скачать книгу бесплатно
– Ну мало ли что я обещал. Нет у меня денег, и все! Хреновым я оказался предпринимателем. И знаете почему? Потому что я – русский. Пью много. А в России пьют двумя способами: до тех пор, пока не кончатся деньги или до состояния полной невменяемости. Впрочем, ха-ха, создается впечатление, что деньги у русских никогда не кончаются, – в этом месте он неожиданно перешел на пафос, – Эх русский народ – никудышный народ! Да будь такое же в другой стране, все правительство давно бы смели. А у нас все терпят. Нет, нас надо заменить на евреев. Они здесь все лучше устроят.
– Да как тебе не стыдно такое говорить! – возмутилась Глория.
– Я имею право это говорить, потому что я всю жизнь отдал космическому институту, а его вязли и закрыли. Говорят, космос сейчас никому не нужен. Иди, говорят, торгуй за прилавок. А как же! Велика Россия, и талантов у нас навалом, как говна! Ну пошел я за прилавок, а там такие вот ребятки, похожие на твоего дружка, меня и обули, то есть раздели. Все до копейки выгребли.
Никита, который не любил, когда начинали ругать происходящие в стране реформы, решил, что нет особой нужды церемонится с отчимом Глории. Да и роль ее "крыши" надо было блюсти, а потому он "включил крутого" и потребовал:
– Мужик, я не знаю, кто тебя конкретно обул, это не мое дело, но сложилось так, что эта девушка оказалась должна мне денег, а ты должен ей. Так что меня не волнует, где ты их возьмешь.
– Ах, вот оно что, – тут же переменил тон на плаксивый визг спившийся инженер, – Так ты из этих, из молодых, да ранних. Ну и дружка моя доченька нашла. Нашла и на папашу натравила. Кстати, а зачем тебе деньги так срочно понадобились, что, намылилась в Израиль со своей мамочкой?
Глория отреагировала слишком нервно, чтобы Самолетов не заподозрил, что в словах ее отчима есть доля правды.
– Это не твое собачье дело! – взвилась она. – Я хочу получить свои деньги.
– Езжай, езжай! Пусть все уедут. И они нас еще пугают утечкой мозгов. Ха-ха! Как может утечь то, чего у нас нет? Я даже знаю, кто первый заметил, что у нас с головой не все в порядке. Это был Юрка Гагарин. Между прочим, он жал мне вот эту самую руку, – Виктор показал костистый кулак, – Юрка когда над страной поднялся, так сразу и заметил: "Ну, – говорит, – Поехали". А когда границу на Запад открыли, многие так и окончательно поехали. Кто в Израиль, кто еще дальше. Теперь они там лечатся.
– Я вот, например, никуда уезжать не собираюсь, – хмуро заметил Никита, поглядывая на свою спутницу.
– Ха-ха. Это правильно, – одобрительно крякнул Виктор. – Оставайтесь. Вам, молодым, наглым и вооруженным, и возглавить этот дурдом, – похоже отчим всерьез принял Никиту за рэкетира, с помощью которого Глория пришла выбивать долг. – А что, все верно: теневая экономика, как выяснилось, единственная нормальная в стране, теперь объявляется официальной, а плановая – объявляется вне закона и отныне будет преследоваться в уголовном порядке. Вот так!
Он разошелся ни на шутку. Казалось, это говорил не он, а сатирик из радиоточки. По радио как раз удачно передавали марш Энтузиастов.
– …И будем беспощадно карать за любые проявления плановости.
Составил пятилетний план – получи пять лет. Выиграл в социалистическом соревновании – получи десять, и переписываться запретим. Доску ударников коммунистического труда вообще менять не надо – подпиши только "Их разыскивает милиция". А за такое экономическое преступление, как выход на субботник, будем применять высшую меру – высылка в Израиль. Ха-ха!
И нечего спрашивать, отчего они медлят с приватизацией. Идиоты! Все уже давно приватизировано, оттого они и медлят. Они нас еще коммерции будут учить! У самих голова имеется. Вон немцы по камушку свою стену продают. У нас тоже стен хватает. Одной кремлевской всю страну накормить можно. Кончится стена, продадим на Запад всех более или менее красивых женщин, тем более нам они пока ни к чему, а людям радость. И в космос будем отправлять только за деньги. Кто хочет с возвращением, брать в два раза дороже.
Только извините, ребята, вы и с капитализмом гребаным можете опять в просак попасть. Ведь в Октябрьской революции буржуи не меньше виноваты, чем увлекающиеся разными идеями массы. Кто их просил так эксплуатировать людей? Меру же знать надо. И к "Яру" с цыганами нечего было на тройках через весь город мчаться, когда на улице нищих полно. Сделал миллион, не останавливайся – пропить всегда успеешь – сделай два. Снова вложи в дело. Создай рабочие места, отдай в казну, на благотворительность, на природу, подмети улицы. Вот тогда можно и к "Яру" с цыганами. А то смотрите, до семнадцатого года опять недалеко.
– Хватит нести околесицу, – прервал речь оратора Самолетов, – Девушка должна мне денег. Вы должны ей, так что теперь считайте, что ее долг переходит на вас. Возражения есть?
– Нет, возражений нет. Вот ведь парадокс: велика Россия, а отступать, как всегда, некуда.
– Повторяю, папаша, – Никита как мог изображал угрозу в голосе, – гоните деньги, и разойдемся по хорошему.
Кажется, он безбожно переигрывал, но его увещевания вдруг возымели действие.
– Ладно, ладно, – поднял вверх руки алкоголик, – я же не против, но у меня нет. Мне надо занять у Капитоныча, а Капитоныч спит.
– Так разбудите его, – не чувствуя подвоха, потребовал Никита.
– Без проблем, как любит говорить сейчас молодежь, – ехидно усмехнулся хозяин квартиры, – Прошу…
Он сделал приглашающий жест вглубь темного коридора. Молодые люди, переглянувшись, последовали за ним. В конце он толкнул дверь, и та со скрипом распахнулась. Посреди комнаты, загаженной пустой посудой и окурками, Никита заметил лежащего на смятом и грязном ситце кровати огромного мужика. Он спал, лежа на животе. Из уголка его приоткрытого рта на подушку стекала слюна, образуя на ней большое темное пятно.
– Во, Капитоныч, к тебе бандиты пришли, – бодро объявил Виктор. – Денег требуют.
Мужик мгновенно приподнял голову над подушкой, приоткрыл слипшиеся глаза и осипшим голосом произнес:
– Бандиты, какие бандиты?
– Какие обычно бывают. Рэкет, ити их. Денег, что ты мне за постой задолжал, требуют.
Виктор воспользовался тем же приемом, что и Никита. Он ловко перевел «стрелки» с одного должника на другого.
– Сейчас, – Капитоныч, не вставая с постели, дотянулся до рассохшегося венского стула, на котором висел милицейский китель, и пошарил в кармане. – Сейчас, все будет.
Но вместо денег он выхватив из кармана пистолет Макарова и наставил дуло на Никиту.
– Стоять, гадёныш! Ща мы устроим разбор полетов. Витек, вызывай опергруппу.
– Капитоныч, ты с ума сошел, я же пошутил, – опешил отчим, – брось ствол.
– Всех бандитов надо мочить, – пьяно мотнул головой постоялец, после чего сфокусировался на Глории и добавил, – и евреев тоже.
– Евреев-то за что? – спросил Никита, нащупывая на стенке, чем бы запустить в пьяного милиционера.
– Что б знали, – резюмировал Капитоныч.
В следующую секунду, Самолетов метнул в него грузную рубаху, которую он снял с вбитого в стену гвоздя. Она точно накрыла голову вооруженного жильца, после чего раздался оглушительный хлопок.
Все присели. В нос ударил едкий запах пороха. Никита молниеносно захлопнул дверь. После этого раздалось еще пять выстрелов, и одновременно на стенке появились белые дырочки, из которых ударили лучи солнца.
Никита бросился на пол, увлекая за собою ничего не понимающую Глорию. Когда выстрелы стихли, за стенкой послышался мат и холостые щелчки пистолета.
– Ты жива? – крикнул Никита и поднял Глорию с пола.
Она, похоже, не пострадала, но была страшно напугана. Схватив девушку за руку, Никита увлек ее к двери. Виктор пошатываясь отлепился от стены, и бросился за ними, видимо, сам не ожидая такой реакции от своего постояльца.
– Дочка, прости, я не хотел! – кричал он вдогонку убегающим без оглядки молодым людям.
Выбежав за ними из квартиры, он тут же споткнулся о подставленную кем-то ногу и кубарем покатился по лестнице вниз к парадной двери. Возле выхода на улицу его нагнали и подхватили под руки два крепких молодчика и выволокли во двор. Там они остановились перед Линкольном, рядом с которым стоял Эдуард и симпатичный небритый парен с колючим пронимающим до глубины взглядом. За их спинами Никита прижимал к себе дрожащую Глорию.
– Это и есть ваш должник? – спросил Эдик, тыкая в Виктора кулаком.
Никита кивнул, отряхивая от грязи и пыли себя и ошалевшую девушку.
– Это он стрелял?
– Нет, это его сосед, какой-то бешенный милиционер.
– Милиционер? – Эдик о чем-то задумался. – Ну и бог с ним. Грек, а с этим разберись. Он вроде ребятам деньги должен. А я пока девушку успокою.
Он усадил Глорию в Линкольн и налил ей в маленький стаканчик коньяк из бара. Никита устроился рядом на заднем сидении и вопросительно посмотрел на Эдуарда, не понимая, как он здесь оказался.
– Что, рэкетир хренов. Удивлен? – довольно начал объяснять он. – Все просто. Приезжаю в офис, а сам места себе не нахожу, думаю, ну точно дров наломаешь. Как видишь, я оказался прав.
Между тем, на улице раздался отчетливый шлепок, а затем бригадир бандитов по кличке Грек, поинтересовался у получившего оплеуху отчима:
– Эй, слышь, мужик, если ты сегодня долг не отдашь, у тебя в жизни начнутся большие неприятности. Я тюрьму кормлю, а ты деньги отдавать не хочешь. Они ребята честные, но строгие…
После чего раздался шлепок погромче.
Глория, подняла голову, склоненную к груди Самолетова, и вдруг громко и истерично потребовала:
– Не надо!
– Что, не надо? – непонимающе спросил Эдик, принимая из ее рук опустевший стаканчик.
– Не надо его трогать. Я не хочу. Зачем вы вмешиваетесь? Я ему все простила.
Эдик пожал плечами.
– Ну хорошо, простила так простила. Желание столь симпатичной девушки для меня закон. Пусть живет.
Он не торопясь вышел из автомобиля, так что Виктор успел получить еще пару оплеух, подошел к Греку и что-то шепнул ему на ухо, указывая на девушку, а потом на ее отчима. Они кивнули друг другу понимающе, и бригадир что-то негромко приказал своим ребятам. Те, как ни в чем не бывало, отпустили руки своему подопечному, и тот измождено рухнул на асфальт.
Грек и двое его подручных, махнули рукой Эдику и скорым шагом направились к стоящему неподалеку черному Ауди. Через несколько секунд их и след простыл.
– Ну что, куда вас на этот раз подвезти? – довольный произведенным эффектом поинтересовался Эдик, усаживаясь на водительское сидение.
– На этот раз до ближайшего метро, – еще не переведя до конца дух, попросил Самолетов.
– «Площадь Ногина» подойдет?
– Да.
Эдик закрыл двери и включил зажигание.
– Подождите! – вдруг потребовала Глория.
Мужчины удивленно повернули к ней головы.
– Я сейчас…
Она выпрыгнула из машины и подбежала к стоящему на карачках отчиму. Он с трудом приходил в себя после тумаков, и еще не мог подняться. Она достала из кошелька все деньги, которые у нее были, и положила перед ним, после чего быстро вернулась в автомобиль.
Эдик нажал на газ.
* * *
Никита и Глория сидели на лавочке в парке героев Плевны рядом с метро Площадь Ногина и приходили в себя. Над Москвой потихоньку собирались давящие серостью облака, готовые спустить на землю то ли дождь, то ли снег.
Недалеко на пожухлой траве парка Никита заметил двух воронов, один из которых поменьше лежал неподвижно с распластанными крыльями, а другой с изумляющим упорствам подпрыгивая то с одной стороны, то с другой, пытаясь клювом расправить и поднять крылья собрата, как бы говоря, ну что же ты лежишь – лети! Кто они друг другу: мать и убитое дитя, самец и его погибшая подруга? Просто ворон и вороненок? Кто знает.
Глорию все еще трясло, то ли от холода поздней осени, то ли от пережитого. Никита, гладя ее по спине, приговаривал:
– Все в порядке, все хорошо.
– Нет, я не могу, не могу так больше жить, – с трудом попадая зубом на зуб, произнесла несчастная девушка. – Когда же это кончится! Как я всех ненавижу!
– Кого всех? – спросил озадаченный Никита.
– Их! – девушка брезгливо кивнула в сторону дома своего отчима, видимо, имея в виду и спившегося инженера с милиционером, и Эдика со всей его компанией. – Никита, зачем тебе все это? Ты талантливый, сильный, красивый! Разве ты не хочешь жить в цивилизованной стране? И не потом когда-нибудь, а прямо сейчас. Там тебя оценят, а что с тобой будет здесь?
Никита чувствовал, что в нем растет протест, как бывало, когда кто-то пытался столкнуть в нем голос разума и душевные привязанности. Этот разговор был неприятен Никите, при этом он понимал, что Глорию ни в чем переубедить не сможет.
– Ладно, забудем, – буркнул он, и в этот момент заметил небольшое пятнышко крови на внутренней стороне бедра ее джинсов.
– Подожди, ты случайно не ранена? – с беспокойством спросил он.
– Кажется, нет.
– У тебя кровь на ноге.
Только здесь Глория обратила на это внимание.
– В самом деле. Ой, Никита. Кажется, это они! – она с воодушевлением посмотрела на молодого человека.
– Кто они? Едем в больницу!
– Нет, подожди. Это они – месячные!
– Ты уверена?
– Конечно. А что же еще. Это начало.
Да это было начало, только начала чего? Вечером Глория позвонила ему и сообщила, что «они» пошли так, что она еле успевает менять прокладки. Он ощутил в ее голосе легкое отчуждение, как если бы он был в чем-то виноват.
С плеч Самолетова как гора свалилась, но одновременно он почувствовал легкую грусть и опустошение, будто он что-то упустил в жизни и уже ничто не сможет возместить эту потерю.
Поцелуй На Прощание
Это было их последнее свидание в Москве. В разгар зимы она приехала к нему, чтобы сообщить что-то важное.
– Ну здравствуй, Вороненок. Как давно я не держал тебя в объятиях, – обрадовано произнес Никита Самолетов, закрывая дверь своей комнаты за худенькой девушкой в белой шубке с распущенными мелко вьющимися темными волосами.
– Ты мне раздеться наконец дашь? – поинтересовалась она, когда он обнял ее сзади и зарылся лицом в ее волосы, чуть выше мехового воротника, пытаясь губами нащупать ее нежное маленькое ушко.
– Даже помогу. Давай шубку. Проходи и садись. Налить шампанского?
– Налей. А себе?
– Нет. Шампанское у меня вызывает слабость. Еще Шекспир предупреждал парней: «Вино усиливает желание и ослабляет возможности его удовлетворения». Другое дело – коньяк. Впрочем, об этом у нас будет время поговорить – впереди у нас восхитительный вечер.
– И чем же мы будем заниматься?
