скачать книгу бесплатно
Я крутила-крутила тюбик, проговаривая про себя «пусть будет по вкусу, как жареная курица, пусть будет по вкусу, как жареная курица», наконец, попробовала то, что «наколдовала» – жидкий, прозрачный, безвкусный, холодный гель.
– Тьфу, блин… – я швырнула тюбик еще дальше, чем в первый раз.
– Может, вы меня обратно вернете? Ну что-то не получается у меня конструировать эту реальность. Может, и все остальное не получится.
– Да вернули бы, если бы это так просто было. Давно бы уже вернули, если б знали, что ты такой тупицей окажешься!
– Эй! Женщина, поосторожнее! Это мое слово! Не фиг его использовать!
Она опять замотала головой, и такое разочарование отразилось в ее глазах, что мне ее, а потом и себя, стало жаль.
– Ладно, вставай, пойдем. Будешь учиться в процессе.
– Вот это другой разговор! – я весело подскочила с кровати и тут же упала, будто ноги мои были связаны.
– Что за херня? – растянувшись на полу и больно ударившись подбородком, я подняла голову и обратилась к женщине в белом.
Она стояла, смотрела на меня сверху вниз, как на насекомое какое-то, и презрительно улыбалась.
Я попыталась двинуться, но ни руки, ни ноги меня не слушались. Только голову я могла поворачивать из стороны в сторону и поднимать вверх.
– Да что ж за херота здесь творится!
– Учись думать действенно! Отпусти прошлое! – ответила монотонно женщина.
– Да идите вы нафиг со своими наставлениями, как это, блин, действенно думать? Я двигаться не могу, при чем здесь мои мысли и прошлое? – я пыталась хоть как-то извернуться, чтоб встать, но все безрезультатно. Тело совсем меня не слушалось.
– Что ты хочешь сделать сейчас? – женщина наклонилась ко мне так близко, что я разглядела цвет ее глаз. Они были ужасные: светло-малиновые.
«Это линзы, наверное. Почему я раньше не заметила?»
– Потому что ты вообще замечаешь только то, что касается тебя лично. Примитивная форма поведения, забота только о своей безопасности и о своем питании. Ты действительно как насекомое. Мы очень ошиблись в выборе, – женщина выпрямилась и быстрыми шагами направилась выходу.
– Эй! Вы что? Вы что, прикалываетесь? Я тут одна буду лежать? Эй! Ладно, не уходите, я сейчас подумаю, как надо!
Она больше не оборачивалась. Резко открыла дверь и вышла. Я осталась одна в комнате.
«Да твою ж мать, ну вообще круто! Во что я ввязалась? Да нашла б я эти деньги за ипотеку».
Я потянулась из-всех сил подбородком вперед, наивно полагая, что смогу так хоть немного сдвинуться с места. Попытка не удалась.
«Думать действенно, думать действенно, что за фигня? Как это понять? Я и так всегда думаю, а потом делаю. Сейчас вот просто встану и пойду. Они говорили, что это моя реальность, а значит, управляю всем здесь я! Вот сейчас встану и пойду». Но я не двигалась. Недавние воспоминания о том, что я не могу пошевелить руками и ногами, были сильнее моего 32-летнего опыта движения.
Я лежала на полу в непонятной комнате, в неизвестном месте и плакала. Мне было жалко себя, жалко маму, жалко свою квартиру даже. Я вдруг остро ощутила, насколько же я беспомощна, слаба и одинока. Не конкретно сейчас, а вообще – в своей нынешней жизни.
«Я одна. Всегда и везде одна. И мне неоткуда ждать помощи, а потому и делаю всякие бредовые поступки типа вот этого перемещения. Блин, вот если б была у меня семья, нормальный муж, я сто процентов не влипла бы в такую историю».
И от осознания своей неполноценности я расплакалась еще больше. Руки и ноги все так же были обездвижены, я больше и не старалась двигаться.
«А какой смысл? Чуда не произойдет. Мне никто не поможет, это уже понятно».
Я лежала, уткнувшись лицом в пол, по щекам текли слезы, волосы лезли в рот, хотелось в туалет, к тому же в комнате, как мне казалось, становилось все холоднее и холоднее.
Не знаю, сколько я находилось в таком состоянии, но функции моего организма подчинялись законам обычной вселенной, а значит, если я хотела в туалет, то это желание никуда и не делось бы, пока его не удовлетворить. Это было ужасно. Хуже я себя еще никогда не ощущала. У меня уже была истерика, я кричала, плакала, звала на помощь – все безрезультатно!
И вдруг меня осенило.
«Я могу вот так пролежать еще неизвестно сколько, может, до самой моей смерти. А если так никто и не придет? Что мне от жалости к самой себе и обиды на судьбу? Я только слабею. Эта, как говорил Леша, позиция жертвы, как камень на шее брошенного в воду, только тянет вниз.
Блядь, это же ужас! Я описалась! Я лежу в луже своих слез и слюней! Что дальше?
Сначала я просто не могла двигаться, а как только начала раскачивать эти качели со своей несчастной судьбой – вообще превратилась в инвалида.
Да какого фига? Я не хочу так! Что я смирилась, как будто у меня нет выбора! Не собираюсь я, блин, сдаваться, надо шевелиться! Надо пытаться двигаться! Не лежать, как трупак в морге. Да и если подумать, не могут же вот просто, без причины, взять и отказать руки и ноги, не хочу в это верить! Я не собираюсь подыхать здесь, как овощ! Ни фига у вас не получится!»
Я дернулась со всей силы подбородком вперед, кончики носков оттолкнулись от пола, руки в локтях согнулись, ноги напряглись, и, отжавшись, я легко встала и пошла. Будто и не было никакого онемения, тело было послушным и легким, только рубашка липла к ногам. Я быстрым шагом подошла к двери и открыла ее.
За порогом стояла та самая женщина. Опершись о противоположную стену в коридоре, она рассматривала свои ногти. Когда я появилась, она скривила губы:
– Да уж… Говорю ж, эллины быстрее справляются! Пошли, страдалица! – она взяла меня за руку и повела по темному коридору. Пол был холодный, я шла босиком.
– Эмма, хватит уже. Иди спокойно, не бойся, не простудишься.
Мне не хотелось ей отвечать.
– Природа твоя такова, что только стресс тебя заставляет двигаться. Простейшие животные реакции. Подумай об этом, пока идем!
Я опять ей ничего не ответила. Я ненавидела всех: ее, себя, коридор и долбанную описанную рубашку.
Мы шли молча довольно долго. Коридор был обыкновенный: темный и длинный, по обеим сторонам типичные светлые двери. В конце коридора горел свет.
– Хм, свет в конце туннеля, – с сарказмом сказала я.
Врач не ответила.
«Терпеть не могу, когда на мои неудачные шутки не реагируют. Хоть бы хмыкнула в ответ».
– А зачем? – холодно ответила врач.
– А, да, забыла, вы ж в голову мою без спроса залазите.
– Ну, так не забывай, – мне так хотелось врезать этой врачихе или хотя б подножку подставить, чтобы она растянулась на этом холодном полу.
– Попробуй. Вдруг получится, – я не видела ее лица, но по голосу слышала, что она злобно ухмыляется.
Наконец мы дошли до того, что издалека мне казалось светом в конце туннеля, и остановились. Это была маленькая комната, из которой было три выхода, три двери, ведущие налево, направо и прямо. Эти архетипичные образы не давали мне покоя, сначала свет в конце туннеля, теперь, будто камень на распутье, эта маленькая комната. Мне вспомнилась надпись на камне из сказки: «направо пойдешь – коня потеряешь, себя спасешь; налево пойдешь – себя потеряешь, коня спасешь; прямо пойдешь – и себя и коня потеряешь».
– Эмма, – врач прервала мои рассуждения. – Мы могли бы не мучиться, а сразу дойти до этого места. И веришь, – голос врачихи вдруг стал мягким, – идти по песочку, смотреть на море или на горы, допустим, но, ты ж легких путей не ищешь, да? – сейчас она мне напомнила мамину подругу, тетю Валю. Та всегда приходила к нам в гости с охапкой своих проблем и бед и перед своим уходом, которого ждали все члены семьи, еще и умело развешивала на каждого из нас свои жизненные прогнозы и убеждения.
«Ну да, Эмма, ты ж легких путей не ищешь! Если в институт не поступишь, будешь, вот, как я, всю жизнь с дебилами коротать…» Ну, и все в таком духе.
И вдруг меня осенила такая мысль: «А ведь вся моя жизнь сейчас проносится передо мною! Она зашифрована в словах из прошлого, в воспоминаниях, в каких-то образах. Твою мать, может, оно вот так и происходит? Может, так и проносится вся жизнь перед глазами умирающего, только в зашифрованном виде?
– Да какая ж ты умная. Точно. Все так и есть, – врач развернула меня к себе и приблизилась почти вплотную. Я видела ее непонятно-малиновые зрачки, но, что странно, дыхания ее совсем не чувствовала.
– Да че вы ко мне так близко? – после некоторого оторопения я вырвалась из ее объятий.
– Думала, если в ухо тебе прокричу, ты услышишь.
– Че, совсем уже? – я еще больше отодвинулась от долбанутой женщины и уперлась спиной в дверь, ведущую прямо.
– Эмма, соберись! Выкинь этот бред из головы! Еще раз повторяю, если ты продолжишь жить в своих предрассудках, ты тут через день с ума сойдешь. Откинь все! Забудь все! Тети Вали, коридоры, Гарри Поттеры… Мы сейчас выходим. Ни о чем не думай, иначе мы еще полгода будем бродить по твоей шизофренической фантазии.
Я хотела ей что-то грубое ответить, но не успела. Врач открыла дверь за моей спиной.
8 глава. Допросы и вопросы
– Какой год? – напротив предводителя сидела рыжеволосая девушка лет 30. Руки ее были связаны за спиной, все тело немного наклонено вбок, глаза полузакрыты.
По всему ее виду было понятно, что допросы длятся уже не один час: справа на щеке у девушки виднелась гематома, платье в нескольких местах было разорвано, и сквозь дыры проглядывались ссадины и синяки. Лицо девушки при этом было спокойное, улыбка, которая, как маска, застыла на лице, была показателем твердости характера и убеждений.
– Подними ей голову! – предводитель обратился к пухленькому человечку, стоявшему в углу кабинета. Человечек тут же подкатился к девушке, схватил ее за подбородок и поднял голову вверх.
Глаза ее автоматически открылись, но осознанности в них не было. Тогда мягонький человечек слегка ударил своей крохотной рукой по щеке девушки, потом еще раз и еще, пока, наконец, в ее глазах не затрепетала жизнь. Девушка пришла в себя. Огляделась вокруг и, увидев мужчину напротив, ненадолго остановила на нем взгляд, потом улыбнулась, опять закрыла глаза и откинула голову назад.
– Какой год, я спрашиваю? Ты же знаешь, что отсюда уже не выйдешь! – мужчина говорил спокойно, но от тембра голоса становилось не по себе даже его толстенькому помощнику.
– Мы уже научились отслеживать ваши выходы, еще немного, и вы мне больше не понадобитесь. Мне нужно только начало. Какой год?
Девушка опустила голову и открыла глаза. Она хотела что-то сказать.
Мужчина заметил эти изменения и, обойдя стол, приблизился к девушке. Они с минуту смотрели друг другу в глаза. Это была не борьба, а скорее интерес. Мужчина знал, что ничего не добьется ни допросом, ни другими методами, и девушка это знала, но каждый из них продолжал играть свою роль.
– Мое перемещение произошло 9 марта 2022 года. В качестве преемника я пробуду здесь неделю и вернусь обратно, больше я ничего не знаю…
Ответив, девушка опять закрыла глаза.
– Послушай меня, – мужчина схватил пленницу за подбородок и слегка потряс, она открыла глаза. – Ты знаешь, что обратно уже не вернешься! Рано или поздно он здесь появится, мы его дождемся! – девушка насторожилась, – Вы думали, я не знаю про Эйнштейна? – мужчина громко рассмеялся. Девушка смотрела на него внимательно, теперь в ее глазах появилось удивление. Предводитель тут же почувствовал это.
– Что, хочешь предупредить? Вижу, как мысли в голове забегали, только ты отсюда уже не выйдешь! Не выйдешь! Мне нужно только одно, поэтому я с тобой разговариваю! Только скажи, – мужчина перешел почти на шепот и наклонился к уху девушки. – Скажи мне, когда он здесь появится?
Девушка внимательно посмотрела на предводителя. Улыбнулась и тихо ответила:
– Вы об этом не узнаете. Никто из нас не расскажет. Нам нечем дорожить. Эти жизни и тела не наши. Вы это знаете. А значит, что бы вы со мной ни сделали, вы не причините мне вреда и шантаж тут бесполезен.
Мужчина секунду молчал.
– Сука! – он с размаху ударил девушку по лицу, схватил ее за руку и потащил по полу к окну. И, резко отодвинув гардину, распахнул окно, с легкостью перекинул ее за оконный проем, словно тряпичную куклу, затем наклонился, удерживая ее только за руку, и, смотря прямо в лицо, крикнул:
– Я еще могу все вернуть. Просто скажи год! Мне больше ничего не надо, остальное я сам узнаю.
– Год… – с надменной улыбкой ответила девушка.
Он мгновенно отпустил ее руку. Девушка еще раз улыбнулась и, пролетев 12 этажей, застыла в неестественной позе на асфальте перед входом в здание.
– Сука! – предводитель закрыл окно, задернул гардину и вернулся к столу.
– Убери там! – он обратился к прилипшему к стене пухленькому человечку.
– Еще кто-то есть? – спросил предводитель.
– Да, но они все так же себя ведут, ничего не боятся. Никто не может из них ни одного слова вытянуть.
– Я вытяну. Пускай придет священник. Мы его отправим туда.
– Но… мы ж, если что случится, потом не сможем его вернуть, – пухленький человек мягоньким голосом попытался возразить.
– А он кому-то нужен тут? Тебе нужен? Может, и ты с ним хочешь?
– Я? – человечек слился со стеной. – Я? Нет! Я ж не могу!
– Тогда и не выдвигай предположений! Приведи священника и еще двух преемников. И убери там!
– Да. Сейчас мы все сделаем, – пухленький человек незаметно вышел из кабинета. А предводитель встал из-за стола и, заложив руки за спину, стал динамично ходить взад и вперед по комнате.
– Надо быть готовым… надо быть готовым… надо все подготовить…
***
Я обернулась и тут же зажмурилась от яркого белого света. Со всех сторон что-то жужжало, шипело, пищало. Что-то касалось моих рук и ног ежесекундно. Даже с закрытыми глазами я чувствовала, как сильно обжигает меня свет. Он был какой-то неестественный, разъедающий.
– Дотронься до мочки правого уха!
– Что?
– Дотронься быстро до мочки правого уха! – вдруг разобрала я слова врача.
Я быстро коснулась уха и почувствовала там, внутри самой мочки, что-то маленькое и круглое, как шарик, который появляется, если долго не надевать серьги. Я слегка нажала на него, и тут же свет, шум и прикосновения исчезли. Я медленно открыла глаза и… увидела перед собой женщину.
Место, где я находилась, было похоже на рай в постановке голливудской киностудии. Кругом был только белый свет, и еще эта чертова врач передо мной. Ничего больше не было.
А, нет, вспомнила! Мне еще это место напомнило «Матрицу», первую часть, когда там Нео рассказывают и показывают, как все устроено в новом мире.
– Эмма, присядь, я тебе кое-что объясню.
– Хорошо. Только на что садиться-то будем, на облака? – я не успела договорить, как рядом с врачом появилось огромное белое кресло. Оно было с высокой резной спинкой, обитой таким мягким светлым материалом, плюш, кажется, называется. Подлокотники и подставка для ног у него были из золота (ну, или из того, что на золото похоже). В целом кресло было потрясающее, царское, величественное, наверное, и очень удобное.
«Странно так, когда разрешаешь себе быть сумасшедшей, тебя перестает что-либо удивлять. Появление кресла из ниоткуда, вся эта обстановка, женщина с малиновыми глазами. Страх и беспокойство отступают, как только ты понимаешь, что все это плод твоей больной фантазии».
