banner banner banner
Океан между
Океан между
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Океан между

скачать книгу бесплатно


– Вообще-то кроме большого неудобства и чувства испорченной ночи он ничего не испытывает.

– Расскажи, как это было, – с горячим интересом попросила она. – Наверное, ее долго пришлось уговаривать?

– Не очень, – Никита слегка замялся, чтобы точнее сформулировать мысль. – Выяснилось, что девушки ничего так не боятся в жизни, как лишиться девственности, и ни о чем другом так не мечтают. И если ей попадается хороший парень, она ни секунды не задумается.

– Хороший – это какой?

– Тот, который сделает это мягко и ласково, чтобы не привить девушке отвращение к самому процессу.

– А Юлик, по-твоему, хороший парень?

– По крайней мере, он ничего не испортит. Впрочем, завтра увидим, как будет чувствовать себя Люба. Кстати, а как лишилась девственности ты сама?

– Ничего интересного. Я потеряла девственность, вставляя первый раз тампон. Мне было больно, но я его все-таки вставила…

Никита засмеялся, в темноте прижимая к груди забавно мыслящую девушку. Он обожал эти как будто беспредметные разговоры, когда тело расслаблено после хорошего секса, а мысли легки и непринужденно остроумны.

– А что испытывает мужчина, – спросила она, – когда лишается девственности?

– Так не говорят. Вернее, говорят, но это звучит как бред. Получается, что мы чего-то лишаемся. Может быть, применительно к голубым так можно сказать. Но по отношению к нормальным мужчинам это звучит как издевательство.

– А как говорят?

– Э-э-э… лишаются невинности. Хотя тоже спорный вопрос, есть ли в этом какая-то вина.

– Все равно, расскажи мне про свою первую женщину.

– Да чего рассказывать. – Никита не мог без циничной улыбки вспомнить эту историю. – Все было неромантично и глупо. Нас было четверо недорослей на одну проститутку. У троих, в том числе и у меня, ничего не получилось.

– Ты, наверное, сильно страдал? – сочувственно спросила Лана.

– Если бы! Как дурак, целую неделю ходил в школу гордый, циничным взглядом завзятого Дон-Жуана разглядывая наших девочек. Я тогда думал, что вот это и есть секс, хотя у нее там было сухо, как наждачная бумага.

– А сейчас ты стал опытным? Впрочем, чего я спрашиваю. Видно, что да.

– Что, так прямо и видно?

– Еще по твоему взгляду, когда ты посмотрел на меня на перроне.

– Взгляд как взгляд.

– Тебе никто не говорил, что у тебя очень сексуальный взгляд? Я даже почувствовала, как у меня намокают трусики, когда ты меня своим взглядом раздел, а потом снова одел.

Ее слова польстили Никите, хотя он никогда не замечал за собой чего-то особенно сексуального. Конечно, он не урод: ноги не кривые, тело плотное, средней волосатости. Женщины часто говорили, что им нравится с ним спать: они утверждали, что он пушистый и уютный.

– И в сексе с тобой есть что-то непреодолимо привлекательное, – продолжала делиться впечатлениями Лана. – Вот интересно, сколько раз, самое большее, ты кончал за ночь?

– Ну, не знаю, – задумался Никита, – мой личный рекорд в сексе – одиннадцать раз за ночь.

– А разве такое возможно?

– Мне что, свидетельниц приглашать? – засмеялся Никита.

– Не надо. Боюсь, их будет слишком много.

– Не так много, как тебе кажется.

– Надеюсь… Кстати, а сколько любовниц у тебя сейчас? Кроме меня, естественно.

– Ты не поверишь, но нет ни одной, – засмеялся Никита.

– Не поверю, – подтвердила она. – Хорошо, поставим вопрос по-другому: сколько любовниц одновременно у тебя когда-нибудь было?

– Это надо подумать… Вообще, я считаю, три женщины – это предел, как постоянные любовницы.

– Почему три? – удивилась Лана.

– Потому что на большее не хватит ни физических, ни душевных сил. Со всеми же еще поговорить надо.

– Вот как со мною? – подозрительно спросила Лана.

– Нет. Как с тобою бывает очень редко. Ты какая-то простая и понятная, и от этого очень привлекательна.

– Спасибо, так меня еще никто не оскорблял! – воскликнула она и в шутку ткнула Никиту острым кулачком под ребро.

Он прижал к себе ее невесомое тело и почувствовал, как первый червячок желания после недавнего безумия снова шевельнулся у него внизу. Но она отвлекла его от этой игривой мысли новым вопросом:

– А какие женщины тебе нравятся? Например, брюнетки или блондинки?

– Если есть выбор, то брюнетки, а если нет – то пофигу.

– Но я же блондинка!

– А я тебя не выбирал. Нас Юлик познакомил, за что я ему буду благодарен по гроб жизни.

– Увидим… А правду говорят, что мужчинам нравится какой-то один тип женщин?

– Конечно. В каждый момент времени любому мужчине нравится конкретный тип женщины. Вот, допустим, сейчас мне безумно нравишься ты…

Никита погладил Лану по гладкой спине и сделал движение рукой дальше вниз.

– Подожди, подожди, – остановила его руку Лана, – давай еще поговорим. Мне так нравится с тобой разговаривать!

– Может, потом пообщаемся? У нас еще будет куча времени для этого.

Никита нежно взял ее за попу и сделал своими бедрами движение навстречу. Лана глубоко выдохнула, и разжала ноги.

– Давай еще последний вопрос, – произнесла она, прерывисто дыша.

– Ну, хорошо, – сдался Никита в предвкушении того, что последует за ним.

– А по национальности кто тебе больше нравится?

Какой только компот из мыслей творится у этих женщин в голове! При чем здесь национальность? И он отшутился:

– Для меня женщина вообще национальности не имеет – только пол.

– Ну а все же, кого бы ты выбрал в жены?

– Ну не знаю… Либо еврейку, либо хохлушку, либо татарочку.

– Почему?

– Потому что из них получаются прекрасные жены.

– Жаль, что я не попадаю ни под одну из этих категорий…

Они не замечали, что поезд давно уже стучал колесами, раскачиваясь от скорости. Остаток ночи они провели в поисках точек соприкосновения не только в горизонтальном, но и в вертикальном положении, переливая друг в друга мысли и тела. Лишь под утро он забылся коротким и тревожным сном, она так и не уснула.

Питер

Ну что такого необычного в женщинах, что нас так к ним тянет? Ведь уже изучен каждый уголок на их теле и понято устройство головы. Видимо, мужчин всегда будет привлекать это необычное чувство, когда преодолеваешь барьер между двумя незнакомыми людьми, и женщина из чужого человека превращается в близкое и поддающееся тебе существо.

В Петербурге четверо молодых людей поселились в большой двухкомнатной квартире на Московском проспекте в доме с колоннами. Квартира принадлежала родителям Юлика, до того, как они покинули страну, и теперь перешла по наследству к внезапно полюбившему родину сыну. Знали бы они, что их сын изучает географию родины из общения с проститутками на Тверской: Иваново, Владимир, Смоленск и теперь Питер.

Квартира, давно покинутая обитателями, каким-то чудом сохранила жилое тепло, не смотря на некоторое ощущение затхлости: рассохшийся скрипучий паркет, покрытые пятнами обои, кровати с матрасами без белья, пустые гардеробы с упавшими плечиками.

В одной из комнат даже стояло старенькое черное пианино. Увидев его, Лана, не раздеваясь, открыла крышку и вдруг заиграла довольно чисто мелодию песни: «Позови меня в собой, я пройду сквозь дни и ночи…»

– Здорово! – немного ошарашенно воскликнул Самолетов. – Долго учила?

– Я играла на слух, – немного обиженно ответила Лана. – Эту мелодию я услышала первый раз по радио в поезде.

– Да, ладно, – не поверил Никита. – А Мурку можешь?

– Какую Мурку?

– Ну это: «Гоп-стоп! Мы подошли из-за угла…»

– А-а, пожалуйста, – и без остановки и запинки Лана лихо заиграла блатную песню.

В течении последующей четверти часа Никита называл любую песню, которая приходила ему в голову, и Лана безошибочно ее играла.

Юлик и Люба, забравшись с ногами на старенький диван, давно уже откупорили и, посмеиваясь, пили шампанское, несколько бутылок которого они купили по дороге, а Никита, все никак не мог прийти в себя из-за этой странной девушки, которую он поначалу принял за обыкновенную жрицу любви.

Скоро американец и его новая пассия скрылись во второй комнате-спальне, а Никита оседлав венский стул подле музыкального инструмента, издававшего дребезжащие звуки, зачарованно следил за пианисткой.

– Послушай, – наконец спросил он, – в поезде я не поверил ни слову про ваш университет. Мне все же интересно, чем ты занимаешься?

Лана прекратила играть, прислушалась к равномерному, словно метроном, скрипу кровати из соседней комнаты, и сказала:

– Женщине неприлично задавать два вопроса: сколько ей лет и чем зарабатывает на жизнь!

– Ну, а все же? – не отставал Самолетов.

– Вообще-то я работаю ночью проституткой… – она томно заиграла белоэмигрантский романс «Ведь я институтка, я фея из бара....».

Никита сразу понял, что она врет, но все же решил ей подыграть.

– То-то я смотрю, лицо у тебя знакомое.

– Шутка! – Лана захлопнула крышку пианино, – Мне Юлик все рассказал про ваши похождения.

Было ясно, что она имеет в виду их вояж по ночной Москве.

– Всем хорош этот парень, – с досадой буркнул Никита, – если бы не его язык. Все расскажет. Прямо находка для шпиона.

– Да, – усмехнулась она, – он хоть рассказывает только своим друзьям, а ты через свои рассказы – всему миру.

– Дались тебе мои рассказы, – раздраженно воскликнул Никита, чувствуя, как ему неприятно упоминание о его неудачной попытке стать писателем, – Только не говори, что они тебе понравились.

– Очень! В них столько юмора и эротики.

– Ты серьезно…

– Как никогда, – похоже, она была искренна, – Скажи, а много там автобиографичного?

– Почти ничего, – слегка кокетничая, ответил Никита, он всегда говорил это, когда ему задавали подобные вопросы, – это чистое творчество!

– Творчество? Хм. – усмехнулась она, и неожиданно выдала свое критическое заключение, – Разврат это, а не творчество!

– Нет, это творчество, – не сдавался Никита.

– Нет, это разврат! Низкий и грязный.

– А я говорю, это высокое творчество!

– Низкий и грязный!

– А я говорю, высокое и чистое!..

У них чуть не дошло до шутливой драки. Когда они успокоились, она вдруг серьезно сказала:

– Странно, а в тебе такое сочетание совершенно несовместимых вещей. Вчера в поезде, пока ты спал, я сидела и читала твою книгу. Смотрела на тебя и думала – неужели вон тот храпящий голый человек написал все это? Это никак не могло совместиться у меня в голове. Скажи, почему ты начал писать?

– Не знаю, – поморщился Никита, этот разговор все же определенно был ему неприятен, – наверное, человек начинает сочинять, когда его не удовлетворяет окружающая действительность.

– Ты не удовлетворен?