скачать книгу бесплатно
Внезапно Надежда будто споткнулась. Улыбка медленно сползла с губ. Лицо исказилось болью, глаза наполнились слезами.
– Господи, Марина… – прошептала она. – Антоша… Мариночка… Антошка… Дети мои… Где вы… Вас же теперь нет… Боже, что я наделала…
К этому времени подсознание тоже устало сдерживать информацию о ночном смс-сообщении – и она ядом просочилась в воспалённый мозг Надежды.
«Когда ты расскажешь Надежде и всем про нас? – полыхнули в голове огненные строчки. – Нужно ведь планировать свадьбу, пока живот ещё можно скрыть платьем. Наш сын ждать не будет… Да-да-да, у нас будет мальчик!!! Сегодня сказали на УЗИ. Ты рад??? Надеюсь, завтра ты это сделаешь, – и сразу приступим к подготовке торжества…»
Надежда, наконец, вспомнила всё и, как подкошенная, неловко рухнула на пол. Тахта немного смягчила падение, но удара девушка всё равно не почувствовала – она потеряла сознание чуть раньше: боль, наконец, настигла её. Это была боль потери детей и боль от предательства любимого человека. Даже отдельно, каждая по себе, она могла бы сломать любого, но удвоенная, обладала поистине убойной силой…
***
В маленькой кухне у плиты хлопотала совсем молодая – не старше 40 лет – Вера Ивановна: с «химией» на волосах, ярким макияжем, в кокетливом, с рюшками, гипюровом халате выше колена. За столом с газетой «Правда» в руке сидел такой же молодой Николай Васильевич и пил чай из своей любимой огромной кружки – она была совсем новая, с целой, не отбитой ещё ручкой.
На столе в одиноко стоящей тарелке совсем остыла яичница. Вера Ивановна, наливая себе чай, укоризненно поглядывала на третью – пустующую – табуретку. Только она собралась что-то прокричать в сторону комнаты дочери, как вдруг оттуда раздался дикий, нечеловеческий крик.
Вера Ивановна, чуть не ошпарившись, с грохотом уронила чайник на плиту; Николай Васильевич вскочил, опрокинув свой стул, – его любимая кружка, которая, хоть и без ручки, в прошлой их жизни благополучно «дожила» до 2010 года, упала на пол и разлетелась на мелкие осколки…
Сшибая друг друга, Вера Ивановна и Николай Васильевич выбежали из кухни, ворвались в комнату дочери и увидели её, свернувшуюся в позе эмбриона, на полу. Надежда выла, как раненый зверь.
– Надя, что с тобой?! – закричала Вера Ивановна. – Что случилось?! Где болит?! Скажи что-нибудь!
Николай Васильевич поднял с пола бьющуюся в его руках дочь и положил её на тахту.
– Потерпи, потерпи, девочка моя, – приговаривал он дрожащим голосом. – Сейчас «неотложку» вызовем…
На тахте Надежда вдруг обмякла. Она безучастно смотрела в потолок, и только слёзы ручьём текли из глаз – будто кто-то забыл закрыть кран.
Николай Васильевич кинулся к телефону. Вера Ивановна трясущимися руками налила в стакан воду из графина, протянула было Надежде, но поскольку та никак не реагировала, то залпом выпила тепловатую жидкость сама.
Слышно было, как Николай Васильевич кричит из другой комнаты:
– Алло?! «Скорая»?! Срочно! Не знаю, что случилось! Девушка, 17 лет! Ей больно, она кричит! Ничего конкретно не кричит – просто кричит! Да, именно! Адрес? Первомайская, 12, квартира 36! Срочно приезжайте!
…Надежда лежала на тахте, укрытая по шею одеялом, и тяжело дышала; лицо покрылось испариной. Рядом собирала свой чемоданчик пожилая женщина в белом халате – врач «Скорой». На табуретке рядом с тахтой валялись пустые ампулы, кусочки ваты с капельками крови.
Вера Ивановна и Николай Васильевич в тревоге застыли у двери.
– Сейчас она хорошо поспит, – сказала врач, захлопывая чемоданчик. – Никаких внутренних повреждений нет. Похоже на нервный срыв. Может, перед сессией перенапряглась – такое у студентов бывает. Обязательно обратитесь к вашему участковому невропатологу… Да, и, кстати, на календарь свой обратите внимание – сегодня уже понедельник, 16 мая. А у вас всё ещё воскресенье, 15-е. С толку сбивает…
– Да это Надюшин – она обычно сама листочки по утрам срывает, с детства привыкла, а сегодня – сами видите – не до этого было… – зачастила Вера Ивановна.
– Вижу, что не до этого… – Врач повернулась к Наде, которая, прерывисто дыша, лежала с закрытыми глазами. – Ну вот, напугала родителей, красавица. Разве так можно? А главное, на пустом месте…
– Я только что похоронила своих детей… – не открывая глаз, еле слышно прошептала Надежда. – А муж предал меня…
– Что? Что ты сказала? – не расслышав, переспросила врач.
– Я только что похоронила своих детей… А муж меня предал…
Вера Ивановна бросилась к дочери, наклонилась над ней.
– Наденька… Ты что это… Что ты такое говоришь…
– Я только что похоронила своих детей! – отчётливо произнесла Надежда, а затем закричала, вырываясь из рук отца, который пытался её удержать. – Я похоронила своих детей! Их нет! Их больше нет! Моих детей больше нет! А Макс предал меня! Мы хотели дочку! А теперь у него будет сын! Я не хочу жить! Господи, зачем это всё?! Зачем?! Я так не хотела! Мне так не надо! Я не хотела так! Не хотела! Верните моих детей! Верните мне их! Чёрт с ним, с Максом, но верните мне моих детей!
Врач «Скорой» снова быстро раскрыла чемоданчик и скомандовала обезумевшим от ужаса родителям:
– Готовьте девочку к госпитализации…
Спустя неделю по больничному парку прогуливались Надежда и вторая девушка с фотографии – симпатичная, крепко сбитая, с весёлыми озорными глазами. Это была её лучшая подруга Лена Савельева.
Надежда – в страшном больничном халате и мужских дерматиновых тапках не по размеру – задумчиво брела по дорожке, не замечая ни первой пышной зелени, ни чудесной майской погоды. Лена тоже старалась идти медленно, в ногу с подругой, но получалось это у неё плохо – она то и дело срывалась вперёд, потом вприпрыжку возвращалась обратно. Одета Лена была очень модно по меркам 1983 года: в кроссовках типа «Адидас», кофточке с надписью «Мальборо» (хоть и с ошибкой в написании) и новых «фирменных» джинсах – неизвестной, впрочем, фирмы. Лена всячески пыталась привлечь внимание Нади к обновкам: поглаживала строчки на джинсах, стряхивала невидимые пылинки с кофточки, вертелась и так, и эдак, демонстрируя кроссовки, но Надежда никак не реагировала. Наконец, Лена не выдержала:
– Вот. Накопила – и купила… У цыганок в переходе… А что? Кто скажет?..
Надежда молча шла вперёд, погруженная в свои мысли, и Лена даже немного обиделась.
– Надь, ну ты чего? Тебе не нравится, что ли?
– Что? – встряхнулась Надежда, возвращаясь в реальность. – Нравится? Конечно, нравится. Как это может не нравиться…
Не такой реакции ждала Лена, но что с Никольской взять – нервный срыв, переутомление, страшное даже по названию отделение больницы. Вон, бредёт – сама на себя не похожа. Вроде она – и вроде не она…
Лена посмотрела на наручные часики, покачала головой. Взяла Надежду под руку и заглянула ей в лицо.
– Ну что, тебя завтра забирать? Я постараюсь вырваться…
– Как хочешь… – равнодушно пожала плечами Надежда. – Мне всё равно… Кто-нибудь заберёт. А нет – так сама. Дорогу знаю…
– Никольская, хватит придуриваться! – возмутилась Лена. – Ты ж не Катерина из «Грозы»: «Что воля, что неволя – всё равно…». Тебе не может быть всё равно! Или я подумаю, что тебя не долечили! Что врачи хоть говорят?
– Нервы… Сессия… Как бы.
– «Как бы…». Интересно! Где ты этого нахваталась? – улыбнулась Лена.
– Да это старая фишка… – махнула рукой Надежда. – Сорняки в речи… На самом деле ничего хорошего.
– Фишка? Тоже клёво. Это медики твоего нервного отделения так выражаются?
– Типа того… – смутилась Надежда, поняв, что употребляет слова и выражения, которые в лексиконе жителей страны массово появятся только через четверть века. Но Лена была в восторге.
– Ух ты, надо запомнить! «Как бы», «фишка», «типа того»… Сойду за «нервного патолога»!
– Лучше не надо, – через силу улыбнулась Надежда. – Скоро от этих слов всех тошнить будет…
Она всё никак не могла привыкнуть к юному облику своей лучшей подруги, с которой ещё совсем недавно они готовились с помпой отметить 45-летние (Лена – на месяц позже Надежды). А сейчас перед ней стояла ошеломляюще красивая в своей молодости Ленка, словно сошедшая со старой чёрно-белой фотографии, только вдруг обретшей цвет и яркость красок. Надежда даже на какое-то время забыла, где и почему находится, исподтишка с интересом разглядывая подругу.
Лена это заметила.
– Ты какая-то странная, Надька, стала. Тебя там лекарствами в больнице перекачали, что ли? Вообще тебя не узнаю… Может, рано тебя выписывают?
– Нет! – испугалась Надежда. – Не рано! У меня всё в порядке – просто страшный сон приснился…
– Ага, слышала! – с иронией сказала Лена, и добавила «загробным» голосом, передразнивая подругу:
– «Где мои дети?.. Верните моих детей!.. И мужа заодно…»
Надежда с болью посмотрела на Лену. Её глаза наполнились слезами, но она быстро взяла себя в руки. Лена ничего не заметила и продолжила, поёжившись:
– Жуть… За такое могли не сюда, а сразу в психушку упечь.
Надежда незаметно смахнула слёзинки с глаз и постаралась перевести разговор на другую тему:
– Да всё уже хорошо, Лен, не переживай. Иначе меня бы завтра не выписывали. Я так рада тебя видеть… такой…
– Какой? – удивилась Лена.
– Ну, такой… Молодой. Юной. Счастливой.
– Надь, ты меня всё-таки пугаешь… А какой я должна быть в 17 лет, по-твоему?!
– Действительно… – смутилась Надежда. – Прости – ерунду говорю. Расскажи лучше, что у тебя новенького?
– Ой! – картинно закатила глаза Лена. – Что у меня может быть новенького? Женька, как обычно, замуж зовёт. Я сказала, как с армии вернется – так сразу. Его же осенью забирают…
Надежда резко остановилась, изменившись в лице.
– Женьку… В армию… Осенью…
Она повернулась к Лене, схватила её за руки и зашептала скороговоркой:
– Леночка, миленькая, Женьке нельзя в армию! Его убьют, понимаешь? Он оттуда не вернётся! Ты не выйдешь за него замуж, ты вообще никогда не выйдешь замуж! Поверь мне! Нельзя Женьке в армию! Не пускай его! Ни о чём меня не спрашивай – просто сделай так, как я прошу! Так надо, Лен! Ну, хочешь, я на колени перед тобой встану?!
Надежда рухнула перед Леной на колени, продолжая держать её за руки и умоляюще заглядывая в глаза. Острый гравий впился в кожу, но девушка этого не замечала.
Лена, встревожено оглядываясь, не видит ли кто эту картину, попыталась поднять подругу.
– Надька, ты чего, а?! Тебя точно не долечили… Ну-ка вставай быстро! На нас уже смотрят…
– Леночка, родная моя… – шептала Надежда. – Поверь, я не шучу… И я не больная… Просто не пускай Женьку в армию – и всё! Это ведь не трудно! Придумай что-нибудь! Скажи, что беременная!
Лена, которая уже почти подняла подругу с колен, ошарашено замерла – и та снова рухнула на камни. Девушка, чертыхнувшись, кое-как, с трудом, подняла Надежду – та, враз обмякнув, напоминала тряпичную куклу.
– Ой, Надь… – запричитала Лена, отряхивая потеряно стоявшую Надежду. – Ну, ты вообще… Что ты такое говоришь-то? Что значит «не пускай», «беременная»? Да он сам в армию рвётся! Ему надо! Он же мужик! И у нас ничего ещё не было, ты же знаешь! Я даже слушать этого не хочу! И Женьке ничего говорить не буду – даже не надейся. Не вынуждай меня идти к твоему лечащему врачу, а то ты отсюда как раз до осени не выйдешь, а у нас сессия… Всё, подруга, я побежала, а ты иди в палату и обязательно прими все лекарства! Без дураков!
– Без дураков не получится – я же здесь… – еле слышно пробормотала Надежда.
– Ну, раз шутишь – значит, точно можно выписывать! – облегчённо вздохнула Лена.
Она поцеловала в щёку безвольно опустившую руки Надежду, слегка встряхнула её за плечи.
– Ну? Обещай, что больше я от тебя ничего подобного не услышу – ни про мёртвых детей, ни про предателя-мужа, ни про убитого Женьку! Обещаешь?
Надежда полными боли глазами молча смотрела на Лену. Та вздохнула:
– Будем считать, договорились… Завтра, как только документы на выписку будут готовы, мы за тобой приедем!
Немного отойдя, Лена оглянулась – Надя безучастно продолжала стоять на том же месте.
– Хотя, может, и рано тебя ещё выписывать… – озадаченно пробормотала Лена.
***
В крошечной комнате Надежды царил полный кавардак – шкаф распахнут, везде развешены и разложены её вещи. Сама девушка, похудевшая и осунувшаяся, что, впрочем, ничуть её не портило, задумчиво перекладывала предметы своего скудного гардероба с место на место.
На отрывном календаре – дата: 28 мая 1983 года, суббота. В больнице Надежду продержали ровно неделю, до понедельника, но рекомендовали ещё немного отдохнуть дома, и справку выписали до 30 мая. Как раз на этот день, как сообщила Лена, перенесли зачёт по основам марксизма-ленинизма, которого все студентки филологического факультета боялись, как огня. Надежде предстояло очередное серьёзное испытание – ничем себя не выдать при встрече с прошлым. Она уже поняла, что роль наивной 17-летней девушки даётся ей, взрослой 45-летней женщине, очень непросто, и предстоящий зачёт пугал её сейчас даже больше, чем тогда, почти три десятилетия назад…
Все две недели своей новой жизни Надежда прожила, как в тумане. Иногда просыпалась среди ночи, всматривалась в смутные тени на потолке и думала, думала, думала… О том, что с ней случилось, и как теперь жить дальше. Она не смирилась с потерей детей и своего прошлого – просто загнала воспоминания поглубже и решила сделать всё возможное для того, чтобы жертва хотя бы не оказалась напрасной…
О Максиме и том смс-сообщении на его телефоне всё это время она тоже старалась не думать, потому что это было невыносимо. Надежда не понимала, как могла целых десять лет так ошибаться в человеке, как могла не замечать явных признаков измены – а ведь они наверняка были, раз дело дошло уже до появления ребёнка «на стороне», да только она, ослеплённая своей любовью, ничего даже не почувствовала.
Иногда в голове проносилась вялая мысль: «Как он мог…», но больше её мучил другой вопрос: ради чего теперь жить. Все эти годы она лелеяла мечту вернуться в прошлое и начать всё сначала только ради одной цели: встретить Максима в молодости и провести с ним жизнь, а теперь всё это потеряло всяческий смысл.
«Всё равно нужно найти Максима в Новосибирске до 20 июля 1985 года, раз уж ты здесь…», – иногда шептал противный внутренний голос, но Надежда закрывала ладонями уши и крепко зажмуривала глаза, стараясь убежать от себя и своих же желаний. Да и не до этого было…
Девушка (да, она снова стала девушкой, но это оказалось не так радостно, как ей когда-то виделось) поняла главное: нужно жить так, чтобы окружающие не сочли за сумасшедшую. Её поведение близкие и так считают странным; всё время подозрительно к ней присматриваются. Несколько раз своими неосторожными высказываниями она вызывала как минимум недоумение, поэтому в последнее время старалась больше молчать. Вера Ивановна, глядя на непривычно тихую дочь, заходилась в рыданиях и даже тайком съездила в церковь поставить за неё свечки.
«Я не знаю, как, но уже что случилось, то случилось… – думала Надежда бессонными ночами. – Надо как-то приспосабливаться, устраиваться в жизни. Я так хотела быть счастливой… Судьба дала мне этот шанс – и что? Зачем мне всё теперь, без Максима? Разве я смогу полюбить кого-то так, как любила и – себе-то врать не надо! – люблю его даже сейчас? Какой-то же должен быть во всём этот смысл…».
Но никакого смысла в случившемся с ней она не видела.
Надежда старалась гнать прочь мысли о том, как такое вообще могло произойти, – боялась по-настоящему сойти с ума. Что стало с её прежней жизнью? Куда исчезли Марина и Антон – ведь они были, были! Такие живые, родные, любимые до крика…
А она сама? А Максим? А родители? Где теперь все, если сама она – здесь?.. А там тогда кто и что?! Может, больше нет никакого «там», и всё исчезло вместе с ней? Или (где-то в другом измерении?!) жизнь продолжает идти своим чередом – Максим уже сообщил ей и всем о предстоящем рождении сына и скорой новой свадьбе, и сейчас, именно в это самое время ТА Надежда переживает свои самые страшные дни…
От подобных мыслей голову сжимало, словно обручем, – казалось, что черепная коробка не выдержит и треснет, как переспелый арбуз, и Надежда пыталась сосредоточиться на том, что вызывало у неё хоть какие-то эмоции. Она любовалась видом молодых, пышущих здоровьем родителей – мама, сердечница «со стажем», ещё и не вспоминала о своей сердечно-сосудистой недостаточности, которая дала о себе знать только после 50 лет, а папа пока и слов таких не знал – межпозвонковая грыжа и больные суставы; это всё пришло к нему значительно позже.
Сейчас родители были по возрасту даже моложе, чем она в своей прежней жизни, и Надежда ловила себя на мысли, что ей хочется их постоянно опекать. Она радовалась, что многих болезней (и у родителей, и у неё самой) теперь можно будет избежать, ведя правильный образ жизни и своевременно обращаясь к врачам, и это вселяло определённый оптимизм. Или хотя бы отвлекало от тягостных мыслей…
А ещё Надежда пыталась хоть как-то приспособиться к существованию в 80-х годах ХХ века. Когда после первых, самых мучительных переживаний она научилась адекватно воспринимать действительность, то поразилась, насколько её теперешняя жизнь в 1983 году отличается от той, к которой она привыкла в 2010-ом. Как непрезентабельно выглядит их когда-то казавшаяся роскошной двушка в «хрущёвке» – даже несмотря на свежий ремонт и чешскую полированную «стенку», которую мама с боем выторговала у знакомого директора мебельного магазина. Эти собирающиеся волнами паласы на полу, о которые вечно все спотыкались, и толстые ковры-пылесборники на стенах, колченогие кресла с деревянными подлокотниками, маленький чёрно-белый телевизор на почётном месте в углу «залы», жуткие «весёленькие» обои на стенах…
Вера Ивановна работала заведующей производством в городской столовой, поэтому на недостаток продуктов в пузатом холодильнике «ЗИЛ» Никольские не жаловались – каждый в те годы крутился, как мог. Надежда с наслаждением нюхала «Докторскую» колбасу, которую мама обычно нарезала к завтраку, – оказывается, в 1983 году она пахла совсем по-другому! А какими вкусными показались ей обычный лимонад в бутылке зелёного стекла и тёмно-розовое фруктовое мороженое в картонном стаканчике!
«Бедные мои дети, – думала Надежда. – Как многого они оказались лишены… Да, у них были совсем другие радости – и гораздо больше, чем в моём детстве, но стали ли они от этого счастливее?..»
Сильно удручало отсутствие интернета и мобильных телефонов – Надежде, когда она оставалась одна, постоянно чудились звуки вызова по скайпу и мелодия, которую она поставила на номер Максима, – гимн футбольной «Лиги чемпионов». Она вздрагивала, тревожно оглядывалась в поисках трубки, – и тут же сникала, понимая, что до появления сотовой связи ждать примерно ещё лет двадцать… Как, впрочем, и до массового распространения интернета.
«Как нам на всё хватало времени?» – не переставала удивляться Надежда. За любой мало-мальской информацией нужно было тащиться в библиотеку и просиживать там часы, выискивая и переписывая от руки необходимую информацию. Письма отправляли в конвертах по почте и потом долго ждали ответа. Сутками стояли в очередях, радуясь «выброшенным» в продажу зимним сапогам или туши для ресниц. Ездили в неторопливом общественном транспорте, потому что о собственных автомобилях могли только мечтать. По вечерам гуляли под ручку по улицам, распевая песни. Сидели на лавочках в парках, а не в интернете. Запоем читали книги и журналы, переписывая в рухлые «общие» тетрадки понравившиеся стихи…
