была от них в восторге! Попросила Лену и ей сшить такие же, а потом долго и с огромным удовольствием носила наряды – даже когда уже родила Марину. Но сейчас, рассматривая самопальные вещи на Лене, ей расхотелось повторять этот «подвиг». И юбка уже не казалась такой уж роскошной, и к кофточке было много претензий. Сочетание аляпистого батистового верха с цветастым ситцевым низом показалось диким, и Надежда не могла поверить, что подобное когда-то казалось ей красивым…
Она разложила на тахте свои вещи и попыталась придумать, в чём в понедельник идти на зачёт по основам марксизма-ленинизма. Выбор был, мягко говоря, невелик: синяя кофта-«лапша», простая чёрная юбка ниже колена, коричневые брюки-клёш, белая блузка на все случаи жизни, сатиновое платьице необычного покроя, сарафан из купонной ткани и старая школьная форма с белым парадным фартуком, оставленная «на память». Лет через десять после выпускного форма куда-то сгинула – Надежда подозревала, что мама втихую пустила её на тряпки…
Девушка подошла к зеркалу и приложила к себе балахон с цветным рисунком на черном фоне и разрезами по бокам. «А это ведь тоже Ленка мне шила, – вспомнила она. – Господи, как я это носила…
Перебирая в шкафу заодно и вещи родителей, она вытащила из отцовских брюк черный ремень и приложила к платью – в таком варианте оно смотрелось лучше. Достала из коробки новые мамины черные туфли на каблуке, примерила их – оказались впору. Ну конечно – когда-то у них с мамой был один размер, как она могла забыть! Это потом, когда мамины ноги из-за болезни сердца стали сильно отекать, Надежда уже не посягала на её разношенные тапки без каблуков, а раньше с удовольствием тайком таскала материну обувку…
Из-за двери донесся шум, возня, приглушенные голоса, смех. Дверь в комнату распахнулась, и на пороге показались родители с радостными и взволнованными лицами. Надежда еле успела ногой затолкать мамины туфли вместе с коробкой под тахту.
– Надя! Дочка! – торжественно провозгласил Николай Васильевич. – У нас с мамой для тебя сюрприз! Иди сюда, в залу!
Надежда вышла в проходную комнату хрущёвской «двушки», которая служила и гостиной, и спальней родителей: раскладывающийся диван-кровать под ковровым покрывалом, два кресла с такими же накидками, полированный журнальный столик между ними, добытая в боях чешская стенка с праздничным хрусталём…
В углу у окна вместо старого чёрно-белого телевизора на тумбе громоздился новый – цветной. На полу стояла большая коробка от него, которая заняла полкомнаты.
– Теперь для тебя жизнь, Надюшка, окрасится в разные цвета! – весело сказала мама. – И больше никаких нервных срывов! Але-оп!
Николай Васильевич с видом фокусника включил телевизор, Вера Ивановна захлопала в ладоши:
– Надя! Смотри! Наш первый цветной телевизор! Наконец-то! Теперь и мы фигурное катание будем смотреть в цвете, а не бегать к соседям!
– И футбол! – добавил Николай Васильевич, довольно потирая руки.
– И фильмы! Наденька! Ну, ура же?! Ура?! – заглядывала Вера Ивановна дочери в глаза.
– Ура… – флегматично ответила Надежда.
– Надь… Да порадуйся же ты! – даже обиделась мама. – Мы так долго мечтали об этом – и вот очередь подошла! Полгода отмечались! А скоро и на новый холодильник очередь подойдёт! Посмотри, как мы хорошо живём! А ты хандришь… Ну, хватит уже, а?
– Что вы, я очень рада! – неожиданно для себя Надежда выпалила это довольно язвительным тоном. – Видеть всё в цвете – это так здорово! И всего-то полгода каждый день отмечались! А на холодильник мы сколько в очереди стоим? Год, два? Ну, так очередь же быстро идёт! Замечательно мы живём! Удивительно! Прекрасно! У нас что ни колхоз, то миллионер, а в стране жрать нечего! Всего больше всех в мире производим на душу населения, а в магазинах пусто! В области балета мы вообще впереди планеты всей! Только артисты с гастролей не возвращаются… Кстати, балет мы тоже теперь будем в цвете смотреть! Если кто-нибудь из руководства страны опять помрёт ненароком… Вот теперь действительно ура!
Николай Васильевич нахмурился.
– Ну-ка, дочка… – сказал он строго. – Ты где этого нахваталась? Что за разговоры? Чтобы я у себя в доме подобного больше не слышал! Не посмотрю, что ты после больницы! Такой нервный срыв ремнём устрою…
Вера Ивановна выразительно посмотрела на мужа и дёрнула его за рукав. Надежда пожала плечами и, мысленно коря себя за несдержанность, удалилась в свою комнату. Родители растеряно смотрели дочери вслед – Вера Ивановна еле сдерживала слезы, и Николай Васильевич обнял жену:
– Ничего, Верочка… Всё нормально. Справимся…
А Надежда у себя в комнате, прижавшись спиной к двери, прошептала:
– Бедный папа… Скоро ты ещё и не такое услышишь! А ремень я у тебя всё равно конфисковала…
По новому цветному телевизору в это время шли новости – 28 мая 1983 года страна, руководимая Юрием Андроповым, жила своей обычной доперестроечной жизнью. Выходили новые фильмы, запускались спутники, готовился космический телемост между СССР и США по проблемам мирного сотрудничества, и уже два дня подряд строгие дикторы рассказывали о землетрясении и цунами на японском острове Хонсю…
***
Утром в понедельник, 30 мая, Надежда вышла из дома в том самом цветастом балахоне, перехваченным в узкой талии отцовским ремнём, и маминых выходных чёрных туфлях на высоких каблуках; в руках – почти новая чёрная дерматиновая сумка. Надежда и забыла, что такая когда-то у неё была. Конечно, сюда бы больше подошла сумка из красной кожи – Надежда любила контрастные вещи, но о таком счастье в 1983 году она не могла и мечтать.
Свои пышные светлые волосы, как могла, выпрямила под обогревателем «Ветерок» – фена дома не оказалось, а спрашивать о нём у мамы Надежда побоялась (а вдруг фенов для домашнего пользования вообще ещё не было в то время?!). Причёска получилась неожиданно стильная – особенно на фоне повального увлечения в те годы «химией». По дороге Надежде то и дело попадались девушки и женщины самого разного возраста с одинаковыми пуделячьими кудельками на головах – и все они провожали её удивлёнными взглядами. А мужчины и вовсе «делали стойку», сворачивая себе шеи, – Надежда и правда невольно привлекала к себе внимание. Что-то в ней было странное и притягательное одновременно: то ли «взрослый» взгляд, который никак не вязался с юной цветущей внешностью, то ли манера держаться, то ли общий – будто бы даже заграничный – облик, благодаря которому она выделялась из толпы.
Надежда шла по смутно знакомой улице и чувствовала себя инопланетянкой. Всё вокруг ей было интересно. Вот змеящаяся очередь в «Промтовары» и крики: «Вы тут не стояли! Где список?! У кого ковёрный список на 30 мая?!»; молодые мамы с неуклюжими колясками образца 1983 года; на зданиях и крышах – плакаты: «Мир! Труд! Май!», «Партия – ум, честь и совесть нашей эпохи», «Каждый день – ударный!», «Миру – мир!», «Работай по-коммунистически!»…
– Господи… Как мы жили… – прошептала Надежда, увидев сквозь замызганную стеклянную витрину продуктового магазина почти пустые прилавки.
На остановке народ штурмом брал старенький автобус, чтобы уехать в центр. Надежда некоторое время нерешительно смотрела на давку, даже попыталась протиснуться, но её грубо оттолкнули.
– Ну и ладно…
Она отошла чуть подальше и взмахнула рукой. Поток машин был совсем невелик по сравнению с 2010 годом, но рядом тут же остановился оранжевый «Жигулёнок».
– Куда вам, девушка?
Водитель – лысоватый, потасканного вида мужичок лет сорока пяти, перегнувшись через пассажирское сидение, распахнул дверь и с интересом уставился на Надежду.
– В пединститут. Довезёте?
– Садитесь! Мне как раз по пути!
Захлопнув дверь рядом с водителем, девушка села на заднее сидение. Мужичок хмыкнул, но ничего не сказал. Обернувшись, она увидела, как от остановки медленно отошёл переполненный автобус, – поместились все жаждущие уехать, но внутри образовалась страшная давка: казалось, люди вынесут своими телами не только двери, но и окна.
Надежда вздохнула – в своей прошлой жизни она уже давно не пользовалась общественным транспортом, и начинать это делать снова не очень-то хотелось. Но она понимала, что ездить каждый день на такси или на «частниках» не сможет – во-первых, у неё на это просто нет денег, а во-вторых, как говорила героиня любимой актрисы Нонны Мордюковой в бессмертной комедии «Бриллиантовая рука»: «Наши люди в булочную на такси не ездят!»…
Девушка вертела головой по сторонам, узнавая и не узнавая родной город. Как же, оказывается, изменился за эти годы Воронеж! Ещё целы были трамвайные пути, разобранные в середине нулевых годов, – к 2009 году трамвайное движение в городе полностью ликвидировали, ничего не предоставив взамен («лёгкое метро» так и осталось в планах); ещё не было многих ставших давно привычными зданий и строений. Зато каким красивым станет город через три десятилетия! Надежда это знала точно…
Её размышления о прошлом и будущем прервал водитель – полуобернувшись и следя вполглаза за дорогой, он игриво спросил:
– А деньги-то у тебя есть, красавица?
– Не знаю… я не посмотрела… – растеряно пробормотала девушка, доставая из сумки кошелек. – А сколько надо?
– Вообще-то таксисты рубль берут отсюда до института. Но для такой девушки можно и скидку сделать…
Надежда достала из кошелька деньги – рубль там как раз был. Высыпала в ладонь мелочь.
– Скидка с рубля? Оригинально. А я и забыла, какие забавные были деньги… Маленькие…
Водитель, не расслышав, снова обернулся:
– Что, деньги дома забыла? Ладно, бесплатно довезу! Меня, кстати, Вова зовут. А вечером ты что сегодня делаешь, красавица?
Надежда подняла глаза и посмотрела на плюгавого водителя – он показался ей омерзительным со своей потной лысиной с налипшими на неё редкими волосками, близко посаженными маленькими глазками и слюнявой улыбкой, обнажающей сильно порченные зубы.
– А мы разве на «ты»? – холодно спросила она. – Что-то я не припомню, чтобы пила с вами на брудершафт… Вова…
Водитель чуть не поперхнулся слюной, которую распустил, глядя на эффектную пассажирку.
– Чего-о? – протянул он обиженно. – Подумаешь! Фифа какая! Рубль тогда с тебя! То есть с вас…
– Я в состоянии оплатить проезд, – буркнула Надежда и отвернулась к окну.
Водитель недовольно засопел, с опаской поглядывая в зеркальце заднего вида на странную студентку. Обычно девчонки попадались более сговорчивые. Правда, дело в основном ограничивалось хихоньками-хаханьками, а если вечером кто-то из девчонок и приходил на свидание, прихватив с собой для храбрости подружку, то, как правило, дальше кафе-мороженого дело не шло – всё-таки Владимира ждали дома жена и шестиклассник сын-оболтус. Да и машина была не его – служебная, а левачил Вова исключительно в рабочее время, когда шеф отпускал его заправиться, так что лишняя огласка была ему ни к чему. «Такая принципиальная ведь и начальству стукануть может, – подумал Владимир, покрывшись холодным потом. – Ну её совсем… Попроще кого найдём…».
Надежда с внутренним трепетом подошла к зданию педагогического института – даже без новомодных ремонтов он выглядел солидно и внушительно. Ноги сами понесли её на второй этаж – именно там «филологи» сдавали почти все зачёты и экзамены. Только когда попала внутрь, удивилась – и в помине нет строгой охраны на входе, мимо которой и мышь не проскочит, как у Антошки в университете… У Антошки… Стоп. Не думать об этом.
Лены Савельевой ещё не было – пунктуальностью подруга в юности не отличалась. Надя медленно приближалась к аудитории, возле которой толпились её бывшие однокурсницы. Хотя почему же бывшие? Это её нынешние однокурсницы образца 1983 года – молодые, весёлые, острые на язык. Она и сама когда-то была такой же – одной из них. А сейчас даже не могла вспомнить многих имён…
На двери аудитории висела прикрепленная кнопкой бумажка: «Филологический факультет. 1 курс. 30 мая – зачёт по основам марксизма-ленинизма». Надежда подошла к одинаково одетым девушкам – все, как на подбор, в кроссовках, джинсах и футболках с плохо сделанными расплывающимися надписями: «Мальборо», «Винстон», «Вранглер»…
У многих в руках были «фирменные» пакеты с аналогичными «брендами» или пластмассовые «дипломаты». Надежда вспомнила, что и у неё был такой же дипломат – предмет особой гордости, а за подобный пакет она в 1981 году отдала фарцовщику в подворотне пять рублей, и долго потом с ним ходила, вложив для прочности внутрь пластмассовую сетку.
Интересно, где тот пакет? Наверное, лежит сейчас где-то дома, почти истёршийся за два года… Когда она однажды пришла с ним в институт, преподаватель по марксизму-ленинизму сделал ей строгое внушение на предмет того, что на картинке «Мальборо» изображен двуглавый орёл: «Вы что, Никольская, не понимаете, что это символ царизма? Забыли, сколько горя самодержавие принесло людям? Сколько их погибло во имя того, чтобы этот двуглавый орёл навсегда исчез из народной памяти? Чтобы вы сейчас жили в прекрасной стране, бесплатно получали образование, лечились… Не стыдно?!»
Надежде было не стыдно – ей очень нравился её «фирменный» пакет, и она гордилась тем, что приобщилась к сомну «избранных», владеющих самыми модными вещами…
Тогда, в 1983 году, она тоже предпочитала джинсы, футболки и кроссовки, как и все её однокурсницы, но сейчас – в платье, с необычной прической и дамской сумочкой в руках – на фоне словно выпущенных из инкубатора девушек – смотрелась странно. Те, не сговариваясь, прекратили оживленный разговор и изумлённо уставились на однокашницу.
– Привет… – выдохнула Надежда, подойдя поближе. – Ну вот… Это я.
Больше она не нашла, что сказать. Надежда понятия не имела, как вести себя с однокурсницами. В институте они с Леной – две отличницы – всегда держались немного особняком. Многие в группе их откровенно недолюбливали за усердие в учёбе и активное участие в жизни института, но подругам было интересно учиться и вести общественную работу, поэтому на злопыхательниц они попросту не обращали внимания. И вот сейчас Надежда оказалась с ними один на один…
– Привет, Надюх… – ответила одна из студенток, дебелая грудастая девица. – Выздоровела?
– Нет, лежу в больнице под капельницей… – улыбнулась Надя.
– Да? – искренне удивилась деваха, не оценив шутку. – А чего тогда припёрлась?
«Как же её зовут? – мучительно вспоминала Надежда. – Вика? Нина? А! Марина! Точно! Марина Нахлебникова – мы ещё потом с Ленкой ухохатывались, когда певица Марина Хлебникова на сцене появилась! Кажется, наша Марина стала директором школы в каком-то селе Воронежской области, откуда сама родом…».
Студентки с опаской косились на Надежду, которая со странным выражением лица рассматривала старосту их группы Маринку Нахлебникову. Несколько девушек отошли к окну и, кидая взгляды на однокурсницу, принялись шушукаться между собой.
– Посмотрите на Никольскую – вырядилась! Точно с головой проблемы!
– А что с ней?
– Говорят, в психушке лежала.
– Горе от ума… Перенапряглась всё на «отлично» сдавать.
– Умереть и не встать! Чего это она вдруг платье нацепила? Никогда ж не носила!
– А мне нравится. С зачёта можно сразу на дискотеку…
– В таком виде?! Разве что на первый бал Наташи Ростовой!
– Нет, в этом что-то есть… Посмотрите на Надьку – она же как с журнала! Только не нашего, а заграничного…
– Не понимаю, как за две недели можно так измениться… Была до больницы обычным человеком!
– Ну не скажи – Никольская никогда не была обычным человеком! И, между прочим, она самая красивая и самая умная в нашей группе… Была. А сейчас… какая-то странная. Как и не она.
– Видать, серьёзно переболела…
В конце коридора показалась запыхавшаяся Лена. Студентки оживились.
– О, Савельева несётся. После них с Никольской на зачёт можно не идти – на их фоне мы все тупыми кажемся…
Одна из девушек громко объявила:
– Никольская и Савельева, вы – последние сегодня! А то мы после вас не сдадим!
Лена подбежала к подруге и чмокнула её в щёку.
– Не дрейфь, Никодимова, мы сами ничего не знаем! – отозвалась Лена и потащила Надю к другому окну. – Женька из Москвы сегодня приезжает – его начальник отпустил на неделю, договорились встретиться, в кино пойдём! Давай с нами?
– Женька?! – обрадовалась Надя. – Вот здорово! Господи, как же я хочу его увидеть! Живого!
– Надежда! – строго сказала Лена, пристально глядя на подругу. – Ты опять?!
– Всё, молчу… В кино, говоришь? Без проблем! А что за фильм?
Лена засмеялась.
– Опять что-то новенькое у тебя в лексиконе – «без проблем»! Надо запомнить! А какой фильм – мне без разницы. Главное Женьку увидеть!
Лена заключила Надежду в объятья и закружила по коридору. Та смеялась, отбиваясь от подруги, а однокурсницы, поджав губы, бросали в их сторону недоброжелательные взгляды – хорошо этим отличницам веселиться, а тут не знаешь, с какой стороны к этому марксизму-ленинизму подкатить…
***
В аудитории начался зачёт. Студентки по одной расположились за столами в разных концах просторного помещения. Лена и Надя сели поближе к «президиуму», где восседали трое: преподаватель – маленький остроносый мужчина в очках, чем-то похожий на суслика, заведующая кафедрой – дама средних лет строгого вида, тоже в очках, и холёный молодой мужчина в модных импортных вещах – освобождённый секретарь партийной организации института. Надежда даже вспомнила, как его зовут, – Роман Курилов, а следом пришли какие-то неприятные ассоциации, связанные с этим именем, – говорили, что он «пользовал» нерадивых студенток, порой даже против их воли, за зачёт или хорошую оценку на экзамене, но действовал так осторожно, что всё сходило ему с рук. И, кажется, эту фамилию она видела среди кандидатов в мэры Воронежа на прошлых выборах в 2008 году…
Надо же – фамилия тогда прошла мимо сознания, поскольку Роман Курилов как кандидат ничем особым себя не проявил и не дошёл до выборов из-за каких-то нарушений правил агитации, и вот он сидит перед ней – молодой, уверенный в себе, с похотливой улыбкой рассматривая претенденток на его «особое расположение».
– Ну и кто сегодня самый храбрый? – издевательски усмехнулся Курилов, обводя взглядом аудиторию, и студентки быстро опустили головы, мечтая оказаться снова в коридоре, а ещё лучше провалиться сквозь землю.
Надя и Лена переглянулись.
– Иди ты? – полуутвердительно сказала Лена, и Надежда, пожав плечами, направилась к столу. Так уже сложилось, что они с Леной всегда отвечали первыми, и сейчас она заново переживала давно забытые эмоции – волнение вперемешку с азартом.
Студентки проводили Надежду тоскливыми взглядами. После Никольской можно было и не стараться получить благосклонность и похвалу преподавателей – лучше неё никто никогда не отвечал, даже Савельева.
Девушка положила на стол зачётку. Преподаватель её раскрыл, перелистал и удовлетворённо кивнул головой.
