скачать книгу бесплатно
– Ты с ума сошел!
– Это нам не грозит, – ответил он, расстегивая пуговицы на ее юбке, – дважды с ума не сходят…
Котенок Из Дома 69
Турбовинтовой самолет АН-24 больше походил на старенький рейсовый автобус: в полете он так же дребезжал и, казалось, каждую секунду мог развалиться на воздушных ухабах. Первое время Никита прислушивался к натужному и не очень ровному звуку двигателей, рубящих винтами воздух в каких-то двух метрах от его иллюминатора, и принюхивался к странному запаху – то ли горящей проводки, то ли разогретой вентиляцией пластиковой обшивки салона, сделанной по моде шестидесятых годов.
Спустя четверть часа он перестал волноваться, успокоив себя мыслью, что этот полет – не первый и не последний у этой машины, и по теории вероятности шанс, что она упадет именно в этот раз, минимален. А если абстрагироваться от мысли, что в полуметре внизу открывается холодная трехкилометровая бездна, то можно даже наслаждаться видом проплывающих в ночи бесконечных огоньков селений и городов, глядя на которые Никита всегда начинал чувствовать себя немного Господом Богом.
Постепенно гул моторов и завораживающий вид в иллюминаторе подвели его сознание к грани засыпания. Он очнулся от громкого разговора впереди. Вернее, не разговора, а странной мешанины английских слов с русскими междометиями, произнося которые человек думает, что чем громче и извращенней он будет говорить, тем лучше иностранец его поймет. Впереди на креслах сидели двое: безупречно подстриженный мужчина средних лет с выражением бизнесмена на лице и «картье» на запястье, одетый с изяществом и сдержанным шиком, с каким в России умеют одеваться только иностранцы, и рыжеватый молодой парень в самопальной дубленке, с выражением лица, которое можно встретить только в плацкартном вагоне среднерусского направления.
Парень был явно навеселе. Он задумал в пути перекусить и, достав из своего баула целлофановый пакет, стал вынимать из него завернутую в газету жареную курицу и пирожки, распространяя вокруг соответствующий запах. Видимо, чувствуя, что неприлично жевать, когда сидящий рядом попутчик этого не делает, он стал настойчиво предлагать курицу чопорному соседу. Тот жестами вежливо отказался, но парень с пьяной настойчивостью принялся совать ножку курицы ему прямо под нос, одновременно требуя от несчастного иностранца не стесняться. Наконец, тот сдался – очевидно, решив, что лучше уступить этому дикому русскому, чем сердить его с неизвестными последствиями. Он обреченно показал пальцем на пирожки в пакете, отчего парень широко расцвел лицом, вынул пирожок и протянул его соседу, гордо при этом сообщая: «Зис из капуста! Фром май мама. Понимаешь? Мама…»
Иностранец деланно заулыбался и закивал головой, откусывая от пирожка. С трудом пережевывая странный «кейк» с непонятной травянистой начинкой, как это бывает, когда во рту нет ни капли слюны, он понимающе промямлил: «Your mama… Mather… М-м… It's good!»
– Гуд, гуд, – радовался в ответ парень, отхлебнув из горлышка бутылки с пивом, – май маза из вери гуд! На, дринк!..
Чтобы хоть как-то протолкнуть пирожок внутрь, иностранец взял бутылку из рук парня и огляделся вокруг, поискав глазами бортпроводницу, у которой можно было бы раздобыть стаканчик. Не найдя ее, он с брезгливой миной отхлебнул прямо горлышка.
Внезапно, к несказанной радости иностранца, над их креслами возникла фигура стюардессы, женщины лет под сорок с лицом строгой мамаши.
– Ну-ка, быстро убирай свой ресторан! – потребовала она от парня, безошибочно оценив всю неловкость ситуации. – И пиво убери! А то я быстро тебя с самолета ссажу. И чтобы больше я твоего голоса с этого места не слышала! Понял, нет?
– Понял, – неожиданно скисшим голосом произнес парень. По его лицу и по тому, как быстро он спрятал еду, было видно, что он и в самом деле испугался – возможно, по привычке всякого пьяницы бояться женщин или по привычке всякого жителя из глубинки бояться любого начальства. Больше, ко всеобщему облегчению, он своего присутствия в самолете ничем не обнаруживал.
Пять минут спустя, едва пробиваясь сквозь гул летящего самолета, бортпроводница через громкоговоритель сообщила, что самолет начал снижение и через десять минут будет совершена посадка в аэропорту города Воровска.
Земля встретила вновь прибывших сильным ветром и двадцатью градусами мороза, о чем также сообщила бортпроводница, когда они, удивительно мягко приземлившись (конек русских летчиков), подкатывали по взлетно-посадочной полосе к местному аэропорту. На крыше типичной плоской двухэтажной коробки светилось название города, где в слове «Воровск» не горели обе буквы «о».
Самолет остановился на покрытом льдом бетоне. К нему подкатил старенький аэропортовский челнок, чтобы отвезти пассажиров к выходу. Гулко захлопали двери салона и дверцы вещевых отсеков над креслами. Первым через салон быстро прошел экипаж, прощаясь с несказанно благодарными пассажирами. Сразу за ним, застегиваясь на ходу, потянулись все остальные. Никита выходил из самолета с легким волнением. «Интересно, встречает ли она меня? – думал он. – Это было бы здорово, хотя вряд ли она одна так поздно поедет в аэропорт».
Выйдя из теплого салона самолета, он сразу же попал в вихрь морозного воздуха, дерущего на открытом пространстве щеки, словно наждачная бумага. Холод никогда не смущал Никиту, он был нечувствителен к нему (так же, впрочем, как и к жаре) и даже наоборот, как-то странно взбадривался всеми клеточками тела, вступающими в смертельную схватку на выживание с окружающей средой.
Кучка прилетевших пассажиров быстро загрузилась в выстуженный челнок, преимущество которого перед улицей заключалось только в отсутствии ветра, и тягач с накрытым теплым кожухом мотором повез их в дальний угол аэропорта, чтобы через КПП выпустить за ограду.
Навстречу прилетевшим из здания аэропорта с приветствиями, поцелуями и рукопожатиями высыпали встречающие, но Ланы среди них не было. Уже почти всех пассажиров разобрали по частным машинам, когда он увидел ее. В длинном бежевом пальто, без шапки, она с улыбкой ступала навстречу широко и уверенно; при этом все ее тело – плечи, бедра, ноги – двигалось в таком гармоничном и привлекательном сочетании, что казалось, будто красивая птица летит над землей в великолепном все затмевающем ореоле.
Она подошла к нему, ни слова не говоря, обняла за шею и прильнула к его губам долгим согревающим поцелуем. Он, как всегда отчего-то смущаясь, как будто это была их первая встреча, немного отстранился и всмотрелся в ее лицо, уже не видя и не чувствуя ничего вокруг, потом взял ее маленькую, немножко озябшую руку и приложил к своим губам.
– Ну, здравствуй, солнышко, – выдохнула она смешанные с паром и неподдельным возбуждением слова приветствия.
– Здравствуй, котенок, – с глупой улыбкой счастья ответил он.
– Ты опять в «командировке»? – с спросила она, в шутку хмурясь.
– Да, вот… – развел руками он.
– Ну тогда пойдем, нас ждет машина, – сказала она и потащила его в сторону автостоянки.
Их ждала с включенным двигателем старенькая, но ухоженная «копейка» неопределенного выцветшего цвета с таким же неопределенного возраста выцветшим мужичком, подрабатывающим извозчиком. Лана поймала его еще в городе и попросила подождать, чтобы вернуться обратно.
Дорога до города заняла не больше двадцати минут. Микрорайон со странным названием «Птичий рынок», где Лана вдвоем с подругой снимала двухкомнатную квартиру, представлял собой скопление стандартных девятиэтажек с неосвещенными дворами, среди которых были разбросаны ларьки и продуктовые павильончики, как знаки нового времени. Возле одного из таких павильончиков Никита и попросил водителя притормозить, чтобы купить что-нибудь на ужин.
Совсем недавно он получил приличные деньги за разработку онлайнового магазина для своего приятеля, торгующего техникой, и теперь мог позволить себе некоторую широту жестов.
Когда он оплачивал икру, бананы и мартини вместе с массой других деликатесов, продавщица посмотрела на него со странным изумлением, как будто впервые видела человека, покупающего так много дорогих продуктов. Молодые бритоголовые парни, распивающие тут же водку на разлив, также посмотрели на него с нескрываемым интересом, отчего Никите стало немного не по себе. Однако, не теряя самообладания, он расплатился и, как ни в чем не бывало, с полными сумками вышел на улицу к машине.
Через минуту они въезжали в темный двор, освещенный лишь горящими окнами четырехподъездного панельного дома с неровно нарисованным на торце номером 69.
– Значит, в этом доме ты и живешь? – оглядываясь по сторонам, произнес Никита.
– Да. Как ты догадываешься, это мой любимый номер.
– Догадываюсь, – улыбнулся Никита. – Сколько мы должны водителю?
– Оставь, я уже заплатила, – сообщила Лана и направилась к угловому подъезду, в то время как «копейка» уже выезжала со двора.
– Лана, давай договоримся, – нахмурившись, сказал Никита, – когда ты со мною, за все плачу я.
– Нет, я так не могу. Ты вовсе не обязан этого делать, – совершенно искренне возразила она и, мягко взяв его за руку, потянула вглубь обшарпанного неосвещенного подъезда.
– А я не могу по-другому! – раздосадованно сообщил Никита.
– Ну ладно, посмотрим… Осторожно, здесь ступеньки.
Когда они вошли в полутемную и тесную парадную, Никите ударил в нос запах давно не вывозимых отходов из мусоросборника и кошачьей мочи. Облупившиеся стены подъезда были густо покрыты подростковым творчеством.
– Нам на четвертый этаж, – на ощупь нажала Лана сожженную кнопку лифта.
«Хорошо хоть лифт работает», – подумал Никита, с опаской озираясь по углам исписанного и в том, и в другом смысле подъезда. Однако когда двери лифта распахнулись, он ужаснулся, обнаружив внутри совершенно сожженные стены, освещенные тусклой лампочкой, забранной железным щитом с дырочками.
– Осторожнее, – предупредила его Лана, показав вниз.
На полу лифта, оставив пассажирам лишь узкую полоску по краям, блестела черно-бордовая лужа.
– Что это? – спросил Никита.
– Не знаю. Кажется, кровь, – с полным спокойствием предположила Лана.
Чем ближе они подъезжали к четвертому этажу, тем громче слышался усиленный эхом дикий хохот и визг, очевидно, принадлежавший группе подростков, собравшихся на лестничной площадке одного из этажей. Когда двери распахнулись и они вышли в темноту неосвещенного подъезда, по внезапно стихшему гаму Никита понял, что они облюбовали для развлечений именно четвертый.
Чувствуя на себе десяток любопытных оценивающих глаз этой дышащей сигаретным дымом и алкоголем черной массы, Никита проследовал за Ланой по коридору к двери ее квартиры. Как только они оказались внутри, дикая оргия, чуть-чуть приглушенная тонкой дверью на слабеньком замке, продолжилась снова. Лана не стала включать свет. Никита даже не успел снять ботинки, когда почувствовал на своем ремне ловкие руки Ланы, присевшей к его ногам.
– Ты с ума сошла! – слабо попробовал возразить он, но услышал снизу лишь приглушенный стон и тихий шепот:
– Господи, как давно я не держала его в руках…
В следующее мгновение он почувствовал холод ее ледяных ладоней, перемешанный с жаром дыхания.
Он поднял ее и быстро расстегнул ей брюки. Когда они упали к ногам, он обхватил ее руками за талию и посадил сверху на свои бедра. Порвав тонкую полоску трусиков, он легко, словно во что-то проваливаясь, проник в ее влажную горячую плоть.
Она билась и извивалась на нем, заходясь в крике и стонах. В коридоре за дверью стало необычайно тихо, словно все находящиеся там настороженно к чему-то прислушивались. Самолетов понял, что все происходящее в квартире прекрасно слышно за дверью.
Смешно путаясь в своих спущенных брюках, с Ланой на бедрах, он от греха подальше проковылял из коридора на кухню и закрыл за собою дверь. Разгоняя толпы тараканов на полу, он добрался до окна и, посадив Лану на подоконник, продолжил начатое, уже не заботясь ни о чем.
Стоя лицом к окну, он видел перед собою трясущееся изображение покрытого снегом спортивного поля, панельные дома на противоположной стороне и горящие в них огни. Неожиданно его взгляд привлек блеск очков под фонарем внизу дома. Очки принадлежали мужчине, остолбенело уставившемуся в сторону их окна.
«Ну нигде нет покоя! – подумал Никита. – Что за городишко!»
– Не так! – словно услышав его, воскликнула Лана, соскользнула с подоконника и, развернувшись к нему задом, расставила ноги.
Никита взял свое продолжение в руку, поводил им между ее истекающих соком ног, а затем направил его чуть выше.
– Можно туда? – спросил он с замиранием.
– Тебе можно все… – со страстным выдохом ответила она.
***
Соорудив стол из двух табуреток, принесенных с кухни, разложив еду и украсив ее бутылкой вина, они устроились прямо у электрического камина в гостиной. Никита разлил вино по простеньким стаканчикам, найденным на кухне, и протянул один из них Лане.
– За тебя! – поднял он тост.
– За тебя, – откликнулась она.
Они чокнулись и выпили терпко-ароматный красный мартини, который с тех пор стал любимым напитком Никиты.
Дальнее путешествие, холод, вино и секс разбудили в нем первобытно-животное удовольствие от поглощения пищи. В какой-то момент ему показалось, что Лана даже приревновала его к еде, хотя сама ела с не меньшим аппетитом.
– Ну, признавайся, – неожиданно спросила она, – кого ты соблазнил без меня?
– Никого, – чуть не поперхнулся Никита.
– Не ври, я же знаю, – убежденно произнесла она.
– Откуда?
– Источники доносят, чем вы по ночам занимаетесь втроем: ты, Юлик и девушка по имени Текила.
– Теперь ясно, что это за источники, – догадался Никита. – Наш друг Юлик?
– Да, Юлик. Он, кстати, недавно приезжал сюда.
– Вот как? А мне он ничего не говорил. Странно. И где же он жил?
– Как где? Здесь. Мы даже спали с ним в одной постели.
Никита почувствовал, как в нем неприятно зашевелилась ревность, но не подал и вида.
– И что, вы с ним даже не трахнулись?
– Не меряй всех по себе. С какой стати мне с ним трахаться, он же приехал к Любе.
– Что-то не верится! Чтобы два таких человека ночевали в одной постели и между ними ничего не случилось?
– Абсолютно! Причем у него всю ночь стоял.
– Откуда ты знаешь?
– Он попробовал ко мне пару раз пристать, но я никогда не предавала таким образом своих подруг.
– А мне всегда казалось, что в любви не может быть друзей, – признался Никита, – и особенно это касается женщин. Я всегда считал, что лучшая подруга предаст не задумываясь, если речь идет о мужчинах.
– Вот и видно, каких друзей ты себе выбираешь. Ты думаешь, Юлик хоть на секунду задумался бы, если бы я ему не отказала?
– Думаю, что нет.
– Я тоже так думаю.
– Бедный Юлик! Похоже, он даже не догадывается, как далеко зашли наши отношения. Он до сих пор считает, что мы просто поделили с ним девчонок пополам и это вовсе не означает, что в следующий раз мы не сможем поделить их по-другому.
– Не считай его глупее себя. Он прекрасно догадывается, во что превратилась наша интрижка, и действует соответственно.
– Что ты имеешь в виду?
– То, в каких подробностях он рассказывал мне о ваших похождениях и особенно как он живописал тебя.
– Что ты хочешь, он же американец! Он ничего не может держать при себе и, как ребенок, не считает это чем-то зазорным.
– Он рассказал мне и про ваш секс втроем. Боже, как ты мог?
Лана отвернулась к окну, и в ее голосе явно прозвучала обида.
– Лана, – попробовал повернуть ее к себе Никита, – ты же понимаешь, что к нам это не имеет никакого отношения.
– Понимаю, – не оборачиваясь, сказала она. – Весь ужас в том, что тебя нельзя даже обвинить в измене. Потому что для тебя это в порядке вещей.
– Дело не в этом. Во-первых, то, что он рассказывал, было еще до знакомства с тобою. Во-вторых, с другими женщинами я был по физиологической необходимости, не вкладывая в это никакого чувства. Это все равно как… – Никита поискал подходящее сравнение – …как почистить зубы или сходить в туалет. Ты же не будешь ревновать меня к унитазу, с которым, поверь мне, у нас тоже очень интимные отношения.
Лана рассмеялась, и в ее голосе сразу исчезли нотки обиды.
– За что я тебя люблю, так это за твое чувство юмора. С его помощью ты можешь вывернуться из любого положения.
Никита внутренне поздравил себя с победой и снова разлил вино по стаканам.
– Давай выпьем за мое чувство юмора и твое чувство, что у меня это чувство есть.
Лана снова хихикнула, глотнула вина, после чего серьезно спросила:
