скачать книгу бесплатно
– Да, мама, – старалась не моргать, чтобы не спугнуть свалившееся на неё счастье. Оставили у магазина записку для хозяина со своими номерами телефонов, и через несколько часов, как и планировали, уехали на всё лето на дачу.
Пёс оказался воспитанным и никаких проблем не доставлял. С именем были сначала проблемы, он не реагировал ни на какое называемое имя. Но когда, уже отчаявшись, назвали вяло «Роберт», пёс поднял уши и внимательно посмотрел. С тех пор он стал Робертом.
«Так мы стали жить вместе. Я, конечно, скучал по хозяину, часто думал о нём, лёжа на большом подоконнике и глядя в окно. Иногда отвлекался на то, чтобы прогнать наглых голубей с карниза. Новая хозяйка была забавной. С ней мы больше гуляли. Точнее, больше двигались – она вообще не сидела на месте. К вечеру я ощущал себя старой тряпкой, лежавшей у двери. Бывало, я на ней и задрёмывал, не в силах идти дальше. А вот старый хозяин любил сидеть на скамейке в парке и читать. Иногда дымил своей вонючей трубкой. Я лежал рядом, голова на передних лапах, и смотрел на проходящих мимо. Много думал. Например, одна мысль не давала мне покоя. Люди почти всегда живут парами. А собаки нет – почему так? Хотя, вот мой хозяин тоже жил один. Может, он немного собака? Тогда понятно, почему мы с ним так хорошо ладим».
Но за всё лето никто так и не позвонил по поводу пса. Вернувшись в Москву, решили справиться о хозяине. С трудом, через знакомых на станции скорой помощи, узнали, куда его увезли тогда, и как же удивились, что его так и не выписали: инсульт, лежит частично парализованный. Стало отчего-то стыдно. Да, и бывают же совпадения: его фамилия тоже была Терентьев, как и её девичья.
Решили, не без колебаний, навестить его. Даже цветы купили. В регистратуре уточнили номер палаты. Боязливо открыла скрипучую дверь палаты. Вздрогнула и захлопнула её. Как?! Не может быть. Собралась с силами, сжала кулаки, зашла, ведя дочку за руку.
– Привет, папа!
– Ух ты, – седой мужчина лет семидесяти в старомодных очках оторвался от книги, бросив на неё взгляд, но при этом не пошевелившись, – вот так сюрприз! Привет, дочка. Рад видеть. Представишь меня этой мадемуазель?
– Знакомься, это… это твоя внучка. Диана, этот твой дедушка Роберт.
– Дедушка?! – девочка выпучила глаза и спряталась за мать. – Но ты же говорила, что он уехал?
– Да, говорила. Будем считать, что он приехал. Или мы. Неважно.
– Дедушка, ты болеешь? – девочка участливо посмотрела на него, подойдя.
– Ничего, внучка. Выздоровею.
– Давай выздоравливай, я тебе нашего Роберта покажу.
– Кого? – дедушка с трудом пошевелился, откладывая книгу одной рукой; вторая не двинулась.
– Собаку нашу, – она понизила голос, – ну, не совсем нашу, её хозяин оставил у магазина, а мы нашли и приютили.
– Надо же… Я тоже свою оставил у магазина, а потом мне плохо стало, меня и увезли, до сих пор не знаю, что с ней. Моего пса по-другому звали. Но почему-то мне кажется, что он меня узнает, – и он попытался подмигнуть, не очень успешно.
– Спасибо, что пришли. Диана прелесть, – сказал он дочери, когда они собрались уходить.
– Да… – закусила губу, чтобы не заплакать. – Выздоравливай, мы ещё придём. Ты прости, что мы… что я… Столько лет не виделись… Дурацкая обида – а как не обидеться, просила же продать дачу и мне купить квартиру, а ты упёрся, далась тебе эта дача… Потом гордость, а потом просто привыкла… А сейчас понимаю, как это было глупо… Ты же так любишь свою дачу, как я могла о таком просить? Да и хорошо, что так вышло, что сами потом квартиру купили, а не в подарок получили – так радовались и гордились собой!
– Ничего, дочка. Это жизнь. Я рад вас видеть. Буду ждать.
На следующий день она, прыгая через ступеньку, добежала до дверей палаты, перевела дух, постучала. Не дождавшись ответа, приоткрыла дверь. Отец лежал с закрытыми глазами и улыбался. Он был таким спокойным и счастливым, решила не будить его. Посмотрела с минуту, увидела, что цветы пожухли – завтра надо свежие принести. Вытерла слёзы и вышла. Напряжение спало, и пришло ощущение, что всё хорошо. Просто всё хорошо.
Дорожные споры
В проходе вагона кто-то, пыхтя, приближался, как прибывающий на станцию паровоз. Показалась рука с двумя пухлыми пакетами неопределённого цвета, и сразу распространился запах варёной колбасы. Крепкая старушка со строгим взглядом, который не выдержал бы ни один лев в зоопарке, протиснулась к столику, со звоном водрузила на него пакеты, уронив стоявший стакан; он не разбился и укатился под полку. Старушка невозмутимо оглядела попутчиков и сказала молодому загорелому парню в майке, сидевшему на нижней полке:
– У тебя же, сынок, нижняя полка? А у бабушки верхняя – так мы поменяемся. Бабушке на верхотуру эту не залезть, – она не спрашивала, а утверждала.
– Мать, – парень поудобнее уселся на полке, не показывая ни малейшего желания вставать. – Давай хамить не будем, а?
– А? – она обернулась; её панамка от удивления съехала на бок. – Ты что, изверг, хочешь, чтобы я на верх полезла?! Совести у тебя нету, тьфу!
– А ты о чём думала, когда билет покупала, а?
– Я? Так не было вниз уже, не было! А ехать надо. Думала, добрые люди пустять… Эх, что же это делается, а? – Она обратилась к двум женщинам средних лет, сидевшим напротив. Они, однако, не отреагировали, доставая пакеты с едой из своих сумок. Старушка продолжала, обращаясь опять к извергу. – Неужели же тебе не совестно? У тебя же и мать есть, наверное, эх ты!
– Моя мать просит, если ей нужно, а не требует. Я, может, тоже устал, три смены за баранкой отработал, урожай сымаем. – Парень показал на руки с кровавыми мозолями. – И мне не жалко, ты не думай! Вопрос принципа – не хами, а попроси, и всё будет хорошо.
Старушка поджала губы:
– Хм, просить… Ты что, сам, что ли, не видишь, что бабушке тяжело, а? Вот жеж воспитали на свою голову, а? – Однако просьбы так и не последовало.
Сидевший напротив через проход на боковом месте парень в очках, по виду студент, поднял голову от книги и сказал старушке:
– Давайте со мной поменяемся, у меня нижнее. Правда, боковое.
– Боковое? – старушка недовольно пожевала то ли губы, то ли язык. – Боковое не пойдёть. Это же все будут мимо шастать! Не, и не предлагай! – махнула для верности рукой.
– Как хотите, – студент пожал плечами.
Сверху вдруг послышалось:
– Слющий, дарагой. Давай со мной помэняемся, а? – с верхней полки высунулась лысоватая голова, принадлежавшая мужчине средних лет восточного вида.
Студент опешил:
– Почему? Вы же не старушка…
– Вай канэчна нэ старушка, я почти дэд. А?
– Для деда вы слишком крепки. Не надо пока.
– Слющий, – псевдо-дед зашептал, – давай мы поменяемся, а я тебе пэрсик, а? Хочешь пэрсик?
– Персик? Студент сглотнул. – А давайте.
Сразу же откуда-то сверху возник пахучий персик, и обмен состоялся. Студент наслаждался, громко чавкая с верхней полки, привлекая всеобщее внимание и дразня запахом садов Шахерезады. Шофёр не выдержал:
– Эй, брат, а ещё персик есть?
Персиковый магнат величественно повернул голову и посмотрел на того:
– Канэчна! Мэняю на твоё мэсто, идёт? А то у мэня боковое, нэ удобно…
Шофёр с готовностью кивнул:
– Идёт, идёт! – и вот и они уже поменялись местами.
Старушка несколько одурела от такой быстрой смены декораций; она жалобно посмотрела на нового восточного соседа:
– Сынок, а ты не уступишь бабушке?
– Канэшна уступлю, у нас старших принято уважать, – он поднял палец и добавил, – а что у тебя там? Колбаса? Курица? Угостишь? А то одними пэрсиками сыт не будешь…
– Да конечно, на здоровье. – Она радостно закудахтала, распаковывая пакет, – вот и курочка, сейчас из фольги достану, вот яички, ешь, касатик! Я тут, пока ты ешь, рядом посижу, хорошо? – тот милостивым жестом разрешил.
Женщины с полки напротив, называвшие друг друга Нинкой и Надькой, наконец нашедшие то, что они искали, водрузили на стол бутылку водки. Новый сосед одобрительно кивнул и достал кружку. Шофёр, уже укрывшийся одеялом, открыл глаза, сел. Тётеньки загалдели:
– Что, и тебе налить? – и вот у него уже в руках чья-то кружка. Даже бабке перепало. Тут одна из тёток спохватилась:
– Эй, студент! Студент, иди сюда, нальём.
Тот поправил очки, замотал головой:
– Я не пью, спасибо.
Махнули рукой и забыли про него.
Быстро перезнакомились, перешли на «ты»… Весёлый шофёр Лёха, держа в руках кружку, обратился к своему вновь обретённому восточному брату Нико:
– Слушай, ты только не обижайся, ладно?
– Ладно, а за что?
– Ты вот скажи, почему у вас все торгуют и никто не работает, а? Я бы тоже так хотел жить! Грузовик этот во уже у меня где!
– Э, дарагой, зря ты так! Как не работают? Все работают! Это как про всех русских сказать, что они пьют! – он покосился на кружку в Лёхиной руке. – И потом, чтоб торговать, знаешь сколько сил нужно? Знать, что купить, где, сохранить, уберечь… Эх… – он махнул рукой и затосковал, глядя куда-то вдаль.
– Ну хорошо, согласен. Но вот я после девятого класса, как и все мои, деревенские – в техникум, хорошо ещё, что есть в райцентре. Да я бы, если бы бате сказал, что хочу торговать, он бы меня не понял. Да и накостылял бы – так, для порядка. А? А вот у тебя как?
– Так и у меня так! У меня отэц торгует на рынке всю жизнь, дядя Гога – по галантерее специялист, брат Вано ларёк открыл… Ты нэ поверишь: я же хотел на водителя учиться!
– Врёшь!
– Да! Люблю машины – ах как люблю! И ездить, и даже запах этот масла и бензина! И что – отэц сказал «нэт»! «Нэт»! – он поднял палец и вдруг заплакал. – Я так горэвал! Как я был бы счастлив, если бы был водителем, как ты!
Он сидел, опустив голову, и вытирал слёзы. Все молчали, даже жевать перестали.
– Вот так дела… – пробормотал Лёха, оглядывая попутчиков. Вдруг понял, что любитель машин не врёт. Стало неловко, сразу ушло опьянение.
– А я всегда думал, – он тихо добавил, – что был бы счастлив, если бы жил, как ты…
– Да, – сказал кто-то.
– А может, – волнуясь, вмешался студент, – это как раз потому, что вы оба тем, о чём якобы мечтаете, никогда не занимались? Потому и думаете, что это лучше, чем то, что делаете сейчас? А?
Никто не ответил. Вскоре крадучись расползлись по своим полкам и быстро уснули.
Наутро все проснулись от того, что проводница совсем рядом крикнула голосом прапорщика:
– Солдаты, подъём!
Поезд резко остановился. Вдруг с третьей, багажной полки спрыгнул прямо на пол и почти бесшумно солдат в форме, но босой, за ним второй. Оба были небольшого роста и щуплые, коротко стриженные. Быстро надели сапоги, магическим движением накрутив за мгновение портянки.
– Эй, служивые! – обратилась к ним Нинка-Надька, кокетливо поправляя волосы, – вы откуда?
– Оттуда, – один, рыжий, с веснушками, показал пальцем вверх, изобразив рукой полёт ракеты.
– Точно, ракетная часть у них тут, – подхватил шофёр. – А вот скажите, мы тут вчера поспорили… Вы вот кем хотите быть в жизни? Для полного счастья?
– Мы? – солдаты переглянулись. – Мы хотим до дебмеля дожить! Это и есть счастье! – засмеялись и скрылись в тамбуре. В грязное окно было видно, как они бегут по перрону малюсенькой станции, на которой на минуту остановился поезд.
Парижский детектив
– Дорогой, так не хочется уезжать из Парижа. – Она прижалась к мужу.
– Угу. А что делать? Не менять же билеты. Хотя…
– И зачем мы такой рейс выбрали? В такую рань вставать, ещё и с пересадкой почти на весь день…
– Мы же хотели заодно Франкфурт посмотреть, забыла?
– Да ну его… Ты же сам говорил, что в войну его весь разбомбили, так что там ничего старого не осталось. Хочу остаться в Париже! Прислушайся к шуму за окном: уже три часа ночи, а Париж бурлит. А нам уже через час вставать…
– Я бы тоже остался… Но что делать? Ладно, спи…
Сонное такси пробиралось по заполненным людьми улицам; те всё не расходились, жужжали, как пчёлы вокруг улья, наслаждаясь наступившими выходными. Недавно прошёл небольшой дождь, пахло мокрой свежестью. Проверяя документы, муж наткнулся на пластиковую пластинку с узором из отверстий.
– Смотри, мы же ключ от номера не сдали!
– Странно… Как быть?
– Ну, не возвращаться же из-за этого!
Жена весь полёт выглядела озабоченной, трогала шею, рылась в сумочке, растерянно о чём-то думала и отвечала невпопад.
Франкфурт разочаровал совершенно. Немногочисленные достопримечательности не впечатлили, даже старые по виду дома вокруг небольшой центральной площади не радовали: голос в голове услужливо пояснял: «эти дома восстановили после войны; они не старые». Даже музей кино, хороший по-настоящему музей, с интерактивными экспонатами и возможностью погрузиться в процесс создания фильмов, как-то не впечатлил. Так не хотелось прощаться с Парижем, так было тоскливо от ощущения потери, что, едва приехав из аэропорта, сразу забронировали следующую поездку в Париж. Муж предлагал поискать отель поинтереснее, но жена упёрлась: хочу только в этот. Ну ладно, в этот так в этот.
Не прошло и двух месяцев, как наконец сбежали из промозглой московской осени в осень парижскую, ещё почти летнюю, солнечную и радостную. Подъезжая на такси к гостинице по узкой улочке с односторонним движением, которую многие прохожие, судя по их неспешному променаду по её середине, считали пешеходной, муж спросил у жены:
– Ну что, ключ от старого номера вернём?
– Нет, давай оставим как сувенир.
– Странный сувенир… Ну, как хочешь.
Выходя из машины, жена оглянулась, потянулась и радостно сказала:
– Обожаю Париж! И Латинский квартал особенно!
Номер в этот раз, в соответствии с теорией вероятностей, им достался другой, пятьдесят два, ровно над тем, предыдущим. Едва поворачиваясь в узком коридоре с чемоданом, он сказал:
