banner banner banner
Касьяниха
Касьяниха
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Касьяниха

скачать книгу бесплатно


– Болтает, болтает, болтает…

– Кто болтает?

– Да твоя учительница. Меня встретила и издали кричала: «Болтает… Болтает…»

А когда подошла к маме, произнесла:

– Дочь ваша болтает на уроке. Учительницей будет.

Мама меня не ругала и с юмором отнеслась к жалобе Грабовой, моей учительницы.

Как-то заболела наша классная дама и на замену пришла Вера Николаевна. Она говорила спокойно, ласково, я ее отлично понимала. Домой идти не хотелось. Вот тогда я решила, что буду учительницей, как Вера Николаевна. Она учила нас всего месяц, но мы ее полюбили с первого дня. Вот это была настоящая учительница!

С той поры я дома играла только «в школу». И позже, где бы я ни работала, я всегда на мероприятия приглашала детей с приветственным словом или концертом.

Когда нас приняли в пионеры, гордость распирала душу. Хотелось, чтобы все видели, что у меня на шее красный галстук. Мы шли по улице, расстегнув пальто, задрав нос кверху и широко улыбаясь. А прочитав Гайдара «Тимур и его команда», мы «заболели» его идеей и стали активными тимуровцами. Тайком собирались на квартире Иры Шишовой, и обсуждали, кому надо помочь, и чтоб никто об этом не знал. Так и росли мы гайдаровцами.

«Светить всегда, светить везде! // Вот лозунг мой – и солнца!» – эти слова стали девизом всей моей жизни.

Конечно, мы подражали героям гайдаровских книг.

Уже в старших классах меня приняли в комсомол. Мы отчаянно зубрили Устав комсомола. Ведь нас, целую группу, должны были принять в члены ВЛКСМ в райкоме комсомола. А это огромная честь. Конечно, мы очень волновались. Когда очередь дошла до меня, руки и ноги тряслись от страха. Не дай бог что-нибудь не отвечу по Уставу или по современной политике. Но меня вдруг спросили:

– Чем вы увлекаетесь? Что больше всего любите?

– Я очень люблю школу и свою Родину.

Комиссия разулыбалась.

– У кого еще есть вопросы?

– Нет. Вопросов не будет.

– Поздравляем! Вы приняты в ряды комсомола.

Я недоуменно посмотрела и хотела что-то спросить, но члены бюро рассмеялись и еще раз поздравили меня.

– Позовите следующего.

Так я стала комсомолкой. А с комсомолки и спрос особый. И теперь добавился девиз: «Раньше думай о Родине, а потом о себе».

Школу я любила. А в средних и старших классах у меня было много любимых учителей.

Была у нас по географии удивительная учительница Кобец Анна Борисовна. А красавица! Волнистые каштановые волосы, собранные на затылке пучком. Правильные черты лица античной богини. На уроках у нее не дышали. Говорила она негромко, никогда не повышая голоса. Я знала географию отлично. И даже на экзамене в 7-м классе (а тогда сдавали ежегодно с 4-го класса) я спорила с экзаменатором, настолько была уверена в своей правоте. И мне поставили «отлично». Речь шла о леднике, который дважды спускался на европейскую часть со скандинавских гор.

Летом в старших классах мы с огромным удовольствием отрабатывали в школьном саду, если там была Анна Борисовна. Мы за ней был готовы идти на край света.

Было немало и других учителей, которых мы уважали.

В старших классах было много замечательных учителей.

Учительница истории Соколова Евгения Николаевна. Она говорила тоже спокойно, иногда пошутит, все смеются.

– Ну, все! Продолжим.

А Кудрявая Александра Ивановна меня обожала. Она говаривала:

– Ну, мы с Галиной пятерки, как блины печем.

Математику я любила благодаря замечательному учителю.

Боготворили мы учителя литературы Береснева Валентина Петровича. Когда он читал, все замирали, боясь пропустить слово. Мы знали, что он воевал в партизанском отряде. И это еще больше вызывало восхищение. Как-то он вызвал меня отвечать по астрономии (тоже вел этот предмет). Я не знала, что ответить, и отказалась. Пять раз он меня спрашивал одно и то же. И каждый раз я получала единицу. На шестой раз я подошла к Валентину Петровичу:

– Я не понимаю, о чем мне рассказывать?

Он мне пояснил.

– А, так я это знаю!

И тут же все рассказала. Мне поставили пять. За четверть мне поставили отлично, словно и не было пяти единиц.

Была у нас учительница «Куколка», так все называли ее. Она преподавала немецкий язык. Мы сначала возмущались:

– Не будем учить язык фашистов!

– Но ведь Гёте, Гейне тоже немцы. Среди этой нации есть немало великих людей. Но они не были фашистами. Да и язык врага тоже надо знать.

И мы старались познать чужой язык. Я даже научилась переводить без словаря. Это мне помогло и в институте. Благодаря школьным знаниям, я сдала экзамен в институте, хотя там его преподавали слабо, если не сказать плохо.

«Куколка» была прехорошенькой.

Конечно, были и такие учителя, которых мы не уважали, даже издевались над ними, либо просто терпели.

Биологию преподавала Полина Ивановна. Мы называли ее «Половиной» и нередко смеялись над ней. Она часто пила и ее находили в непристойном виде.

– Если в холоную воду… – говорила она.

– В какую, какую, Полина Ивановна?

– В холоную.

Мы переспрашивали по пять раз. А когда она поворачивалась к доске, тихо перекидывались бумажными шариками, спокойно пересаживались на другое место.

– Девочки, что вы делаете?

– Полина Ивана, там неудобно.

– Ну ладно, – соглашалась она.

По ботанике была у нас «Щука». Мы относились к ней хорошо, но восторгов она у нас не вызывала. Почему «Щука»? Мы этого не знали, просто переходило из поколения в поколение.

В пятом-седьмом кассе у нас вела математику Лидия Степановна. Ее боялись, но не любили. Она кричала, и брызги летели изо рта.

Когда была математика, все мальчишки шли ко мне, чтобы я объяснила задачу или теорему. Списывать просто так было бесполезно. Лидия Степановна всегда требовала объяснить, как решал и почему. Меня она любила и часто говорила: «Умная головушка». Она же была у нас и классным руководителем. Как-то нам предложили написать сочинение «Кем я буду?» Мы с Клавой поспорили (а Клава с пятого класса училась со мной, в четвертом классе она год проболела), что я напишу: «Буду ассенизатором». Когда на уроке мы сели писать, я написала всего одну фразу: «Буду ассенизатором», – и показала эту запись Клаве, которая сидела позади меня на второй парте. Засмеялась и положила листок на стол учителю. Пробежав глазами по записи, учительница завизжала: «Во-он! Без матери не возвращайся!» Я с улыбкой победы вышла из класса. Когда мама пришла в школу, узнав, в чем дело, сказала:

– А дочь все верно написала. Она же будет учительницей. А тут и сопли, и горшки носить, если в садике будет. Так кто же она, как не говновоз?

Та и рот открыла.

Инцидент был исчерпан. Ведь она меня любила. Я же была палочкой-выручалочкой.

И все же хорошего было больше. Я пропадала в школе с утра и до вечера. Очень любила бывать в библиотеке, стремилась чем-нибудь помочь. Со старшей вожатой мы подружились. Мне ее было жаль. Красивая, с темными длинными косами. Но по жизни была очень несчастна. Муж ее, сосед Гришка, издевался, бил, а по ночам душил. Он страшно ревновал ее.

– Да что ты живешь с таким уродом? Уходи ты от него!

– Он меня убьет, я боюсь его.

Но однажды она все же сбежала. Гриша нашел ее, но у нее был другой, и защитил Розу.

Гришка снова женился. И снова Роза, и очень похожа была на его первую жену. Но и эту он избивал и душил по ночам. Довел до того, что она падала на улице, а потом и вовсе попала в психушку. Эта Роза была прорабом на стройке. Я же после школы какое-то время работала на стройке сначала помощником, потом штукатуром-маляром. Но это другая история.

Шалопаи

В начальной школе был у нас такой паренек, Толька Сизов, со мной жил на одной улице через дом. Он вечно обижал девчонок. Но как-то договорились мы с девчонками ему отомстить. Пришли к нему домой, я вызвала его на улицу. Он подошел к нам, ничего не подозревая. А мы взяли его за руки – за ноги, раскачали и как бросили на землю!

– Ой, что вы делаете?! – запричитала его мать, выйдя вслед за сыном. – Потроха-то все вытрясете!

Мы засмеялись и ответили ей:

– Пусть будет беспотрошным. А если хоть еще раз кого-нибудь обидит, мы его еще не так тряхнем.

С той поры он больше не обижал ни одну девчонку, а вот кличка «беспотрошный» за ним зацепилась крепко.

Уже я училась в институте и приехала домой на каникулы. Приехал и Анатолий. Такой весь франт из себя. Увидев его, я закричала:

– Привет, беспотрошный!

Он сконфузился и проворчал:

– Ну, ты чего? Я же взрослый уже. Может, как в детстве…

Я не дала ему договорить:

– Что, на один горшок приглашаешь присесть?

Когда мы были совсем маленькими, он часто бывал у нас и говорил, что я его невеста. Я сяду на горшок, а он смотрит. Потом помогает попу мне вытереть.

– Ну что ты! Я же хотел дружить с тобой…

– Дружить? Не смеши.

Тут он начал хвастаться, как он живет. И что-то между делом обмолвился:

– А я даже американский язык знаю.

– Американский? Американский… Да американцы на английском языке разговаривают.

– Ну, подумаешь. Ошибся немного. Что, шибко грамотная?

– Ну, шибко, не шибко, но уж это-то знаю.

Пришлось бедному Толе от меня ретироваться. Больше мы с ним не виделись.

А в 5—6 классах, когда мы учились, вся школа боялась Леньки Шалаева. Стоило ему появиться в коридоре, все бежали, сломя голову, врассыпную.

Когда мы еще ходили в санаторный детский садик за рекой, он с мальчишками нашел сладкие корешки, похожие на белую морковку. Мальчишкам он дал только попробовать, а все остальное съел сам. У них начался приступ сумасшествия. Дружков откачали, а его – нет. Это же была белена! Он долго лечился в сумасшедшем доме. Но потом его выписали. Вроде все ничего. Но временами на него находило.

Мама, узнав про Леньку, сказала мне:

– Когда он побежит за всеми, ты не беги. Он тебя не тронет. Ведь зверь бежит только за движущейся мишенью.

И вот, когда очередной раз безумный Ленька выскочил в коридор, я зажмурила глаза, сжалась в комочек и ждала удара, замирая от ужаса. Ленька добежал до меня, остановился как вкопанный:

– Ты чего не бежишь? Не боишься?

– Нет, – едва слышно пролепетала я.

С той поры он никогда меня не трогал, а я и не убегала.

Позднее у него на лбу начали появляться наросты. Ему удалят нарост, растет другой, с другой стороны. Взрослым его определили в психушку и больше его не выпускали. Он стал буйным и опасным для общества. Так он и умер в больнице.

Наш десятый

В десятом классе был сначала выпускной кулинаров (мы занимались кулинарией в Доме пионеров). Были приглашены представители власти города. Мы решили, что раз будет много взрослых гостей, купили вина. Напекли тортов, наготовили вкусностей. Но в последний момент классный руководитель категорически запретила спиртное. Мальчишки решили вино обратно не сдавать. Во время вечера пацаны удалились в класс. Затем по одному возвращались, шептали что-то девчонкам. А надо сказать, что мы были очень дружным классом.

Учительница заметила, что «дети» возвращаются веселенькими. Она подсела ко мне и стала допытываться. Я отнекивалась, не хотела сдавать ребят. Но когда пошла я, та решила за мной проследить. Только мальчишки налили мне вина, как вошла учительница. Она была возмущена нашим поведением.

– Вы же сначала разрешили! Нам что, теперь вон выливать?

Учительница, к нашему изумлению, молча удалилась.

В десятом классе приехала к нам учительница физики Нина Морогина. Мы все по уши втрескались в нее. А в конце года она уезжала на Дальний Восток, так как выходила замуж. Мы решили на последнем ее уроке сходить сфотографироваться. Мы полагали, что на урок успеем, но прозвенел звонок, и на свой урок химии в наш класс пришла учительница Колесникова Мария Алексеевна. Это была уважаемая учительница, много лет отдавшая школе. Увидев пустой класс, она упала без сознания и на «скорой» попала в больницу с сердечным приступом. Да, класс вскоре пришел, но химии уже не было. Я проболтала весь урок со своим любимым учителем.

А на другой день на педсовете решали вопрос о нашем классе. Мальчишки, узнав, о чем пойдет речь на педсовете, заявились всем составом и потребовали их тоже наказать.

Наказали-то только двоих: секретаря комсомольской группы класса Ленку Соколову, дочку директора школы, и меня, старосту класса. Нам поставили поведение 4 за четверть!

– Вы должны были удержать класс!